Глубоко в сердце

Довезя Джина до дома, Джун не ожидал, что он будет бодрствовать всю дорогу. Он надеялся, что сможет его сонного вытащить из машины и, занеся в дом, возможно, остаться до утра. А там, глядишь, гордый возлюбленный сменит гнев на милость и позволит что-то большее, чем просто быть рядом. Иногда. По-дружески. Но Сокджин, как будто разгадав его планы, усилием воли не давал себе отключиться и уплыть в сладкие дали пьяного сна, не понимая сам зачем же он так напился? Подъехав, он, не дожидаясь, когда Джун обойдет машину и откроет ему дверь, сам вылез из нее и, немного пошатываясь, пошел по направлению к дому. — Подожди, я помогу тебе! — проговорил Джун, догоняя. — Не нужно! — гордо ответил Джин. — Мне ничего от тебя не нужно, отвали! — грубо, но с какой-то грустью в голосе прошипел он гордо. Поднявшись, он попытался набрать код на замке, но никак не мог попасть по нужным кнопкам. — Черт… — прошептал он себе под нос, пытаясь снова нажать пальцем на нужную цифру, однако опять потерпел неудачу. Надеясь, что Джун, если не уехал, то хотя бы уже сел в машину и не видит его мучений, он, сделав вид, что просто чем-то занят, снова протянул руку к замку. И тут сбоку вынырнула крупная ладонь и, обхватив его кисть, слегка зажав указательный палец своими, нажала им четыре раза, точно попадая на нужные кнопки. Дверь пикнула, открывшись, и Джун улыбнулся удовлетворенно, будучи уверенным, что так и будет, безошибочно набрав цифры: один, два, ноль, девять — дату своего рождения. — Не поменял… — улыбнувшись, с радостью в голосе проговорил он, не выпуская чужие пальцы из своей ладони и, поднеся к губам, поцеловал по очереди каждую подушечку. — Какого хрена творишь?! — возмутился Джин, пытаясь выдернуть руку из захвата, но не прилагая усилий, потому что знакомый любимый мужской запах, смешанный с дорогим, таким же любимым парфюмом, уже забился в ноздри, раздражая все рецепторы и будоража душу. Отталкивать не хотелось. Хотелось прижаться к родному телу и не отпускать, вцепившись руками со всей возможной силой. Поэтому, когда Намджун потянул на себя за руку, которую все также держал в своей, и, притянув, обнял и прижал к себе, Джин на какое-то время позволил себе расслабиться и насладится объятиями, так давно не ощущаемыми, о которых вспоминал только ночью, лежа в постели с одинокой слезой, впитываемой в подушку, и рукой в пижамных штанах. Пьяный мозг притуплял опасность такой близости и казалось, что ничего в ней такого нет: подумаешь, постояли чуть-чуть обнявшись, с кем не бывает. Но когда Джун, втянув в себя такой же любимый запах его волос, прошелся губами по уху и скуле, приближаясь к губам, в так долго тренируемом сознании заорала что есть мочи сирена и зажегся красный сигнал «Стоп»! И Джин, набравшись мужества и сил из неизвестных скрытых резервов, усилием воли разомкнул такие нужные ему сейчас и всегда объятья и оттолкнул от себя такого близкого, но одновременно такого далекого мужчину. — Что творишь?! Совсем страх потерял? — крикнул он, как казалось, строго, но на самом деле отчаянно. — Джин! — в ответ воскликнул Джун. — Может, хватит уже? Сколько еще ты будешь мучить и себя, и меня? Да, я облажался! Я — мудак! Ну прости уже меня! — Ты знаешь условие, Намджун! Без этого даже не приближайся ко мне больше! Я тоже не железный, но если сдамся, возненавижу и тебя, и себя. И тогда конец. Совсем конец, так и знай! — и с этими словами Джин зашел в дом и захлопнул дверь перед носом разочарованного, но уже отчаянно готового на все Намджуна. Вскочив в салон автомобиля, уже не так ловко как перед этим, и задев зеркало заднего вида, чуть не оторвав его, он рванул с места с такой скоростью и ревом мотора, что прижавшийся с внутренней стороны к двери Джин вздрогнул от страха за него. Джун несся по дороге, не разбирая направления и, кажется, нарушая все правила, какие только можно! Повезло, что по пути не встретилось ни одной полицейской машины. Огни центра давно остались позади, а он все продолжал мчаться по дороге неизвестно куда. И продолжал бы, если бы не красная лампочка на панели, сообщившая о заканчивающемся топливе. Впереди показалась заправка, и Намджун свернул с дороги, замедлив движение. — Полный, — сказал он сотруднику и, бросив ключи, вошел в кафе. Посмотрев на название провинции на стене, он понял, что проехал не менее двухсот километров. Взяв кофе и расплатившись за бензин, он сел за столик в углу почти пустого в это время зала и, ничего не видя вокруг, глубоко и надолго задумался. Кофе уже давно остыл, потеряв надежду, что его теперь выпьют, на улице начало светать, а Намджун все сидел, о чем-то думая и кусая губы. Вдруг, наконец что-то для себя решив, он резко вскочил и повернулся к двери с такой скоростью, что протиравший соседний столик мальчишка-официант отскочил в сторону, побоявшись, что его снесет порывом ветра. Намджун снова сел в машину и поехал в сторону города, в направлении дома родителей, не теряя решимости и уверенно смотря вперед. Подъехав и посмотрев на часы, он подумал, что отец — жаворонок по натуре — сейчас, скорее всего, уже в своем кабинете за работой, что было ему на руку. Войдя в дом, он поздоровался с домработницей, выглянувшей в прихожую, и, убедившись, что отец у себя, пару раз стукнул костяшками в дверь и вошел внутрь. — Доброе утро, отец, — поклонившись, сказал Джун, подходя к столу. — Сюрприз! — поднял на него взгляд отец, снимая очки. — Доброе. — Мне нужно поговорить с тобой. О личном… — продолжил Джун. — Могу я присесть? — Наконец-то! Решился! — скрывая скупую улыбку, проговорил отец. — Такая скромность и уважительность делает тебе честь и наводит на мысль, что твой ненаглядный наконец-то добился своего и дал тебе пинка! — уже не пряча улыбку, продолжил мужчина. — Что? — растерялся Намджун. — Я не понимаю… Ты знаешь?.. — А ты думал, есть что-то, что я могу не знать о собственных детях? — Но как? Откуда? — не мог понять Джун. — Долго же он терпел тебя, трусливого нерасторопного тюленя! — не отвечая на его вопрос, продолжил отец. — Я бы уже давно не выдержал и послал куда подальше! Но, видно, и правда сильно любит… — Отец, я не понимаю… — все еще пребывал в легком шоке Намджун. — Да, сын, я знаю и знал с самого начала о твоих отношениях с этим человеком. И хочу сказать, что в какой-то степени горжусь тобой и благодарен тебе и ему за ваше скромное поведение. Я оценил то, что вы не выставляли свои чувства напоказ все время, пока были вместе. Более того, старались скрыть их от всех. Даже отдыхали не на Чеджу, где круглый год полно знакомых. И я очень уважаю твоего доктора за то, что согласился на это. — Ты и профессию его знаешь? — Я знаю все о нем. О вас. Навел справки сразу. Нанял человека. Сначала я был очень рассержен и был уверен, что это твоя профессия так повлияла на тебя. Но потом, когда это продлилось не год и не два, я забеспокоился. Поэтому тогда, на юбилее, я и произнес тот тост, чтобы посмотреть на твою реакцию. И как же я был удивлен, когда ты сразу послушался. Честно, не ожидал. Но и он молодец! Горжусь им! Как он тебя тогда! А я уверен, что это именно он разорвал отношения! Гордый парень! Молодец! Джун молча смотрел на отца, не в силах произнести ни слова. А тот продолжал: — Я видел все твои попытки найти кого-то и создать семью в угоду моей просьбе. И в какие-то моменты мне было даже жаль тебя, но я все еще не терял надежды, что смогу поменять твое направление. Я ошибся. Прошу, сын, прости меня за это! Я недооценил тебя и твои чувства к нему. Как и его к тебе, ведь он ждал так долго. Четыре года он ждал тебя, нерасторопного трусливого тюленя, пока ты решишь признаться в своих чувствах. Что же произошло теперь? Он встретил кого-то лучше и смелее тебя? — усмехнувшись, спросил отец. — Нет. Просто я больше так не могу! Я люблю его, отец. И хочу быть с ним. Но для него важно, чтобы моя семья знала об этом, — произнес Джун. — Конечно! После того твоего предательства, а это было именно предательство, сын, хоть я и был его соучастником, он больше не может верить, что ты не предашь его снова! После очередного моего юбилея, например. — Прошу, отец! Не препятствуй мне и не запрещай! Я не хочу испортить отношения с семьей, вы слишком дороги для меня! Но и он дорог не меньше! Просто не могу без него! — Я и не запрещаю. Ты прошел слишком долгую проверку временем. И вы с ним доказали свои чувства и верность, по моему мнению. Хоть ты и метался среди юбок, пытаясь вырваться из этого, в душе ты все равно остался верен ему. Что ж, значит, так тому и быть. Прошу только об одном: не нужно афишировать свои отношения на каждом шагу! Я не прошу скрывать их, как раньше. Но прошу только вести себя скромно и не радовать публику этим. — Отец, а мама… Она знает?.. — Не все. Знает, что было. Смирилась. Но к этому ее надо подготовить. Давай так. Вы сегодня вместе придете к нам на ужин, часам к семи. Я поговорю с ней, и вчетвером мы все обсудим. Не волнуйся, это же твоя мать. Она только с виду взбалмошная и капризная, а на самом деле нам ли с тобой не знать ее нежную натуру? Она примет и поймет. Ну, покричит немножко, конечно, не без этого! И скорее на меня, чем на тебя! — засмеявшись, проговорил отец. — Придется снова с ней в ювелирный съездить. Там она быстро успокаивается, — все еще смеясь, закончил он. — Спасибо, отец! Мы придем! К семи! Обязательно! — Джун поклонился, но этого показалось мало. Он подошел и, встав на колени, взял руку отца и с почтением поцеловал ее. — Иди, сын! Я горжусь тобой и ничуть не разочарован твоим выбором и твоим поведением. Ступай! Встретимся в семь. Когда за парнем закрылась дверь, отец выдохнул, опустив плечи и теряя осанку. Лицо его сразу состарилось. Сжав двумя пальцами переносицу, как делал это в момент сильной усталости, он вдруг почувствовал на кончиках пальцев влагу и понял, что это слезы. Он еще долго сидел в кабинете, задумавшись, но после встал, снова придав себе строгий и уверенный вид, и направился на поиски супруги. Предстоял нелегкий разговор. Намджун вылетел из дома с такой скоростью, словно у него за спиной выросли крылья! Он посмотрел на часы, на которых было только девять утра, и рванул к Джину, зная, что тот — отнюдь не ранняя пташка, тем более с похмелья. Подъехав и поднявшись к дому Джина, Джун нажал на звонок. В ответ стояла душераздирающая тишина. Он позвонил снова, и тот же результат. Неужели за это время образ жизни возлюбленного изменился? Не может этого быть, тем более после вчерашнего. Ну не мог он встать так рано и уже уйти на работу. Поэтому Джун, нажав на звонок, стоял и не отпускал его, пока не услышал крик за дверью. — Кто бы это ни был! Еще две секунды этого звука, и я прибью тебя, Джун, потому что уверен, что это ты, мать твою! — Джин, открой, нам надо поговорить, — прокричал Джун из-за двери. Джин, приоткрыв маленькую щелку и щурясь от яркого света, злобно прошипел: — Ради всего святого, Намджун, уйди с глаз моих! Мне и так хреново, а глядя на тебя, все выпитое вчера снова просится наружу, хоть и должно было уже перевариться! Иди отсюда, чего приперся ни свет ни заря? Я тебе уже все сказал вчера! — Джин, ты приглашен к нам на ужин. Сегодня к семи, — без предисловий выпалил Джун. — В качестве моей пары. Родители хотят познакомиться с тобой. Джин застыл в ступоре и, кажется, не дышал. Отмерев через какое-то время, он прохрипел: — Это развод или очередной способ подкатить? — Да, я подкатываю к тебе, но это не развод. Это правда. Я поговорил с отцом только что. Признался, хоть он и без этого все знал. И мы идем сегодня к ним на ужин. — Как знал? — смог уловить Джин главное. — Вот так. Следил. Контролировал. И до, и после расставания, — тихо ответил Джун. — Я не расставался с тобой, я выгнал тебя, — гордо заявил Джин. — А это не одно и тоже? — Нет! Я выгнал и ждал, когда такой трусливый тюлень, как ты, сделает хоть один смелый шаг. — Вы что, сговорились с моим отцом? — возмутился Джун. — Вы даже называете меня одинаково! — Может, потому, что ты такой и есть? Мы просто констатируем факт, — ухмыльнулся Сокджин. — Блин, Джин! Ну хватит уже! Что ты держишь меня на пороге, как попрошайку? Впусти уже! — еще громче проговорил Джун. — Зачем? — невозмутимо уточнил Джин. — Как зачем? Ну, поговорить там… Уладить все… Подготовиться к вечеру… — слегка растерялся Джун. — С утра? С утра начнем к вечеру готовиться? Иди ты, Намджун, на… работу! В агентство свое топай! А в шесть приезжай! — И вот так? И ты даже не покажешь, что доволен? — Блять, Джун! Четыре го… — Не матерись! — строго прикрикнул Намджун. — Да пошел ты! — возмутился Джин. — Четыре года я ждал этого твоего решительного шага! И ты думаешь, я сейчас брошусь тебе на шею от радости? — А ты не рад? — Я не знаю! Рад… наверное. Но мне надо подумать и осознать что я чувствую, — задумчиво произнес Джин. — Вот это-то и пугает! Когда ты начинаешь эти свои мыслекопания, к хорошему это редко приводит… — со вздохом проговорил Нам. — Уж не хочешь ли ты сказать, что я плохой психотерапевт? — приподнял одну бровь Джин. — Вот-вот, и я об этом! — закивал Намджун. — Уже додумал, а я даже ничего такого не говорил и не имел ввиду. — Иди на хрен! Придешь в шесть. Адьёс! — И Джин попытался закрыть дверь. — Один поцелуй! Один поцелуй, Джин, чтобы почувствовать, что это не сон, — Нам надавил на дверь плечом, не давая ей закрыться. — Можно и не доходить до этого, — невозмутимо ответил Джин. — Могу просто дыхнуть на тебя, и ты поймешь, что реальней некуда! Джун, у меня во рту после вчерашнего словно кошки нагадили, какие поцелуи? Иди ты на… работу! До вечера! — и он снова надавил на эту дурацкую дверь, на которую второй спорщик давил с другой стороны. Намджуну ничего не оставалось, как отступить, сесть в машину и поехать на работу, хоть он и не спал всю ночь. Счастливая улыбка, осветившая его лицо, могла бы пошатнуть решимость Джина, ведь ямочки, появившиеся от нее, были его слабостью. Но этой улыбки он уже не видел, захлопнув, наконец, эту дурацкую дверь. Снова прижавшись к ней спиной, Джин схватился за сердце, которое билось с такой скоростью, что будь на нем сейчас напульсник, он бы, наверное, лопнул от напряжения. Неужели правда? Может, он все еще спит пьяным сном? Джин попытался ущипнуть себя, с запозданием понимая, что он все же врач и сам убеждает людей, что такие методы не работают. Забыв напрочь всю теорию, он стал мысленно накручивать себя всякими «а вдруг», как обычная истеричка. А вдруг Джун соврал? А вдруг его отец просто хочет разлучить их, глядя в глаза? А вдруг он им не понравится? А вдруг его мать не согласится с отцом? А вдруг это просто злая шутка? А вдруг… А вдруг… А вдруг… Пока голова окончательно не разболелась и не начала трещать. Найдя таблетку и закинув ее в рот, Джин, громко крикнув и выплеснув нервозность, решил плюнуть на все и отправиться в душ. Ведь к сегодняшнему вечеру он должен быть неотразим!