— … И тебе лучше перезагрузить инстинкты самосохранения, дорогуша. Ты что, и правда хочешь заразиться от меня бешенством? — говорил Джокер, поливая дезинфицирующим средством следы укусов на теле Брюса.
Брюс только ухмыльнулся, на секунду задумавшись об этих инстинктах. Ему пришлось признать — в последнее время он полностью уступил опеке Джокера, и его забота казалась такой приятной, такой правильной, такой достаточной, что он забыл о различных опасностях: укусах и других вещах. Впрочем, перспектива подцепить что-нибудь от Джокера не казалась особенно пугающей. Он слушал, как безумец расстроенно бормотал, что раны надо было залечить до того, как они заснули, и мысли постепенно утихли.
Взгляд Брюса продолжал кружить вокруг лица Джокера, анализируя различные детали, тонкие изменения выражения. Изображение немного расплывалось в одну минуту и становилось крайне четким в другую, когда что-то новое привлекало внимание. Иногда их глаза встречались, и он улыбался, а Джокер накладывал еще один пластырь на рану. Брюс был далек от ночного кошмара настолько, насколько мог, хотя все и казалось слегка зернистым, как во сне. Серое туманное утро, просачивающееся в комнату через открытое окно, было настоящим: захватившим Готэм, крадущимся по их дому. Он вспомнил, что сказал вчера вечером. Теперь это был их дом, и мысль об этом его нисколько не волновала. Не сейчас.
Теплая рука выбрала место без синяков и нежно похлопала его по щеке. Джокер приподнял брови и надул губы, проверяя результат своих действий. Он прищурился и прочистил горло.
— Нет, правда, понима-аешь, это именно ты должен быть рассудительным. Я волну-уюсь, — по-родительски сказал он, растягивая слоги.
— На самом деле, зна-аешь, это именно ты не должен волноваться, — ответил Брюс, по-доброму передразнивая его манеру.
Джокер откинулся назад и бросил на него укоризненный взгляд, причмокнув губами. Пружины матраса тихо скрипнули, когда он слез с Брюса и сел рядом с ним; он не сводил глаз с Темного рыцаря.
— Может, да, может, нет. Я просто такой разрушительный, — сказал Джокер, ухмыляясь.
Брюс покосился на него и улыбнулся, хотя стало больно.
— Я и подумать раньше не мог, что ты тревожишься о чем-то.
— Ты хочешь сказать, что на самом деле фантазировал обо мне все эти годы? Думал обо мне в свободное время, представлял разные ситуации?
— Ты бы удивился, как часто, — Брюс усмехнулся и потер лоб рукой.
Он на мгновение закрыл глаза. Джокер обхватил его руками, прядь волос пощекотала шею, а тонкие нервные пальцы собственническим жестом вцепились в плечо.
Это было их утро: болтать ни о чем и обо всем, промывать раны и бездельничать, быть рядом, неохотно отстраняться даже на время, необходимое, чтобы сходить в ванную. Все, казалось, происходило в замедленном темпе, в отличие от скачкообразных движений, из которых в основном состояли воспоминания Брюса; воспоминания о бесчисленных ночах, наполненных страхом и неравномерными всплесками чувств. Теперь чувства наполняли все, не желали уходить, соединяли их вдвоем утешением, спокойствием и чем-то, чему Брюс не знал названия.
Темный рыцарь повернул голову к безумцу. Ему так нравилось смотреть на него средь бела дня. Ему нравилось видеть, как эти проницательные глаза затуманиваются от легкого замешательства при его прикосновении, а затем смягчаются — он не подозревал, что такое возможно для Джокера. Может быть, было что-то извращенное в том, чтобы наслаждаться влиянием, которое Брюс оказывал на него с помощью простого жеста, может, даже в этом было что-то болезненное. Прямо сейчас мысли о том, кем был этот человек на самом деле и что он совершил, только посылали волны странной тоски по телу Брюса и жажду как-то нейтрализовать ее, почувствовать, как она тает.
Он притянул Джокера к себе, крепко обнял. Это был их новый путь, и он помогал обоим гораздо лучше, чем старые утомительные способы. Одно движение — и тихий монстр сомнения, обитающий внутри Брюса, свернется и засохнет. Одно прикосновение — и кипящее едкое вещество, которым обычно был Джокер, утихало, смягчалось тем больше, чем крепче Брюс держал клоуна. Были мгновения удовлетворения от этих маленьких побед, но довольно скоро Брюс перестал желать победы. Он просто сжимал Джокера в объятиях, пока они оба не начинали чувствовать себя безобидными, незащищенными, забывая о давнишних следах, о старом пути.
— Какие безумства мы наметили на сегодня? — спросил Брюс, все еще крепко обнимая Джокера.
— Ну, ммм… — клоун устремил взгляд в какую-то далекую точку, словно обдумывая вопрос. — Мы идем куда-то завтракать (это безумие, если ты спросишь меня об этом), а потом мы просто, понимаешь ли, плывем по течению и в какой-то момент — та-дам! —покупаем эти проклятые простыни. Я уже в восторге, — прощебетал он и преувеличенно закатил глаза.
— Ну, я уже от этих планов не херово так окаменел, — Брюс тихонько рассмеялся и, прислонившись к стене, закрыл глаза.
Джокер ахнул и шлепнул его по голове, заставив Брюса приоткрыть глаза и бросить на него возмущенный взгляд.
— Что за выражения, — сказал клоун и обхватил лицо Темного рыцаря ладонями, критически разглядывая синяки. — Теперь давай, начинай ко всему относиться позитивно. Это прекрасный день, как видишь, так что просто наслаждайся красотой. Будь бодрее, будь позитивнее; мы отправляемся за новыми простынями, — последнее предложение он почти пропел. — Я сделаю тебе макияж, прежде чем мы тронемся в путь, хм? Тебе нужно немедленно почувствовать себя лучше.
— Надеюсь на это, — Брюс вздохнул.
Он уже чувствовал себя довольно хорошо, он даже мог бы поспорить, что более подходящим выражением было «он чувствовал себя прекрасно», и знал, что Джокер это знал и даже разделял его состояние; хотя об этом не стоило упоминать.
— Ты же не хочешь, чтобы кто-нибудь узнал, что ты сейчас страдаешь от домашнего насилия, не так ли? — Джокер ухмыльнулся и поспешил в ванную, вскоре вернувшись с пригоршнями косметики. — Это было бы некстати, — пробормотал он, усаживаясь на кровать рядом с Брюсом.
Мужчина улыбнулся, и Джокер улыбнулся ему в ответ хищной, но нежной улыбкой, прежде чем начать замазывать его синяки.
— Что мы хотим на завтрак? — тихо спросил Брюс, все еще улыбаясь.
— Блины.
— Звучит не очень безумно. Но я все еще каменею.
— Когда ты увидишь метрдотелей этого ресторана, ты запоешь по-другому. Безумие, говорю тебе, — Джокер наклонился и понизил голос до заговорщического шепота.
В комнате на мгновение стало немного светлее, благодаря случайной полосе солнечного света, пробившегося сквозь густые облака. Глаза Брюса скользили по торсу Джокера, останавливаясь на некоторых шрамах, в то время как безумец продолжал старательно наносить макияж, напевая что-то себе под нос. Брюс не возражал против уколов боли от прикосновений, ему это вроде как нравилось, словно это было прекрасным подтверждением того, что он на самом деле здесь и что Джокер на самом деле с ним. Это было все, что имело значение в данный момент.
Не задумываясь, он потянулся, чтобы прикоснуться к некоторым из оставленных им шрамов, разглаживая неровную кожу кончиками пальцев, лаская ее. На секунду он почувствовал что-то странное, разрываясь между желанием, чтобы они исчезли, и желанием проникнуть глубже, чтобы обжечь Джокера. Но это можно было сделать и без крови, и Брюс осознал это, когда Джокер взглянул на него. Он все еще казался удивленным каждый раз, когда Брюс тянулся к нему самостоятельно, и Брюс поймал себя на том, что снова хочет увидеть больше этого испуга, но другая часть его самого заставила руку коснуться светлых волос и успокаивающе их поглаживать. Уголки рта Джокера дернулись, и он закусил нижнюю губу, улыбаясь.
Он наносил последние штрихи макияжа, и как только закончил, схватил Брюса за руку и поцеловал следы веревок на его запястье.
— Одевайся, одевайся, — пропел он и вскочил с кровати.
Брюс повернул голову, ища свою одежду на полу, и начал медленно поднимать ее, пока Джокер рылся в своих рубашках.
— Мои штаны все еще влажные, — сказал Брюс, переключаясь на дела.
— Ты не сказал, — ответил Джокер. — Возьми мои. Они тебе подходят, да?
Брюс надел брюки Джокера в тонкую полоску и потянулся за футболкой. На ней были пятна засохшей крови. Он вздохнул, пытаясь соскрести их ногтями, но пятна остались, поэтому он просто пожал плечами и все равно надел ее, решив спрятать пятна под курткой. Безумец же натянул первую попавшуюся рубашку, штаны и подтяжки и направился в ванную.
— Пора стать шикарным, — объявил он.
Брюс улыбнулся и пошел за ним, но не потому, что хотел посмотреть, как Джокер работает над шрамами. Было естественно находиться там, где был он.
Джокер, должно быть, думал то же самое; он открыл шкафчик и одобрительно улыбнулся.
Брюс сел на край ванны и не отрывал глаз от пальцев, намазывающих гель для бритья на покрытые шрамами щеки, а затем от точных движений опасной бритвы. Шли минуты, и наконец Джокер приступил к основной задаче. С каждым слоем жидкого латекса и макияжа он превращался в человека, которого Брюс видел пару дней назад, когда Джокер притащил в дом пакеты со спиртным. Эффект был безупречным, но, похоже, весь процесс не требовал усилий со стороны Джокера: он просто продолжал привычное дело, и движения обычно беспокойных рук были ровными, будто он занимался этим всю жизнь.
Джокер напевал какую-то странную мелодию, Брюс чувствовал, что знает ее, хотя в исполнении безумца она звучала как-то жутковато.
Брюс сжал пальцами край ванны; тот был жестким и холодным, напоминая, что все это реально.
То, что он сказал вчера вечером, было реальным. То, что они собирались сделать, было реальным. Они были реальными.
Джокер закончил прихорашиваться перед зеркалом и с улыбкой повернулся к Брюсу.
— Ну, как тебе? — спросил он и указал на свое лицо, высунув язык.
— Ты мне больше нравишься без грима, — ответил Брюс, и понял, что сказал лишь пару мгновений спустя. Он усмехнулся и опустил голову, слегка покачав ею, но Джокер положил руки ему на плечи, наклонился и поцеловал в волосы.
— Лесть приведет, куда угодно, — промурлыкал он и, взял Брюса за руку, осторожно потянул, чтобы заставить встать.
Выходя из ванной, Брюс мельком увидел себя в зеркале: синяки были полностью замазаны, и о вчерашнем дне напоминали только пластыри под нижней губой и на шее.
По его телу прокатилось тепло: он помнил острые зубы и вкус слез; он посмотрел на Джокера, ощущая прилив жара в животе, и последовал за ним к двери.
Они снова оказались в полутемной комнате; облака, казалось, стали еще гуще, загораживая солнечный свет. Джокер взял с пола сливовый жакет и коричнево-фиолетовый галстук с ромбами, надел жакет, не застегивая, и сосредоточился на галстуке. Брюс ухмыльнулся. Он подошел к нему и схватил клоуна за руки.
— Ты опять испортишь узел, — тихо сказал он, приподняв одну бровь, и завязал Джокеру галстук, создавая идеальный узел несколькими быстрыми и точными движениями.
Он поправил дело рук своих и взглянул на Джокера, который, казалось, был одновременно глубоко оскорблен и искренне позабавлен. Брюс только улыбнулся.
— Что означает «испортишь»? И почему опять? — спросил Джокер немного обиженно. — Ты… ты… — он надулся и начал застегивать жилет. Но подумав, мягко уточнил: — Значит, ты обращал на меня внимание раньше, на все эти мелочи, не так ли?
— Когда мелочи — это все, что у тебя есть, поневоле обращаешь на них внимание, — сказал Брюс, уголки его губ слегка кривились. Он дотянулся до нижней пуговицы жакета Джокера и расстегнул ее. — Если хочешь быть шикарным, оставь расстегнутой, — его руки задержались, рассеянно сминая ткань.
Джокер пронзительно хихикнул и подошел к Брюсу на шаг:
— Я становлюсь серцеедом, — сказал он, все еще смеясь. — А ты-то сам всегда оставляешь последнюю пуговицу расстегнутой, да?
— Да. Я должен быть самой большой жертвой моды в этом городе, — руки Брюса скользнули под ткань.
Его пальцы играли с зажимами для подтяжек и блуждали по рубашке Джокера. Он не особо задумывался о том, что делал. Джокер придвинулся еще ближе.
— Нет, нет, не надо, — полушепотом сказал он.
Брюс дотянулся до лица мужчины и кончиками пальцев разгладил макияж на его скуле; другая его рука лежала на пояснице.
Джокер прищурился, склонив голову:
— Что теперь, мой макияж тоже не хорош? Хм?
— Только слегка.
— Ты как идеальная жена, понимаешь? — безумец улыбнулся, и Брюс снова ощутил этот прилив жара в животе, когда посмотрел ему в глаза.
Все вокруг было серым и холодным, кроме того, что у них было прямо сейчас. Его пальцы скользнули по задней части шеи Джокера, а другая рука обняла за талию, притягивая к себе. Мягкие руки медленно скользнули по бокам, и вскоре Джокер крепко обнял его, продолжая улыбаться. Они не отводили взглядов друг от друга.
Брюсу было достаточно этого, чтобы утонуть в тепле, и он не переставал удивляться, как мало Джокеру надо сделать, чтобы все тело Темного рыцаря начинало покалывать. Пальцы впились ему в спину, и Брюс наклонился, желая поцеловать клоуна, но не был уверен, сможет ли остановиться на этом. Его губы коснулись лба Джокера, затем его виска, а руки начали блуждать по узорчатой рубашке. Знакомый белый шум затуманил мысли на секунду, когда Джокер притянул за волосы и, облизнувшись, поцеловал. Очень нежно, будто пытаясь не причинить вреда, но Брюс уже забыл о боли.
Они приближались друг к другу, пока тела не прижались очень крепко. Язык Брюса скользнул внутрь рта Джокера, двигаясь медленно, но настойчиво, и Джокер ответил томной лаской, столь непохожей на его обычную резкую манеру поведения. Руки крепко обнимали безумца, словно защищая. Брюса охватило странное чувство, гораздо более сильное, чем вожделение. Эйфория.
Джокер прервал поцелуй и пробормотал что-то о рассудительности, слегка запыхавшись, мягко погладил пластырь под губой Брюса. Он не отодвинулся слишком далеко, между ними было всего несколько дюймов, а руки Темного рыцаря все еще обвивали шею и талию, тот лишь откинулся назад, чтобы лучше рассмотреть клоуна.
Брюс усмехнулся; Джокер буквально светился, несмотря на то, что его взгляд медленно обретал обычную ироничность.
— Да… София была права, — весело сказал Брюс.
— В чем?
— Говоря о твоих масляных глазах и девичьем румянце.
Джокер фыркнул:
— Что-о-о?!
— Ты не помнишь? — Брюс ухмыльнулся, играя с волосами Джокера.
— В гоу-гоу клубе? Нет, нет-нет, — Джокер задумчиво закусил нижнюю губу, — Я собираюсь немного поговорить с этой рестараторшей, рассказать ей кое-что о девичьем румянце.
— При условии, что она еще жива.
— Лучше ей быть живой, — безумец отступил на шаг и усмехнулся, — Если нет, я просто пойду на ее похороны и повеселюсь, может, даже отпраздную поминки, и я ожидаю, что ты пойдешь со мной.
— Если тебя это утешит, непременно, — Брюс приподнял бровь. — Знаешь, а ведь она привезла тебя домой той ночью.
— Я думал, это был ты.
— Нет, она сказала, что я опять займусь с тобой некоторыми выматывающими занятиями.
Джокер на мгновение задумался.
— Итак, она вводит мне наркотики, оскорбляет, приносит воду, обезболивающие и укладывает в постель. Почему мы не можем ее убить?
— Потому что она может быть уже мертва.
— О, да!
Джокер почувствовал урчание в животе и слегка наклонился:
— Гм… Из дальнего округа получено известие. Мы должны позавтракать, дорогуша.
Он обнял Брюса за шею и поцеловал его еще раз, как можно нежнее.
— Давай, давай, — пробормотал он и, схватив Брюса за руку, потянул его к двери, похватывая по пути куртку со стула.
Еще одна полоса солнечного света осветила комнату на секунду, прежде чем они ушли.
***
На улице было холодно и ветрено. В тот момент, когда Брюс оказался окруженным холодным воздухом и блеклым солнечным светом, он осознал легкую болезненность в мышцах, колющие уколы боли, когда ткань одежды задевала царапины, и общее нежелание возвращаться. Возвращаться в мир безграничных возможностей и рисков.
Пытаясь избежать подобных мыслей, он посмотрел на Джокера; безумец улыбался ему и сжимал плечо, пока они медленно приближались к границе его территории. Безлюдные темные переулки медленно переходили в такие же темные, но населенные районы. Они прошли мимо нескольких спящих бродяг, и Брюс мог поклясться, что видел слегка разложившуюся женскую руку, торчащую из-под груды мусора, но не то чтобы он не привык к такому; не то чтобы он мог что-то с этим сделать. И не то чтобы он мог заставить себя волноваться в данный момент.
Джокер вздохнул и молча схватил его за руку. Простой человеческий жест ободрения. Это было неуместно, но это было именно то, в чем оба нуждались, и чем дальше от дома они находились, тем больше ощущали это. То, что между ними было, что они выбрали, едва зарождалось: уязвимое, склонное к повреждениям; и они знали это, они чувствовали.
Пальцы Брюса переплелись с пальцами Джокера. Темный рыцарь смотрел на тротуар, скользя взглядом по кучам мусора, мимо которых они проходили. Его хватка усилилась; он шел по переулку с Джокером, держа его за руку, проходя мимо мертвых проституток и умирающих бродяг. И все было идеально.
Он почувствовал легкую тошноту и странное гудение в голове.
— Понимаешь… Мы не становимся лучше, да? — спросил Джокер, усмехнувшись.
Брюс посмотрел на него. Звук его голоса немного отрезвлял.
— Но мы прямо там, где должны быть, — продолжал клоун. — Мы не хотим быть больше нигде, верно? Все стало правильным.
— Да, мы не хотим. И нам не надо, — тошнота прошла, и Брюс выдохнул. Воздух вышел белым облаком.
Джокер отпустил руку и обнял его за шею. Некоторое время они шли так в тишине. Пока их никто не мог увидеть, Брюс на секунду остановился и поцеловал Джокера в висок; это было похоже на последний украденный момент. Брюс отстранился, и они оба вышли на главную улицу.
***
Официанткой в захудалой закусочной, в которую они зашли, работала пожилая, невероятно сухая и тощая женщина с темно-бордовыми волосами. Как только Джокер появился во входной двери, она запустила в него зажигалку с сердечным: «Пошел вон, Мелвин!»
Но безумец с изяществом увернулся и спокойно подошел к столику. Брюс наблюдал, как зажигалка приземляется у его ног, словно в замедленной съемке, и рассматривал женщину, но она не обращала на него никакого внимания. Она буравила глазами Джокера. Брюс последовал за ним и сел.
Единственными посетителями, кроме них, оказались трое молодых людей в другом углу; вероятно, студенты колледжа, казалось, не очень общительные и потягивающие свой десятый кофе.
— Сказано тебе, убирайся отсюда, сволочь, — пробормотала женщина из-за стойки.
— Я уйду, но ты знаешь, что для этого нужно, Аннабель, — ответил Джокер с усмешкой и послал ей воздушный поцелуй.
— Так с чем ты хочешь проклятых блинов на этот раз? — сурово спросила она.
— Сделай безумное предположение.
— Как всегда чертова черника? А ты, красавчик? — спросила она Брюса, ее голос потерял мрачность.
— Думаю, то же самое, — сказал Брюс, самодовольно улыбнувшись женщине. Когда официантка ушла, он посмотрел на Джокера, приподняв одну бровь: — Мелвин?..
Джокер пожал плечами:
— Да, Фрэнсис? — отозвался он, посмеиваясь.
Брюс оперся руками на слегка липкую, клетчатую пластиковую скатерть и откинулся на спинку стула.
— Почему она так зла на тебя?
— Вообще-то раньше я был ее любимым клиентом, но несколько недель назад этот еврей, один из жеребцов Софии, приходил сюда с друзьями. Предлагал незаконные услуги.
— Например?
— Ну, знаешь… «крышу» за часть выручки. Я не могу представить, чтобы они на самом деле пытались здесь зарабатывать, здесь так жарко, я думаю, им просто понравилось это место. Так что я просто сидел в углу, пил кофе и весело наблюдал за ссорой. А Аннабель не оценила, что я смеялся в такой тяжелый для нее момент. Не следовало хохотать так сильно, да? Но я не мог сдержаться. Я немного посмеялся и ушел. И с тех пор, ты слышал, как она меня зовет? Сволочь. — Джокер вытащил из кармана пачку сигарет и сунул одну в рот. Он зажег ее и задумчиво затянулся. — Но я все еще оставляю ей достаточно чаевых, и она все еще обожает меня.
— Да, я заметил, — Брюс криво ухмыльнулся Джокеру, глядя на дым сигареты.
Он ни на секунду не поверил, что Мелвин могло быть настоящим именем Джокера, или что завтраки в этом кафе были частью дневной жизни законопослушного гражданина, который ночью надевал свой злодейский костюм и отправлялся на охоту, как это делал Брюс. Все сводилось к именам и гриму, а такие вещи никогда не определяют так называемую правду. Тот факт, что он был самым известным гражданином Готэма и Бэтменом одновременно, и тот факт, что он сейчас сидел в забытой Богом закусочной с серийным убийцей, ожидая блинов, были не более реальными, чем латекс и макияж. Как ни странно, сейчас имело значение только то, что они были вместе, и Брюс чувствовал себя комфортно в сюрреалистичности происходящего, как будто это единственное, что позволяло ему быть самим собой, что бы это ни значило. Это было правильно.
Некоторое время они сидели в тишине, слушая из динамиков блюз 60-х — Too Many Fish In The Sea. Джокер наклонился и усмехнулся.
— А ведь мы живем в аквариуме, — тихо сказал он.
Брюс прищурился:
— И некому менять воду.
Прибыли их блины. Аннабель поставила тарелки на стол и бутылку шоколадного сиропа перед Джокером.
— На сладкое, и не хныкай, ублюдок, — прорычала она и пошла назад.
— Где мой кофе? — разочарованно спросил Джокер.
— Еще не успела помочиться в него, — крикнула женщина из-за стойки.
Вскоре она вернулась к их столу с кофейником, двумя чашками, несколькими пакетиками порционных сливок и стиками сахара. Она разложила все это на грязной скатерти и пробормотала под нос что-то вроде:
— Надеюсь, заработаешь язву желудка, наслаждайся.
Она быстро взглянула на Брюса и уже собиралась уйти, но что-то должно быть щелкнуло в ее голове, и она остановилась:
— Эй. Разве ты не… — она указала на Брюса и нахмурилась. — Ты выглядишь, как тот идиот Берт Уэйн, лицо один в один… хотя и худее.
Брюс одарил ее самой глупой улыбкой, какой только мог:
— Хе-хе, да, я это часто слышу, — сказал он весело, не теряясь ни на секунду; не то чтобы он никогда не попадал в такую ситуацию, когда выходил в город анонимно.
— Если мы когда-нибудь встретим этого парня, мы подправим его мордашку, чтобы никто больше не путал с ним Фрэнсиса. Это возмутительно. Он намного симпатичнее Уэйна, верно? — Джокер успокаивающе улыбнулся Аннабель.
Женщина отступила назад и оценивающе посмотрела на Брюса:
— Согласна, — она захохотала, обнажив кривые зубы. — Так это твой милок? Вы двое геи или что-то такое?
— Да, да, дурочка, — Джокер причмокнул и отмахнулся от нее.
Она пошла обратно к стойке, бормоча что-то неразборчивое. Брюс собирался что-то сказать, но внезапно его телефон зазвонил.
Он вытащил его из кармана и прижал к уху:
— Здравствуйте?
Джокер прищурился, пытаясь прислушаться к разговору. Брюс мало разговаривал, в основном задавал вопросы и неохотно соглашался на что-то, а через пару минут повесил трубку. Темный рыцарь был немного сбит с толку.
— Кто это был? — спросил Джокер.
— Моше Ниссенбаум.
— Еврей, верно? Это его имя?
— Да. Он хочет, чтобы я был в каком-то месте сегодня днем, и он сказал, что у Софии разрыв селезенки, но она выживет. И поблагодарил меня за оказанные услуги.
— Видишь? Они тебя благодарят, как мило, — Джокер схватил бутылку с шоколадным сиропом и нарисовал на блинах Брюса сердечко, заставив и его улыбнуться.
— Ешь блины, Фрэнсис.
Брюс усмехнулся и покачал головой:
— Как скажешь, Мелвин.
