***
Джокер ничего не сказал, даже не прикоснулся к Брюсу. Клоун просто сидел рядом с ним и смотрел: на пальцы, впившиеся в собственное тело, потому что Темный рыцарь обхватил руками живот, на растрепанные волосы, на покрасневшую кожу вокруг закрытых глаз, на слегка приоткрытые губы, на блестящие струйки слюны, стекающие изо рта, когда Брюс продолжал хихикать. Джокер не хотел резко вытаскивать его из этого состояния. Он знал, что Брюсу нужно побывать во всех уголках памяти и поглотить столько боли и грязи, сколько он сможет. Это должно было случиться. Это должно было быть больно. Это должно было стать его личным испытанием. Но Джокер, хоть и не тревожил Бэтмена, был рядом, чувствуя, как его собственные внутренности болезненно скручиваются. Он ждал, пока смех прекратится, но тот, казалось, длился и длился, приближая Брюса к опасной пропасти, о существовании которой тот даже не подозревал. Наступил миг полной тишины. Отрезок времени растянулся сверх предела, пока не начал кровоточить чем-то зловещим, темным и бурлящим. Джокер наклонился, наблюдая, как веки Брюса медленно поднимаются, и попытался увидеть зеленоватую радужку. Белки глаз Бэтмена были покрасневшими, покрытыми паутиной крошечных красных прожилок. Взгляд был мутным. Прошла еще одна мучительная минута, прежде чем Брюс обернулся к Джокеру. И продолжал смотреть на Джокера, кажется, целую вечность, пока он не засомневался в решении оставить все так, как есть. Пора заняться кровопусканием. Джокер потянулся, чтобы коснуться щеки Брюса. Тот был холодным и мокрым от пота, болезненно бледным. Пальцы в перчатках скользнули вниз, обводя острую скулу, нежно прижимаясь к изрезанным губам и вытирая струйку слюны с подбородка. Проблеск сознания, казалось, лениво промелькнул в глазах Брюса. Уголки его рта едва заметно дрогнули от этого жеста, и Джокер почувствовал, как заледеневшие вены начали оттаивать. Тепло распространилось по животу, а потом и по всему телу, по каждому квадратному дюйму тела. Джокер придвинулся еще ближе. Глаза Брюса оставались закрытыми. Джокер обнаружил, что для него уязвимость Темного рыцаря так притягательна! Он обнял Брюса за плечи, наклоняясь, пока они не прижались друг к другу. Не совсем уверенный в том, что надо делать, Джокер обнял Темного рыцаря, а потом его руки задвигались по всему телу, растирая, прижимаясь, пытаясь отогреть холодную кожу. Джокер ощущал, насколько Брюс озяб, несмотря на разделяющие их слои одежды, он все еще чувствовал запах страха и адреналина и его кислый вкус, когда неуверенно прижимался к губам. Это знание не поступало от органов чувств, оно просто было; уверенность в чем-то невысказанном. Дерганые неловкие движения медленно уступили место безмолвным объятиям. Прижавшись щекой к шее Джокера, Брюс, казалось, легче дышал. Наслаждался выровнявшимся пульсом, мягким звуком выдыхаемого воздуха, пробивающимся сквозь волосы Джокера. Джокер с тихим вздохом прижал Брюса, и тот улыбнулся. Он глубоко вдохнул, очевидно, запах пороха на его одежде. — Да ладно, дай взглянуть на тебя, — пробормотал Джокер и обхватил лицо Брюса обеими руками. Зрачки Темного рыцаря были расширены, и он все еще дрожал, что указывало на то, что шок не прошел, но теперь он казался намного более расслабленным. Джокер усмехнулся, несмотря на неумолимый узел в животе. — Скажи мне что-нибудь… что-нибудь… Хм? — Что-нибудь, — ответил Брюс со слабой улыбкой. Слова легко сорвались с его уст. Однако голос казался слишком тихим, сдержанным и далеким. — Банальная шутка. Джокер причмокнул, но не смог скрыть облегчения. Его глаза начало слегка пощипывать, когда он взъерошил волосы Брюса, надеясь, что в его взгляд вернется еще немного жизни, но тщетно. Это еще не все. Темный рыцарь сейчас нависал над пропастью, и нужен был еще один шаг, чтобы вернуться в безопасность. Джокер шагнул вперед, снова заключив Брюса в объятия. — А теперь послушай, — прошептал он так тихо, что сам едва расслышал. — Даже не пытайся сдерживаться. Его пальцы вцепились в дрожащее тело. — Пожалуйста, не надо, — горло начало сжиматься. — Или я сам вырву это из тебя. Джокер ждал. Его сердце екнуло, и он закрыл глаза, когда хватка Брюса начала становиться все сильнее и болезненней. Джокер почувствовал, как дыхание на его коже сменилось беспорядочными вздохами, а затем медленно превращались в подавленные рыдания. Брюс больше не дрожал, его трясло. Что-то мокрое стекало по шее Джокера, и ему становилось все труднее дышать, так как хватка была опасно близка к тому, чтобы сломались ребра, но все, что он мог сделать: держать Брюса так крепко, пока тот практически изливался на него. Джокер никогда в жизни не видел ничего подобного; он не плакал, он даже не рыдал. Не было слов, чтобы описать звуки, вырывающиеся из легких Брюса, бессвязные крики, отражающиеся внутри черепа, проникающие глубоко в серце и разрывающие в клочья. Слова, рычание, шипение, казалось, не имели смысла, но Джокер мог их понять, усвоить, принять все, что давал ему Брюс. Все, что таилось и пробивалось наружу, нашло наконец выход и просочилось, гораздо более мощное, гораздо более смертоносное. Это было похоже на смерть. Словно пытаешься возродиться, подобрать собственные останки, частицы, которые ускользают, сливаются в канализацию. Джокер смирился с тем, что руки Брюса душили, сжимались на теле до синяков. Ногти слепо царапали шею и лицо, впивались в плоть, срывали латекс. Джокер зажмурился, чтобы не видеть того, что творилось с Темным рыцарем, но его хватка не ослабевала. Джокер провел так, казалось, часы, ожидая первых признаков истощения. Был тяжелый момент, когда Джокеру стало так трудно дышать, что он чуть не потерял сознание. но он пережил это. Следующее, что он услышал, был плач Брюса. Тот плакал без стеснения, без попыток сдерживаться, безо всяких ограничений. Его лицо уткнулось в плечо Джокера, железная хватка пальцев медленно ослабевала, пока он растворялся в полубессознательном состоянии. Джокер гладил его по волосам, пока не наступила звенящая тишина.***
Холодный белый шум начал рассеиваться. Брюс поднял голову, слишком усталый, чтобы что-то сказать или сделать, поблагодарить или извиниться, но он знал, что Джокер и не ожидал ничего подобного. Все тело болело, было покрыто потом. Брюс смотрел на свои слезы и слюну, блестящие на лацканах пиджака Джокера, на нитки латекса, свисающие с его щек. Он рассеянно потянулся, чтобы коснуться царапин; это его рук дело, но сейчас он почти ничего не помнил об этом. Рука Джокера легла на его собственную и нежно сжала. К счастью, говорить не пришлось. Брюс все еще чувствовал давление в голове, и на периферии зрение было серым и размытым. Изображение пульсировало в такт с биением его сердца. Однако его охватило ощущение, что все случившееся — правильно. Рана вскрыта, зашивать ее не пришлось. Он начал осторожно дергать за кончики перчатки Джокера, стягивая их с рук. А затем ковырять остатки латекса. Простые бессмысленные действия, которые приносили немного утешения. Теперь он мог сам взять Джокера за руку и наблюдать, как легкая улыбка скользит по его покрытым шрамами губам. В этот миг Джокер казался таким бледным и хрупким. Это было неправильно, но сейчас ничего не должно было выглядеть правильным. Брюс вздохнул, повесил голову. Их пальцы все еще были переплетены. Он расслабился, когда почувствовал, как изуродованная щека коснулась его собственной. Пистолет в кармане безумца врезался ему в ребра, когда тот придвинулся ближе, и Брюс вздрогнул. Он засунул руку под черный пиджак и схватил оружие, откинувшись на несколько дюймов, чтобы осмотреть его. Джокер ничего не сказал. Брюс повертел его в руках, приглаживая сталь, кончиками пальцев прослеживая каждый выступ и углубление. Воспоминания, которые вырывались из глубин разума и смешивались с настоящим, заставляли его прийти в себя еще быстрее. Он продолжал прикасаться к пистолету, вспоминая, как много лет назад касался точно так же, обдумывая бесчисленные сценарии убийства Джо Чилла. Достаточно было закрыть глаза, чтобы почувствовать запах своего страха. Он мог бы умолять сохранить жизнь. Как собака. До этого не дошло. Все произошло слишком быстро. Руки Джокера охватили его ладони, держащие пистолет. Безумец ухмыльнулся и приподнял брови. — Ну и как тебе? — спросил он. — Знакомо, — тихо ответил Брюс, уголки рта слегка подергивались, прежде чем он ответил такой же ухмылкой. — Когда-то ты, должно быть, решил, что это громоздкое устройство, а? — пробормотал Джокер, его голос был таким же слабым, как у Брюса, но он пытался придать ему игривый оттенок. — Но ты не можешь отрицать, что пистолет полезен. Я вижу, как ты к нему прикасаешься. Брови Брюса нахмурились, но улыбка не сходила с его лица. Ему нравилось слышать, как Джокер нарушает тишину, нравилось, насколько мягко это звучало. — Это было… гм… слишком внезапно, — сказал он. — Ты же не можешь приучить пистолет к деликатности, знаешь ли, — Джокер облизнулся. — Но можешь уговорить его решить все свои проблемы, когда они накапливаются и выходят из-под контроля. Его длинные пальцы коснулись затвора, зазубренные ногти мягко постукивали по нему. — Просто чтобы ты знал… ты не одинок, когда ситуация выходит из-под контроля… — он сжал руку Брюса, все еще сжимающую рукоять, — если у тебя есть пистолет… Я хочу, чтобы он был у тебя. Если почувствуешь себя загнанным в угол, если тебя будет тошнить от меня… это будет твое решение, и только твое. Я стерплю. Держи, — Джокер направил пистолет себе в голову и улыбнулся. Брюс почувствовал, как его сердце остановилось на несколько секунд. Он снова задрожал. — Ты знаешь, до этого никогда не дойдет, — прошептал он. — Не знаю. — Нет, не так. — Он наклонил пистолет, направив его на себя. — Ты обещал следовать за мной куда угодно, помнишь? Тихий смешок вырвался из его горла, когда он посмотрел в глаза Джокеру. Брюс вложил пистолет в пальцы клоуна, обхватив его запястье своей рукой. Брюс медленно прижался виском к холодной успокаивающей стали, и его веки отяжелели. — Глупыш… — улыбка заледенела на губах Джокера. — Ты не посмеешь просить меня сделать такое. Никогда! — прошипел он. Глаза безумца внезапно стали влажными. — Что если посмею? — Что… прямо сейчас? — спросил Джокер растерянно и нервно засмеялся. — Нет, — Брюс тоже засмеялся, но расслабленно. Казалось, после его приступа неконтролируемого хихиканья прошла целая вечность. — Нет, не сейчас. Когда-нибудь. Может быть, завтра. Он отпустил руки Джокера, и положил голову ему на плечо. Брюс услышал лязг, когда пистолет ударился об пол. Теплые руки обняли его. Никто не произнес лишних слов. А дальше шла минута за минутой, и они, казалось, вместе попали в странное забвение. Все происходило само собой. Они действовали в унисон. Каждое движение и слово были вялыми и приглушенными. Смысл действий не совсем улавливалась, пока они не задумывались ни над чем, окутанные убаюкивающим комфортом. Одежду, пропитанную страхом, бросили на полу, и пошли в ванную. Обоим это показалось невероятным наслаждением: теплая вода, падающая на тела ленивыми каскадами, прикосновение кожи к коже. Брюс откинулся на холодную плитку, слегка склонив голову, и наслаждался каждой секундой самого обычного наблюдения: он следил за Джокером, моющим голову. А тот, закрыв глаза, обнял Брюса, не обращая внимания на стекающую по лицу пену шампуня. Это были разрозненные образы и ощущения: никакой непрерывности, никакой логики. Он принимал душ с Джокером. Он видел, как мозг грабителя выплеснулся на стену. Он смеялся. Скользкие руки блуждали по его телу, очищая от всего этого. И его руки тоже заскользили по гладкой коже. Хотя вода ослепляла, он попытался заглянуть Джокеру в глаза. Все, что ему было нужно, было прямо здесь. Тепло было почти удушающим, но оно заставляло кожу Брюса приятно покалывать, ослабляло зажимы в мышцах и позволяло забыться. Он прислонился к Джокеру, уткнулся в него, словно заякорился. Поразило, как редко они за весь день прерывали физический контакт, и теперь сама мысль об отдалении хоть на секунду казалась невыносимой. Брюс так отчаянно хотел обниматься с Джокером, что это испугало его, вынудив очнуться. Но отпускать Джокера он не хотел, не мог. Даже когда они выходили из ванны и вытирались, когда по очереди чистили зубы, когда искали чистую одежду, они все так же старались держаться поближе друг к другу. Казалось, только близость давала силы выполнять самые простые задачи, которые выглядели настолько абсурдными, неуместными, учитывая то, что произошло. Но все эти обычные бытовые действия, казалось, приносили им умиротворение. Поэтому Брюс совсем не бы против, когда ему в руку сунули черный пластиковый гребень. Джокер забрался на кровать, где сидел Брюс, и лег рядом с ним, умостившись головой на его коленях. — Помоги мне с этим… м-м-м? — пробормотал он и почти застенчиво улыбнулся, закусив нижнюю губу. — Я не люблю расчесываться. Правда, не люблю, — тихо добавил он. — Я расчешу, — сказал Брюс, не задумываясь ни на миг. Он начал осторожно разделять запутанные локоны гребнем, помогая себе пальцами в трудных местах. Ему снова захотелось смеяться; на протяжении всей жизни единственное, что когда-либо давало утешение, было наполнено насилием и самоотверженностью. Брюс даже не подозревал, как может успокаивать тщательное причесывание серийного убийцы. — Ты в курсе, что существуют кондиционеры для волос? — спросил Темный рыцарь, стараясь не дергать волосы болезненно, хотя влажные светлые заросли, казалось, сопротивлялись, как бы осторожно он ни приближался. Джокер захихикал и не ответил. — Это не был риторический вопрос, — добродушно упрекнул Брюс, тоже посмеиваясь. — В моем сердце нет места для таких тривиальных вещей, дорогуша, — драматично сказал Джокер и ухватил Брюса за подбородок. — Это правильно: кондиционер предназначен не для сердца, а для волос. Безумец снова захихикал. Он закрыл глаза на несколько секунд, издав совсем кошачье мурлыканье, когда Брюс случайно дернул с большей силой, чем хотел. — Ты делал это раньше, — сказал Джокер кокетливо. — Вообще-то нет. Раньше я был очень порядочным человеком, — Брюс криво улыбнулся клоуну. — А теперь поверни голову, — приказал он, и Джокер послушно подвинулся, чтобы дать лучший доступ. Гребень нырнул в неизведанные джунгли на затылке. Расчесывал, разделял, разглаживал, снова и снова. Все было так свежо и ясно, спокойное дыхание, ровное сердцебиение, ничего абсурдного или неуместного. Впервые в жизни Брюс чувствовал, что то, что он делал, не было бегством от мрачной реальности. Тихий шелест волос на черном пластике, слабый запах шампуня, узорчатая ткань расстегнутой рубашки, надетой на теплое тело, прислоненное к нему — это была его реальность. И Бэтмен должен был благодарить Джокера за это; за то, что очистил его от воспоминаний, за то, что был с ним, когда Брюс был таким жалким и жутким, за то, что принял все это и не отпустил. Ему нужно было поблагодарить безумного убийцу за то, что тот сохранил его рассудок. Брюс отложил расческу; в любом случае он ничего не мог поделать. Он коснулся плеча Джокера, и тот снова лег на спину, глядя ему в глаза. Джокер казался довольным утомленным, но в его взгляде было какое-то странное ожидание.