Компоненты, как продвигается знакомство? Уже поладили друг с другом или все еще впереди? В любом случае, следующие пару часов уделите времяпровождению со своим напарником, узнайте его получше, ведь так ваша энергия станет пусть и не намного, но сильнее, а нам важен даже такой маленький прогресс. Желаем удачи.
Седьмой выдыхает громко. Его ладонь ложится на напрягшееся плечо Щербакова, останавливая его уже и без того замедленный ход. Алексей также удивленно поворачивается к нему, а в его глазах читается огромное, залившее всю радужку непонимание. Седьмой кратко хмыкает, отпускает чужое плечо, заместо этого стягивая с ладоней облегающие их перчатки, оголяя бледную, исполосованную в некоторых местах неглубокими ранами, кожу. — Дай свои руки, — непривычно тихо, но также четко заявляет Седьмой, протягивая мужчине напротив раскрытые ладони. — Нахуй? — Просто дай, — теперь его голос похож на кошачье шипение. Да и сам он как-то ассоциируется с котом, благодаря своему легко распознающемуся, но сложному, высокомерному и моментами, как сейчас например, наглому характеру. Не зря Щербаков предпочитает больше собак. — Пожалуйста, — Седьмой произносит это сквозь сжатые зубы, будто всей душой ненавидя это «волшебное слово». С неохотой и демонстративной неприязнью Алексей все же вкладывает свои ладони в чужие, кожа на которых неровная, в местах ран шершавая. А затем мужчина чувствует легкий разряд. Нет, не тот электрический, который пробивает все тело и оставляет за собой след в виде ноющей боли. Другой, благодаря которому Щербакова слегка встряхивает, а в кровь будто струйно вводят нехилую дозу адреналина. И вроде как с Седьмым происходит то же самое, но он совершенно произошедшему не удивляется, принимая за что-то повседневное, ни одного лишнего движения не сделав. — Сильный, — фиксирует непонятно что, выпускает чужие ладони из своих, как-то рассеянно глядя по сторонам. — Как мне и говорили. — Подожди, что это была за хрень? — Щербаков настороженно осматривает собственные ладони, то сжимая, то разжимая их. В тело вернулась приятно мешавшаяся с кровью энергия, благодаря чему по коже россыпью бегут мурашки. — Энергия, — все еще кратко, обрывисто произносит Седьмой, расправляя ранее сжатые плечи. — Это то, что есть в каждом человеке, но у кого-то она выражается сильнее, а у кого-то — слабее, — он поднимает голову, а вместе с ней и взгляд на осознающего сказанное Алексея. — Ты ведь тоже почувствовал, да? Резкий прилив сил. Это моя энергия. — Безумие какое-то, — Щербаков тихо выругивается, оттряхивая ладони, чтобы на них не остались следы от касаний чужих, ненавистных ему рук. — О каких еще сказках поведаешь, долбоеб? — Я знал, что ты не поверишь, — Седьмой надменно усмехается, вдыхая сквозь маску, к удивлению, свежий в этом помещении воздух. — Ты не такой тупой, как может показаться, и я бы тоже не поверил пару лет назад, но, — рука вновь тянется к чужой ладони, хватает ее, пока та не успевает среагировать и отдернуться, сжимает болезненно. Новый разряд. Леша сдавленно мычит, предотвращая желающий вырваться наружу крик. — Как ты объяснишь это? Видишь, я ведь просто держу твою ладонь, да? Почему тогда тебе так больно, Алексей? — он выпускает руку, которая еще пару секунд пестрит ярко-алым, из своей хватки, довольно пряча пальцы обратно под ткань перчаток. — Если вкратце, любой человек с достаточно сильной энергией сможет так сделать, но не с первого раза явно. — У вас… у вас тут в приоритете ранить всех, кто под руку попадет? — Щербаков держится за, казалось бы, раненную ладонь, но боли и след простыл, будто ее и не было вовсе, пусть и оглушила она достаточно. — Нет, не волнуйся, я один тут такой жестокий, — с едва слышимыми нотами горделивости отвечает Седьмой, параллельно берясь за рога на своей маске и, чуть потянув за них, поправляя ее. Вместе с этим Леша подмечает, что в случае чего, мужчину можно буквально «взять за рога». Щербаков ничего не отвечает, растерянно метается взглядом со своих рук на довольного Седьмого и обратно, перегружая всю полученную за такое короткое время информацию. Кажется, в скором времени такими темпами он попросту сломается. Все слишком ново, все слишком непонятно, особенно для такого человека, как Леша, который даже в помощь психологов не верит, чего уж говорить о какой-то там энергии, с помощью которой человека через касания может боль пробить. Седьмой ожидает, пока Щербаков очухается. Он как-то… открывается, что ли? Причем так быстро, кажется, после того небольшого объявления. Вся та серьезность и настороженность куда-то незаметно испарились, а мужчина стал себя вести как-то по-дружески. Даже тон голоса изменился на более мягкий и легкий для слуха. Но как бы то ни было, это настораживает. Щербаков желанием сдружиться с этим придурком не горел явно. Кажется, Седьмой просто выполняет приказ, как послушная собачка. Это уважения у Леши не вызывает, скорее отвращение. Да, он служил в армии и ровно также следовал тому, что прикажут, но он делал это ради родины, да и приказы были явно не в стиле «лицемерьте со своим начальником, чтобы скорешиться». — Слушай, — грубым тоном, в котором легко услышать нотки неприязни, начинает Щербаков. — Даже не пытайся поладить со мной, ладно? Ты только сильнее меня раздражаешь своим поведением, лучше оставайся высокомерным и хладнокровным уебком, а не пытайся подлизаться ко мне. Не сработает. Меня воротит от этого. — Алексей, если я стал менее грубым, то это не означает, что я с нетерпением хочу довести наши отношения до дружеских, — вновь эта манера речи, как у машины какой-то, робота или голосового помощника. Чересчур официальная и трудная для слуха, потому Щербаков даже немного жалеет о сказанном. — Ты мой напарник, и я просто хочу проявить к тебе уважение, но не вижу такой же отдачи от тебя. Я знаю, что тебе крайне трудно приспособиться к новому, столь необычному образу жизни, но хотя бы попробуй, — Седьмой вздыхает тихо, чувствуя нарастающее напряжение, особенно у Леши. — В конце концов, как бы грустно для тебя это не звучало, выбраться ты отсюда не сможешь. Никак. Мужчина едва успевает вдохнуть после сказанной им речи, как за рога на маске хватаются чужие пальцы, тянут за них вперед, так или иначе вынуждая свалиться на колени. И он не сопротивляется, поднимает голову вверх. Брови на маске все еще неподвижны, чуть приподняты, будто в некоем удивлении. Леша дышит часто, кажется, сдерживаясь, чтобы не врезать Седьмому по черепушке. Сжимает рога сильно, не позволяя высвободиться из хватки, грозясь будто и вовсе поломать их. — Хорошо, что дальше, Алексей? — Седьмой смотрит внимательно, пусть его глаза все еще не видно, так как те скрыты, чего не скажешь о нижней части лица — из-за резкого смещения маски вверх, можно было увидеть поджатые, искусанные от нервозности, нитевидные губы. — Ударишь меня, чтобы вновь подраться? — уголки его рта издевательски взлетают вверх всего на секунду. — Или тебе просто нравится, когда мужчины стоят перед тобой на коленях? — Седьмого пробивает на тихий, но звонкий смех. Он знает слишком много о жизни Щербакова и упустить факт, что тот имеет достаточно гомофобные взгляды, просто не может. — Пидорас, — с отвращением шипит Алексей, утягивая мужчину за рога в сторону, прежде чем наконец отпустить их. — Отъебись. Щербаков разворачивается, уходя непонятно в каком направлении громким, гневным шагом. Все эмоции и чувства смешались во что-то одно, огромное и необъяснимое, потому-то он и старается как можно скорее уйти, чтобы разобраться в себе и в том, что он чувствует. Голова уже раскалывается от таких частых за последние сутки приступов гнева. — Ты же заблудишься, Алексей, — говорят ему вслед, на последнем слове не выдерживая и срываясь на крик. — Ты нихера не можешь здесь без меня, пора просто принять это! Я материален, ты материален, и все, что нас окружает, материально! Ты просто бежишь от ситуации. Думаешь, это действительно поможет?! Если да, то мой единственный вывод — ты слаб! — Заткнись! — Леша поворачивается к мужчине. Нервы сдают окончательно. Он терпеть не может, когда его считают слабым, а потому быстрым шагом направляется ко встающему с колен Седьмому, возвращая хватку на его рога. — Завали ебало, блять, слышишь? Мужчина успевает перенести всю опору на ноги, крепко уперевшись ими в белесый мраморный пол. Он не позволяет себя свалить, держится за предплечья Щербакова, но увидеть, как его губы предательски подрагивают, труда не составляет. — И ты прекрасно поддаешься на провокации, Алексей, — подмечает Седьмой, но уже спокойным, привычно охладевшим голосом. — Тобой манипулировать как нечего делать. Но, дай, я кое-что попробую, — мужчина подносит ладонь к открытому рту, вторую оставляя так же на предплечье Леши, поддевая зубами мягкую ткань на одном из пальцев и стягивая перчатку вновь. Он тянется к чужому лбу, прежде чем Щербаков успевает среагировать. Накрывает его всей ладонью и заметно напрягается. — Не сопротивляйся, — надавливает сильнее, после чего через руку пропускается небольшой разряд. Хватка на рогах вновь слабеет, а Леша боязливо прикрывает глаза. В этот раз тело постепенно заполняет неясно откуда взявшееся спокойствие в сопровождении небольшой слабости, благодаря которой Щербаков отступает назад, выпуская из пальцев элементы чужой маски. — Энергия может давать не только прилив активности и боль. В действительности, она очень универсальна. Но не думаю, что моя энергия подействовала бы на кого-то, кроме тебя, не считая людей с более низкой силой, так влиятельно. Не волнуйся только, ты никак от этого не пострадаешь, я просто немного «успокоил» тебя. Леша ничего не понимает. Еще минуту назад он готов был до полусмерти избить мужчину напротив, а сейчас, чуть покачиваясь, чувствует лишь мягко заполняющее тело спокойствие и умиротворение. Он вдыхает полной грудью, чуть прикрывая глаза. Как у Седьмого получается проворачивать такое? За все минут двадцать, которые они «мило» беседовали, мужчина открылся с совершенно другой стороны, из-за чего вопросов стало гораздо больше, и ответы на них Алексею узнать просто необходимо.И желательно, как можно скорее.