Глубоко в сердце

После того, как шумная компания уехала, в доме остались Юнги с Чимином, Сольхи и Хосок. Они тоже хотели вызвать такси и уехать со всеми вместе, но Юнги попросил их немного задержаться. Он решил, что если уж сообщать шокирующую новость, то лучше сразу, тем более пока все в хорошем настроении. Чимин о его планах не подозревал, поэтому когда все снова сели за стол и Юнги разлил по бокалам вино, все посмотрели на него с удивлением, и Чимин в том числе. — Я хотел сказать Вам одну важную вещь. Не знаю, как вы к этому отнесетесь, но считаю, что скрывать это от вас недопустимо, — после этих слов Чимин заметно занервничал, догадавшись, о чем пойдет речь, но смотрел уверенным взглядом, не показывая, что у него внутри. — Сольхи, я не буду ходить вокруг да около и скажу прямо. Я люблю Чимина. Он отвечает мне взаимностью. Да, наверное, это не то, чего желает каждая мать своему сыну, но так вышло. Я не смогу отказаться от него, даже если Вы попросите об этом или прикажете это сделать. Поэтому сейчас я прошу у Вас если не благословения, то хотя бы понимания и принятия данного факта. Клянусь, что буду заботиться о нем, как о самом важном сокровище в своей жизни. Сольхи после первых слов закрыла рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Она переводила взгляд с Юнги на сына и обратно, в итоге остановив его на Хосоке, давая тем самым понять, что приняла его, как своего мужчину, доверяет и просит поддержки. Хосок же тоже не мог отойти от шока, однако на данный момент он метался и не мог понять чего хочет больше: прижать к себе и утешить любимую или избить до полусмерти лучшего друга, которого сейчас, кажется, возненавидел. Чимин попытался немного разрядить обстановку: — Мама, можно поговорить с тобой наедине? Поднимемся ко мне? Сольхи встала и пошла наверх вслед за сыном. Оставшиеся в гостиной мужчины какое-то время сидели молча, но вдруг Хосок вскочил и схватил за грудки Юнги, резко срывая того с места. Юнги позволил и не сопротивлялся. Он встал напротив, прямо глядя другу в глаза. — Какого черта, Юнги?! Что ты наделал?! Неужели так трудно было удержать свой член в штанах?! Я закрывал глаза на то, что ты трахаешь без разбора и девок, и парней — это твоя жизнь! Но этого мальчика я доверил тебе! Так ты оправдал мое доверие? Я один раз в жизни попросил тебя, и что в итоге? Не смог пройти мимо юной задницы, находившейся так близко? — Все не так, Хоуп! — Какой, к черту, Хоуп! Какая надежда, твою мать, если ты все похерил? Нет больше надежды ни на что! Ты разрушил жизнь трех человек, это ты понимаешь? Ладно, на меня и мои чувства к Сольхи тебе насрать, но я же рассказал тебе про их с Чимином жизнь! Как ты мог после всего, что узнал, так с ними поступить? Как ты мог развратить ее ребенка после того, что она пережила? В тебе есть хоть что-то вместо совести, или ты считаешь, что твои поехавшие мозги дают тебе право творить всякую херню? Ты педофил, Юнги? Ты уже детей несовершеннолетних трахаешь? — Я не трахал его. У нас не было секса в прямом смысле. Мы решили не торопиться с этим, — зачем-то рассказал Юнги, хоть это выглядело, как оправдание, и он разозлился на себя. — Как предусмотрительно! Боялся ответственности? Так вот, что я тебе скажу! Было или не было, факт остается фактом, ты домогался несовершеннолетнего! Ты ответишь! — Это я его домогался, Хоби-хен! — раздался с лестницы голос Чимина. Он быстро спустился вниз и встал рядом с Юнги. — Если кого и наказывать, то меня. Это я влюбился в него с первого взгляда еще тогда, в Осаке, как только ты нас познакомил. Это я не мог выбросить его из головы с тех пор. Это я первый открыл ему свои чувства. И я счастлив, что он на них ответил! — Не надо, не защищай его, Чимин. Он взрослый человек и должен отвечать за свои поступки! — Хоби, поедем к тебе. Обсудим это завтра. Я уже вызвала такси, — Сольхи спустилась со второго этажа вслед за сыном. — Перестаньте ругаться, это ничего не решит. Прошу, отложим этот разговор. Юнги, мы приедем сюда завтра утром, а сейчас нам пора. Спокойной ночи желать не буду, думаю, она никому из нас не светит сегодня. С этими словами она взяла Хосока за руку и повела к выходу. Они обулись молча и вышли. Как только дверь за ними закрылась, Чимин бросился к Юнги. — Прости! Прости меня, хен! Я не ожидал, что все выйдет так! — Малыш, ты ни в чем не виноват. О чем ты? Это я, старый дурак, заварил такую кашу, мне и расхлебывать. Это ты прости меня за то, что испортил твой праздник и отношения с матерью. Наверное, не стоило сегодня заводить этот разговор. — Хен, ты же не передумаешь? Не бросишь меня теперь? Не откажешься от меня? — Ты думаешь, я смог бы, даже если бы захотел? Нет, малыш, ты теперь вот здесь, в сердце, так глубоко, что и не достать, — Юнги прижал его ладошку к груди с левой стороны. — У меня для тебя есть еще один подарок, я сомневался, отдавать ли его сегодня или подождать. Тем более после всего, что только что произошло. Но почему-то именно сейчас, после всего, я хочу тебе его отдать. Юнги достал из кармана маленькую коробочку и открыл ее. Он купил этот подарок в тот же день, когда и основной. Просто не смог пройти мимо. Перед взором Чимина возникли два парных кольца из белого золота с витиеватой вязью, переплетавшейся по всему диаметру. Внутри каждого кольца было написано три слова «Глубоко в сердце». — Хен… Это… — у Чимина на глазах появились слезы. — Я и мечтать не смел о таком! — Позволишь надеть? — Юнги взял одно из двух колец и нанизал на протянутый безымянный палец младшего. — Теперь ты, — и протянул свою руку. Чимин надел второе кольцо на его палец, после чего они переплели их, и Юнги нежно поцеловал его в уголок рта. — Я люблю тебя, Пухляш! Впервые говорю кому-то эти слова, но уверен на все сто, что ты единственный, кто услышит их от меня. — И я люблю тебя, Юнги. Люблю всем сердцем. И я тоже уверен, что не полюблю никого, кроме тебя. — Господи, видели бы меня сейчас все мои знакомые. Циничный и грубый Юнги готов расплакаться от чувств к своему маленькому донсену. — Я так счастлив сейчас, хен. Несмотря ни на что очень счастлив. А мама… Она поймет, вот увидишь, она поймет и примет нас. — Я тоже в это верю. Во всяком случае, я пообещал заботиться о тебе и буду это делать всю свою жизнь, ну или пока тебе самому не надоест эта забота. — Мне не надоест, хен. — Кстати, а что ты ей сказал, что вы так быстро вышли из комнаты? Если не секрет, конечно. — Не секрет. Я попросил ее не рубить сгоряча и подумать хотя бы до завтра. И сказал, что какое бы решение она не приняла, это не повлияет на мой выбор. Я уже все решил для себя и от ее ответа будут зависеть лишь наши с ней отношения, а не мои с тобой. — А она? — Она сказала, что в таком возрасте решения не могут приниматься самостоятельно, что они не всегда могут быть правильными, зачастую принимаются необдуманно и могут испортить всю дальнейшую жизнь. Я напомнил ей, что она была моложе, когда решила сохранить мне жизнь и спросил, значит ли это, что она жалеет о своем решении родить меня? После этих слов она всхлипнула и ушла в ванную, а я спустился вниз. Остальное ты знаешь. — Ясно. Будем надеяться, что завтра разговор пройдет в более спокойной обстановке. Пойдем наверх, посуду помыли ребята из ресторана, остатки еды в холодильнике, остальное уберем завтра.