***
Брюс сидел без дела в холле, апатично глядя на дверь перед собой. На стальной табличке значилось «Фальконе». С момента его прибытия прошло полчаса, и продолжительное ожидание нисколько не помогло растущему замешательству. Он опустил голову. Глядя на бледные, покрытые венами руки, Брюс чувствовал, как лавина запутанных мыслей наводняет его разум. Он понятия не имел, почему оказался в этом месте. Утром он получил письмо: «Дорогой БЭТМЕН, приходи сегодня в 14:00 в ресторан Марони на 32-й улице в одиночестве. София Фальконе». Письмо пришло по адресу пентхауса, а это означало, что кто-то знал. В данный момент Брюсу это совсем не нужно. Человек может выдержать очень многое, но не все. И сейчас он медленно, но неуклонно приближался к критической точке. Чудовищный крик из офиса резко оборвал его размышления, и он дернулся в кресле, пораженный. Он прислушивался добрых пару минут, но не мог ничего разобрать, кроме протяжного женского голоса, смеющихся мужчин и тихих рыданий. Внезапно дверь открылась, и ухмыляющийся азиат в котелке выгнал из комнаты хныкающего коренастого мужчину. Мужчина держал платок на залитой кровью руке, а его рубашка была полностью пропитана потом. Шатаясь, он поспешил прочь, ни разу не оглянувшись. — Передавай маме привет! — крикнула София вслед Джонни, высунувшись из дверного проема. — Следующий, пожалуйста, — сказала она, возвращаясь к столу, в то время как Ягучи вежливо улыбнулся и пригласительным жестом указал на комнату. Брюс нерешительно шагнул внутрь и огляделся. Комната была слабо освещена желтоватыми лучами солнца, прорезающимися сквозь жалюзи. Из-за сигаретного дыма казалось будто в ней лениво плавают облака. Тихо играющий альбом ранних Rolling Stones дополнял картину. Разум Брюса уже подсказывал самые отвратительные сценарии, заставляя тело собраться, мышцы напрячься, а кровь прилить к голове. София улыбнулась ему, будто не замечала его напряжения, и указала на стул перед столом. — Присаживайтесь, пожалуйста, — прощебетала она. Брюс послушно сел и бросил на нее быстрый взгляд, но что-то привлекло ее внимание, и она поднялась со стула. — Ой, погоди… Она подошла к двери и вышла. Двое мужчин, составлявших ему компанию, молча возвратились к настольной игре. Брюс решил сосредоточить внимание на конкретной точке. Ему нужно было сосредоточиться на чем угодно. Он не мог позволить неопределенности овладеть его чувствами, не мог дать понять, что сейчас он в наиболее уязвимом состоянии, чем когда-либо. Если кто-нибудь решит применить к нему насилие, высока вероятность, что он не сможет уклониться даже от дилетантского удара. Он не мог оценить расстояние, скорость, ничего; он воспринимал быстрые движения, как будто они растягивались в замедленном движении, и наоборот. Время больше не было линейным, оно ускорялось и замедлялось. Брюс Уэйн действительно страдал бессонницей. Два долгих года. Не считая редких случаев, когда определенные обстоятельства позволяли уснуть около трех часов ночи, он постоянно бодрствовал. Сейчас Брюс не мог определить, что следует делать и что выйдет из этой ситуации; все, что он мог сделать, это плыть по течению и надеяться, что не утонет. Он моргнул, когда объект, на котором он решил сосредоточиться, внезапно исчез с поверхности стола. Только тогда он понял, что смотрел на капли крови, на которые София побрызгала каким-то моющим средством и тут же вытерла бумажным полотенцем. — Эта проклятая шлюшка все залила кровью, извините, — пробормотала она, закончив мыть стол, и села. — Итак, могу я предложить Вам выпить или что-то в этом роде? — Я бы предпочел не тянуть время, — тихо сказал он. — Ладно, ладно, выглядите недовольным, так что перейдем к сути. Как Вы, наверное, догадались, я знаю, что это Вы одеваетесь как летучая мышь и делаете крутые вещи своим плащом, чтобы поселить страх в сердцах преступников. По крайней мере, раньше, насколько я понимаю. Теперь у Вас больше… неотложных дел, не так ли? — Что вы имеете в виду? — Вот, смотрите. София повернула свой ноутбук, чтобы Брюс мог видеть, что происходит на экране, и запустила видео. Когда все закончилось, Брюс сидел неподвижно, сжав кулаки, и на его лбу выступили капельки пота. Он чувствовал, как сердце колотится в груди, словно желая вырваться из его грудной клетки. — Что за хрень, почему люди так нервничают на этом стуле сегодня? Господи, мужик, перестань капать потом на мою мебель… Послушай, я не собиралась доводить тебя до сердечного приступа, я просто хотела конкретики. София прищурилась и мгновение наблюдала за Брюсом. — Черт, ты действительно выглядишь нездоровым. Что случилось? Я имею в виду, на самом деле? — она поднялась со стула и взяла бумажные полотенца. Челюсти Брюса сжались, когда она вытерла пот с его лица, но он оставался неподвижным. — Так, не надо мне здесь инсультов, — она усмехнулась и села. — Видео так беспокоит? Проблемы со здоровьем? Что? Он не сказал ни слова. Вместо этого устремил взгляд на какую-то далекую точку. — Хорошо, мы поговорим об этом позже. А теперь послушай, это маленькое видео я не выложу в интернет, не волнуйся. Я имею в виду, прямо сейчас. Я знаю, кажется, что у нас маленькая фирма, но уверяю, у нас достаточно человеческих ресурсов. И самое интересное, что большинству этих людей можно доверять. Вот почему теперь только от тебя зависит, будет ли раскрыта эта тайна. Мне кажется, тебе не захочется сделать «камин аут» в таком стиле, поэтому не лучше ли ко мне прислушаться, а? Брюс, наконец, посмотрел на нее, и слегка улыбнулся. — Почему Вы решили, что кто-то будет Вас слушать? Переодеться в Бэтмена и потрахаться на заброшенных складах с парнем-проституткой, переодетым Джокером, — всего лишь одна из сексуальных причуд развратного плейбоя-миллиардера. — О, они поверят, не волнуйся. И знаешь почему? Потому что ты никому не нравишься, Уэйн. Никому не нравится плейбой-миллиардер. Полагаю, никому не нравится и Бэтмен. Такая прекрасная история, хм? Избалованный богатый урод играет в линчевателя и утоляет желание избивать людей сколько душе угодно. Затем он решает сыграть роль Бога и начинает истреблять паразитов, роящихся в подбрюшье этого города, просто потому, что может. При этом погибает пара невинных мирных жителей… Да ты хоть представляешь, сколько убийств тебе приписывают на данный момент? Даже если нет доказательств, люди поверят, потому что захотят. Как Бэтмен ты почти мертв, и теперь я угрожаю тебе, Брюс Уэйн. Так мало нужно, чтобы оставить тебя ни с чем. Брюс глубоко вздохнул и опустил голову, его руки, наконец, немного расслабились. — Чего ты хочешь? — спросил он тихим хриплым голосом. — Я собираюсь дать тебе возможность помочь этому городу еще раз. Видел, как этот мопс выходил отсюда, плача и истекая кровью, не так ли? Это мой кузен Джонни. Его семья управляет Чикаго. Его мама — сестра моего отца, и, мягко говоря, у нее есть причины на него обижаться. И, поверь мне, прямо сейчас она не хотела бы ничего больше, чем бичевать Готэм своей плохо сплетенной сетью наркотрафика и торговли людьми, и кто знает, чего еще. Например, Джонни занимается индустрией детской порнографии. Это не значит, что я возмущена, вовсе нет. По мне, так пусть делают любое дерьмо, пока они делают это подальше от Готэма. — Так что же отличает Вас от других? — У меня есть некоторые, как Вы бы сказали, стандарты. Я осторожна. Например, вы не увидите, как мои люди распространяют наркотики на улицах. Нет, мы нацелены на очень конкретную группу и позволяем мелюзге обслуживать друг друга, пока мы благодушно наблюдаем за ними. Все эти бедные студенты колледжей, которые пытаются приготовить крэк в своих подвалах. Я же импортирую только чистый кокаин и продаю его в модных клубах богатым наркоманам, таким как ты. Ты удивишься, сколько людей из твоего окружения — моя клиентура. Я хитра, поэтому медленно зарабатываю большие деньги, не рискуя провалить дело из-за недовольного сотрудника или привлечь любопытных полицейских. Медленно, вместо того, чтобы быстро разбогатеть самым неприятным образом. Тете это не нравится, она хочет усложнить мне жизнь, продырявив селезенку. И вот тут твой выход. Брюс поднял брови и вопросительно посмотрел на нее. — Знаешь, скоро они нападут на меня, особенно после того, что я сделала с Джонни. Скоро полиция начнет нервничать. Когда город переживает такое затишье, должно быть, довольно скучно гоняться за мелкими преступниками, высматривать, никто ли не нарушил закон, как думаешь? Общий план такой: я и мои соратники устраиваем серию провокаций, помещаем людей тети в однозначные ситуации, а затем ты выходишь из тени и убираешь преступников с моего поля зрения. Отдаете их в тоскующие руки полицейских псов. Затем они, конечно же, вносят залог, псы становятся богаче, тетя становится свирепее, мы становимся еще свирепее, и мы повторяем процесс, пока им не надоест или они не обанкротятся. И тогда мы будем жить долго и счастливо.***
Еще один темный заброшенный переулок. Брюс задался вопросом, в скольких таких местах он побывал с тех пор, как начал эту игру с Джокером. Каждый раз холодный бетон, грубые кирпичи, песок, грязь, пыль, битое стекло, а иначе он и представить себе не мог. Несмотря на то, что он помнил, как все это началось, его собственные причины и побуждения потерялись где-то в пути, и теперь все, что оставалось: непрекращающийся, ошеломляющий ступор, смутные помыслы, тревога и даже страх. Где-то по пути Джокер стал его единственной реальностью. Пока Брюс бодрствовал, Джокер проникал во все мысли, заставляя сон покидать его тело, иссушая с каждым днем. Клоун вытаскивал его каждую ночь, чтобы поиграть в прятки, время от времени награждая, позволяя найти себя, втягивая в головокружительные гонки, уничтожая изнутри, когда он терял голову. В течение двух долгих лет Джокер дергал его за ниточки, как хотел. Он позволял ему спать, будил, являясь в ужасных кошмарах, мягко разрушал неожиданными минутами удовольствия и неожиданными отказами. И с каждым месяцем Брюс все больше терялся. Даже чувство вины постепенно испарилось, оставив одному лишь Джокеру право мучать Брюса. Теперь Брюс смотрел на него, скользил глазами по сгорбленному силуэту. Последнее, что оставалось, — цепляться за соломинку, отчаянно пытаясь найти решение для всего этого. Хотя он знал, что это бесполезно. — Брюси?.. — Джокер склонил голову. — Мы собираемся продолжить или вернемся к тем временам, когда мне приходилось кого-то убивать или хотя бы оскорблять тебя, чтобы ты заинтересовался? Единственным ответом было молчание. Брюс замер, чувствуя, как по спине бежит холодный пот. Он медленно снял маску и перчатки. Глаза Джокера отслеживали его движения, а уголки губ скривились в улыбке. — Значит ли это, что сегодня вечером все будет не так сурово, как обычно? Как прекрасно, мне это как-то надоело давным-давно. — Сегодня мы собираемся поговорить, — пробормотал Брюс под нос, наконец встретившись глазами с Джокером. — Разговор? Тогда… это странно, — безумец поморгал и подошел к нему, глядя с подозрением. — Что на тебя нашло, хм? Джокер положил руки на плечи мужчине, мягко подтолкнув его к стене. — Знаешь, это первый раз, когда ты не приветствуешь меня своей безжалостной бэтменовской яростью. Меня от этого тошнит… но с другой стороны… — он странно смотрел на Брюса из-под приспущенных век, одновременно ласково и хищно. — Давай-ка, сядь, сядь… — промурлыкал он, похлопывая Брюса по плечу, и тот не возражал. Он сел и прислонился спиной к стене, позволяя Джокеру забраться к нему на колени и крепко обхватить его шею руками. — Мы можем позже обсудить все, что захочешь. Сейчас я не в настроении для таких отвратительных извращений. Клоун прижался к кевларовой броне, ласково пробегая пальцами по темным прядям волос. Их глаза на мгновение встретились, прежде чем губы Джокера коснулись лба Брюса, и, тот, к своему удивлению, обнаружил, что немного расслабляется от ощущения знакомой мягкости и тепла. Еще один поцелуй последовал в висок, затем в скулы, веки, нос, подбородок… Он не мог не улыбнуться, когда чмоки сменились облизыванием. — И кто ты у нас сейчас, собака? — весело спросил Брюс, позволяя Джокеру покрывать лицо слюной и жирной краской. Джокер усмехнулся и кокетливо зарычал. — Я просто не могу насытиться твоим красивым личиком, дорогуша. Ты всегда пытаешься прятать его, это меня огорчает. — Разве ты сам не предпочитал маску? — Ммм… маска, говоришь… Ну, в конце концов, надоело. Не важно. — Так что ты будешь делать, когда тебе надоест это лицо? Отрежешь его и заменишь? — Может быть. Ой, боги, ты сегодня и впрямь разговорчивый, Брюси? — Джокер обхватил лицо Брюса обеими руками и жутковато ухмыльнулся, склонив голову набок. Его пальцы в перчатках пробежались по острым скулам, немного размазывая черный макияж. Тихо напевая, он наклонился и нежно прикусил нижнюю губу, а затем толкнулся вперед и просунул язык чуть не до самого горла. Брюс втянул воздух и закрыл глаза в ответ, белый шум внезапно заполнил его голову. Его руки легли на плечи Джокера, изначально намереваясь оттолкнуть, но каким-то образом он обнаружил, что притягивает его ближе, уступая языку, извивающемуся вокруг его собственного. Наконец клоун поднял голову и игриво изогнул бровь в удивлении, но Брюс отвел взгляд. Джокер улыбнулся, закусил нижнюю губу и наклонился вперед, уткнувшись лицом в изгиб шеи Брюса. Вскоре след поцелуев протянулся от подбородка до чувствительной кожи под ухом. Джокер облизывал и всасывал нежную плоть, пока Брюс не начал глубоко дышать. От теплого дыхания и влажного языка клоуна кожа покалывала и горела. Брюс дернулся, когда зубы медленно коснулись мочки его уха, и невольно впился пальцами в спину Джокера. — Это становится все приятнее, — пробормотал Джокер, удивленный его реакцией, и нежно поцеловал его еще раз. Брюсу пришлось использовать все силы, чтобы его разум не распался и не растворился. Руки безумца сомкнулись вокруг него, защищая и присваивая, наполняя Темного рыцаря неописуемым желанием и отвращением. Белый шум в его голове стал еще сильнее, и когда он собирался сдаться, в голове промелькнуло напоминание о том, что он должен сделать сегодня вечером. — Нет, остановись, — прохрипел он, пытаясь отдышаться, и слегка оттолкнул Джокера. — Нам нужно поговорить. Джокер оторвался от него и наморщил брови. — Что случилось, Брюс? — тихо, с горечью спросил он. — Это… Я больше не смогу… — Брюс с трудом сглотнул и замолчал, слова улетучились. — Вот и снова… — Джокер хмыкнул и закатил глаза, барабаня пальцами по кевларовым пластинам. — Что же на этот раз? Альфред сказал, я недостаточно хорош для тебя? Хм? — он принял скучающий вид. Брюс прислонился головой к стене. Он пристально посмотрел на собеседника, собираясь не то зарычать, не то усмехнуться. — Ты понятия не имеешь, не так ли… каково мне… — Ну, ты как-то не часто говоришь со мной о чувствах, дорогуша. Может быть, если бы мы нашли способ обойти этот коммуникационный барьер, если бы ты мог более связно выражаться, вместо того чтобы рычать, тогда, может быть, я бы проникся. Но поскольку все есть как есть, извини, ничего не поделаешь. Брюс горько усмехнулся: — Я не буду плакать у тебя на плече, Джокер. Все это нужно прекратить. Тебе уже удалось полностью сломать меня, можешь расслабиться. — Бла-бла-бла, — Джокер вздохнул и похлопал Брюса по щеке. — Это становится слишком драматичным, понимаешь ли. С тобой что-то случилось сегодня? — Кто-то заснял нас. — Кто-то заснял, что именно? — Как мы… занимаемся сексом. Брюс на мгновение заколебался. Он никогда не называл то, что они делали, сексом. Для него это всегда было чем-то большим, и странно было применять такое слово. — Вовремя. Еще не всплыло в ютюбе? — Прекрати… ты не понимаешь. Люди, которые это сделали… мафия… теперь они шантажируют меня, пытаясь превратить в мальчика на побегушках. Я просто… с меня хватит. Я не спал два года, как следует, благодаря тебе, а теперь это… — О, ш-ш-ш! — Джокер прижал голову Брюса к шее, поглаживая по волосам. — Никто не имеет права тебя огорчать, кроме меня. А теперь скажи, кто именно тебя расстроил, и я ему все объясню. Брюс чувствовал, как последняя линия его защиты растворяется в тепле безумца, мягко прижимающегося к нему, волна дурноты накрывала от осознании того, как сильно тело жаждет этого болезненного комфорта. Он вдохнул запах Джокера, смесь сигарет, пороха и пота, и закрыл глаза. Белый шум полностью поразил его рассудок. — София Фальконе, — тихо сказал он. Брюс не мог поверить, что только что дал Джокеру имя. Это было равносильно тому, чтобы принять методы безумца. Возможно, Бэтмен был почти мертв.