***
Казалось, каждая клетка тела Брюса была наполнена чем-то едким и болезненным. Он был тщательно приправлен ядом, весь набух от боли. Она соединяла все вены и артерии. Бэтмен был уверен: если бы сейчас в его голове просверлили дыру, оттуда бы вытек концентрат боли — и больше ничего. Но он хотел, чтобы Джокер был ближе. Даже лежать, прикасаясь спиной к кровати, было больно. Но Брюс хотел почувствовать прикосновения Джокера. Подойдет даже малейшая видимость контакта. Впервые в жизни его мольба была услышана. Измученный, Брюс хотел забыться и проснуться в безопасности. Он хотел, чтобы Джокер был первым, кого он увидит.***
Прошло две недели, за которые Джокер не позволил Брюсу побыть в одиночестве ни минуты. Если только это не было посещение ванной и туалета, хотя даже тогда Брюс остро ощущал, как Джокер на нем сосредоточен. Почти все раны Бэтмена зажили, но он все еще учился справляться с отсутствием ногтей. Также остались небольшие нарушения: организм еще неважно справлялся с выводом токсинов. Брюс был все еще выбит из колеи, но не из-за телесных проблем. Впереди была целая жизнь. Брюс с усердием боролся с анемией под присмотром Джокера, принимал лекарства, был занят повседневными мелочами выздоровления, и многое само собой восстанавливалось. Каждый день был покрыт толстым слоем счастья. Поначалу ему так нравилось, что Джокер заботится о нем и его делах! Однако в конце концов он забеспокоился. Брюс понимал, что согласие на требование Джокера не покидать его поле зрения успокоило безумца ненадолго. У них было не так много времени, чтобы потратить жизнь, сидя запертыми вместе в квартире или прохаживаясь по магазинам, игнорируя проблему. Проблема была в том, что Джокер становился все более безумным и мрачным. Брюс слышал новый стальной оттенок в его голосе, неистовство в объятиях, отчаяние в том, как он трахался, изо всех сил стараясь не навредить любимому. Ни единой царапины или ожога. Брюс смотрел в окно на залитую солнцем улицу их заброшенного района и прислушивался к тому, как Джокер что-то делает на кухне. Наконец-то он занялся готовкой. У Джокера это не ахти как получалось, к тому же он был слишком щедр на приправы, но Брюс не жаловался. Во всяком случае, беспокоила его не кулинария. Дезориентирован Бэтмен или нет, но соображал он по-прежнему четко. Чего-то не хватало в этой новой жизни, и это было что-то похороненное внутри них обоих. Они зависли в бездействии, их поглощала какая-то пустота. Брюс хорошо помнил жизнь до встречи с Джокером. Какой бы однобокой она ни была, ночное патрулирование приносило чувство выполненного долга и ощущение разнообразия в жизни. Лицемерие было одним из недостатков такой реальности, но и преимуществ было немало. Джокер показал ему, чего ему не хватало. Из-за болезни, душевной и физической, Брюс смог постичь всю глубину собственных желаний и потребностей. Он все еще был силен, но слабость, которая в конце концов одолела его, была ни чем иным, как сигналом о неверном пути. Ему не хватало ярких красок, радости, полноты жизни. Любви. Всего, что он узнал за последние дни. Бессонница, анемия, воспаление связок, о котором он даже не подозревал, истощение, отравление. Бэтмен чуть не умер. И вот теперь он, как никогда, хотел насладиться оставшейся жизнью. И ему нужно было, чтобы в этой жизни непременно был Джокер, желательно, чтобы он был частью каждого дня. Но Джокер, который не задыхался бы от страха и не загонял бы их обоих в могилу постоянно усиливающимся неврозом. Брюс смотрел в окно и думал, что сегодня все изменится. Повезло, что Джокер так долго, на годы, стал центром его жизни, потому что это в конце концов позволило узнать друг друга поближе. Отбросив в сторону всю двойственность такого жизненного выбора, они оба смогли узнать все обыденные мелочи, в которых так хорошо дополняли друг друга. Они узнали, что оба — живые создания, а не просто изображения на экране, вырезки из газет, динамит или кевларовые пластины. Такие откровения обошлись им дороже, чем они могли предположить. Жить гораздо легче, если допускать, что смерть поджидает за каждым поворотом, не бояться ее и ни к чему не стремиться. Забота о ком-то, о чем-то, кроме собственных безумств, становится приговором. Забота о ком-то столь же безумном, как и вы, может успокоить на какое-то время, но не навсегда. Двое обречены быть вместе. По-видимому, это ответ на тот самый вопрос Джокера: что происходит, когда несокрушимая сила встречает непреодолимое препятствие. Брюс улыбнулся этому воспоминанию. Джокер висел вверх ногами и все равно смеялся над ним. И Брюсу это нравилось. Будь он проклят, если не ощутил эйфорию в тот момент, когда его веревка обвивалась вокруг щиколотки злодея, и это означало, что Бэтмен не останется в этом мире в одиночестве. Даже тогда он не хотел представлять мир без кого-то вроде Джокера! И насколько бесполезными и бессмысленными были попытки это так долго скрывать! Сначала ему пришлось бороться с чувствами, но все это в прошлом. Он думал, что уже все потерял, но сейчас в его жизни чувств и впечатлений с избытком, и все еще хочется еще большего. Только сеййчас он начинал замечать броуновское движение жизни вокруг себя, принял себя его частью и не боялся потерять преимущества. Теперь у него было нечто лучшее, чем прочный фундамент, на котором он построил личность. Брюс почувствовал, как теплые руки Джокера коснулись его спины. Насколько же осторожны его жесты! Бэтмен повернулся к нему, навстречу объятиям. Синяки вокруг глаз Джокера были темнее, чем обычно, кожа стала желтоватой, голос напряженным, а улыбка почти сладкой. Каждая из этих мелочей пробирала Брюса насквозь. Пустота внутри была мучительной, и он не мог достучаться до Джокера, чтобы помочь ему с этим. Тот был повсюду, вокруг него, как одеяло, но Бэтмен не осмеливался пробиться вглубь, боясь, что потеряет опору и все закончится видимостью свободы. Свобода была слишком рискованным подарком для кого-то, столь дорогого. Брюс задался вопросом, осознает ли Джокер, что он все еще почти в ступоре, уже две недели. Иногда Бэтмен спрашивал себя, не замечал ли он намеков на такие перемены еще до своего похищения. А иногда он задумывался, способны ли такие, как они, вообще жить счастливо? Он прижал Джокера к себе, они просто дышали. Брюс почувствовал укол тоски; ему нужно было протянуть руку и дать крупицу надежды. Он хотел вернуть долг. Ослабленный и больной, он, тем не менее, прочно укоренился в той реальности, в которой они были вдвоем. Брюс знал, что у него хватит прочности, чтобы вынести агрессивный страх Джокера и победить его. Бэтмен скучал по своему клоуну. Трудно было решить, должно ли это начаться вполне невинно или резко… Должен ли Брюс контролировать, с какой силой можно укусить Джокера за губу без всякого предупреждения, насколько жестко можно вонзиться ногтями в бок, насколько яростно он должен толкнуть безумца к стене… Это всегда сложно, но если слишком уж все обдумывать, не будет спонтанности. Он изо всех сил ударил Джокера о стену с облупленными обоями. Прошло так много времени с тех пор, как он причинял клоуну хоть какую-то боль. Это не приносило удовлетворения. Теперь это было лечение, приглашение. Джокер ахнул; он этого явно не ожидал. Внезапное столкновение со стеной выбило из легких весь воздух. Безумец выглядел озадаченным и сжавшимся в комок. Брюс продолжал действовать, не давая ни секунды понять, что происходит. Он укусил Джокера за шею, чтобы пробудить нервы. Казалось, немного крови прилило к голове Джокера, но большая часть устремилась в низ живота. Зеленые глаза уставились на Брюса с ужасом. Пока зубы Бэтмена вонзались глубже, его руки двигались по телу клоуна, хватали, нащупывали, царапали. Руки Джокера проснулись, начали действовать. Схватив Брюса за волосы, он подтянул его поближе, пытаясь понять, что у того на уме. Брюс еще раз ударил Джокера о стену, отметив, что тот достаточно сильно ударился головой. Он продвинул бедро между ног безумца и потерся о него всем телом, втянул язык в рот и прикусил, не до крови, но достаточно сильно, чтобы заставить кричать. Зубы впились в покрытую щетиной челюсть Джокера. Бэтмен лизнул его мочку уха и потер возбужденный член, горячий и пульсирующий под рукой. Джокер тяжело дышал, его мышцы напряглись, но сам он беспомощно выгибался. Похоже, он не знал, что делать и что чувствовать. — Я хочу, чтобы ты ударил меня, — тихо прорычал Брюс ему на ухо. Он повернул голову, чтобы посмотреть Джокеру в глаза, и увидел крупицу ненасытной нужды, прикрытую замешательством и сопротивлением. Что-то оборвалось внутри Брюса. Это был Джокер, его Джокер, проигравший страху. И только он сам должен все исправить! Бэтмен обнял его, крепко прижал, а потом признался: — Я не могу так больше, и ты не можешь. Меня нельзя здесь запереть. Ты не способен просто сдаться или защищаться, не позволяя мне дотронуться до тебя. Я знаю, все, что произошло, это ужасно больно, но и должно быть больно. Ты выдержишь, и все вернешь мне, — Брюс чувствовал, что вот-вот сломает ребра Джокеру, но, казалось, атмосфера слегка изменилась. — Я хочу чтобы ты был здесь, — пальцы Джокера в его волосах закрутились и потянули сильнее, затем намного сильнее, затем Брюса ударили по челюсти, и его отбросило назад, но сквозь всю эту красную дымку ему больше всего хотелось смеяться. Он восстановил равновесие и усмехнулся Джокеру, ища признаки возрождения. Глаза клоуна блестели. По его рту и шее текла кровь, кожа покраснела, но он был тверд и готов ударить снова. Брюсу даже не хватило секунды, чтобы избавиться от первоначального головокружения, он пропустил еще один удар по голове, и боль нарастала с двухсекундной задержкой. Бэтмен любил такие ощущения; это было успокаивающее, пульсирующее давление. Мысль о том, что это заслуга Джокера, делала гудение в голове еще более приятным. — Еще, — прохрипел он и приветствовал удар в живот. Джокер схватил его за шею и толкнул вниз. А потом ударил еще, и еще, и еще, а потом острая боль в подбородке, голова запрокинулась назад. Брюс упал на спину, Джокер оседлал его, прежде чем он успел даже глазом моргнуть. Клоун усмехался, его рот был в крови. Брюс потянул его вниз, чтобы укусить, щеки, шею, губы, и Джокер позволял ему. Они боролись несколько минут, прежде чем клоун позволил ему подмять себя и сколько душе угодно осматривать его кровоточащую кожу. Джокер позволил ее сосать и лизать. Он приподнимал бедра, потирая набухший член о член Брюса, задыхаясь, хрипя, всхлипывая, когда горячая пульсирующая плоть прижималась к его, всё ещё отделённой тканью. Их бедра вместе поднимались и опадали. Джокер сам подставлял шею, позволяя Брюсу делать все, что он захочет. Он не протестовал, когда Бэтмен выпрямился и снова ударил его по лицу. Он смеялся, закрыв глаза, оскалив зубы. Все застежки, сдерживавшие Джокера последние недели, исчезли. Все слои панциря, отделявшего его от Брюса, растаяли. Каждая порция боли приносила все больше удовольствия, пока чаша весов не склонилась в пользу чего-то совершенно иного. Брюс перестал его бить. Он наклонился, чтобы погладить волосы и поцеловать в губы, в приоткрытый рот, бережно и сладко, и продолжил держать в объятиях. Бэтмен осознал, что не хочет его отпускать. Кости Джокера казались расплавленным свинцом. Он застонал в рот Брюсу, обвил его всеми конечностями и некоторое время они оставались в таком положении. Бэтмен пытался отпечататься на его теле всеми возможными способами: прижимаясь носом, вжимаясь всем телом, посасывая кожу, целуя с безумной нежностью и вонзая зубы в наиболее чувствительные места. Брюс высвободился из хватки Джокера и разорвал рубашку, пуговицы рассыпались по полу. Он поцеловал любимого клоуна в щеку. — Я потом пришью тебе пуговицы, — прошептал он ему на ухо и провел оставшимися ногтями по обнаженной груди Джокера, заставив его зашипеть и выгнуть спину. Брюс наблюдал, как на коже клоуна появляются красные рубцы, грудь вздымается от учащенного дыхания. В прошлой жизни у него тоже были моменты вознаграждений, но ничего подобного не было. Никакие прыжки с небоскребов, никакие покоряемые бескрайние просторы мира не могли сравниться с этим. И, наконец, Брюс мог желать Джокера без стыда и вины. Он все равно не смог бы удержаться от близости, голод был непреодолимым. Брюс наклонил голову, чтобы осторожно укусить Джокера за сосок, затем пососал его, покатал по нему языком, пока тот не начал хныкать и сжимать его бедрами. Бэтмен не спеша перешел к другому соску. Он чувствовал легкую дрожь, пробегающую под кожей Джокера. Он впился ногтями в поясницу, сближая их бедра. Брюс покусывал его грудь, напряженные мышцы живота, бока. Язык ощущал пот Джокера и крошечные капельки крови, которые выступали из следов зубов. Вкус и ощущение теплой дрожащей плоти Джокера под языком сводили с ума. Внутри росло непрекращающееся давление, угрожающее раздавить.***
Что чувствовал Брюс и чего хотел, Джокер понимал. Но он больше не мог рассуждать, он и сам погружался в вираж чувств. Джокер провел слишком много времени, опасаясь за благополучие Брюса. В последние дни он был вынужден анализировать и принимать решения за обоих, чтобы пережить еще день. Он ненавидел это, но на карту было поставлено слишком многое, поэтому он научился терпеть. И вот сейчас Джокер не смог игнорировать необходимость вырваться из зоны страхов. Был способ сделать это, и он означал смерть Брюса. Был и другой способ, который означал смерть Джокера. И лишь сейчас он начал надеяться, что между этими крайностями есть еще какой-то путь. Он приподнял за подбородок лицо Брюса и посмотрел на него. Каким бы анемичным тот ни был, сейчас он выглядел довольно крепким. Растрепанный, окровавленный и ухмыляющийся, безумные глаза, мощнейшие объятия и удары так же восхитительны, как в тот самый первый раз — в комнате для допросов. Не было никакого надежного способа объяснить Брюсу, что он чувствует, но всегда можно было попробовать. Джокер почувствовал, как какая-то пружина еще туже скручивается внутри, готовая развернуться. Брюс, казалось, ожидал этого и нежно поцеловал его в губы как раз перед тем, как Джокер оттолкнул его и вскочил. Он дернул Брюса за волосы и швырнул об стену. Брюс смеялся, его дыхание прерывалось. — Сделай это снова, — голос казался хриплым и наполненным восторгом, и Джокер не стал отказывать. Он толкнул еще сильнее, всем телом, а потом настиг его, поглаживая, массируя, царапая, прокалывая кожу острыми зубами. Он сорвал рубашку с Брюса и опустился на колени, облизывая его ушибленный живот. Его ногти впились в задницу, он провел зубами по выпуклости на штанах Брюса, чьи стоны оказались последней каплей. Джокер с трудом поднялся на ноги и прижался ртом к рту. Это был болезненный поцелуй, но он с мурлыканьем продолжил его. Он больше не знал, какой должна быть боль. Все, чего он хотел: больше, глубже, прямо сейчас. Голова кружилась. Между ними было очень мало воздуха, но с Джокером все было в порядке. Он был бы доволен, вдыхая не воздух, а кровь Брюса, если бы только мог. Одно лишь приводило Джокера в замешательство. Он не знал, как много боли можно причинить Брюсу безопасно, чтобы получить от него максимум. Он все еще ощущал растерянность. Да, он растерял себя за последние дни: превратился в жалкий комок потребностей, безоружный, не имеющий инструментов, чтобы самостоятельно с ними справиться. Он мог только царапать поверхность, не позволяя себе углубляться, независимо от того, насколько этого хотел Брюс. Джокер снова свалил его ударом на пол. Бэтмен даже не попытался закрыться от удара, просто лежал и улыбался сияющей улыбкой. Это было здорово, несмотря ни на что. Джокер оседлал его, сжал лицо между ладонями, растягивая мышцы, как пластилин, искажая его черты так, как считал нужным. Он потянул за щеки и растянул рот Бэтмена, затем вонзился ногтями в податливую кожу, оставляя ярко-красные следы ногтей, повторяющие его шрамы. Оставляя улыбку Глазго. А затем Джокер накрыл его собой, желая впитать все содрогания тела под ним. — Я не мог вынести мысли о твоей смерти, — распрямившись, сказал он Брюсу. Кончиками пальцев он проследил его черты лица, каждую неровность и вогнутость. — Так трудно сохранять тебя живым! Так невыносимо трудно следить, чтобы с тобой ничего не случилось!***
Брюс потянулся, чтобы погладить безумца по спине. Пару слез Джокера упали на него, но тот, похоже, даже не замечал, что они текли по его лицу. Бэтмен всегда думал, что кто-то вроде Джокера мало или вообще никогда не плачет. И все же он снова и снова плакал, и виноват в этом был только Бэтмен. Это его дело. Его ответственность. Брюс схватил Джокера сзади за шею и прижал к себе. — Если не можешь вынести эту мысль, отбрось ее. Просто действуй, — прошептал он ему на ухо. Джокер покачал головой. Теперь он рыдал. — Позволь мне забрать ее у тебя, — голос Брюса был умоляющим, а прикосновения — успокаивающими. Он провел пальцами по волосам Джокера. А затем выдержал очередную атаку его зубов и ногтей, не возражая, чтобы его кожа была покрыта царапинами, синяками и язвами. Что бы ни хотел дать ему Джокер, Брюс готов был принять. Они целовались, крепко, долго, пытаясь растворить хоть немного кислоты, текущей в их венах. Внезапно Джокер несколько раз ударил Брюса головой об пол, пока тот не ослеп.***
Джокер приподнялся и начал возиться с поясом Брюса. Он плохо владел руками, но удалось расстегнуть свои штаны и немного спустить. Все, что он видел вокруг, было ярко-красным. В ушах глухо стучало. Брюс приподнял бедра, чтобы помочь ему избавить его от штанов и нижнего белья. Бэтмен лежал перед ним, голый и неподвижный, член был темно-красным и твердым, как камень. Видеть его в таком состоянии, окровавленного и избитого, улыбающегося и безмятежного, было невыносимо. Этот образ ударил Джокера ножом в живот и скрутил, пока кипящая кислота не хлынула из него наружу. Он поплевал на пальцы и ткнул ними в Брюса. Тот вскрикнул, но раздвинул ноги. Он тяжело дышал, губы приоткрылись, щеки покраснели, и его трясло от боли и возбуждения. Джокер особо не стремился доставить ему удовольствие. Он оставлял пурпурные засосы на внутренней части бедер, но толчки пальцев распаляли его все больше и больше. Джокер вошел в едва подготовленную тесноту, не давая Брюсу ни секунды приспособиться. Он обнял Бэтмена за шею и трахал его в чудовищном темпе. У Брюса кружилась голова от побоев и приливов адреналина, которых он не испытывал годами. Он не осознавал, улыбается или стонет. Он увидел над собой лицо Джокера, и оно никогда еще не казалось ему более красивым, чем в этот момент. Было дискомфортно, но Брюса не волновало, что с ним будет. Он был бы счастлив истечь кровью у Джокера на руках, если бы только это успокоило того и помогло победить страх. Он услышал смех Джокера — то ли безумный, то ли счастливый. Сердцебиение учащалось. Влажные поцелуи охлаждали кожу. Брюс плакал. Брюс смеялся. Затем, вместо мягких губ он ощутил пальцы, которые крепко сжали его шею. Он не мог дышать, но не пытался освободиться. Джокер продолжал давить. Остальные ощущения начали ослабевать. Брюс больше не чувствовал боли, только давление и колотящееся сердце, которое вот-вот взорвется. А еще жар внутри, граничащий с возгоранием. Все перед глазами стало белым. Казалось, время теперь измеряется не секундами, а ритмичными, судорожными рывками тела, жаждущего воздуха. Джокер не отпускал. Если на этом закончится его жизнь, Брюса это устраивает. Сквозь онемение удовольствие лизнуло уголки сознания, и он ощутил себя в безопасности, невероятно, нечеловечески расслабленным, находясь на грани смерти. Ни паники, ни проносящихся в голове воспоминаний. Это был апофеоз, торжество жизни!.. Сначала Брюс не понял, что Джокер отпустил его, но сразу поняли его легкие. Он кашлял и хрипел, пока трахея не восстановила форму. Воздух обжигал. Пахло кровью. Еще секунда, и его пришлось бы реанимировать. Брюсу потребовалось время, прежде чем он смог рассмеяться, но смех быстро заглушили стоны наслаждения, которые он не мог сдержать. Удовольствие было сокрушительным. Восхитительные покалывания побежали вверх и вниз по всему телу, рука Джокера обхватила член, сжимая и потирая подтекающую щель, горячий язык касался сосков, посасывал, влажный, бархатистый и сладкий, гладкая, твердая плоть таранила нужные места глубоко внутри. Больше Брюс не мог сдерживаться. Он слепо схватил Джокера за волосы и поцеловал. Рот нуждался в большем. Он отчаянно нуждался в чем-то, оргазм уже накапливался, готовясь взорвать тело. Он стиснул ногами Джокера. Поле зрения было серым и расплывчатым, но Брюс разглядел то, что хотел. Его зубы стиснули мочку уха Джокера. Он услышал крик, но безумец не отстранился, он вошел глубже, еще сильнее сжал член. Брюс плохо понимал, что делает. В этот момент все казалось ему таким чистым и естественным: хлынувшая кровь, частица мочки уха, которая осталась во рту, когда зубы судорожно стиснулись. Джокер улыбался, осыпая его поцелуями, хотя его кровь, теплая и щекочущая, обильно пролилась на лицо и шею Брюса. Когда Бэтмен наконец понял, что сделал, это его доконало. Он кончил, проглотив крошечный кусочек плоти любимого человека. Он почувствовал горячую сперму Джокера внутри, услышал его низкий стон наслаждения. Они погрузились в теплую тишину, нарушаемую только дыханием. Джокер просунул руку Брюсу под шею и уткнулся в изгиб его плеча. Брюс баловал его своими объятиями. Вероятно, это длилось дольше, чем казалось, но прежде чем Бэмен смог по-настоящему расслабиться, он почувствовал что-то подобное угрызениям совести. Он собрался с силами, приподнялся, несмотря на то, что его мышцы дрожали от напряжения. Было кое-что, что требовалось срочно исправить. Собственное состояние здоровья его не волновало, но о Джокере следовало позаботиться. — Я только что откусил кусок твоего уха. И съел, — сказал он. — Ага, я чуть не убил тебя, — Джокер прикоснулся к поврежденному уху и зашипел.***
Детская счастливая улыбка Брюса казалась неуместной на лице со следами насилия. Джокер посмотрел на синяки в виде отпечатков его пальцев, появлявшиеся на шее Брюса, и видение вонзилось в живот, словно он проглотил глыбу льда. Он чуть не убил Брюса. И Брюс позволил бы ему. При всем спокойствии, царившем сейчас, этот момент ранил. Однако кое-что нужно было сделать. Он помог Брюсу подняться и предварительно осмотрел его повреждения. Это было не хорошо. Помимо следов укусов, на спине Брюса были синяки, царапины и потертости и занозы от соприкосновения с деревянным полом. И между бедрами была кровь. Даже с искусанным ухом Джокер ощущал себя получше, чем Бэтмен, хотя подозревал у себя сотрясение мозга. Было слишком рано определять это сейчас, и уж точно не в таком состоянии. Джокер натянул штаны. Они доковыляли до ванной, и Брюса пришлось уговаривать залезть в ванну. Казалось, все происходит как в замедленной съемке, даже звук был приглушенным. Но Джокера не покидала подлинная эйфория. Когда он опустился возле ванны, чтобы начать ухаживать за Брюсом, его опять потрясло то, как тот выглядел: доверчивый и израненный. От счастья, от шока, от откровения, которое внезапно посетило его, хотя в голове царил бардак. Он никогда не смог бы убить Бэтмена. Ни случайно, ни если бы захотел. Никогда! Что-то внутри него не допустило бы этого. Джокер по своей природе не мог убить Бэтмена. А Бэтмен был более чем способен сопротивляться смерти. И сейчас, когда у него был Джокер, он стал силен и осторожен, как никогда. Когда-нибудь он умрёт. Когда-нибудь все закончится. Так происходит со всеми. Но между финалом и сегодняшним днем лежит огромная жизнь, которая сейчас кажется бесконечной. Возможно, Джокеру нужно было немного веры, чтобы жить. Ему нужно было привыкнуть жить со страхом, и научиться просить Брюса о небольшой помощи. Бэтмен был более чем способен найти нужный клапан и помочь преодолеть страхи. Почему-то он не хотел видеть этого раньше. Возможно, Джокер проигрывал страху потери. Но вдвоем они были силой, которая побеждала. Джокер вытащил пинцетом еще одну маленькую занозу из-под кожи Брюса. Осталось еще пять. Очевидно, больная голова Брюса начала соображать: он заинтересовался кровоточащим ухом Джокера и потянулся за аптечкой, которую Джокер поставил на кафельный пол. Покопавшись в ограниченных запасах лекарств, он смог более-менее продезинфицировать рану и сделать приличную повязку. Его витки были невероятно жесткими. Когда все было готово, он положил руки на плечи Джокера. Несколько минут они улыбались друг другу, как парочка идиотов. — Что произойдет, когда наше блаженство после оргазма утихнет, дорогуша? — спросил Джокер. — Ну, мы точно больше не будем сидеть здесь взаперти. Тем более мне нужно к врачу, — Брюс скривился, намекая, какого именно доктора он имел в виду. — Думаешь, тебя развеселит сфинктеротомия? — Джокер сделал вид, что невозмутим, хотя теперь ощутил раскаяние. Он испытал это сам не раз, и хотя Брюс был причиной этой боли, Джокер по-прежнему был далек от желания подвергать его подобному испытанию. Особенно сейчас. — Еще бы! — пошутил Бэтмен. — Мне почти тридцать три, а я такого еще не испытывал. Должно быть, многое упустил. Джокер беззвучно рассмеялся. Теперь все болело, и в этом не было ничего приятного. Но такова собенность физической боли: как бы она ни была ужасна, это прекрасный способ отвлечься от всего остального. Джокер взял насадку для душа и убедился, что вода теплая, прежде чем направить мягкую струю на тело Брюса. Он старался быть как можно осторожнее с мочалкой, но Бэтмен все равно зажмурился. Каково ему придется, когда молчалка в руках Темного рыцаря будет касаться уже его кожи? Джокер боялся своей очереди. Забавно, как один «терапевтический сеанс» превратил их обоих, привыкших играть с болью, в здравомыслящих людей, ненавидящих страдания. Правда, это пройдет, и они это знали. — Но… как бы это сказать… Что ты думаешь? Хм? Что произойдет? — пробормотал Джокер так тихо, что Брюс едва мог его расслышать из-за шума воды.***
Бэтмен пристально посмотрел на Джокера и увидел, что многое разрушено, многое восстановлено. — Ты, с твоей интуицией, лучше меня знаешь будущее. Легкая тень промелькнула во взгляде Джокера. Он бросил мочалку и наклонился к Брюсу. — Вполне очевидно, что сейчас я боюсь рассуждать о будущем, — раздраженно сказал он. Брюс обнял Джокера, неловко прижал, стараясь не причинить больше боли, чем необходимо. Немного боли необходимо, и они должны научиться с этим жить. — Однажды я сказал тебе: мы можем закончить тем, что убьем друг друга, — сказал он в здоровое ухо Джокеру, — Сейчас мы оба знаем, что это ерунда, такого не будет. Ты хочешь знать, что я думаю? Ну… мы переросли уже этап подростковой тревоги. Есть одна вещь, которую я усвоил, живя с тобой: мы уже мертвы для мира. Но мы можем строить и разрушать все, что захотим. Я имею в виду нас. Здесь. Жить гораздо лучше, когда ты мертв. Мы можем снова построить себя. Почему бы и нет? Я не понимаю, почему нет? — голос Брюса дрогнул. Он хотел рассказать Джокеру обо всем, что чувствовал, но боялся, что не сможет выразить. Им нужно было еще преодолеть сопротивление разговорам о чем-то важном. — И я не собираюсь умирать, прекрати зацикливаться на этом, — добавил Брюс. — Я чуть не убил тебя полчаса назад, и ты не сделал абсолютно ничего, чтобы остановить меня. — Ну, так что, убил меня? Нет?! Вот если я умру, тогда сможешь сказать, что я ничего не сделал. Руки Джокера подрагивали. — Итак, мы собираемся… ммм… просто продолжать это… все это? — голос был тихим, прерывистым. — Да. Если будут проблемы, мы собираемся находить собственные рецепты, как с ними справиться. А пока мы собираемся пополнить запасы и взять отпуск на несколько недель. Мы можем себе это позволить. Заминируем окрестности, чтобы Фальконе не смогла добраться до нас. Джокер засмеялся, утыкаясь в искусанное плечо Брюса. Было больно, но все было нормально. — Знаешь что? — Джокер поднял голову и доверчиво посмотрел Брюсу в глаза. — Я на семь месяцев старше тебя. Если бы это был кто-то другой, Брюс бы не обратил внимания на подобную фразу. Но это был Джокер. Брюс вообще-то не знал ничего о его прошлом, и казалось, что и знать-то нечего. Джокер однажды будто бы возник из ниоткуда. Но этими несколькими простыми словами Джокер сказал ему о своей уязимой человеческой природе, о том, что он когда-то родился, был младенцем, ребенком, что он когда-то умрет, о той жизни, полной обыденных мелочей, которую он хочет с ним разделить. Это было самое страшное, из всего, что Брюс когда-либо слышал. И в то же время это были самые пронзительные слова за всю жизнь, наполнившие его мучительным счастьем.