***
Джокеру показалась, будто Брюс с внезапной яростью выбил весь воздух из его легких. Тело, жар которого он мог почувствовать только через два слоя рубашек, навалилось на него, захватило в плен раньше, чем он успел среагировать. Спина выгнулась сама собой. Ноги инстинктивно раздвинулись. Хватка на запястьях усилилась, и у Джокера вырвался стон, придушенный жадным ртом, непрестанно целовавшим. Джокер не возражал. Он был готов задохнуться, лишь бы не лишиться всего этого. Джокер наклонил голову, чтобы Брюсу было удобнее, и волна покалывания пробежала по телу, прямо к жару, разгоравшемуся в нижней части живота от дразняще медленных движений бедер Брюса по его собственным. Язык Темного рыцаря извивался вокруг его, и этого было достаточно, чтобы тот затвердел. Джокер с трудом верил, что хныкающие, скулящие звуки издавал он сам. Он не мог перестать тереться бедрами. Брюс внезапно прервал поцелуй и отодвинулся на несколько дюймов, чтобы посмотреть на него. Джокер почувствовал, что его внутренности внезапно растворились в кипящей крови, и все тело задрожало под взглядом партнера. Не было слов, чтобы описать это: страсть, влечение, нужда, кровожадность, нежность, похороненные под полупрозрачной пеленой уязвимости и отчаяния. Хищная ухмылка скользнула по покрасневшим губам Брюса. Внезапно Джокер почувствовал, как на него накатывает паралич, пока он наблюдал, как эти губы приближаются к его коже. Это не был тот страх, который он испытывал раньше, впервые ощутив желание Брюса. Теперь он знал, что дело вовсе не в страхе; Джокер хотел, чтобы Брюс поглотил его. Он хотел, чтобы тот обрушил на него всех до последнего демонов. Ему хотелось корчиться под этими руками, кричать и умолять! Пусть эти глаза сжигают его кожу заживо! Пусть эти губы выжгут его изнутри! Горло сжалось, когда умелый язык начал прикасаться к шее, вначале мягко. Почти невинные поцелуи прекратились, и Брюс лизнул пульсирующую яремную вену, осторожно покусывая зубами. А затем язык принялся ласкать кожу под ухом. У Джокера перехватило дыхание. Он закрыл глаза, стараясь не думать о пульсирующем жаре между ногами. Рука Брюса лениво скользила по внутренней стороне бедер, а ловкий рот все еще впрыскивал ядовитое удовольствие в самые уязвимые места шеи. Но Джокер не смог бы даже пошевелить рукой. Да и не стал бы. Язык скользнул вниз, не торопясь, будто пробуя на вкус кожу Джокера. Казалось, для Брюса в этот миг не было ничего ценнее, чем целовать, обсасывать, смаковать каждый ее дюйм. Губы коснулись соска, и Джокер снова застонал. Теплый влажный кончик дразнил, очерчивая круги вокруг затвердевшего куска плоти, прежде чем снова и снова медленно пройтись по нему. Брюс целовал сосок, брал в рот и посасывал, его язык все еще уделял этому месту всевозможное внимание, пока Джокер не начал извиваться. Брюс поднял голову и улыбнулся, очевидно, увидав приоткрытые губы, умоляющие глаза. Его рука переместилась от бедра Джокера к паху, а рот — к другому соску, оставив влажный след на вздымающейся груди. Язык был теплым и щекочущим, а пальцы всего лишь скользнули по выпуклости на штанах Джокера, а затем вернулись на его бедро. Этот простой намек на прикосновение там, где оно было более всего нужно, сработал подобно удару плетью. Бедра Джокера непроизвольно дернулись. Тело отчаянно желало продлить контакт, но рука Брюса была неумолима. Минуты мучительного удовольствия и напряжения тянулись и тянулись, все тело покалывало и дрожало под мстительными ртом и языком, таяло под горячим дыханием. Брюс, казалось, шестым чувством угадывал, как и куда прикасаться, чтобы довести Джокера до края. Джокер сдерживался; он терпел изо всех сил, позволяя Брюсу насытиться. Но тело не могло выдержать так много. — Пожалуйста… — Джокер услышал, будто со стороны, свой смехотворно хнычущий голос, когда пальцы в который раз потерлись о пах, а губы — приласкали соски. Тело превратилось в какую-то дрожащую массу, каждое из нервных окончаний было напряжено и готово к освобождению; малейшее прикосновение вызывало волны невыносимого удовольствия, которому не было выхода. Мягкая рука погладила его по волосам. Брюс склонился над ним. Очаровательная улыбка изгибала уголки его губ. Джокер никогда не видел его таким; он смотрел на него, завороженный. Брюс уткнулся носом в лицо и поцеловал в скулу. — Ш-ш-ш, — прошептал он, и еще раз поцеловал мочку уха Джокера, прежде чем начать ее покусывать. Глаза Джокера закатились, сердце колотилось, паралич усиливался от такого странного проявления привязанности. От наслаждения, доходившего до боли от любого прикосновения. Словно читая его мысли, Брюс провел рукой по выпуклости, сжал, но больше ничего не делал. Джокер ахнул, тело судорожно вздрогнуло. Он посмотрел на Брюса, даже не пытаясь сдержаться. — Умоляю… — снова стон. Темный рыцарь запустил руку под ткань, нежно потирая член Джокера большим пальцем, но это было еще более мучительно, чем отсутствие прикосновений. Джокер прижался виском к матрасу, проглатывая мольбы, которые пытались вырваться изо рта. Но тело не слушалось. Он задвигал бедрами, толкаясь почти в неподвижную руку. Несколько секунд было достаточно, чтобы тело выгнулось, и мучительный стон эхом разнесся по комнате, но внезапно рука исчезла, как и Брюс. Джокер открыл глаза, пытаясь отдышаться. Он услышал шаги по деревянному полу. Поднявшись на локтях и обернувшись, он мельком увидел, как Брюс что-то поднимает. Через мгновение Бэтмен вернулся, навис, его взгляд стал еще более зловещим и насыщенным чистой похотью. Матрас скрипнул, когда он встал между раскинутыми ногами Джокера. Брюс поставил маленький флакончик рядом с собой, и руки вернулись к дрожащей плоти, кончики пальцев провели узоры по покрасневшей коже. Голова Джокера откинулась назад, и он поймал себя на том, что затаил дыхание, когда жгучие поцелуи приблизились к нижней части живота. Язык быстро скользнул вокруг пупка и продолжил движение вниз по полосе тонких светлых волос. Проходили секунды, но все, что Джокер мог чувствовать: горячее дыхание Брюса у его члена, все еще зажатого в штанах, теперь более чем смоченных предэякулятом. Джокер не осмеливался смотреть, он знал, что мог бы кончить от одного вида жестоких губ, едва касающихся того места, где были невыносимо нужны, и все же отказывающие ему в необходимом. Он ждал, пока руки Брюса перемещались по бедрам. Прикосновения становились все более чувственным по мере того, как приближалось к паху, но так и не достигли нужного места. Внезапно по венам прошла волна электричества, когда Брюс сократил расстояние между ртом и жаждущей плотью, вылизывая, сначала неуверенно, словно пытаясь оценить реакцию Джокера. Он буквально завыл, кусая руку. Бедра задрожали, когда Брюс раздвинул их еще немного, оставляя упоительные долгие поцелуи сквозь ткань, туго натянутую на промежности. Бэтмен начал вылизывать более настойчиво, массируя языком, ртом, царапая зубами, пока Джокер не начал корчиться. Его ногти впивались в простыни, а зубы уходили глубже в руку, как будто пытаясь предотвратить оргазм. Брюс поцеловал еще раз, отстранился и потянулся к поясу Джокера, расстегивая его штаны. Он начал дергать их без колебаний; он и сам, должно быть, не мог больше ждать. Джокер извивался, помогая ему снять сковывающую одежду, пока она, наконец, не исчезла. На нем не было нижнего белья; теперь он лежал, обнаженный, охваченный предвкушением. Брюс стянул с него расстегнутую рубашку. — Повернись, — приказал он хриплым голосом. Все еще дрожа, Джокер сделал то, о чем просили, позволив настойчивым рукам расположить его так, что он согнулся на четвереньках, низко опустив голову, словно пытаясь скрыть растущее отчаяние. Дыхание прерывалось, он слушал, как Брюс избавился от рубашки и бросил ее рядом с его одеждой. Мускулистый торс прижался к его спине, и руки с силой обняли. Вездесущие ладони гладили грудь, ласкали живот, скользили к тазобедренным косточкам и внутренней стороне бедер. Дорожка поцелуев спускалась по середине спины, до самой поясницы. Джокер крепче вцепился в простыни, когда Брюс начал лизать чувствительное место. Тихое хныканье вырвалось изо рта, хотя он отчаянно пытался замолчать. Джокер больше не мог ничего с этим поделать. Язык скользил все ниже и ниже, и Джокер понимал, к чему он приближается. Волна тепла пробежала по животу при одной мысли об этом, руки и ноги затряслись, когда Брюс осторожно развел его, и мягкий влажный язык начал порхать вокруг входа, кружась, толкая, настойчиво, но чувственно, не торопясь. Теплые губы скользнули по морщинистой кожице мошонки, и Джокер застонал, согнувшись пополам от внезапной судороги, зарывшись головой в матрац. За последние годы он привык к жестокому обращению с этой частью тела, хотя то количество внимания, которое он должен был уделять подготовке к встрече с Брюсом, постепенно заставило полюбить процесс. Иногда Джокер даже фантазировал, что это пальцы Бэтмена, а не его собственные, ласково движутся внутри него. И это заставляло его кончать, но он не осмеливался мечтать, что когда-либо получит что-то, кроме раздирающей боли. Теперь он чувствовал, будто кровь со всего тела скапливается в нижней части живота, а ловкий язык продолжает согревать, массируя, медленно проникая внутрь. Джокер вновь услышал свой приглушенный крик, когда пальцы Брюса коснулись головки члена, едва притрагиваясь: более сильные ощущения могли оказаться непосильными. Кончики пальцев осторожно потерли щель на кончике, сочащуюся предъэякулятом, а язык отказывался останавливаться и окончательно сводил с ума. Джокер хотел продержаться, как можно дольше, но он больше не мог. Натиск ощущений топил сознание. Оргазм был так близко, что Джокер не мог сдерживать судороги и предательские придушенные стоны. Но Брюс, казалось, понимал его лучше, чем себя, и когда оргазм почти победил, он вдруг остановился.***
Брюс всегда упивался тем, насколько чувствительным было тело Джокера, отзывчивым на любые его действия и жаждущим любого внимания. Все эти годы грубого секса без наслаждения заставляли Темного рыцаря мечтать о том, чтобы доставить Джокеру столько удовольствия, что это сведет его с ума. Но единственное, к чему приходилось раньше возвращаться, — кормить безумца обломками своей страсти, скрытой в жестокости и боли. Сейчас Джокер добровольно оказался полностью в его власти, и осознание этого пролило еще немного холодного яда в вены. Брюсу нужно было, чтобы этот момент длился как можно дольше, и молчаливое подчинение клоуна заставляло кровь вскипать. Брюс несколько секунд прислушивался к тяжелому дыханию и жалобному хныканью, звукам более восхитительным, чем все, что он когда-либо слышал. Двигаясь без спешки, неторопливо, Брюс потянулся к Джокеру, все еще лежащему лицом вниз и дрожащему от недавнего перенапряжения нервов. Поглаживая волосы, он просунул другую руку ему под плечи, намекая развернуться. Безумец подчинился, сначала неохотно, но в конце концов сменил позу и приподнялся, пытаясь поддержать тело руками. Казалось, его мышцы стали бесполезными, они подергивались и дрожали. Брюс обхватил его лицо ладонями, и Джокер поднял глаза. Этот взгляд был душераздирающим, но чувство низкого удовлетворения вытесняло другое, нежное чувство, которое трепетало в груди Бэтмена. Несмотря на то, что хищные инстинкты грызли внутренности с удвоенной силой, он лишь целомудренно поцеловал Джокера в губы. Руки обняли безумца, пальцы прошлись по его спутанным волосам. Такое подчинение казалось гораздо более извращенным, гораздо более полезным. Он начал медленно осознавать, насколько очищенным себя чувствовал сейчас, словно каждый поцелуй, вздох и стон помогли ему разбить замороженного монстра внутри себя, измельчить останки, сбросить слой отвращения. Теперь он был чист. Он обнаружил, что становится все более отчаянным; не обнимает Джокера, а цепляется за него. Брюс отстранился, не без того, чтобы потянуть зубами нижнюю губу Джокера. Джокер казался теперь спокойнее, но жгучая мольба в его глазах никуда не делась. Медленно дыша, он не отводил взгляд, впитывая безмолвное обещание из губ Брюса, растянувшихся в волчьем оскале. Брюс протянул руку и схватил приготовленный заранее флакон, его движения были плавными и неторопливыми. Он открыл крышку, обильно выдавил лубрикант на пальцы, не отводя взгляда; он просто не мог насытиться увиденным. Джокер, казалось, почти сразу расслабился, как только Брюс засунул внутрь первый палец; тугое мышечное кольцо, должно быть, давно усвоило, что если сжаться, будет намного больнее. При мысли об этом у Брюса сдавило живот, но он продолжал, погружая палец глубже, растирая и растягивая, наблюдать с молчаливым благоговением за тонкими изменениями мимики безумца. Тихий хриплый стон показал, что Брюс нашел нужное место, поэтому он поласкал его несколько минут. Брюс снова хотел большего. Его губы все еще не были удовлетворены; они обрушивались на изогнутую шею и ключицы, язык прижимался к покрасневшим соскам, пока он вводил внутрь еще один палец. Брюс приобнял Джокера за плечи, чтобы тот не упал на спину. Длительная подготовка и порхающий, дразнящий язык угрожали лишить его остатков самоконтроля. Что-то в поведении Джокера подсказывало, что тянуть больше нельзя.***
Джокер сходил с ума. Эти пальцы, двигавшиеся внутри него, растирая нужное место самым правильным образом, приближали к опасной грани плача. Неистовое вожделение ползло вверх и вниз по телу, не в силах найти выход. Без предупреждения пальцы исчезли. Джокер распахнул глаза и уставился на Брюса, даже не пытаясь подавить требование во взгляде. Он смотрел, как Брюс встает на колени и спускает штаны. Глаза следили за медленно опускающимся поясом брюк, откуда показался твердый как камень член Брюса. Зрелище только усиливало безумие, уже полностью захлестнувшее. Когда Темный рыцарь налил еще лубриканта на ладонь и начал гладить член, размазывая смазку по бархатной пульсирующей плоти, Джокеру пришлось использовать последние резервы воли, чтобы не наброситься на него, сокращая проклятое расстояние. Он тревожно заерзал, дожидаясь, пока Брюс медленно наклонялся и его скользкие руки раздвигали покрасневшие бедра.***
Сердце Брюса билось так быстро, что едва не вырвалось из его грудной клетки, когда кончик члена начал медленно входить в приветливое тепло. Зрение на секунду потемнело, тело распласталось под ним, выгибаясь и бессмысленно дергаясь, пытаясь затащить внутрь. Он почувствовал, как ноги Джокера обвились вокруг его голой спины, соединив их тела одним ловким толчком. Огонь в венах, казалось, сжег сетчатку; Брюс не мог видеть, не мог слышать, он мог только чувствовать гладкую, тугую теплоту, обволакивающую член, гибкие конечности, сомкнувшиеся, чтобы он не смог отодвинуться больше, чем на несколько дюймов, которые необходимы, чтобы снова толкаться, и снова, и снова. Наконец чувства Брюса начали возвращаться, и то, что он услышал, могло легко довести до оргазма всего за пару секунд. Стоны, вырывающиеся изо рта Джокера, каждый вздох и выдох, были наполнены чистым неразбавленным экстазом. Брюсу хотелось слышать эти звуки каждый день, каждую ночь, всю оставшуюся жизнь. Бедра продолжали двигаться, давя на тело под ним длинными, плавными, но настойчивыми толчками, и Брюс не мог бы остановить их, даже если бы очень захотел. Он поймал себя на том, что инстинктивно целится в нужное место, пытаясь доставить Джокеру как можно больше удовольствия; то, чего никогда раньше не делал. Вид перед его глазами и звуки, наполняющие голову, были самой прекрасной наградой, которую он когда-либо мог получить, и Брюс знал, что до конца своих дней теперь будет сожалеть о том, что делал с Джокером последние два года. Эта мысль только заставила кровь закипеть еще сильнее, когда он внезапно зажал руки под скользкой спиной клоуна и поднял его, изменив их положение, так что Джокер был сверху, а тела все еще прижимались друг к другу.***
Джокер взвыл от взрыва удовольствия, когда угол наклона изменился. Теперь его член терся о гладкий живот Брюса с каждым толчком. Он не мог остановиться ни на секунду, пальцы впивались в темные влажные волосы, дергая, рот впивался в покрытые синяками губы, в следы укусов, которые он оставил накануне вечером. Он просунул язык внутрь, поглощая горячую сладость, в то время как руки Брюса продолжали блуждать по его телу. Но прикосновения не были больше похожи на дразнящую пытку. Джокер чувствовал, как страсть Брюса смешивается с его собственной, когда тела лихорадочно ударялись друг о друга, приближая к финалу. Брюс протянул руку между ними, обхватив мокрый член Джокера, и сильно погладил, сжимая и растирая кончик. Тело выгнулось назад, и непрекращающийся жар внутри поразил с ужасающей точностью. Ногти впились в поддерживающие его мускулистые руки. Джокер почувствовал, как мысли ускользают, растущее давление указывало на то, что пути назад нет. Джокер кончил. Он кричал, его тело бешено содрогалось, жидкое тепло внутри и низкий, греховно-восхитительный стон, исходящий из прижатых к его шее губ Брюса, продлевали этот момент. Следующее, что Джокер осознал, — он лежал на Брюсе, сердцебиение замедлялось с каждым вдохом. Он не мог вспомнить ничего, что происходило до этой минуты. Не могло иметь значения в целом мире что-либо, кроме глаз, в которые Джокер смотрел, казалось, уже несколько часов. И в этих глазах он видел, что Брюс чувствует то же самое.