———
Письмо у ног — первое, что обнаруживает Щербаков, едва ли поднявшись с постели, благодаря внезапному трезвону, эхом отдающему по всей комнате. Вот что-что, а читать спросонья даже самому любителю книжек вряд ли придется по душе, но будто у Леши есть выбор. Мутный взгляд бежит вдоль строчек, пару раз возвращаясь на начало, чтобы точно понять содержимое письма.«Доброго утра, Алексей. Когда Вы проснетесь, нажмите на красную кнопку около стальных дверей, она вызовет нужных работников, которые принесут еду и проводят Вас в дальнейшее место назначения.»
— Ну охуеть теперь, — сквозь сонный зевок лепечет Щербаков, неустойчиво поднимаясь с кровати. Чем-то все это напоминает на армию, только из фантастических фильмов, которые реализовались бы в человечестве в году так две тысячи пятидесятом. — Красная кнопка, говорите… Мужчина шатко направляется в сторону указанной, возгорающей ярко-алым цветом кнопки на стене, без церемоний надавив на нее кулаком. Спать хочется безумно, даже глаза держать открытыми проблемно, но сомнительна идея попробовать сейчас уснуть. К сожалению, в этой компании обитают слишком приебистые люди, точно, видимо, в армии отслужившие да разных повадок оттуда понахватавшие. И уже спустя пару минут, пока Леша занят рассматриванием своих ног с превеликим интересом, пластины разъезжаются в терпком скрежете, вынуждая обратить на себя внимание. Не Седьмой. Уже неплохо, только с утра не хватало видеть эту морду, по которой врезать кулаком прямо желание горит. — О, голубой, — подмечает самый выделяющийся цвет на костюме работника Щербаков, прорвавшись на тихий смешок от собственной фразы. — Хоть какое-то разнообразие. Чем порадуешь? — Леша смотрит на оставленный около него поднос с, как и предполагалось, завтраком, прежде чем работник безмолвно разворачивается и удаляется из помещения. — У вас разговаривать только аленького научили? — тишина в ответ. — Н-да, говорить все же гораздо приятнее, даже с мудаком, который тебя похитил непонятно в какую глушь. Щербаков смотрит на предоставленную ему еду. Разрезанная на тонкие полосы кета, обрамленная слоем из авокадо, смешанным с румяным кунжутом, и завернутая в яичный рулет, отдающий нежно-рыжим оттенком. А около стакан с зеленым чаем, от которого вьется аромат теплый, родной. «Ну, отравить меня вряд ли им так необходимо, — произносит про себя почти шепотом, словно даже в мыслях его может кто-то услышать. — Да и тем более, я даже не платил за это.» Губы, опасаясь, осторожно примыкают к краю стакана, а Леша делает небольшой глоток, убеждаясь в правильном вкусе зеленого чая. Кажется, никакого подвоха нет, хотя надеялся бы на такое только очень доверчивый и наивный человек, поэтому Щербаков все равно осторожничает, кусает совсем немного, проверяя содержимое на вкус. И да, блять, это серьезно очень вкусно, но волнение все еще не покидает, пусть Леша более расслабленно кусает рулет, с каждым разом все сильнее отдаваясь приятным ощущениям от великолепного, пусть и не такого сложного, но очень вкусного завтрака. В конце концов, голод берет свое, учитывая, что мужчина в глаза еду не видел уже около суток, если не больше. Поэтому, не обращая внимание на облокотившегося о стену работника, выжидающим взглядом окидывающего Щербакова, тот с нескрываемым наслаждением принимает поданный завтрак. Сегодня «трудный день» и Леша даже примерно не знает, что под этим мог иметь в виду Седьмой. «Дальнейшее место назначения, — цитирует он про себя, делая последний глоток приятно обжигающего горло чая. — Интригует.» — Давай, куда там меня вести нужно, — обращается к ожидающему его охраннику Щербаков, поднимаясь с кровати уже бодрее, с хорошим настроем. Работник, демонстративно не разделивший с Лешей позитивность, утомленно выходит в уже знакомый коридор, а вслед за ним и Щерабков. Ведут последнего в уже неизвестное ему место, так как спустя минуту-полторы он теряет из виду предметы, которые запомнил из прогулок с Седьмым, все больше погружаясь в неведение. И вновь коридор абсолютно пустой, не беря в счет двух мужчин. И, казалось бы, он не отличается ничем от тех, что видел Леша раньше, но чувство незнания все равно царит в этом помещении, убеждая в обратном. Такая же мертвая тишина, которую разбавляют лишь легкие шаги и тихое шуршание ткани. Похоже, с этим работником даже поговорить не о чем, да и тот особо желанием не горит, просто выполняя собственную работу с неохотой. — Ты мой второй сопровождающий? — «попытка — не пытка» — так решает Щербаков, вертнув головой в сторону идущего рядом охранника. — Или заместитель алого? — Седьмой — твой партнер, — голос, скрытый под жесткой железной пластиной, скрежетом ударяется о стену и слух. — Я — помощник. — Давай тогда уж напарник, а не «партнер», — поджимает губы Леша, все же радуясь хоть какому-то ответу со стороны мужчины, пусть и не слишком подробному. Видимо, тут у всех привычка отвечать максимально поверхностно и кратко. — Как звать тебя хоть? — «M-2», кратко «Эм», — Эм выставляет руку перед наткнувшемся на своеобразную преграду Щербаковым, останавливая его и пальцем кратко указывая на уже гораздо меньшего размера двери. — Это душевая. Тебе следует принять душ. Нужная одежда около пятой кабины. Дальше разберешься сам. — Как же радостно, что хоть тут никто не будет лезть в мое личное пространство, — усмехается, проворачивая дверную ручку и осторожно толкая одну из дверей, оставив Эма наедине, который скорее всего вновь возьмется за познавательное дело — сверлить выжидающим взглядом стену. Идея принять душ была действительно неплохой, даже нужной в какой-то мере. Что-что, а вот от неприятного запаха и ощущаемой грязи, как на теле, так и на душе, избавиться хотелось всегда, несмотря ни на что. Помещение непривычно огромное для «душевой», особенно в сравнении с теми, которые можно увидеть в России у тех же бассейнов. Наконец-то, хоть где-то в этой стране есть комфортные условия для личных дел. Ну, по-крайней мере Леша надеялся, что он все еще в Родине-матушке России, ибо оказаться посреди США, например, на этот год у него в планах не было, тем более вот таким образом. До мелкающего под лучами света блеска белоснежная плитка на полу, на стене — керамическая, с блекло разошедшимися по всей поверхности волнистыми полосами, в общей композиции давая украшающий стену рисунок древа, похожий на тот, что Леша уже видел в главном зале, как раз за спиной девушки. Около десяти кабинок и столько же умывальников напротив. И все выглядит таким непривычно новым, свежим, как из фильма или сериала. — Пахнет приятно, — заключает Щербаков, неспеша, будто назло выжидающему его снаружи Эму, проходит вглубь комнаты, взглядом подмечая себя в огромном зеркале. Могло быть и лучше. — Но не от меня. И, чтобы исправить это, Леша все же находит названную охранником кабинку, помеченную табличкой с указанной цифрой, а затем приступает к одежде. И первое, что вызывает недоумение, — ошейник, все еще крепко обвивающий шею. Как его снять, он понятия не имеет, так что не остается ничего, кроме как пойти и спросить, заодно найдя причину побесить и без того уставшего Эма. — А ты знаешь, как ошейник расстегнуть? — выглядывает из-за двери Щербаков, улавливая на себе ощущаемо раздраженный, а вместе с этим и вымотанный взгляд. — Он водонепроницаемый, — буквально сквозь зубы шипит Эм, вздернув напряженные плечи. — То есть от воды он не сломается, я правильно понимаю? — губы не посмели даже дрогнуть в едва заметной улыбке, благодаря опыту, из-за чего Леша действительно выглядел серьезным, что только сильнее подкидывало дров в костер. — Да. — Пизда. Благодарю. Скрылся за дверью вновь, лишь услышав напоследок неразборчивый, но явно гневный шепот. Видимо, не только Седьмого тут так легко завести, стоит только Леше подключить режим наивного десятилетнего ребенка. А ему и нравится, потому что Эм пока не представляет, по его мнению, никакой угрозы. У него даже возможности воспользоваться ошейником нет, как понял Щербаков, заветный пульт таскает с собой только Седьмой. Как бы то ни было, Леша все же стягивает с себя пестрящую алыми линиями толстовку, из-за чего холодок легкий незамедлительно проходит вдоль спины, задевая собой россыпью покрывшиеся мурашками плечи. Тоже самое происходит и с ногами, стоит тем избавиться от слоя ткани спортивных штанов и темных кроссовок, которые мужчина отставляет под одну из раковин. Даже кабинка оказалась просторней, чем выглядела визуально, что не могло не радовать. И горячая вода есть. Прекрасные условия. Нижнее белье Щербаков предпочитает все же стянуть уже в кабине, с трудом закинув боксеры на достаточно высокую стенку, до которой, благодаря росту, Леша едва дотягивается. Пальцы сами тянутся к одной из ручек, помеченной красным кружком, проворачивая ее против часовой стрелки. Горячие, приятно обжигающие кожу капли стремительно покрывают тело, скатываясь медлительно вниз, оставляя за собой неровные дорожки. Теплая температура воды всегда успокаивала и в случае чего помогала справиться с навязчиво прилипшими к телу невзгодам, освежая и приводя в чувство бушующий в мужчине позитив на пару с детской гиперактивностью, которая порой надоедает окружающим его людям, потому что слишком много. Леши всегда слишком много. Он обожает изводить всех, кто под руку попадется, а в конечном итоге это буквально превратилось в его работу. Пальцы на ощупь находят гель, стоящий на небольших полках в одном из углов, от которого веет мягким кедровым ароматом. Щербаков опирается спиной о стену, жмурясь от назойливо стекающих прямо в глаза капель, пока ладони массирующими движениями растирают прозрачное, прохладой отдающее на коже вещество по всему телу, заодно расслабляя перенапряженные мышцы. В какой момент его жизнь так внезапно прочертила границу, разделив поток на «до» и «после»? Он ведь все еще не знает, где и с какой целью находится. Сильнее разочаровывает только то, что на более менее дружелюбный контакт с ним хочет идти только «неуравновешенный пидор в черно-красном костюме и рогатой маске», и то с большой вероятностью фальшиво, ради какого-то там приказа. Потому что Леша слышал, как он беседовал со своей подружкой, пусть и услышать все он точно не смог. Леденящий душу голос и полное безразличие, ранее скрывающееся за, казалось бы, виноватым тоном, но только для вида. Седьмому не было жаль. Седьмому было все равно. — Что ж ты за человек-то такой, а? — в никуда шепчет Щербаков, ладонями промывая лицо в попытке прогнать нагнавшую его грусть. И с чего это он вообще должен грустить из-за какого-то клоуна в маске? — Мне нужны ответы, и ты, к сожалению, пока единственный, кто может их предоставить. — Ты часто разговариваешь сам с собой в душе? Лешу передергивает. Он не совсем аккуратно стукается об одну из полок лбом, что та погрозилась со звонким треском грохнуться на пол, но с неохотой пощадила мужчину, лишь сильно покачнувшись. К сожалению, здесь Щербаков только этот голос не мог спутать ни с чьим другим, потому как наслушался уже предостаточно. Помяни дурака — появится издалека, да? — А ты любишь подслушивать мужчин в душе? — Леша смахивает капли, обвившие золотистые пряди челки, сквозь зубы проговаривая каждое слово, но не гневно, как ни странно, скорее с издевкой. — Сам же утверждал, что пихать нос не в свое дело — херово. — Я зашел буквально полминуты назад, — Седьмого плохо слышно из-за перебивающего голос шума воды, из-за чего приходится подойти ближе к двери. — Ты говорил про меня? Единственный, кто может дать тебе ответы, Алексей? — Мысли вслух, — ему неловко. Не столько от того, что он прямо сейчас, находясь в душе, беседует с мужчиной, который, в свою очередь, по ту сторону двери, сколько за то, что этот мужчина услышал, что он говорил о нем. — Тебя правда так это ебет? — Что тебя так смущает? Ты ведь не говорил обо мне того, что я не должен был услышать, я и так прекрасно знаю, что я — главный источник информации для тебя. — Просто… Не обращай внимания, ладно? Я хочу расслабиться и желательно не слышать твой голос ближайшие минут десять. — Тогда тебе следует поторопиться, но я, так уж и быть, замолкну. Проходит пара секунд и посторонних звуков действительно не было, ни единого. Казалось, будто Седьмой просто испарился на месте. Даже привычный стук его невысоких каблуков не раздался по помещению, разрезая шум от стучащих по поверхности и телу Щербакова капель. Ну, скорее всего, он умеет бесшумно передвигаться. Леша шумно выдыхает. Этот придурок все еще странный и легко вводит в заблуждение. А зачем он вообще зашел сюда? Просто вот так душевно побеседовать с принимающим душ напарником? Очень-очень странный, не поддающийся никаким объяснениям человек. Когда тело, наконец, избавилось от пены под струями горячей воды, Щербаков тянется к шампуню, вновь сначала тестируя запах. Мята. Не так уж и плохо. Леша, в принципе, не слишком придирчив к душевым средствам, особенно если те стоят недорого, а на запах обращает внимание только если он чересчур яркий и терпкий, чего фанатом Щербаков не был. Пальцы путаются в солнечных волосах, тормошат их, растирая и вспенивая шампунь по всей голове. Нет, пахнет приятно, благодаря не слишком резкому, но при этом свежему аромату мяты. Подушечки осторожно массируют виски, в которые до сих пор едва ощутимо отбивает ритм пульса, резко подскочившего из-за неожиданного появления Седьмого. Но чувство свежести все равно ободряет, возвращает едва ли не сбившуюся со своего течения позитивность да и налаживая общий настрой мужчины. А, прежде чем наконец выключить льющуюся воду, Щербаков резко переключается с горячей на холодную, моментально покрываясь мурашками из-за опаливших грудь ледяных капель, от ощущения которых на пару секунд перехватывает дыхание, а разум очищается от всего ненужного в один миг. Приятно. А вот неприятно становится, когда Леша, хоть и в нижнем белье, но выходит из кабины, успевая только краем глаза уловить стоящего в другом конце помещения Седьмого, вдевающего пуговицы на своей рубашке. И в этот раз все внимание перехватывает только одно — огромный шрам вдоль груди, обрамленный бледно-бордовыми пятнышками, которые расходятся едва заметными рваными полосами. Да что же с ним, блять, такое? Сначала полностью забитые мелкими шрамами ладони, а теперь вот это. И пугает не серьезность раны, а то, каким образом он ее получил и сколько еще подобных секретов прячет его тело. — Я просил быть быстрее, — на выдохе произносит Седьмой, кажется, даже не обратив внимание на ошеломленный взгляд на себе. Его это вообще никак не смущает? — Тебя что-то испугало? — Нет, лучше просто выйди и подожди меня снаружи, — голос уловимо подрагивает на определенных словах, предательски выдавая перебивающую спокойство тревогу. Вот только сейчас не время говорить о подобном. Седьмой кивает, в завершении поправляя загнувшийся не в ту сторону воротник рубашки, прежде чем направиться к выходу из комнаты. — …Не беспокойся о моих шрамах, в них нет ничего необычного. И с этими словами Седьмой скрывается за дверьми, оставляя Щербакова вновь наедине и вновь в ступоре. «В них нет ничего необычного»? Хотелось бы спросить, что в них такого «обычного», черт возьми. — У тебя буквально все руки покрыты шрамами, а на груди и вовсе… Это ты называешь «ничего необычного»? — нервно шепчет сам себе Леша, взглядом сверля пару секунд назад закрывшуюся дверь. — Страшно представить, что для тебя «необычно». У меня даже чего-то похожего после нескольких лет армии и спецназа не было. В каких ты, блять, обстоятельствах жил, что тебя это вообще не впечатляет? Я все еще не понимаю тебя, — Щербаков толкается с места в сторону стопки предназначенной ему одежды, которую тот не спеша надевает, продолжая неустанно бродить в собственных размышлениях по поводу увиденного, даже не замечая, как на коленях и локтях застегиваются ремешки защитных приспособлений. — Даже жаль его стало. Шрамы такие старые, неужели это происходило аж в детстве? Ничего не понимаю, но это пугает не на шутку. Даже несмотря на то, что Леша буквально шепчет, голос все равно кажется слишком громким из-за померкшей в глухой тишине комнаты. Он не хочет, чтобы Седьмой слышал это. Знает, что тот не воспримет это никак, но не хочет. Впервые за все времяпровождение здесь эмпатия с рвением ударилась о грудь Щербакова, заставляя задуматься. Кто знает, из-за чего Седьмой стал таким. А новая информация наводит на не самые лучшие догадки о его прошлом. — И в какой момент меня так стал заботить он? Леша не знает ответ. Ему просто жутко видеть человеческое тело, исполосованное шрамами разной длины и размера в болезненном рисунке, ведомом лишь одной вселенной. Каков шанс, что Седьмой вообще здесь не по своей воле, как и Щербаков? Какой человек хотел бы, чтобы с ним творили что-то, после чего в память остаются покрывающие тело следы? — Пиздец какой-то. Он идет в сторону дверей. Нет, он не собирается расспрашивать Седьмого на эту тему. Бессмысленно, он говорить об этом не захочет точно. Да и какой дурак поочередно распишет, где и как он каждую из кучи меток на теле получил? Глупо. — Готов? — Седьмой, ожидающий прямо возле двери, сложил руки на груди, словно бы защищая от впившихся в то место глаз. Он видит легкое волнение, неохотно делящее разум с непониманием в небесных радужках напротив, которое Леша хочет скрыть. — Да, забудь.Только Щербакову забыть это будет проблемно.
Седьмой не ответил, лишь безмолвно кивнул, направляясь в нужное им место. Леша идет около. Как же быстро напряжение вновь окутало их, лишь из-за пары секунд. Пары ебаных секунд. Щербаков смотрит в никуда. Как бы взгляд не тянулся к идущему около мужчине, он не может, утопает в собственных размышлениях, чересчур цепко впившись в эту тему со шрамами. Может, конечно, попробовать стоит, но это же Седьмой. Они договорились, что расспросов про личную жизнь не будет, и Леша хочет сдержать обещание. Он же мужик. Время идет слишком медленно. Каждый шаг будто отсчитывает прошедшую секунду, туманными отголосками звеня в голову. Вот же блять. — Остановись, — Седьмой едва успевает среагировать, прежде чем Щербаков чуть ли не врезается в стальную дверь, от которой его спасает утянувшая назад за капюшон толстовки рука. — И смотри куда идешь. Тебе следует расслабиться. — Да, конечно, без проблем, — Леша вдыхает полной грудью. Успокоиться стоит, ясно любому, только после увиденного отойти немного трудновато. — Мы пришли? — Да, — Седьмой как всегда краток. Пластины медленно разъезжаются в стороны, открывая вид на абсолютно новое помещение. Еще один зал. Такой же светлый и покрытый неоновыми росписями. И в центре вновь кучка людей, одетых в «повседневное». Но у всех наколенники и налокотники, которые также выдались и Леше. У всех, кроме Седьмого. Он в своей привычной рубашке и брюках, заправленных в высокие сапоги. И надоедливой рогатой маске. Вот что вновь настораживает. — Все в сборе, — и приторный голос Алексии тут. Действительно, все в сборе. — Итак, приветствую всех присутствующих. Как вы могли заметить, здесь собрались новенькие компоненты с более опытными, выразимся так. Сегодня ваша первая совместная тренировка, но она из самых важных, так что прошу новоприбывших слушать ваших партнеров внимательно, — Щербаков бросает короткий, едва уловимый взгляд на Седьмого. Опять он будет командовать. — У вас все получится, не волнуйтесь, я верю. А сейчас пройдите в отмеченные вашей цифрой или числом комнаты. Седьмой молчалив. Даже теперь он ничего не произносит, лишь медленно спускается по небольшой лестнице, неспешным шагом направляясь в сторону огромной двери под цифрой «7». Кажется, он пытается сосредоточиться. Ну, а Леше мало чего остается делать, кроме как следовать за ним. Тренировка? Не слишком-то ободряет. — Закатай рукава по локоть, — говорит Седьмой, успев лишь порог переступить в снежно-белую комнату. — Я должен тебя слушаться, да? — Щербаков с демонстративной неохотой выполняет то ли просьбу, то ли приказ — по тону определить сложно. — Что мы должны будем делать? — Не все сразу, Алексей, — Седьмой стягивает с ладоней перчатки уже в какой раз, а затем… Также закатывает рукава. Ну вот опять, черт. Опять болезненно покрытые въедающимися в кожу шрамами предплечья, туманными отголосками напоминая Леше про шрам на груди. Вот почему именно сейчас? Щербаков шумно вздыхает. Он даже думать не хочет о том, каким образом на правой руке появились бледные полосы по всей окружности, словно в кожу разом вонзились сразу несколько лезвий, образуя смертельное кольцо. Блять, подумал. — Отлично, как вижу, большинству уже сказали о пункте «закатать рукава», — тот же голос, но теперь сверху, из на удивление хороших динамиков, ибо слышно каждую его сладко вяжущуюся ноту прекрасно. — Теперь встаньте друг напротив друга и возьмитесь за предплечья. И, опытные ребята, попробуйте сами объяснить своим партнерам дальнейшие действия. Лешу на момент передергивает. Конечно, он без возражений начинает выполнять, как минимум из-за договора, но на моменте с «возьмитесь за предплечья» ему становится некомфортно. Коснуться хоть любого шрама на чужих руках кажется запретным грехом, который будет неутолимо жечь кончики пальцев адским огнем. На ладонях подобного не чувствовалось из-за банальной незаинтересованности Щербакова, да и не такого уж огромного количества следов прошлого. Но теперь ему действительно страшно. — Ты боишься прикосновений или… — Седьмой на мгновение опускает взгляд на свои вытянутые предплечья, — этого? — Я не боюсь, — Леша решительно цепляется пальцами за руки, ощущая прошедшую по спине легкую дрожь из-за того, насколько Седьмой холодный. Он постарался выбрать места, в которых он бы не задел касаниями шрамы, но вышло, мягко говоря, херово, что только напрягает. — Как очаровательно, тебя беспокоит, больно ли мне? — Седьмой едва слышимо усмехается, а Щербаков кривит уголки губ, фыркает. — Не волнуйся, нет. — Бля, иди ты. — Т-с, а теперь шутки в сторону, сосредоточься, — Седьмой берется за предплечья мужчины гораздо уверенней, опаляя кожу легким холодком. — Постарайся ничего не говорить, если я не прошу. Сейчас ты должен прогнать лишние мысли в сторону, они тебе не нужны. Если хочешь, можешь закрыть глаза. Хорошо. Настройся, тебе нужно уйти в себя, глубоко вдохнуть и расслабиться. Ты не должен напрягаться. Каким бы холодным не был голос Седьмого, Леша чувствовал ту изворотливую, почти неуловимую нотку тепла, которая помогала влиять на окружающих, успокаивать. Щербаков старается. Непонятно ради чего или кого, но старается. Забывает все переживания, швыряет их в сторону, дышит глубоко, как его просят, и вдруг что-то чувствует. То, что чувствовал еще недавно, такое знакомое и запомнившееся ему, но при этом отдаленное, глухое. — Кивни, если ощущаешь что-то, — Леша кивает. — Ты помнишь, что это? Моя энергия. Кажется, что она далеко, да? — очередной безмолвный кивок. — А теперь, попробуй почувствовать свою энергию. Я немного облегчу. Ты ассоциируешь что-то с моей энергией? На что ты ориентируешься, чтобы понять, что она именно моя? На что она похожа?Моментально приходит на ум лишь одно.
— Похоже на кофе со льдом. И ароматом жженого сахара, — Щербаков провел эту параллель еще вчера, когда его неожиданно обняли, позволяли достаточно близко ощутить чужую энергию. — А теперь, я подберу подобную ассоциацию к твоей энергии, и ты, опираясь на это, найдешь ее, — Седьмой сделал небольшой шаг вперед. — Она похожа на какао, при чем очень ароматное, домашнее. Ты ведь любишь какао, постарайся сопоставить. Леша вздыхает, успев сдержать ненужный вопрос из-за вовремя всплывшего воспоминания. Седьмой знает о нем буквально все. Щербаков старается найти опору в чужих словах, представляет себе все, что назвал Седьмой, воплощает, ищет что-то подобное вокруг. Ну и почему найти чужую энергию как нехуй делать, а свою — быстрей умрешь, пока найдешь? Неудобно. В нос внезапно ударяет аромат. Именно тот, который имел в виду Седьмой, Леша знает это. Мысленно старается ухватиться за него, тянется, перехватывая и направляя на себя. Вот же, блять, как сложно. Энергия буквально не хочет поддаваться, брыкается, не подпуская Щербакова близко, не давая вцепиться и не отпускать. Но Леша все равно сильнее. Чувствует это, когда хватает ее за воображаемый хвост и утягивает к себе, ни за что не позволяя себе упустить ее. Шипит сквозь зубы, кивает малозаметно, но Седьмой реагирует. — Толкни ее ко мне, я направлю свою. Леша пытается найти хоть какие-то отдаленные очертания энергии Седьмого, ее приятно подталкивающий к себе аромат, который крепкими цепями обвивает и подтягивает к себе. Щербаков ощущает это, чувствует каждой частицей тела и подается вперед, навстречу, прежде чем глухой взрыв оглушает обоих.