Залапанное зеркало

      - Да, Ваше величество, да, да, - шептал Су Хёк сбивчиво, тяжело и шумно дыша ртом. Он закусывал нижнюю губу и жмурился, вдыхая чужой запах, и старался концентрироваться на внешности любовника, а не на том, что он говорил промежду делом и как смотрел на него. Шин вытащил у него из-за уха длинную прядь шёлковых золотистых волос, перекинутую на спину, и осторожно дотронулся любовнику до виска и шеи, боясь, что вот сейчас ему дадут затрещину.       Мужчина медленно входил и выходил из него, бесстрастно покачивая бёдрами и ожидая, пока Шин пискнет и характерным образом зажмётся, стискивая его внутри себя.       - Выньте, вы… ага, - попросил Су Хёк, горбясь и интуитивно заваливаясь на бок, в ту позу, в которой он обычно мастурбировал. Партнёр не препятствовал и в одно движение плавно вытащил член, позволяя Шину обеими руками подлезть себе между ног, одной сжимая гудящие яички и подтягивая к низу кожу, чтобы до конца обнажить розовую набухшую головку, другой надрачивая себе у вершины, прямо по уздечке, так, чтобы поскорее выдавить из себя желанный оргазм.       Партнёр молчал, вяло гоняя кожу по стволу, чтобы не заглохнуть на холостом ходу, и смотрел, как Су Хёк откинулся на софе, повалился на бок и скромно излился себе в кулак, сотрясаясь короткими и резкими спазмами удовольствия. Не прошло и полминуты. Он немым ртом произносил какие-то звуки, мужчина не разбирал, но предполагал, что это было что-то про «ваше», «сир» и «ещё». Шин жмурился. Он расслабленно восстанавливал дыхание, с неохотой садясь прямо, и придя в себя, обтёр сперму о наперник подушки, наволочку с которой Су Хёк предусмотрительно снял. Он часто заметал так следы.       Любовник нетерпеливо ждал, сложив на груди руки и глядя сверху вниз на то, как Шин лениво ковырял пальцем плетёную обивку дивана, всем своим видом показывая, что игнорирует партнёра.       - И где благодарность, Шин? – спросил мужчина с поддёвкой, коленом толкая его ногу так, чтобы можно было увидеть его маленький обмякший член, а следующим движением, подтянуть задранные ноги и пристроиться к промежности.       Су Хёк поморщился, тихо и протяжно, и с большой неохотой приподнялся с диванчика, отвернулся лицом к стене и подставил зад, чтобы саднящий проход оказался легко доступным для проникновения. Это была одна из самых открытых поз, на которые Шин был способен.       - Я хочу, чтобы ты сказал это вслух, - мужчина настаивал. Он смачно шлёпнул Су Хёка по заднице, зажав его маленькую ягодицу между пальцев и потеребив её из стороны в сторону. Партнёр видел, как растягивается и деформируется маленькая дырочка Шина, приоткрываясь и схлопываясь от напряжения, - ну? Мне долго ещё ждать?       Су Хёк, переминаясь с ноги на ногу, присел себе на икры и обернулся вполоборота через плечо, глядя любовнику в колючие янтарные глаза.       - Ваше Королевское Высочество, господин Голденлеонард, вы так добры, что позволили мне прикоснуться к вашему благословенному телу и наградили своим вниманием недостойного слугу. Спасибо вам большое, принц, за вашу милость, доброту и заботу.       Мужчина смотрел с высокомерной строгостью в лице и с недовольным прищуром во взгляде. Шин говорил свои заученные реплики настолько неестественно и вычурно, что от лицемерия принц готов был врезать любовнику по лицу. Но личико жемчужины монаршего эскорта марать нельзя было.       - Ещё, - настырно напрашивался на похвалу второй принц, наматывая волосы на кулак и собирая их в жгут для удобства. Су Хёк просил его снимать заколки и украшения, чтобы путаться пальцами в густоте золотых прядей, очень напоминающих ему Короля.       - Что ещё? – Шин отвёл взгляд, делая вид, будто не понимает, о чём речь.       - Ещё что-нибудь скажи, а то надоел уже. А, нет, лучше помолчи. Закрытый рот идёт тебе больше. Задирай зад, - в конце грубо добавил принц, показывая неприличный жест-проникновение ладонью и положил ладони Су Хёку поясницу, сжимая его бока и руками помогая на себя насаживаться. Шин руками хватался за изголовье диванчика, широко расставляя ноги и стараясь впускать в себя длинный, но довольно тонкий член на выдохе, когда мышцы податливо раскрывались. Принц вставлял не до конца, рывками проталкиваясь в податливое мягкое тело, и кривил рот каждый раз, когда Су Хёк особенно тесно обжимал его изнутри.       - Стони, - требовательно выдавил из себя мужчина на выдохе, качнув головой так, чтобы распущенные ниспадающие волосы, липнувшие к потному телу, не мешали ему.       Обычно молчаливый и совершенно безучастный Су Хёк сделал над собой усилие и неправдоподобно-громко, бесстыдно застонал, пропуская грудные вздохи и сладко протягивая имя любовника. Они уединились в гостевых комнатах непроходного крыла дворца, рано утром, так что ни монарх, ни кто-либо из стражи, ни надсмотрщики эскорта не должны были застать их.       Принцу помогла эта симуляция. Он стал толкаться более ритмично, но почти не вынимая член, вставляя и вытаскивая с короткой амплитудой, он часто засеменил бёдрами перед самым окончанием и задохнулся воздухом, когда излился вовнутрь и вжался в Су Хёка обеими руками, стараясь касаться его без нажима, чтобы на бархатистой тонкой коже не осталось следов их случайного интима.       - Я же просил на копчик, - недовольно сделал замечание Шин, сгибая затёкшие ноги и садясь задом на подушку без наволочки. Су Хёк положил себе на яички раскрытую ладонь, пальцами перебирая наморщившуюся кожу, и поступательными движениями массировал анал снаружи, чтобы прекратить жжение. Шин расслабился и мышцами вытолкнул семя, воздух в его растраханной дырочке нелепо захрюкал, так что Су Хёк сдвинул ноги, стыдливо зажимая кисть в паху и закусывая губы с внутренней стороны. Он сделал глубокий вдох и попробовал расслабиться ещё раз, с влажными хлюпающими звуками выталкивая из себя смачное окончание.       - Ну так вышло. Хватит жаловаться, а то я больше не приду, - принц переминал в ладони своё обмякшее достоинство, взглядом ища по комнате свои вещи. Белые штаны висели на изголовье кресла, парчовая куртка с золотыми настрочками была скомкана и валялась под диваном, упавши с подлокотника.       - Пожалуйста, дайте ваш платок. Мне надо вытереться, - попросил Шин осторожно, будучи совершенно уверенным в том, что первый принц сейчас скривит лицо, скажет что-нибудь высокомерно-грубое и покинет их «место встречи», больше всех боясь, что его поймают за рукав или на него донесут. Вторую зиму дворец не догадывался о том, что дети Короля растащили его любимый эскорт себе на хуи, прихватив главного мальчика гарема.       - Носи свой, - ожидаемо ответил мужчина, застёгивая маленькие жемчужные пуговки на рубашке. Он одевался, не глядя в зеркало, и трусливо бросал взгляды на захлопнутую дверь, параноидально переживая, что кто-то мог краем уха услышать стоны Су Хёка и, спрятавшись за шторой, ждать, кто первым выйдет из гостевой.       Перед тем как выйти, принц собрал вещи Шина, осторожно сложенные на полу под кофейным столиком, и бросил их в Су Хёка комом. Юноша обтёрся остреньким уголком подушки, растирая промежность грубым ситцевым плетением наперника.       Дверь тихо щёлкнула, принц быстрым шагом побежал в сторону музыкальной комнаты, в которой у него скоро должно было начаться занятие, и только через несколько минут, встав на ватные ноги, потянувшись, придирчиво оглядевши себя в зеркало и одевшись, Шин заметил, что дверная ставня была приоткрыта. Су Хёк перепугался. Он выскочил в коридор, озираясь в обе стороны и щурясь, выцепливая взглядом малейшее движение занавесок на ветру и движения света по мрамору, и выдохнул. Сегодня его никто не увидел.       - А, Су Хёк? Знаем мы его, знаем. Он у нас по рукам ходит, так что бери, присоединяйся, если не брезгуешь, - пренебрежительно и с нескрываемой поддёвкой сказал третий принц, самодовольно улыбаясь от того, как хорошо сейчас выразился. Шин старался не меняться в лице и молчал, но по мельчайшим мимическим морщинам, неловкому растерявшемуся взгляду и нервически подёргивающимся пальцам, то и дело норовящим сжаться в кулак, было заметно, как он был напряжён.       - Ну сзади он ещё ничего, а лицом к лицу я бы его не трахал, чтобы он губами меня не трогал, - продолжал третий принц бесцеремонно, поставив блюдо с виноградом себе на колени и в одиночку уплетая ягоды, с жадностью пережёвывая их вместе с палочками и костями, - а то он этим ртом стариковский член лобзает, как-то вообще не хочется, чтобы он с поцелуями ко мне лез.       Су Хёк хотел возразить, всё внутри у него вскипело от обиды и злости, в первую очередь от беспомощности и стыда, но он волевым усилием заставлял себя молчать, потому что любое слово, любая эмоция сработали бы сейчас против него. Принцы выводили его из пассивного равнодушия на диалог и задавливали унизительными словами, доводили до слёз и издевались, пока Шин не убегал от них совсем. Каждый из королевских детей знал – Су Хёк пообижается пару дней, а потом сам приползёт обратно, выклянчивая интим в обмен на свою задницу. Это было циклично и очень забавно, так что как ни уколи Шина, как глубоко ни рань его – он простит, а даже если не простит, не сможет долго ходить кругами.       - Я бы вообще не стал к нему прикасаться на твоём месте. На нём места живого нет, к чему не притронься, оно уже будет чьим-нибудь, - заметил второй, особенно интонируя слова «вообще не стал бы».       - Он как зеркало в коридоре, всё залапанное и грязное. У каждого члена семьи гребни, бокалы и постельное белье - все своё, только «королевский мальчик» у нас общественный, - с нехарактерной для себя ласковостью заметил старший из братьев, глядя на уязвлённого Су Хёка и взглядом опуская его ещё сильнее.       - Умолкни, никакой он не «общественный»! – вступился Вольфганг на повышенных тонах, так что второй вздрогнул. Он переживал, что лишние слова доползут до коридорных и стражи, но в зале, кроме четвёртого принца, все были своими, - Шин спит только с отцом, потому что ему нельзя отказаться, это не по его воле, это не считается. Вот.       У Шина перехватило дыхание. Вольфганг не знал ещё обо всём, что происходит в королевской семье, и нахмурился ещё сильнее, надеясь, что сейчас кто-то сжалится над ним и переменит тему разговора.       - Он шлюха, Вольфганг, уймись, весь двор об этом знает. Ты ещё мало пожил во дворце, тебе простительно не знать многих очевидных обстоятельств, - продолжал первый, пренебрежительно отворачивая от Шина лицо, не удостаивая его даже взглядом, - это мальчик из монаршего гарема, который пошёл по рукам две зимы назад. Отец, конечно, не знает, иначе бы шкуру с него живьём содрал.       - Как с каждого из вас, - на остатках вдребезги разбитого самообладания отбрыкнулся Шин, но дрожь в голосе и слёзы, горько вставшие поперёк горла, выдавали в нём загнанное раненое животное.       Принц его проигнорировал.       - Он сейчас освоится и тебе предложит своё тело. Запомни несколько простых условий: следов не оставлять, дольше чем на час не забирать, ставить нас в известность, куда он тебя поволок. Чтоб мы не встретились.       Вольфганг был растерянным. Он затолкал руки поглубже в карманы, стараясь настырным взглядом не смущать Су Хёка, и открыл уже было рот, чтобы грубо возразить старшему и как-то по-новому несодержательно вступиться за приятеля, но Шин перебил его.       - Я ценю ваше внимание и доброту, молодой господин, но не сейчас. Замолчите, - попросил Су Хёк более грубо, чем планировал, и с запозданием заметил, что был со своим заступником чересчур строг, когда осаждал. Шин был красным, у него алели щёки, уши и шея, на которой нервически подёргивалась жилка. Вольфганг заметил расшатанное положение приятеля, засопел и закинул ногу на ногу, откинувшись глубоко в кресло сутуло.       Король находился на осмотре владений и уже больше месяца был в отъезде, не появляясь во дворце. Это одновременно радовало Су Хёка, но вместе с тем и разочаровывало.       - Тефтелька? – раздался отчётливый голос принца в тишине тёмного коридора, доносившийся откуда-то от окна из-за штор. Су Хёк вздрогнул всем телом, боясь, что кто-то из стражи поймает его здесь за руку.       - Ваше высочество? – спросил Шин шёпотом, подходя ближе к шторе, чтобы Вольфгангу не пришлось говорить громко, - вы должны уже спать, что вы здесь делаете?       Парень усмехнулся, свешивая ноги с подоконника и упираясь лопатками в холодную деревянную раму.       - Кто бы говорил. Я думал, здесь находятся только спальни принцев. А ты куда? – спросил он без провокации в голосе, но Су Хёка очень пристыдило это замечание. Шин поморщил лицо, находу придумывая какую-нибудь правдоподобную отговорку, но в свете сегодняшнего разговора перед ужином Вольфганг и сам уже обо всём догадался.       - Я знаю, молодой господин. Я к…       Не успел он договорить, как приятель перебил его.       - Леонард тебя не ждёт. Я видел его коня запряжённым, а ещё он пропадал где-то на дворе. Очень похоже, что он едет к своей матушке в соседнее герцогство. Помню, он что-то говорил про это на той неделе, - рассказал Вольфганг, опережая Шина.       Юноша задумался. Он поправил и без того хорошо лежащую чёрную накидку и тихо вздохнул, отводя глаза вбок.       - Очень жаль. Ладно, тогда постучу в другую дверь, третий тоже был ничего.       - Шин, да ты серьёзно, что ли? – воскликнул Вольфганг громким шёпотом, плеснув руками по воздуху. Он чуть не задел локтем стекло, так что оно не загудело и едва не задребезжало в раме.       Су Хёк сделал шаг назад, якобы не имея к этому никакого отношения.        - С Королём я понимаю, это подневольно, но с принцами… с ними для чего? – не унимался Вольфганг, смущая Шина сильнее. Принц хотел поговорить об этом с приятелем ещё в библиотеке, в безопасной обстановке, но сейчас тема для разговора напрашивалась сама собой.       Су Хёк долго не отвечал, а потом сказал, как отрезал: «Хочу», будто его желание было самодостаточным аргументом, не требующим никаких других пояснений.       - Зачем ты согласился спать с этими упырями? Они же тебя ткают и унижают постоянно. Ты серьёзно веришь, что они тебя «любят» и искренне хотят тебе помочь? Как бы не так, это всё сплошь гнусь и лицемерие, разуй глаза.       Шин хохотнул, не сдержав ухмылки.       - Вы так говорите, будто мне это не очевидно.       - И ты, зная, всё равно соглашаешься и сам к ним идёшь? Ну ты… тефтелька! С таким то отношением лучше ничего, чем вот всё это. Будь я на твоём месте, я бы их уже поколотил, пикнуть бы в мою сторону не успели. А ты сидишь сопли жуёшь и носом шмыгаешь, - в Вольфганге заговорила обида. Он вспомнил, как поливали помоями его приятеля перед застольем, и кровь снова вскипела у него в жилах. Принц замолчал тогда, но продолжал вести ожесточённый внутренний диалог, выдумывая хорошие ответы на колкие замечания братьев.       - Просто поверьте, как данность, что такое мерзкое отношение среди принцев гораздо лучше, чем то, что есть у меня на выбор. Вы многого не знаете. Они обращаются со мной плохо, очень плохо, это правда, и я их всех… - Су Хёк заговорил на порядок тише, - я их всех ненавижу. Но без этого мне ещё хуже…       - Что, несколько минут фальшивого удовольствия стоят целого вечера хамства и унижения, ты это имеешь в виду? – Вольфганг был прямолинеен и прост, и такая прямота ужасно смущала Шина.       - Да, - ответил Су Хёк бескомпромиссно, замечая, как от удивления на лице принца брови поползли на лоб.       - Ты серьёзно? Что они делают такого, что ты согласен терпеть все эти поганые ухмылочки? Чего ты хочешь? Чего добиваешься? – засыпал Вольфганг вопросами, не совместимыми с этикой, и покачивал босыми ногами.       Су Хёк затушевался. Он зашёл за штору, так, чтобы никто из коридорных стражников или проходящих слуг случайно не увидели его в полутемноте, и пододвинулся поближе к Вольфгангу, не соприкасаясь плечом с его коленом. Шин долго молчал, формулируя в голове простую мысль, а потом сумбурно её изложил.       - Я хочу, - заговорил юноша неуверенно, - сцепив пальцы в замок и с хрустом потягивая их из стороны в сторону поочерёдно, - я хочу, чтобы меня приласкали. Я хочу заботы и внимания. И чтобы это сделал член королевской семьи с уникальной внешностью. Вот и всё.       - А-а-а, - протянул Вольфганг тихо, - а это ещё зачем?       Шин посмотрел на него колко, не зная, как ещё увернуться от его любознательности.       - Но они ведь делают это не искренне. Эти высокомерные рожи просто используют тебя, берут, а взамен что? Ничего нет. Ну ты же видишь. Видишь же, да?       Вольфганг тряхнул Су Хёка за плечо, вынуждая юношу заглянуть ему в глаза. Он вынудил Шина нехотя согласиться.       - Вижу, молодой господин. Понимаю, молодой господин. Это вы не понимаете, - Су Хёк стал нервознее. Он насупился и, скрестив руки на груди, заговорил даже с обидой за то, что его вынудили произносить такое вслух, - я настолько хочу всего этого. Я хочу быть любимым. Хочу, чтобы меня обнимали, хочу поцелуев в щёку, хочу засыпать с кем-нибудь вместе, и чтобы во сне меня накрывали одеялом, если оно сползёт. Я хочу слышать комплименты, так чтобы меня прям захваливали. Хочу, хочу, - его трясло от раздражения и вскипающей злости, - мне это так надо, что я готов обмануться и позволить им сорвать на мне свою похоть в обмен на капельку ласки. Вы просто не знаете, как я этого жду.       Вольфганг смотрел на Су Хёка всё это время с изумлением. Он не знал, как повести себя лучше, тут же броситься его обнять или наоборот пальцем не тронуть, чтобы Шину не показалось, будто принц подлизывается.       - Шин… - позвал его Вольфганг, - я не знал, что тебя так с этого пучит. Прости меня, - он без нажима погладил его ладонью по предплечью, и Су Хёк вздрогнул так будто его укололи иглой.       - Не надо, - он сделал полшага в сторону, всё ещё не выходя за пределы пыльной бархатной шторы.       - Ты так мучаешься этим… давно? Тебя кто-то обидел? – настырно выспрашивал принц. Су Хёк снова надолго замолчал. Он отвернул лицо в сторону, но боковым зрением Вольфганг видел, что Шин хмуро сдвинул брови и скривил рот, сомневаясь, распространяться о своих переживаниях четвёртому принцу или утаить всё в себе.       Вольфганг был очень проницательным юношей. От него ничего нельзя было скрыть, так что мельчайшие перемены настроения и ужимки не проходили мимо его внимания.       - Дело не в обидах, Ваше высочество. Просто наш Король… он мне предназначен. Понимаете? – сказал Шин с поразительным равнодушием, опершись плечом о стену. Он кулёмал штору в ладонях и делал вид, будто это признание даётся ему без усилий.       Су Хёк вспомнил, как впервые почувствовал это приятное щекотание в груди, когда ещё не понял, из-за кого оно случилось. Мама предупреждала его, что избранники судьбы – огромная редкость, и найти своего партнёра удаётся мало кому. Отец Су Хёка и его мать – не предназначены друг другу, просто господин Шин по мандату долга нашёл себе женщину, оказавшуюся самой комфортной и сговорчивой, так они и слюбились. Но мать всегда твердила Су Хёку, обставляя избранничество в самом лучшем свете, что Шина обязательно найдёт большое счастье.       И «Счастье» его действительно нашло. Оно годами собирало гарем, перебором ища ту женщину или того мужчину, на которое отзовётся сердце. Король приглашал ко двору сотни людей разного возраста, пола и социального статуса, но только три года назад смог остановить взгляд на сыне своего министра финансов, неожиданно для себя заметив, с каким непривычным щемящим чувством при первой встрече стеснило грудь. Су Хёка привели на смотр вместе с остальными ребятами, отбирая его по факту внешности для единоразового грубого интима. Шин увидел, как монарх в сопровождении нескольких эскортников, двух стражников и глашатая вошёл в залу, и сердце у Су Хёка застучало. Юноша не смог сформулировать смутное предчувствие, но был убеждён, что это оно.       Шин прошёл отбор для монаршего гарема, не представляя из себя ничего особенно исключительного. Внешность? Невзрачная. Характер? Скромный. Навыки? Неоригинальные. Но Су Хёк тогда не обострил на этом внимание, обрадовавшись по наивности и глупости, что Король его выбрал из десятка других детей. Шин стал знакомиться со всеми в эскорте, хватая ребят за руки и упорно глядя им в глаза, но так и не испытывая повторно того приятного саднящего чувства, будто ты увидел своё продолжение. Перебрав всех приятелей в чёрных накидках, Су Хёк стал здороваться со стражей и заглядывать им под забрала, надеясь высмотреть где-то предназначенного, но и среди стражников во всём дворце не нашлось нужного. Глашатая Шин видел уже и ничего не почувствовал.       Су Хёк был уверен, что его ждала красивая умная девочка, очень скромная и пугливая, боящаяся первой найти Шина, навязаться ему в друзья. Он искал «синюю птицу» по дворцу несколько дней, любознательно заглядывая даже туда, откуда его прогоняла стража и эскортный надсмотрщик, но юной застенчивой девушки всё не было.       Когда Су Хёк пришёл на первый в своей жизни званый ужин и поздоровался с Королём, в порядке очереди подходя к нему, чтобы поцеловать монарху руку, сердце у Шина упало в ботинки. Король улыбнулся, и юноша похолодел. Когда старик поцеловал Су Хёка в лоб и погладил бархатную щёку, зарумянившеюся от смущения.       Шина трясло. Он весь вечер не мог собраться с мыслями и смотреть на правителя, не мог поддержать разговора и плохо ел, ковыряя еду в тарелке и разглядывая налитые грозди винограда. Король тогда только пару раз обратился к нему и, слыша своё имя, Су Хёк вздрагивал. В первый раз, когда избранник позвал его, у него перехватило дыхание. Шин думал, что это трагедия, но настоящий кошмар он и вообразить себе не мог. Юноша по молодости и наивности не думал, что Король позовёт его в постель, он просто расстроился, что теперь никогда не сможет целоваться и гулять с любимым человеком, но как же чудовищно Су Хёк ошибался.       Правитель был ужасным любовником. В первую очередь потому, что из-за возраста он мог пригласить себе человека для интима не чаще чем раз в неделю, а поскольку их в эскорте, по подсчётам Шина, было не меньше тридцати, то до него доходило раз в несколько месяцев, а со всеми болезнями и отъездами виделся Су Хёк с Королём раз в полгода и то не один на один. Но монарх отравлял его жизнь постоянно. Он дразнил Шина, постоянно подзывая к себе, щипая его и щекоча, поступательными движениями потирая ладонью в паху и залезая тёплыми потными ладонями под рубашку. Король трепал Су Хёка за волосы, раздевал и всячески поддевал, чтобы раскачать в Шине страсть.       После того как они переспали в первый раз, Су Хёк не мог найти себе места. Ему было очень больно и до омерзения тошно, но вместе с тем он испытал надсадную щемь в груди, которое буквально волокло его обратно на королевское ложе. Теперь избранники чувствовали друг друга на расстоянии. Мама предупреждала Шина, что незримая связь будет отголосками сознания отдаваться друг в друге, но Су Хёк и предположить не мог, насколько по-уродски будет это в его случае.       Старик развращал Шина, и каждый раз, когда Король приглашал юношей в свои покои, когда провожал взглядом симпатичных танцовщиц или фантазировал на эротические темы, Су Хёк чувствовал, как у него самого позывала эрекция, до этого почти не беспокоившая его. Шин стал чаще думать о сексе, видеть щекотливые вещи даже там, где их на самом деле не было, он лишился невинно-непредвзятого взгляда на мир и стал везде искать похоть. Но мало того что Су Хёк мучился от брошенности и измен, которые серпом по сердцу секли его первое время, Шин не получал от Короля ни одобрительного взгляда, ни ласкового слова, ни хорошего секса. Монарх нещадно лупил его, таскал за волосы не воспитания ради, а умиления, трахал, не учитывая его пожеланий, не спрашивая разрешения, не заботясь о чужом удовольствии.       Су Хёк коротко рассказал об этом Вольфгангу, не вдаваясь в особо интимные глубокие подробности. Он говорил шёпотом, глазами ища внимания и боясь, что принц в любой момент хохотнёт над его историей, прыснет или отпустит какое-то язвительное замечание, которое в момент болезненного откровения ошпарит кипятком его внутренности. Но Вольфганг был благодарным слушателем. Он развернулся полубоком так, чтобы видеть Су Хёка хорошо, не разрывая зрительного контакта кивал, не задавал глупых вопросов, не переспрашивал, не давал никаких эмоциональных оценок словесно и невербально. Он дал Шину выговориться и позволил сказать только то, что юноша сам решит. Когда Су Хёк договорил, он с лёгкостью выдохнул и пальцем оттянул тугой воротник рубашки, удушающий его от волнения.       - Это чувство пустоты и брошенности… оно меня раздавит.       Вольфганг одобрительно качнул головой.       - Раньше я правда хотел только одну девочку, единственную, избранную, любимую. Я правда презирал этих гуляющих шаболд, которые чкаются от одного к другому и только портят собой окружающих, разбрасывая вокруг нечистоту и грязь. А теперь я сам им стал. Как вам известно, избранники взаимно перенимают черты партнёра после знакомства, а после соития начинают чувствовать друг друга на расстоянии. Меня прям трясёт, я ощущаю его мысли, меня тошнит от этой похоти и гнили, которая постоянно крутится у меня в голове, но меня очень к ней тянет. Уверен, я перебором ищу любовников среди слуг, придворных и принцев именно потому что у Короля тоже много партнеров. Я никого не люблю из тех, кому отдаюсь, и он точно так же ни к кому не испытывает симпатии. Я чувствую, у меня это от него. Клянусь. Сам бы я ни за что не бросился в это смрадное болото, - шептал Су Хёк обессиленно, чувствуя какое-то особенное доверие Вольфгангу, позволяя себе побыть перед ним слабым. Такое укромное место, где их никто не видит, глухая ночь, готовая проглотить наболевшее откровение, и внимательный чуткий человек, по-простецки общительный, поверхностно кажущийся глупым, но на деле заботливый и чуткий.       - Всё что я хочу – это похоть. Я чувствую, как она меня душит и не даёт прохода. Мне снятся эротические сны, я целый день хожу и думаю про… - Шин небрежно хлопнул себя ладонью в пах, огладил ладонью бедро и пальцем провёл по груди на уровне сосков, - это влечение, оно как голод, клянусь. Вы не контролируете его, просто каждое утро просыпаетесь с мыслью, что надо покушать, а если долго не едите, то начинаете сильнее уставать, быстрее раздражаться, принюхиваетесь к запахам и ищите глазами, что бы перекусить. Вот и я так.       - И тебе приятно со стариком? Он вроде бы даже красивый, смотря с кем сравнивать, – спросил Вольфганг беззлобно, не имея в виду никакой иронии. На лице Су Хёка запрыгала обида и возмущение.       - Раз уж мы с вами начали такие гастрономические аналогии... Конечно, наш Король - омерзительный любовник. Он старый, похотливый, вонючий, он невыносим в постели. Возлечь с ним на одно ложе – как в корыто с тухлями тряпками с головой закопаться. Но он - единственный, кем я могу нажраться. Остальные – это так, лёгкий перекус, стакан семечек, сырой горох, картофельные очистки, а он… представляете себе такое полежавшее обжаренное мясо, холодный суп с противными бляшками жира, с острыми раздробленными костями, которые режут вам горло, подпортившийся и кислый. Но он - суп, а остальные - тёплая водичка. И только он может утолить ваш голод. Ни крошки в рот вторые сутки – и вы станете привередничать?       Вольфганг с пониманием кивнул, не имея ни малейшего представления о том, насколько это было всепоглощающее унизительное чувство на самом деле. Шин даже как-то смягчился.       - Не знаю, стал бы я это кушать. Наверное, стал… - поддержал он разговор осторожно, стараясь не задеть расчувствовавшегося Шина, перешедшего на очень личные откровения.       - Кушают, Ваше высочество, за столом из фарфоровой посуды с ножиком в левой руке и вилкой в правой, подстелив накрахмаленную салфетку на колени. А подпортившийся объедки жрут с голодухи, втихаря, руками, жадно, а потом травятся ими. Ходишь с болью в животе, до добегая до горшка, тебя тошнит, в горле солоно от желчи. И думаешь, на кой чёрт я это съел? А потом приходишь в себя, возвращается голод и снова готов выпить из этой помойной лужи. Я живу с этим чувством уже несколько лет, Ваше высочество. Можете себе представить?       - Ты из-за этого общаешься с принцами, потому что они похожи на отца? Ты пытаешься его ими заменить? – уточнил Вольфганг осторожно, так, чтобы больше не возвращаться к этому вопросу. Шин скромно кивнул, поджимая губы. Он сам себе в этом лишний раз не признавался, но вообще-то так оно и было.       - Ну… раз тебе всё равно, с кем спать, давай это буду я. Эти псы над тобой издеваются, мне аж ух! Ты ведь не виноват, оно само так получилось, - и по Су Хёку стало видно, что это «всё равно» его болезненно уязвило. Он на мгновение изменился в лице, а потом смягчился. Шин сам поедом сжирал себя ща свою распущенность, развращённость и несдержанность.       - Вы очень добры, молодой господин, и я очень ценю вашу посильную участливость, но я не хочу впутывать вас во всю эту погань, - отнекивался Су Хёк, унижаясь. На самом деле, он уже думал о том, чтобы всерьёз предложить Вольфгангу интим, но переживал, про принц по несдержанности или сгоряча об этом проболтается, и тогда жизнь Су Хёка превратится в ад.       - Да брось, нормально всё. Должен же я быть тебе как-то полезен, а то досаждаю только и отвлекаю. Не думай и говори, как есть, я что, хуже этих животных? – Вольфганг хмыкнул и шутя расправил плечи и выпятил грудь, выглядя, как зазнайка.       На самом деле он просто хотел повеселить стеснительно сжавшегося приятеля, нерешительно обдумывающего его предложение. Су Хёк не сомневался в благородности намерений этого юноши и чистоте рассуждений, но переживал, что импульсивность Вольфганга сыграет с ними злую шутку.       - Ты не подумай, я не настаиваю. Я ж тебе ничего, - дал попятную принц, пожимая плечами и отворачиваясь, смотря в окно. На улице шёл снег, опускаясь на сад лохматыми крупными хлопьями.       Су Хёк положил ладонь ему на согнутое колено, и Вольфганг тут же метнул к ней взгляд.       - Вы ведь понимаете, что это должно оставаться между нами в строжайшей тайне, - спросил Шин, на всякий случай вслух проговаривая очевидное условие.       - Естественно, - как само собой разумеющееся согласился Вольфганг. Шин уголком губ улыбнулся.       - Тогда, если вы так на это настроены, - скромно предложил Су Хёк, его рука тут же скользнула вниз, Шин убрал её за спину.       - Ты прямо сейчас это хочешь? – прошептал Вольфганг, особенно интонируя слово «это», и Су Хёк застенчиво кивнул, заворачиваясь в штору.       - Я пришёл сюда за этим, если вы помните, - заметил Шин, и Вольфганг хлопнул себя по лбу, смешно приговаривая: «точно-точно».       Принц бесшумно соскочил с подоконника, оглядываясь по обе стороны и показывая приятелю, что проход открыт и никем не просматривается, а после отвёл его в свою комнату, каким-то бесхитростным проволочным крюком-отмычкой вскрывая замок. Вольфганг объяснился потом тем, что так он снаружи закрывает внутренний замок-щеколду, чтобы у стражи и надзирателей сложилось впечатление, будто человек внутри комнаты на месте. Да и слуги вряд ли бы стали использовать воровские отмычки на дворцовых дверях.       - Ну ты уже сам понял. Я могу, но ничего не умею. Так что давай, показывай, а я сориентируюсь. Начинай, - запершись предупредил Вольфганг, и по просьбе Су Хёка задёрнул шторы.       - Ничего сложного, Ваше высочество, - сказал Шин терпеливо, - ведите себя со мной, как с девочками, я вам подыграю. Принцип тот же.       - Хах, - улыбаясь неловко и почесав затылок, отозвался Вольфганг, - знать бы ещё, как с девочками.       - А вы ещё не были в соитии? – уточнил Шин, прищуриваясь, чтобы в темноте отчётливее разглядеть выражение лица приятеля. Вольфганг выглядел как когда Су Хёк задавал вопросы по тексту и требовал содержательного полноценного ответа, а принц отшучивался и уходил от темы.       - Нет, Ваше высочество, зря я это всё начал, - решительно отказался Шин, взвинчено подскакивая с неглубокого кресла и направляясь к двери. Вольфганг тут же схватил его за манжет рукава и потянул на себя, требуя объясниться.       Для него Вольфганг был очередным, но Су Хёк то для Вольфганга был первым…       - Не будем. Правда. Так нельзя. Не делайте этого, - Шин настойчиво отдёргивал руки, а принц настырно хватал его ладони и прижимал к животу, не позволяя приятелю сбежать.       - Да что с тобой?! – громче обычного спросил Вольфганг, и Су Хёк строго приложил палец к губам.       - Первый раз должен быть с любимым человеком, Ваше величество. Я точно это знаю. Иначе вы будете жалеть. У вас есть уникальное право – спокойно выбрать свою избранницу, чистую, невинную, породистую, и сохранить для неё свою страсть и блеск. Не разматывайте себя на недостойных людей, - в глазах у Су Хёка стояла горечь. В какой-то момент Шин так позавидовал Вольфгангу, что от своих собственных мыслей у юноши появилось отвращение. Он ненавидел себя и презирал свою развращённую натуру, мученически сдавливающего его изнутри.       - Не надо себя так ругать, - настаивал Вольфганг. Его золотые глаза, переливающиеся янтарём и мёдом, смотрели с такой уверенностью и прямотой, что в его слова так и хотелось поверить, - ты очень достойный человек, Шин, поверь мне на слово. Это просто они тебе наговорили всякого бреда, а ты слушаешь их. Слушай теперь меня, понял. Ты очень интересный, умный и добрый парень, в тебе что-то щёлкает. Поверь, я разбираюсь в людях, я с полглаза могу определить подонка, ты не из таких. Ты чище всех этих упырей.       И у Су Хёка ёкнуло сердце, как будто у него тоненькими иголочками закололо в груди. Он вжал шею в плечи, неумело принимая чужие комплименты, и не знал, куда себя деть, чтобы не провалиться от смущения под землю.       - Они всё говорят, что с тобой нельзя целоваться. Лицемеры. Что они говорят своими погаными ртами – ты близко с ними не стоишь. Я поцелую. Слышишь? Давай, - в Вольфганге заговорил азарт, но это не потому что реально хотел целоваться, а потому что Шин расстраивался, что им все брезгуют, и так приятель решил его поддержать. Шин нерешительно позволил принцу положить руки себе на плечи, и облизнул губы. Его предложение звучало заманчиво.       - Если вы сами хотите, Ваше высочество, вы можете это сделать, - позволил ему Су Хёк и улыбнулся, прикрывая глаза. Веки у него подрагивали, между бровей сложилась хмурая складочка.       Вольфганг собрался с духом и, спрятав руки за спину, клюнул Шина носом в щёку. Он сжатыми губами легонько коснулся его губ и тут же отстранился, пытливо глядя на Су Хёка и натужно ожидая его реакцию. Юноша приоткрыл один глаз, когда перестал чувствовать дыхание приятеля на своём лице, и приподнял бровь.       - Да-да, я не очень, - с напускной строгостью покачал головой Вольфганг, - давай ещё раз, я постараюсь лучше. Давай?       Шин широко нелепо улыбался, и от этой доброй искренней улыбки, застенчивой и нежной, Вольфганг порадовался сам.       - Приоткройте рот, расслабьте губы, - попросил его Су Хёк, куснув уголок рта с внутренней стороны. Он обеими руками взялся за распахнутый воротник рубашки принца, поправляя его и осторожно подтягивая к себе, и встал на носочки, чтобы за счёт этого сократить расстояние между их лицами. На самом деле парни были практически одного роста, и делать это было необязательно, но Шину так было комфортнее.       Вольфганг подчинился. Но он упорно не закрывал глаза, и Су Хёк смущался его прямого взгляда, чувствуя какую-то неловкость. Сегодня у него с Вольфгангом всё выходило как-то нелепо.       Шин облизнулся, прижмуривая веки, и губами наощупь поцеловал принца в приоткрытый рот, позволяя ему в любой момент отстраниться и отплеваться, но Вольфганг был терпеливым и сдержанным. Он неумело вытягивал губы и позволял Су Хёку острым язычком проталкиваться себе в рот, а когда у Шина кончился воздух и юноша отстранился, умоляющим взглядом ища в глазах принца теплоты и поддержки, Вольфганг улыбнулся и лизнул Су Хёку кончик носа. Шин хохотнул и обтёр губы и тюпку обратной стороной манжета.       - Вам понравилось? Будете делать так ещё раз? – подталкивал парень Вольфганга к конкретному ответу. Принц сделал вид, будто глубоко задумался, а после с иронией ответил.       - Ну мне надо ещё почита-ать про это, потаскаться по тео-ории. Ты ведь подкинешь какую-нибудь умную книжонку мне на эту тему? Вот я потренируюсь на учебнике, и сразу к тебе.       Губы Шина сами дёрнулись с насмешливую улыбку. Он так давно не испытывал это чувство лёгкости и приятного ненавязчивого удовольствия без горизонтального продолжения, что Шин захотел запомнить этот момент и это чувство, подольше сохранить его в своей памяти, чтобы в моменты одинокой тоски с жадностью вспоминать эту ночь.       Вольфганг покусывал губы и поджимал их вовнутрь, обтерев подбородок о плечо. Принц стал румяным.       - Да, молодой господин, есть пара книг, которые я могу вам посоветовать про это. Приходите завтра днём в библиотеку, на наше старое место, я подготовлю для вас список литературы. Можете по такому случаю даже отложить чистописание, что вам эта каллиграфия...