Беглянка из Ивагакуре

      — Это что сейчас было?       Сора расчесывала свои мокрые волосы пальцами, сидя на кухонной тумбе. После просьбы Итачи одеться, она ограничилась нижним бельём и тоненькой, полупрозрачной майкой.       — Ничего, — холодно отчеканил Итачи, сидя на стуле и безучастно глядя куда-то в пустоту.       — Ну, да, — скептично отозвалась девушка. — Ты на меня так посмотрел, будто хотел… ну, сам знаешь. Извини, дорогой. Ты, конечно, красавчик и всё такое, но знаешь же, что я по девочкам.       Итачи решил не отвечать. Он всё прекрасно знал, более того, Сора, несмотря на её очевидную привлекательность, никогда не интересовала Итачи. Как, в общем-то, и он её. Они видели друг друга голыми не один раз. В душе, в раздевалке АНБУ, на совместных миссиях. Так уж вышло, что в АНБУ нет гендерного разделения, и непонятно, как ещё за все эти годы не случалось различных конфузов, с этим связанных.       Итачи хорошо помнил день, когда впервые оказался в одной душевой с товарищами по службе. Он был слегка обескуражен тем, как свободно и непринуждённо чувствовали себя и девушки, и парни в неглиже друг перед другом. Итачи было 11. Со временем и он привык.       Сора не была ему другом, но они вместе служили и множество раз прикрывали друг другу спины. Итачи давно её не видел и был крайне удивлён, когда бывшая сослуживица показалась на его пороге. Как выяснилось, Сора давно не жила в Конохе, хоть и служила в АНБУ. После очередной миссии её срочно вызывала Хокаге, и к вечеру она должна быть «на ковре». Одежда, как и сама Сора, была грязная, и она не придумала ничего лучше, как помыться и постираться именно у Итачи.       — Я, видимо, стала участницей какого-то коварного плана, — снова подала голос Сора. — Но знаешь, Итачи, это было очень по-скотски с твоей стороны. Девчонка чуть в обморок не грохнулась, а её сердце отстукивало так, что, наверное, весь квартал колыхался. Ты же слышал?       Да, Итачи слышал. В АНБУ их учили разным необычным навыкам, в том числе улавливать биение чужого сердца. У Кин действительно сильно участилось сердцебиение, Итачи даже испугался за неё. Теперь он тоже думал о том, что повёл себя по-скотски. Это было уже чересчур.       — Зачем ты так с ней поступил? — Не унималась Сора. — Мне стало её жаль…       Итачи не хотел отвечать. Да и что бы он сказал? Что это месть? Нет, он не собирался ей мстить. Что это было необходимо для возвращения чувств? Просто вздор, ведь к Кин они и так уже давно начали возвращаться. Может, ему просто захотелось сделать ей больно без всякой причины? Уже ближе, но об этом Итачи предпочёл бы умолчать. Он чувствовал себя ужасно и никак не мог понять, зачем сделал это. Учиха ничего не планировал, но когда Кин оказалась в его доме, нехорошая идея сама пришла к нему в голову. Наверное, если бы она не услышала звук душевой, если бы Сора очень удачно не подала голос, а после не вышла полуголая, то Итачи вряд ли стал бы устраивать этот спектакль. Всё сложилось само собой: Учиха не стал объясняться, и Кин додумала сама.       — На тебя это не похоже, — продолжала наседать Сора. — И вообще, не надо меня приплетать к своим гнусным делишкам. Я не хочу, чтобы обо мне ходили слухи, как о какой-то легкодоступной девице.       — Я скажу ей правду, — сухо отозвался Итачи. — Чуть позже.       — Чуть позже? — Удивлённо вопросила Сора. — Да ты садист.       И снова Учиха промолчал. Он был по-настоящему раздавлен, но отчего-то не торопился мчаться к Кин и вымаливать прощение. Его одолело гнусное злорадство, которое так и норовило вытолкнуть чувство вины. Он невольно вспоминал все моменты, когда Кин причиняла ему боль, обманывала, предавала и бросала. Итачи вряд ли сотрёт из памяти и из сердца целых два года тоски и разочарования, когда он изменился безвозвратно и навсегда.       — Ты любишь её? — Вдруг возникла Сора, причём очень близко.       Итачи с раздражением дёрнулся и поднял голову. Девушка возвышалась за его спиной и смотрела сверху вниз совершенно безучастно.       Учиха не стал отвечать, не хотел. И Сора, видимо, решила не настаивать.       Она ушла к вечеру, а Итачи погрузился в напряжённые раздумья о том, в кого он превратился. Прежний Учиха Итачи никогда бы не поступил так подло и жестоко даже по отношению к чужому человеку, не говоря уже о близких. Заслужила ли Кин это?

***

      Итачи снова с головой погрузился в работу, но его не отпускали мысли о Кин, как бы он ни пытался. Прошла почти неделя с их последней встречи, а в ушах до сих пор раздавалось ускоренное биение её сердца. Итачи не думал об этом, как о какой-то серьёзной проблеме. Он был уверен, что причина такой реакции Кин была в обычном волнении и в боли, которую ей причинили. Однако зашедший на огонёк Шисуи заставил Итачи посмотреть на всё под другим углом.       — Я переживаю за Кин, — поделился он с другом в его кабинете. — Печать значительно ослабла, это хорошо. Катори виделась с Кин пару дней назад и сказала, что она будто бы стала прежней. Но… кажется, это причиняет ей боль. Физическую боль.       — Почему ты так думаешь? — Озабочено поинтересовался Итачи.       — Катори заметила, что Кин неважно выглядит. Это напомнило ей об их первой встрече: Кин тогда серьезно заболела пневмонией. Была бледной, вся горела, обливалась холодным потом. Сейчас симптомы похожи, но это не пневмония. Что если…       Шисуи не договорил и как-то странно посмотрел на Итачи, который хмуро покосился на него. Этот настороженный зрительный контакт продлился недолго, но Итачи стало не по себе.       — Ибики так и не понял, как именно действует печать, — напряжённо продолжал Шисуи. — И мы не знаем, что будет, когда она исчезнет окончательно. Джирайя-сама говорил, что такую печать можно снять лишь одним способом, но мы не думали об этом в самом начале. Что если, это убивает Кин?       Итачи похолодел от одной только мысли об этом. Он действительно не думал о последствиях, ему было важно лишь вернуть чувства Кин. Но вариант с её смертью он решительно не желал принимать.       — Джирайя-сама сказал, что можно возвращать чувства Кин постепенно, — неуверенно возразил Итачи. — Одно дело просто снять печать, а другое заставлять человека что-то чувствовать и разрушать печать самостоятельно изнутри. Я не верю, что это может убить её…       С каждым словом голос Итачи становился всё тише и неувереннее, и последняя фраза была произнесена практически шёпотом. Шисуи смотрел на друга с нескрываемым сочувствием, но едва ли это утешало. Итачи вдруг поразило страшное осознание, что Шисуи может быть прав, и Кин действительно умирает. И это именно Итачи забил последний гвоздь в крышку её гроба.       — Я остановлю это, — Итачи преисполнился странной решимости и встал.       — Как? — Шисуи тоже поднялся и настороженно посмотрел на капитана.       — В каждой технике есть изъян, — произнёс Итачи.       И он действительно в это верил. Вот только было ли у него время искать изъяны в этой печати?       Итачи не стал ждать ответа Шисуи и уверенным шагом покинул свой кабинет. Он отправился сразу в книжную лавку, но не за тем, чтобы говорить с Кин. Он решил понаблюдать издалека с чисто профессионального взгляда. Итачи был хорош в фуиндзюцу и знал много разных печатей, отмен, барьеров и «симптомов». Печать на сердце Кин была ему незнакома. Она была сложной: комбинация кандзи с формулами и фигурами, которых Итачи ещё не видел. Даже мангеке-шаринган не узнавал символов. Это была какая-то древняя техника подавления и контроля чувств и помыслов, но как она работала, оставалось только гадать.       Итачи обнаружил двоих АНБУ, приставленных к Кин, на крыше здания напротив книжной лавки. Он дал им сигнал отступать. Наблюдение началось, и его вдруг охватило щемящее чувство ностальгии. Он внезапно вспомнил, что уже наблюдал за Кин с этой самой крыши, и не один раз. Здесь он её впервые увидел, когда в лавку пришли бандиты. Здесь он наблюдал за Кин и после, когда ждал окончания рабочего дня, чтобы прогуляться. Казалось, это было в совсем другой жизни. В сравнении с нынешними, те проблемы теперь казались сущим пустяком. Итачи усмехнулся, вспоминая, каким он был в то время благовоспитанным и тонко чувствующим. Сейчас его сердце очерствело. И хотя благородство души и чистота намерений не покинули его, Итачи начал смотреть на мир куда более трезво и реалистично.       Обзор здесь был хороший, и Итачи мог свободно, а главное незаметно наблюдать за всем, что происходит в лавке. Посетителей было немного, всего пара зевак, прогуливающихся возле книжных полок. Сначала Кин не было видно, но через пару минут после начала наблюдения она появилась в поле зрения. Итачи не сказал бы, что её внешний вид или состояние могли вызывать тревогу. Но это было только на первый взгляд. Он присмотрелся и заметил бледную, чуть взмокшую кожу лица, потускневшие волосы, которые должны бы отливать жемчужным блеском, слегка подрагивающие, но замедленные движения рук, пустой и усталый взгляд. Так мог выглядеть человек, который очень устал или подавлен, но Итачи чувствовал, что с Кин происходит что-то нехорошее. Делать какие-либо выводы было ещё рано, поэтому Учиха продолжил наблюдать.       Она безучастно обслуживала клиентов, даже не пытаясь выдавить улыбку. Итачи опять невольно вспомнил их первую встречу: Кин была такой же поникшей и бледной, хотя и более затравленной, чем сейчас. Что ж, с внешним видом всё понятно, но куда важнее было докопаться до сути.       Итачи просидел на краше несколько часов, и за это время менялись лишь редкие покупатели. Кин большую часть времени проводила за кассой, и казалось, будто время для неё вообще потеряло смысл. Она не скучала, не тосковала, не маялась в ожидании окончания рабочего дня. С ней будто ничего не происходило: она просто сидела, стояла и временами пробивала товары. За все эти часы она произнесла от силы слов 10, и то только когда её о чем-то спрашивали. «Когда в продаже будет вот эта или вот эта книга», интересовались покупатели. «Скоро», только и слышали они в ответ, или вообще «никогда». Её состояние походило на летаргию. На самом деле, даже в те далекие времена, когда Кин только появилась в Конохе, она была живее и эмоциональнее, чем сейчас. У Итачи в очередной раз похолодело внутри.       Наконец, время подходило к закрытию, когда на Коноху постепенно начали опускаться сумерки. Кин перевернула табличку, подсчитала выручку, сняла фартук, выключила свет и покинула помещение, после чего закрыла лавку на ключ. Всё степенно, безучастно, на автомате и без всякого выражения. Итачи последовал за ней, перепрыгивая с крыши на крышу. Он ощущал себя глупым мальчишкой, как и в прошлый раз, когда так же следил за ней.       Учиха «проводил» её до квартиры, а после Кин скрылась за стенами своих апартаментов. Итачи ждал, когда в помещении зажжётся свет, но этого не происходило, и ему становилось жутко. Около получаса он наблюдал за окнами и так и не дождался.       Не было никаких проблем в том, чтобы незаметно забраться в квартиру, но Итачи медлил. Ему было не по себе вот так вторгаться в личное пространство Кин, особенно с учётом их нынешних взаимоотношений. Но он понимал, что иначе он не выяснит всей сути происходящего. Итачи отбросил стыд и неловкость и решился проникнуть в тёмную квартиру своей бывшей возлюбленной через приоткрытое кухонное окно.       Учиха притаился на кухне, прислушиваясь. Он надеялся, что Кин сразу пошла в душ, поэтому не включала свет, однако квартиру заполняла оглашающая тишина. Итачи бесшумно прошёл в гостиную-спальню и обнаружил Кин в постели.       Она вроде спала, но Учиха насторожился. Кин завалилась прямо в одежде и обуви и лежала в какой-то неестественной позе: на спине, руки раскиданы в обе стороны, а колени, наоборот, поджаты. Голова была сильно повёрнута к окну, и Итачи удивлялся, как она не сломала себе шею в таком положении. Она дышала ровно, но очень тихо и, казалось, слабо. Учиха осторожно подошёл ближе, неуверенно глядя на девушку, и он не знал, что должен делать.       Было время, когда он частенько наблюдал за тем, как она спит: в путешествии за книжной поставкой, в госпитале, у Имари-сан, в своей квартире, в убежище Шисуи. Но сейчас всё было иначе. Итачи на секунду показалось, что Кин не дышит, и невольно дёрнулся вперёд. Однако она сама резко вздрогнула и беспокойно мотнула головой. Её брови слегка нахмурились в мучительной гримасе, и Кин тихонько застонала. Тогда Учиха решился.       Темно. Просто темно и всё. Пустое и холодное пространство, в котором оглушала тишина. Было душно, воздух густой и спёртый, от давления на лёгкие Учиха густо кашлянул. Через какое-то время тишину разорвал пронзительный крик, и Итачи резко обернулся. Кричала Кин: короткий, звучный возглас, полный отчаяния. Он помчался на звук.       — Умри же! — Раздался низкий, гортанный голос.       — Нет! — Крикнула в ответ Кин. — Тебе меня не убить! Тебе меня не запугать!       — Я и не пытался… Это в тебе, Хэруко. Твой час близок.       — Нет! — Снова воскликнула Кин в отчаянии. — Пожалуйста… зачем?       — Ты снова начала любить его, — спокойно отозвался голос. — Я уже говорил: эта любовь погубит тебя…       — Лжец! — Яростный вопль Кин. — Ты лжец! Нет!       Итачи хотел увидеть её, хотел увидеть человека, который говорил с ней, но в кромешной тьме не мог разглядеть даже очертаний. И шаринган не помогал, это пугало.       — Нет! Уходи! Нет!       Она продолжала кричать, и от этого голоса, полного боли и отчаяния, у Итачи зашевелились волосы.       Его выбросило из её сна так сильно, что он пошатнулся и чуть не упал, но вовремя удержался на ногах. К этому моменту Кин резко проснулась и поднялась на постели, тяжело и быстро дыша. За окном уже была глубокая ночь. Итачи, который считался гением гендзюцу, где время шло совсем иначе, был обескуражен. Он не заметил, что пока был во сне Кин, в реальности прошло несколько часов. Итачи несколько часов стоял возле её постели в оцепенении, будто его самого погрузили в гендзюцу.       Итачи успел скрыться в ванной комнате, и Кин не заметила его. У него у самого сердце колотилось как бешеное после услышанного и увиденного. Значит, Шисуи был прав…       Внутри как-то резко всё опустело. Итачи оцепенел от настигнувшего его озарения. Когда Кин ушла, то жизнь его потускнела, но не лишилась смысла. Внутри себя Итачи постарался отпустить её, он принял решение не искать с ней встречи и просто продолжить жить дальше. Он не знал, жива ли Кин, но её уход был добровольным, пусть и не менее болезненным. Теперь же Итачи понял, что если она умрёт, то всё на свете потеряет для него смысл, что жизнь его превратится в мрачный и однообразный кошмар, что ему останется лишь влачить своё жалкое существование до конца дней, пока долгожданная смерть не настигнет его в сражении или же от естественных причин. Учиха убеждал себя все два года, что сможет справиться с подобной потерей, он действительно справлялся в отсутствие Кин. Но сейчас, когда она снова ворвалась в его жизнь, он не был уверен в силе своего духа. Эта болезненная и мучительная связь приносила ему одни лишь страдания, но именно в этих страданиях он обрёл смысл. Последние недели Итачи отстранился и постарался по-настоящему вырвать Кин из своего сердца. Он не хотел любить её, его израненное сердце слишком утомилось. Итачи поверил в то, что её любовь не вернуть, даже если снять эту проклятую печать. Однако он ошибался.       — Ты снова начала любить его!       Раздавалось в его голове. Но даже если это и не правда, Кин не заслужила смерти. Её жестоко обманули, заманили в ловушку и заставили страдать. Итачи не мог это исправить, но он мог снова попытаться спасти Кин. А там будь, что будет.       Девушка медленно опустила ноги с кровати и всё ещё тяжело дышала. Из окна в спальню проникал слабый свет, и Итачи мог видеть лишь слабые очертания. Но он заметил, что она немного дрожала, её майка пропиталась потом, с лица тоже стекали бледные капельки. Кин пыталась перевести дух.       Кошмар, который привиделся ей, и Итачи не на шутку напугал. Как давно она видит этот сон?       Громкое дыхание Кин звучало оглушительно в глубокой тишине квартиры. Итачи боролся с желанием обнаружить себя и просто обнять её, постараться успокоить. По какой-то причине он всё ещё не хотел показывать ей своего участия, хотя сейчас было самое время. Эта гордость душила его уязвлённое самолюбие, и требовалось немало времени, чтобы её преодолеть.       За дыханием Кин последовал другой, резкий и настойчивый звук: короткий стук в дверь. Итачи насторожился. Он так сосредоточился на Кин, что упустил из виду новоприбывших. За дверью стояли несколько человек, судя по всему, мужчины. Это не понравилось Учихе, но он не успел что-либо предпринять: Кин уже стояла у двери.       Как только она повернула замок, дверь тут же распахнулась, и в неё влетели неизвестные люди. Один из них резко припечатал Кин к противоположной стене за шею, ещё двое встали по обе стороны от него.       — Ну, что, дорогая, пришло время расплачиваться…       Он не успел договорить, потому как Итачи за одну секунду вырубил двоих его спутников, а после схватил незнакомца за шею и куда сильнее, чем это сделал он с Кин, впечатал его в стену возле двери. Рука сжималась на пульсирующей артерии, Итачи чувствовал кислый привкус ярости на языке. Он узнал лицо того, кого желал убить прямо здесь: это был тот бандит, с которым Кин ходила на свидание. Это привело Учиху в ещё большее бешенство.       Незнакомец поднял руки в примирительном жесте, хотя его лицо уже побагровело от давления на шею.       — Я… не… — кряхтел он, — я уверен… мы сможем… договориться…       — Конечно, сможем, — с напускным радушием отозвался Итачи. — В тюремной камере.       Он активировал шаринган, чтобы погрузить преступника в гендзюцу, но случайно заглянул в его мысли. Всего две секунды, а у Итачи уже волосы встали дыбом от ужаса. То, что он собирался сделать с Кин, просто не поддавалось описанию. И это не просто похоть, это вопиющая садистская жестокость. Итачи медленно и обессилено отпустил его шею, и бандит сполз по стене на пол. Хотелось добить его, но Учиха знал, что не имел такого права. Он не решался повернуться и посмотреть на Кин, поэтому безмолвно подал сигнал в участок своим подчинённым. Они должны придти и забрать этих троих, иначе Итачи убьёт всех на месте.       Ждать пришлось минут пять. Учиха был в нетерпении, его раздражало промедление, и он зарёкся устроить своим солдатам хорошую взбучку. Пять минут — это неоправданно много. Итачи расположился в дверном проёме, облокотился спиной о дверной косяк, одной рукой отпёрся на противоположную сторону. Он опустил голову, стараясь собраться с мыслями, всеми силами пытаясь вытолкнуть из головы ужасы, которые увидел в голове подонка. Кин замерла всё у той же стены, и Итачи боковым зрением чувствовал на себе её пристальный взгляд. Она молчала, но вопрос будто повис в воздухе, и казалось, что она вот-вот его озвучит. Но этого не происходило. Пять минут тянулись бесконечно долго.       — Наконец-то, — процедил Итачи, не поднимая головы. — Почему так долго?       — Искали опергруппу, капитан, — спокойно отозвался мальчишка-курсант.       — Позже поговорим, — устало проговорил Итачи и отошёл в сторону. — Этих двоих в общую камеру, а этого… в одиночку. Нам с ним есть, что обсудить. Разбой, нападение. Работайте!       Четверо полицейских быстро управились с задержанными, которые всё ещё были без сознания. Они все исчезли так же быстро и внезапно, как и появились. В считанные минуты здесь снова наступила тишина, и Итачи вернулся на своё место в дверном проёме. Он не готов был уходить, даже если разговор не заладится. Учиха злился, и не только на преступников, но и на саму Кин.       — Что ты делал в моей квартире? — Она, наконец, озвучила повисший в воздухе вопрос, и Итачи горько усмехнулся, не глядя на неё.       Он не собирался лгать и придумывать глупые отговорки.       — Следил за тобой, — сухо ответил он.       Что ещё он мог ей ответить? Да и зачем надо было спрашивать? Неужели не ясно? Кин какое-то время помолчала.       — Зачем? — Равнодушно осведомилась она.       Итачи медленно повернул голову к Кин и холодно взглянул на неё.       — Хотел кое-что проверить, — сухо отозвался он. — И мои догадки оправдались.       Она не сразу поняла, о чем он говорил, однако постепенно осознание отображалось на её лице в виде ужаса. Глаза Кин стали просто огромными, она застыла от потрясения. А после, так резко и внезапно, взорвалась.       — Как ты посмел лезть мне в голову? Как ты посмел влезать сюда? — Она не кричала, но в её дрожащем голосе отчетливо сквозила ярость. — Что тебе нужно?       — Я делаю то, что считаю нужным, — Итачи не хотел быть грубым, но, видимо, привычка говорить с ней именно оправдывала себя.       Кин в долгу не осталась. В её глазах скапливались слезы, а на лице отразилась самая настоящая мука. Она попыталась выпихнуть Итачи из дверного проёма.       — Убирайся, — злобно прошипела она.       Он выпрямился, но не сдвинулся с места ни на миллиметр. Итачи смотрел, как Кин лила слёзы и не прекращала попыток вытолкнуть его за дверь, и внутри всё переворачивалось от настигнувшего волнения. Его мир снова сосредоточился на ней одной после рассеянного метания. Вера в то, что нет ничего важнее, чем быть с ней, вновь завладела его разумом. Внутри что-то слабо сопротивлялось, не желало опять наступать на те же грабли, но этого было недостаточно. Итачи хотел её в своей жизни ещё сильнее, чем прежде. На какое-то время ему удалось заглушить это желание, и это изменило его. Однако сейчас вернулось всё, от чего Итачи так отчаянно бежал.       Кин была не в себе, и пока она в таком состоянии, нормального разговора не состоится. Итачи резко перехватил её руки, покрепче прижал к себе и приподнял, после чего резко сорвался с места, успев захлопнуть дверь. Кин слабо трепыхалась, пока он мчался по крышам Конохи и не обращал внимания на её попытки вырваться.       — Куда ты меня тащишь? — Беспокойно вопросила она, обжигая горячим дыханием его шею.       — Тебе надо проветриться, — спокойно отозвался Итачи.       На этом она замолчала и даже, казалось, перестала вырываться. Учиха понимал, что уводить пленницу за пределы деревни — равно преступлению. Но в данный момент его это не волновало. Итачи пересёк границу поселения и добежал до крутого холма, на который быстро взобрался.       Он отпустил Кин и отошёл к обрыву, устремляя взгляд к распростертому перед ним ночному пейзажу.       — Снова со скалы будем прыгать? — С лёгкой издевкой спросила Кин, и Итачи обернулся.       Неужели в ней ничего не отозвалось на этом самом месте? У него самого колотилось сердце от нахлынувших воспоминаний. Это ведь особенное место для них обоих, но Кин выглядела равнодушной.       — Не будем, — ответил Итачи. — Просто выдохни, и мы поговорим.       — Я не давала своего согласия, — дрожащим от злости голосом проговорила Кин. — Кто сказал, что я хочу с тобой говорить?       — Я не спрашивал, — спокойно отозвался Учиха.       Кин переминалась с ноги на ногу и нервно заламывала пальцы. Она старалась не смотреть на Итачи и оглядывала окрестности. Он видел, как её грудь тяжело вздымалась, как она начала нервничать, и решил задать провокационный вопрос:       — Воспоминания нахлынули?       Кин бросила на него укоризненный взгляд, но, к удивлению Итачи, ничего не ответила. Он чувствовал, что пора всё расставить по своим местам, что эти тяжесть и нервозность в их общении начали его утомлять.       — Ты должна знать, — неуверенно начал Итачи, — что с той девушкой в моём доме у меня ничего не было. Мы служили вместе очень давно. Она зашла помыться и переодеться перед встречей с Хокаге. Только и всего.       Итачи не без удовольствия заметил, что лицо Кин, освещаемое луной, на мгновение прояснилось, показалось даже, что она слегка выдохнула. Видимо, Итачи действительно сделал ей очень больно тем гнусным поступком, потому как через мгновение в глазах Кин застыли слёзы.       — Прости меня, — продолжал Итачи. — Я не должен был так поступать.       — Меня это не беспокоит, — Кин старалась говорить холодно и безразлично, но её голос дрожал. — Делай, что хочешь.       — Не лги, — спокойно возразил Итачи. — В этом уже нет необходимости, ты же сама понимаешь. Я знаю, что происходит, Кин.       — И что, по-твоему, происходит? — С вызовом вопросила она и скрестила руки на груди.       — Печать слабеет, — вкрадчиво начал Итачи, делая короткие и медленные шаги ей навстречу, — чувства возвращаются, ты боишься их и пытаешься давить из себя ненависть и насмешки, чтобы защититься. Ты понимаешь, что происходящее неизбежно, что тебе не убежать от своих чувств.       Итачи подошёл достаточно близко, ожидая, что Кин попятится от него. Но она замерла на одном месте и смотрела ему прямо в глаза с нескрываемым страхом.       — Ты любишь меня, — уверенно заключил Итачи, и Кин шумно сглотнула.       Он слегка коснулся её плеча, но девушка резко отпрянула. Отчаяние в её глазах заставило Итачи поёжиться.       — Чего ты хочешь от меня? — Обессиленного прошептала она, продолжая пристально смотреть ему в глаза. — Хочешь мести? Хочешь раздавить меня так же, как я тебя? Тогда ликуй, Итачи, у тебя получается.       Он в недоумении нахмурился. Она так это воспринимает?       — Я совершал все эти гнусные поступки, чтобы вернуть твои чувства ко мне, — твёрдо возразил он. — Мне было важно только это. Правильно это или нет, не мне судить. Но я не хотел тебе мстить и уж точно не хотел давить тебя.       — Ты хотел заставить меня страдать, признай это, — сквозь слёзы проговорила она.       — Только для того, чтобы сломать печать. Мне не доставляло это удовольствие, уж поверь.       — Да неужели? — Саркастично воскликнула Кин. — А тогда в кабинете? Ты явно был очень доволен собой. Но то, что ты сделал…       — Это было неправильно, признаю, — напряжённо согласился Итачи. — Я был доволен собой не потому, что сделал тебе больно, а потому что преодолел самого себя. Прежний Итачи… не остановился бы, из-за чего бы неизбежно страдал.       — Для чего ты мне всё объясняешь? Я не просила тебя об этом. И ты сам довольно ясно обозначил своё ко мне отношение, когда сказал, что больше ничего ко мне…       — Ками, я же солгал, Кин, — сокрушенно отозвался Итачи и укоризненно покачал головой.       Кин как будто оцепенела, и её глаза расширились от потрясения. Она долго ничего не отвечала.       — А ты, оказывается, изощрённый садист и манипулятор, — наконец, проговорила она.       — Я не хочу оправдываться, — уверенно ответил Итачи. — Многое из того, что я успел сделать, не поддаётся объяснению. Я так долго… злился на тебя. Признаюсь честно, иногда я боролся с желанием сделать тебе по-настоящему больно, так же больно, как делала ты. И поверь, я смог справиться с этим искушением.       — Ох, спасибо тебе огромное! — Желчно воскликнула Кин.       Она была на взводе, но, кажется, пришла в себя. Кин принялась прохаживаться из стороны в сторону, встряхивая руки и стараясь выровнять дыхание.       — Тоби делал всё возможное, чтобы искоренить все хорошие чувства, которые я испытывала к другим людям, — напряжённо начала Кин. — Он каждый раз напоминал обо всём плохом, что мне причинили. Издевательства Шиничи, равнодушие клана, трусость матери, встреча с Учихами, предательство Катори, убийство Дэичи…       Она остановилась и посмотрела на Итачи. В её взгляде не было ненависти и даже укоризны.       — Он пытал меня всеми возможными способами, чтобы напомнить о плохом и заставить забыть хорошее, — тихо продолжила она. — И в какой-то момент я преисполнилась благодарностью за свободу и силу, которые он мне предоставил.       Итачи оцепенел от такой откровенности. Ещё больше его поразило то, с каким спокойствием Кин говорила об ужасах, происходящих с ней в убежище Акацуки.       — Я смотрела на то, как он и его приспешники убивали невинных людей ради достижения какой-то великой цели. Меня не посвящали в подробности плана, я и членов Акацуки-то не всех видела. Но я верила в эту цель, верила в правильность происходящего так свято и глубоко, что ничто бы не смогло меня переубедить. Не было даже мысли о том, что мной управляла какая-то печать. Я искренне чувствовала важность этой миссии и жаждала принять активное участие. Один раз мне довелось одним глазком увидеть извлечение биджу из джинчуурики. Эта была Нии Югито.       Итачи знал об этом. Ибики вытащил этот эпизод из воспоминаний Кин. Они так и не поняли, зачем Акацуки пытались пробудить статую Гедо, потому что сама Кин этого не знала. Но Итачи было по-настоящему больно слышать это.       — Знаешь, что самое страшное? — С вызовом продолжала Кин. — Мне не только это понравилось, я ещё и преисполнилась воодушевлением. Я хотела лично поймать джинчуурики, чтобы меня приняли в организацию. А потом появились вы…       Она снова начала ходить из стороны в сторону, глядя себе под ноги.       — Я помню, что чувствовала лишь презрение к каждому из вас, и мне это нравилось. Я ощущала себя такой свободной, такой сильной. Мне даже не верилось, что когда-то я испытывала к вам хорошие чувства. Я смеялась с ваших попыток вернуть меня, мне было приятно причинять вам боль. Но потом… как-то резко всё изменилось. И меня это злит!       Она со злостью хлопнула себя по бедру и снова остановилась.       — Я не хотела всё это чувствовать, мне было хорошо! — В отчаянии воскликнула она, хватаясь за сердце. — Но страшно не это. Вина… она просто съедает меня изнутри. То, что я делала и то, что я чувствовала — это гнусно. Я не должна была стать такой. Я надеялась получить силу и уверенность, я хотела избавиться от слабой и забитой девочки внутри себя, но он… Я просто ненавижу его за то, что он со мной сделал!       Последнюю фразу она презрительно выкрикнула Итачи в лицо, как будто говорила о нём самом. Её мысли и чувства были сумбурны: просто мешанина из отрывистых воспоминаний. Кин страдала, страдала по-настоящему и глубоко. Опять.       — А моя сестра? — Прошептала Кин в ужасе и отвела взгляд куда-то в пустоту. — Я же всерьёз намеревалась её убить.. ради силы. Я же…       Девушка глубоко вздохнула и шумно выдохнула в попытках придти в себя. Она возвела глаза к небу, а после снова посмотрела на Итачи уже более осознанно.       — Ты ни в чём не виноват, Итачи, — устало добавила она и горько усмехнулась. — Подозреваю, что и Дэичи убил не ты. Тоби ведь тоже был там с самого начала. Он хотел, чтобы я возненавидела тебя.       Учиха был потрясён. Он снова вспомнил тот ужасный день: рука дрогнула, хотела остановиться, но не смогла. В пылу сражения Итачи не заметил присутствия, а, может, это способность Тоби исчезать за миллисекунды. Он даже не знал, как реагировать.       — Думаю, что и Фугаку-сан погиб не от руки Дэичи, — безжалостно продолжала Кин. — Слишком просто и быстро всё произошло. Он стравил всех, потому что ему нужна была сила первого главы Кавасаки.       Кажется, она закончила свою речь и устало опустила голову. Итачи же был обескуражен настолько, что не находил слов. Всё звучало логично и правильно. Что если всё произошедшее — лишь злая воля одного человека, который всё время держался в тени? От этой мысли становилось не по себе. Он вспомнил, какую ненависть испытывал к Дэичи, как хотел его смерти, и обжигающая горечь разлилась по всему телу. Даже стоять было тяжело. Им просто манипулировали, как и Кин. Теперь он жалел о том, что так легко поддался слепой ненависти, что не внял мольбам Кин остановиться и остаться с ней. Кто знает, как бы сложились их судьбы, если бы Итачи был более благоразумен?       — Нет, я виноват, — подал голос Итачи. — Я очень виноват перед тобой, Кин. Прости, что я не слушал тебя, когда была возможность… Я должен был выбрать тебя. Но я ошибся.       Она с неподдельным удивлением посмотрела на него, как будто не верила своим ушам. Итачи выдавил вымученную улыбку в ответ на этот взгляд.       — Ты должна знать, что за эти два года не было ни дня, чтобы я не любил тебя. Каждый день, каждый час и каждую минуту. Когда злился, когда презирал, когда ревновал, когда пытался забыть, когда намеренно делал больно, я продолжал любить. И что бы ни произошло, вряд ли это когда-нибудь изменится.       Итачи стоял на месте, не решался подходить. Эти слова дались ему очень нелегко, ведь он отрицал эти истины слишком долго. Теперь в этом не было необходимости. Что бы ни ответила Кин и что бы она ни предприняла, его чувства останутся неизменными.       — Если ты позволишь помочь тебе, я обещаю, что сделаю для тебя всё. Ты ничем мне не обязана, просто позволь спасти тебя.       Из её глаз покатились слёзы непрерывным ручьём, но не было истерик или рыданий. Кин просто смотрела на Итачи с тоской и отчаянием, которые передались и ему.       — Ты снова стремишься наступить на те же грабли, — обессилено прошептала она. — Я не хочу, чтобы ты снова делал это. Я хочу, чтобы ты был счастлив…       — Я не буду счастлив, если в моей жизни нет тебя, — уверенно возразил Итачи. — Это уже проверено. Я готов спасать тебя каждый раз, когда это необходимо. Но если ты сама не хочешь быть спасённой, то я бессилен. Дай мне этот шанс, и это ни к чему тебя не обяжет.       — Как? — С надрывом вопросила Кин. — Ты не сможешь. Печать исчезает и постепенно убивает меня. Это как прилив… он медленный, но его не остановить.       — Я остановлю, — твёрдо отозвался Итачи и сделал уверенный шаг вперёд. — Уже останавливал.*       Кин замешкалась. Она отвела заплаканные глаза, предавшись размышлениям. После чего, наконец, нашла ответ:       — Я соглашусь при одном условии: если у тебя не получится, ты пообещаешь хотя бы попытаться стать счастливым. Мне неважно, что ты будешь для этого делать. Но ты дашь мне слово и сдержишь его, несмотря ни на что.       Такое условие обескуражило Итачи. Хотелось тут же ответить, что это невозможно, но тогда Кин даже не даст ему шанса. Он задумался. Есть ли хотя бы крошечная вероятность того, что он сможет жить нормально и даже счастливо, зная, как и почему погибла любовь всей его жизни? Это вряд ли. Но ведь Кин требовала не обещания быть счастливым, а попыток стать таковым. Это не одно и то же. Попытаться Итачи не против, но он знал, что ничего не выйдет. В таком случае, сделка имела смысл.       — Хорошо, — наконец, согласился он. — Я согласен попытаться.       В ответ на это Кин сдавленно улыбнулась.       — Тогда по рукам, — ответила она. — С чего начнёшь?       Итачи уже знал, с чего должен начать, и был уверен в этом, как ни в чём другом. Он подошёл медленно и осторожно, так же осторожно положил свою руку ей чуть ниже линии челюсти. Нежная и прохладная кожа, приятная на ощупь и болезненно знакомая. Кин стояла неподвижно, запрокинув голову. Она прикрыла глаза и немного понежилась в этом прикосновении, потерлась щекой о его руку. Так податливо и нежно, что Итачи не сдержал эмоций. Он с чувством прижался своими губами к её сухим губам, уверенный в том, что это и есть, возможно, первый шаг к её спасению.       Кин ответила сразу и без колебаний, и в этот раз всё было иначе. Когда Итачи целовал её в последний раз, то ему казалось, что он целует бесчувственную куклу. Это причинило ему немало боли. Но теперь он точно знал, что его Кин вернулась. Она отвечала на поцелуй, как прежде, немного неуверенно, но с большим чувством, искренне. Итачи не мог справиться с эмоциями, он ликовал и дрожал всем телом от волнения.       В это чудесное мгновение его вера в Кин и в них обоих окрепла, как никогда раньше. Теперь он знал, что не пожертвует ей ни при каких обстоятельствах, даже под страхом смерти.