Алый

      — Ты зла на меня? — тихим, едва слышимым для Леши голосом произносит Седьмой, прижимаясь к одной из стальных пластин специально, что напрягает всего на мгновение.       — Немного, — Ди устраивается около, устало вздыхая. По сравнению с бывшим напарником, девчонка очень крохотная, худая, на веточку смородины похожа. — Будто в этом есть смысл.       — Ди, мы напарники, — утверждает Седьмой, складывая руки на груди на выдохе. — Бывшие напарники, — словами режет, как лезвие наточенное, даже не замечая, как девушка сжимается, болезненно сглатывая встрявший в горле ком.       — Я знаю, но… — Ди смахивает упавшую на глаза прядь смольных волос, убирая ее кратким маневром за ухо, смотрит в пол куда-то нервно. — Мы можем не говорить об этом? Как твой новый напарник? Мне показалось, что вы уже неплохо ладите.       Со стороны Седьмого слышится тяжелый с легко уловимыми нотами раздражения выдох.       — Мне ответить честно? — он как-то механически поворачивает голову в сторону рядом стоящей Ди, чем немного пугает девушку, которая, пусть уже и привыкла к такому, до сих пор вздрагивает едва заметно, когда видит Седьмого таким. Она кивает. — Он раздражает. Все, — небольшая пауза, которая растягивается для Леши во что-то интригующее, что он прижимается к стали плотнее, прислушиваясь. Одна только мысль о том, что он может вывести Седьмого, даже не напрягаясь толком, вызывает легкую усмешку. — Даже сейчас, когда он нагло нас подслушивает, — звонкий удар кулаком по одной из пластин заставляет Щербакова по инерции отпрянуть назад, еле удержавшись на ногах, а Ди за компанию с ним отскакивает в испуге от Седьмого. — И я бы искренне хотел, — мужчина говорит четко, выделяя каждую гласную, подрагивающей от напряжения ладонью скользнув вниз по стали, — чтобы ты перестал лезть не в свое дело, когда не просят, Алексей.       Леша хватается за ошейник трепетно, ожидая очередной подступающий к шее разряд, словно уже привыкнув к такому виду наказаний тут, но спустя пару секунд позволяет себе облегченно выдохнуть, так как ожидания не оправдываются. Но дыхание в норму не приходит, становится только более отрывистым, шумным, издевательски выдавая мужчину, и вместе с этим подтверждает действия Седьмого. Ответить что-то хочется, ибо гнев буквально бурлит в крови, горячим пламенем обдавая напряженное тело, но вырвать слова не получается. И именно тут сомнения предательски закрадываются под кожу, острыми иглами впиваясь в кости постепенно, мучительно. Леша делает шаг назад. Он изменился. Опять. Щербаков не понимает, как работают эмоции Седьмого и как он настолько быстро переключается с одной на другую, будто всю жизнь только этим и занимается. Из-за этого с ним и было страшно находится рядом. Он ебать какой непредсказуемый. Пару часов назад чуть ли не в объятиях тискал, а сейчас с радостью бы по лицу прописал пару раз.       — Ди, лучше в другом месте, — шепнул Седьмой на ухо девушке, прежде чем та двинулась с места, как по приказу. И лишь мелькнувшие в едва заметной щели яркие алые пятна успевает уловить Леша, прежде чем глухой стук от каблуков — непонятно чьих, может и Ди, а может и Седьмого, потому что, если память не изменяет, на его сапогах были небольшие, а зачем и без того высокому человеку, в особенности мужчине, каблуки, Щербаков не понимает.

———

      Совсем небольшое, покрытое мрачной тьмой в отличие от той же комнаты, помеченной как «L-7», помещение, в которое прибыла парочка, вызвало лишь облегченный вздох у Ди. Узоры на костюмах отлично подсвечивали окружающий метр-полтора, так что потерять друг друга было бы трудно. Седьмой опускается на замеченную им лавочку, складывая руки на груди. Теперь он казался почти одного роста со стоящей рядом Ди, но, хоть это и немного смущало девушку, акцентировать внимание не хотелось.       — Все настолько плохо? — огромное количество маленьких трещин расползлись по стеклу тишины, разрушая ее этим вопросом. Седьмой поднимает голову, непонятливо качнув ей.       — Не совсем. Бесспорно, Алексей сложный, и я до сих пор не могу найти к нему подход, — задумчиво произносит он, а алые брови на маске сдвигаются к переносице. — Если я веду себя обычно, как сейчас, он едва ли не дрожит от страха. Если выдавливаю из себя доброжелательность — моментально перетягивает канат уверенности на себя и не ставит меня ни во что. А мне не нужно ни первое, ни второе. Была б моя воля, я остался с тобой, а не с ним.       — Как очаровательно, то есть я лучше него? — в шуточном тоне спрашивает Ди, встряхивая застывшего на мгновение Седьмого.       — …То, что ты была удобнее для планов «LABELCOM» не означает, что ты лучше Алексея, который наоборот, принятым тут правилам не поддается, — мужчина механически убирает со своего плеча чужую ладонь, почти впившуюся в ткань рубашки пальцами. — Вы разные. Глупо сравнивать абсолютно разные вещи, особенно когда одну решающий даже не знает толком. Я могу рассказать вашу биографию чуть ли не наизусть, но характер и поведение — другое. Его невозможно достоверно описать и точно не сразу можно понять.       — Да это же наш любимый андроид-«N-7». По такому тебе скучать редко кому удается, — девушка усаживается рядом с Седьмым, но ненавязчиво, зная уже на подсознательном уровне, как тому не нравятся лишние касания, разрешения на которые он не давал. — Но все же, что будешь делать? Продолжать носить маску сочувствующего и помогающего гида? Хотелось даже похвалить тебя за отличную актерскую игру.       — Я делаю подобное чуть ли не с детства, будто мне стоит привыкать к этому, — на безэмоциональном вздохе заявляет Седьмой, почти незаметно вздрогнув, когда чувствует чужие пальцы на ремешках маски, что закреплены надежно на затылке.       — У тебя столько масок, — Ди осторожно, едва ли не невесомо касаются маленькой застежки на верхнем, а затем и на нижнем ремешках, аккуратно подцепляя кончиками маску за края. — Как ты не устаешь тащить все это на себе?       Лицо, что в сантиметрах тридцати, — бледное, обрамленное тусклым алым оттенком от рабочих костюмов. В отличие от ладоней, которые Леша видел ранее, но спросить так и не додумался, оно было абсолютно чистым, без хотя бы единого шрама или царапины. Узкий разрез глаз, черные угольки которых смотрят бесчувственно в пол, над которыми изогнулись густые брови. Нитевидные, слегка покусанные губы, острый подбородок и нос с небольшой горбинкой. Смольные пряди уложенных назад волос растрепались, выбились, мешая и без того не огромным глазам.       Зрачки метнулись в сторону, прямиком на девушку. Взгляд, под натиском которого холод пробирает болезненно до костей. Даже спустя столько времени, Седьмой до сих пор пугает ее своим, казалось бы, безобидным, но вместе с этим достаточно устрашающим поведением и манерами. Уголки тонких губ едва заметно потянулись в стороны, выражая хоть и не сильное, но недовольство.       — Ди, ты знаешь, я не хочу ходить без маски, — Седьмой тянется к элементу своей формы в чужих руках, но девушка намеренно отдергивает ее. — Ди, — голос срывается на грубый, возмущенный тон.       — Ты всю жизнь ходишь только в масках, понимаешь? — Ди вскакивает с лавочки, убирая излучающую алые лучики света маску за собственной спиной, пряча ее от обладателя. — Ты всю свою жизнь посвятил тому, чтобы создать себе кучу образов и переключаться с одного на другой, побудь искренним. Ты ведь доверяешь мне?       Седьмой шумно сглатывает. Только не снова…       — Седьмой, малыш, послушай меня внимательно, — девушка подхватывает мальчика на руки, тискает, казалось бы, ласково, но тот ежится в объятиях отстраненно. — В мире все люди очень разные, понимаешь ведь, да? И почти все из них всегда будут обманывать и предавать тебя, какими бы добрыми они не казались. Мир так жесток, да? — мальчик послушно кивает, все же пытаясь вслушаться в чужую, приторную для слуха да на песнь мелодичную похожую речь. — Но ты не должен позволять обращаться с тобой так. Ты сильный, — мягкие пальцы скользнули по маленькому лицу нежно, почти невесомо. — Не смей доверять кому-то, а уж тем более привязываться. Люди — существа непредсказуемые, грешные, злые, и при любом удобном случае тебя обманут. И чтобы не попасть в эту ловушку… Делай это первым. Все ведь так просто, Седьмой. Простые людишки должны знать свое место, они не достойны даже видеть такое драгоценное золото… Ты понял меня?       Он понял. И следовал этому наставлению всю прожитую на данный момент жизнь, продолжая даже сейчас. Он просто научился быть бесчувственным, но прекрасно уметь подстраиваться под людей, располагая их к себе. И думал он так до тех пор, пока в его жизни не появился ебаный Алексей Щербаков, который ни на какие подобные манипуляции не поддается. Неуравновешенный, быстро меняющий настроение, манерный в какой-то мере. И все эти качества удерживал в себе Леша, усложняя ими работу Седьмого.       — Ди, я занимался этим всю жизнь и буду продолжать, — мужчина зарывается тонкими, прошитыми нитями старых шрамов пальцами в прядях, убирая выбившиеся из укладки назад. — Мне придется, потому что Алексей.       — Нур, можешь расслабиться хоть на час? — девушка, кажется, не замечает собственную оплошность, от которой Седьмого передергивает внезапно, продолжая совсем тихо, с каждым слогом сводя тон на шепот. — Я понимаю, как тебе тяжело, но прекрати тащить весь груз на себе. У тебя еще куча времени, чтобы наладить контакт с Алексеем.       — Я, во-первых, просил не называть меня так, — голос холоднеет вновь, покрывается морозным льдом, а Седьмой поднимается с лавочки следом, неосознанно заставляя Ди прогнуться под натиском его высокого роста. — А во-вторых, ты позвала меня, чтобы поговорить по душам? Я не слишком-то хорош в подобных разговорах, Ди, — Седьмой силой выдирает из чужих, маленьких, в сравнении с его, пальцев маску, спешно сцепляя ремешки на затылке. — И я сам могу решить, что мне стоит делать в дальнейшем. Ты понимаешь, что теперь мы даже напарниками не являемся? Мне не нужна твоя помощь       Вновь алые пятна, окружившие спрятавшееся за ними лицо, слепят глаза своей яркостью, пока Седьмой не направляется из тесного пространства на выход, поправляя неаккуратно нацепленную маску.       — Ты перегоришь.       «Я знаю, — предательски отзывается что-то в сознании на женский голос, — Этого я и боюсь. Но больше всего меня пугает возможность довериться кому-то. Потому что мне нельзя.»       Тысячи ругательств проносятся в голове, пока Седьмой в спешном шаге идет, сам не зная куда. Он терпеть не может воспоминания о прошлом. Ненавидит. В груди что-то трепетно колет, будто маленькими, но чертовски острыми иглами, грозясь проткнуть легкие к чертям, выжимая весь поступающий в них кислород в никуда.       Рука тянется к первой попавшейся панели у так называемых тут «дверей» и быстро вводит код, прежде чем те открываются, открывая вид на лежащего на одной из кроватей Лешу, тупым взглядом рассматривающего потолок. Одна беда за другой. Седьмой знает, что он не в состоянии сейчас терпеть выходки Щербакова, ибо прямо сейчас граница между его легким раздражением и грозным гневом стремительно пропадают и размываются. Мужчина сжался, а пальцами нервно треплет ткань на рубашке.

———

      Щербаков лежит мирно на собственной постели, закрепив пальцы в цепкий замок за головой, витая в мыслях и размышлениях, перебирая каждое, как книги в библиотеке, вплоть до тех пор, пока трепещущий скрежет от раздвигающихся пластин не прерывает его, вынуждая обратить внимание на зашедшего в не то недовольстве, не то едва сдерживаемом гневе Седьмого, который, сложив руки на груди, скованно глядит прямо в стену, что немного напрягает.       — Все еще не успокоился, истеричка? — Леша сверлит его взглядом в спину, прижимается щекой к подушке, пока не слышит шумный выдох, скорее всего, сделанный в попытке успокоиться. — Как жаль, видимо, нет. Иди поори в другое место, не мешай мне спокойно прокрастинировать в вашем великолепном чудо-замке или что это там.       — Замолчи, — шепчет Седьмой, непонятно к кому обращаясь. Его руки предательски дрожат, выдавая безумное напряжение и волнение, навалившееся на его голову как огромный камень, пылко желая придавить к земле. — Алексей, просто не обращай внимания.       — Ты поехал что ли? — Щербаков, как бы ему того не хотелось, поднимается с постели устало. Резко изменившееся состояние Седьмого с дружелюбного на хладнокровность и агрессию, с которыми Леша подружился еще на начальном этапе их «знакомства», а теперь на непонятно что, настораживало. — Эй, ты слышишь меня? — мужчина в паре метрах от него только сильнее сжался, до едва слышимого треска сжимая ткань на рукавах.       — Алексей, будь добр, или проигнорируй, — Седьмой глубокого вздыхает, дерганными, рваными движениями стягивая обтягивающую всю располоспанную бледными шрамами ладонь перчатку, нерешительно протягивая руку в сторону Щербакова, — или дай свою ладонь.       Леша вновь вгоняется в ступор, почти открыв рот, чтобы сказать хоть что-то, но нужные ему в данный момент слова так злорадно позабылись, не давая выговорить хоть что-то. Он смотрит на протянутую ему ладонь, пальцы которой почти незаметно подрагивают, будто желая сомкнуться в крепкий кулак. Нет, видеть Седьмого в гневе было одним, а это что-то абсолютно другое. Он, конечно, тоже сейчас достаточно раздражен, но это не то. Не то, что показывалось раньше. То, что Щербакову понять пока сложно, пусть и на момент он видит в мужчине себя же, буквально пару часов назад, только более владеющего контролем своих эмоций.       Леша не знает, что такого ему наговорила та девчонка, но последствия были не слишком-то хорошие явно. Да, Седьмой старается держаться, но выходит слабо. Его с каждой секундой трясет все сильнее, что становится непонятно — бояться его или жалеть. Щербакова отвращает одна только мысль о том, что он выглядел примерно также, да и сдерживаться не старался, как Седьмой, хоть и причина достаточно обоснованная.       Леша хочет выбрать первый вариант. Отстраниться и просто пойти обратно, улечься на свою кровать, оставляя Седьмого, пусть и не совсем наедине, но со своими мыслями. Ему заметно нужно перегрузиться, как и Щербакову, но ему сильнее. Что-то внутри Леши трещит, бьет по ушам, из-за чего он не слишком уверенно, но берется за чужую ладонь, невесомо сцепляя пальцы на ней. Он не понимает, что происходит с Седьмым и нормальное ли это для него поведение вообще. У обоих за последние сутки настроение скачет, ударяясь о высокую и низкую границы пика эмоциональности ритмично. И Седьмой открывается с другой стороны. Эмоций он не лишен, отлично испытывает волнение, например, прямо сейчас, на глазах Леши.       Что с ними произошло? Возможно, из-за внезапных перемен в жизни обоих, возможно, из-за взаимодействия друг с другом. Они же, как там, связаны одной энергией, да? Щербаков все равно не понимает, но понять заведомо хочет.

И желательно, как можно скорее.