***
Весь следующий день прошел как на иголках. В каждых касаниях была заметная неловкость со стороны обоих, как и в каждых фразах, за которыми всплывали абсолютно не нужные двойные смыслы. И если Седьмой старался скрывать это, то Леша наоборот, чуть ли не демонстрировал что-то, схожее с неприязнью к лишней тактильности. Общий язык-то они нашли, только вот ненадолго. В чем Седьмой, конечно, винил себя. Но не полностью. Частично. Щербаков даже к жене не просился, видимо, размышляя, как в глаза ей смотреть после произошедшего. Седьмой заметно пытается не лезть к нему чересчур сильно, как обычно привык это делать, оставляя хоть какое-никакое личное пространство, за что Леша был тому неосознанно благодарен. Только ночью Щербакова вновь замучила бессонница, которую пригоняли вместе с собой, как стадо, мысли о том вечере. Ему действительно будет лучше, если он просто забьет на случившееся, ведь такое точно не повторится? Но забыть об этом все равно не так просто. Точно не как Седьмому. Он грязнет в пучине собственных размышлений, что только сильнее въедаются в разум и отравляют его, выжигая мозг изнутри. Все слишком сложно. Одно ебучее действие со стороны Седьмого слишком навязчиво впало в его сознание и теперь мучает, как бы Леша не хотел о нем забыть. Он прикрывает руками лицо, тихо выругивается и переворачивается на бок, недовольно ежась от постоянно всплывающей в голове ситуации, тихо фыркая. Вот бы все это было одним слишком продолжительным кошмаром. И лишь бы Щербаков поскорее очнулся от него. Пластины разъезжаются. Леша сонно трет глаза, которых ослепили проникшие в помещение лучи освещения. Но единственное, что он видит, — это устало сваливающееся с ног тело, тихо стонущее от адской боли. Щербаков замирает. Теперь происходящее становится похожим на какой-то дешевый хоррор. Он пытается всмотреться в фигуру, пока не замечает медленно расплывающееся под ней бордовое пятно. Его подрывает с кровати, прежде чем он оказывается около раненого человека, встряхивая его за плечо, убеждаясь, что тот еще живой. — Какого хуя, Звездочка…15. Ошибка
26 января 2022 г. в 00:00
— И что ты сейчас сделал? — Леша растерян. Ожидать можно было что угодно, особенно от такого нестабильного человека, как Седьмой, но не настолько же…
Мерзкое? Щербаков не знает, что именно испытывает к произошедшему. Не только к поступку напарника, но и своему. Он завелся первым. Ему снесло башню из-за внезапных и навязчивых мыслей, к которым Леша не привык, так как зачастую при наступлении подобного состояния он спокойно отгонял их. Но в этот раз что-то пошло не так. Слишком не так. Что Щербаков наговорил вообще? Седьмой и ревновать? Он же несерьезно сказал это, да? Еще бы такой механический и стальной ко всем теплым и ревностным чувствам Седьмой мог… Глупость какая-то. Леша сказал не всерьез. Шуточно. И маску чмокнул тоже шуточно. Не ожидал же, что напарник вытворит такое. Шутить в его репертуаре, стендапер же, как никак.
— А что ты хотел?.. — слишком искренне непонимающий голос только сильнее раздражает, ведь осознание, что Седьмой действительно настолько наивный и не воспринимающий «взрослый юмор»(хоть в тот момент это вряд ли было похоже на что-то подобное), как ребенок, только усугубляет положение Щербакова.
— Мне сорвало крышу, блять, зачем ты… — Леша выдыхает шумно, стараясь успокоить немного затихших чертиков адского пламени в груди, но до сих пор жгущих кончики пальцев до мелкого покалывания. — Не делай так, нахуй, больше никогда. Даже не вздумай. Съеби.
— Алексей, такое обращение ко мне неуместно, сохраняй спокойствие…
— Да в рот я тебя ебал с твоим спокойствием и неуместным обращением, — Щербаков поднимается на ноги и грубыми шагами отходит в сторону своей кровати, сцепив ладони в замок за головой. — Свали, пока меня опять не накрыло.
Седьмой хочет возразить. Претензий у него уйма и даже больше. Ведь, казалось бы, какое вообще право его напарник имеет так разговаривать с ним? Он гораздо выше Леши, и дело даже не в росте — его ранг и влияние в этом месте неоспоримо. И стоило бы как следует проучить его за это, надолго зажав выделяющуюся алую кнопку на пульте от ошейника, наблюдая, как Щербаков корчится и задыхается на кровати или полу от непрекращающихся электрических разрядов, но… Какой смысл? Седьмой думает, нет, знает, что такое наказание вряд ли сработает на напарника, у которого, видимо, с рождения шило в заднице застряло на веки вечные. Сейчас только ухудшать с ним едва успевшие выстроиться во что-то стабильное отношения не хватало. Поэтому Седьмой молча смотрит пару секунд за укладывающимся к нему спиной Лешей, прежде чем поднять выпавший из его рук пульт и восстановить нижнюю часть маски, безмолвно направляясь к выходу из помещения.
Он же сделал что-то не так, да? Такое действие для обычных людей, кажется, что-то очень важное… Седьмой чересчур плохо разбирается в этом. Что-то для кого-то кажется слишком интимным и недопустимым в кругу малознакомых лиц… И у каждого есть хоть какое-то различие в этих восприятиях. Кошмар полный. О чем он думал вообще? Это, как минимум, было странно. Хоть это и поцелуем назвать относительно сложно… Седьмой просто коснулся чужих губ своими и замер так на мгновение. Обычное касание ведь, нет? Для Щербакова, скорее всего, нет, учитывая, как ярко и негативно он среагировал, еще умудряясь сдерживаться при этом.
Леша даже ночью сквозь сон пытается закрыться руками от смрада воспоминаний этого вечера, постоянно что-то шепча себе под нос. Это все ничего не значило. Обычный, весьма странный поступок, и все. Ни больше, ни меньше. Людям свойственно творить ту еще хуйню, а Щербаков обычно в первых местах очереди.
— Да блять! — в стену с громким шумом и, кажется, треснувшим покрытием прилетает крепко сжатый кулак мужчины, чем тот пытается выразить свое недовольство к невозможности уснуть. На протяжении часа думать о том, что тебя в губы поцеловал мужик, вряд ли было в планах Щербакова хоть раз в жизни, а уж тем более вот в таком месте. — Педик, блять, какой-то… Еще в начале же говорил, что я точно в тематический пидор-клуб попал. С охуеть каким странным парнем, который привязался ко мне! Ко мне, сука, замужнему- то есть женатому! Пиздец, я уже в словах путаюсь… — Леша поднимается с постели, метается по комнате из стороны в сторону, стараясь разрядить напряжение в мышцах. — Почему я не оттолкнул его? Нахуя я вообще это сделал? Блять, что ты со мной делаешь, уебок? — вопрос в никуда, но Щербаков чувствует, что его услышат. Нет, знает. Этот человек бродит за ним хвостиком изо дня в день, не давая покоя абсолютно. Сложно даже представить, что он оставил бы Лешу на долгое время наедине. — Тебя слишком много… Ты переступаешь все дозволенное, уебок. Я знаю, что ты даже сейчас меня слышишь! Ты же как псина ходишь у меня на поводке, который насильно привязали ко мне! — накрывает ладонями голову, опускаясь на колени, и жмурясь. Собственный пульс на пару с глухой болью бьет в виски, заставляя зажмуриться. — И зачем?.. Я же так много сделал для своей семьи, неужели тебя не пробивает на эмоции даже это? Мне поебать, что с тобой сделают, если ты не будешь послушной собакой и нарушишь что-то, просто перестань рушить мою, нахуй, жизнь, в которую я заложил так дохуя нервов и сил!
Слышит. Слышит и нервно рассматривает исполосованные шрамами ладони. Седьмой метится взглядом с них на двери за собой, в помещении, которое они скрывают, его напарник прямо сейчас едва ли не проклинает его. Седьмой растерян. Он без понятия, что именно ему нужно делать, и стоит ли вообще… Он мог бы оторвать ноги от пола и ушагать привычно механической походкой прочь отсюда, как хотел бы того его напарник, но не может. Молча выслушивает каждое слово, каким бы обидным оно не могло бы показаться обычному человеку, и соглашается. Седьмой знает, осознает все то, что делает, и насколько это далеко от общества. Знает, но выбора у него больше нет.
— Хей, думаешь, я не знаю, что ты стоишь за дверью? — нервная усмешка трогает его губы, прежде чем Щербаков поднимается с колен, судорожно стараясь успокоиться. — Думаешь, что я тупой, блять? Я вдоль и поперек уже знаю, как от тебя веет этой хренью.
Его ладонь касается холодной стали пластин, играющих роль дверей, но Седьмой чувствует это на своей спине. Чужая рука неприятно прожигает кожу, впивается в нее адским пламенем и не собирается отпускать, пока не убедится, что алый (уже окончательно заебавший глаза) след точно оставит за собой очередной болезненный шрам.
Пластины внезапно раздвигаются, лишь благодаря своей медлительности позволяя Седьмому успешно среагировать, обернувшись на стоящего перед ним напарника.
— Сработало.
— Алексей, успокойся, ты не в себе, — Седьмой перехватывает почти попавшую в его лицо руку и без предупреждения, ожидав подобного, заламывает ее за чужую спину. — Алексей, прошу, — болезненно сковывает пальцами чужие запястья, не давая старательно сопротивляющемуся в попытках высвободиться парню шанс отбиться.
Щербаков брыкается, извиваясь в чужих руках и что-то бурно рыча себе под нос, стараясь задеть своей ногой чужую, да как можно сильнее, в надежде, что это обезвредит Седьмого хоть на пару секунд. Ему вполне будет этого достаточно
Седьмой растерянно давит на запястья напарника, не дает развести руки, лишь в какой-то момент решив положиться на свою удачу и, как можно крепче впившись пальцами в предплечья, вызывая недовольное мычание, перекладывает освободившуюся ладонь, пальцы которой на мгновение вспыхивают аловатыми разрядами, на лоб Леши. Если не получается успокоить словами, придется энергией.
Щербаков поначалу неохотно, но позже смирившись, ослабевает в чужих руках, уже гораздо спокойнее пошатываясь на ногах из стороны в сторону, устало прикрыв глаза. Что же, возможно, иногда такая способность может пригодиться в реальности… как сейчас, например. Леша не осознает точно, что с ним происходит, ведь вряд ли его можно было бы охарактеризовать как легко вспыльчивого. Нет, он постоянно выделялся своим спокойствием в разных конфликтах, изредка переходящую в шуточную агрессию на оппонента. Он же комик.
— Отпусти. Я спокоен.
Седьмой расслабляется, выпуская чужие запястья из крепкой хватки собственных пальцев, все же осторожно наблюдая за перегружающимся напарником, который пытливо старается разобраться в своих эмоциях, что бурей охватывают его сознание. Леша неуверенно оборачивается на Седьмого, шумно выдыхает, пытаясь собраться с мыслями.
— Ты понимаешь, что такое семья? — голос немного вздрагивает на конце вопроса, хоть и Щербаков делает вид, словно этого не было, чуть прикрыв глаза. — У тебя же должна быть семья, у всех есть семья…
— Нет.
— Почему? — Леша хмурится и стискивает зубы. У всех есть родители… или были.
— Личная информация, Алексей, — Седьмой делает небольшой шаг к напарнику, который так же нерешительно отступает назад. — У меня нет семьи. Вот и все.
— Ты не понимаешь того, что сейчас чувствую я… ты же как ебанный робот без эмоций, — он произносит это не агрессивно, скорее грустно, с нотками обиды на Седьмого. — Ты не представляешь, что чувствует моя жена… Мои дети… Я до сих пор без понятия даже, где они. Но тебе все равно. Ты никогда этого не испытывал. Вот и все.
— Ты прав, — Седьмой метится с ногу на ногу, кажется, виновато опуская взгляд. — Я не понимаю этого. Я не знаю, что такое любовь, семья… Потому что у меня другое призвание. Я не обычный человек, не такой, как ты, Алексей. Мы оба — люди, но по натуре мы абсолютно разные. Я не могу быть таким, как ты или твои знакомые. Я другой. Моя жизнь посвящена другому. Пойми это.
— Я не думаю, что то, что ты делаешь, — нормально, — Щербаков делает ответный шаг вперед, и тепепь в замешательстве Седьмой. — Ты не знаешь банальные для человека вещи. Быт, повседневность… Тебя детства лишили, звездочка. Ты действительно хочешь жить так? Тебе нравится то, как ты живешь сейчас?
— Я не выбирал, как мне жить.
— В этом и ебаная проблема, ты серьезно не доезжаешь? — Седьмой чуть мотнул головой в ответ на заданный вопрос, вызывая у напарника нервный смешок. — Ты не свободен.
— Никто не свободен. Если дать людям свободу, то хаос начнется в считанные секунды. Всех держит страх наказания за содеянное, — Седьмой замолкает, осматривая собственные руки. Даже если и другие не видят, он прекрасно чувствует на них следы засохшей крови, в которой он изо дня в день утопает. — Я не считаю себя лучше остальных людей, Алексей. Возможно, я даже хуже.
— Конечно… Нормальные люди не похищают никого. Нормальные люди не преследуют кого-то. Нормальные люди не сосутся с людьми своего пола, в конце концов, — Леша вновь судорожно усмехается, прикрывая ладонью лицо. — А мне посчастливилось к такому или таким попасть… Сомневаюсь, что ты тут единственный такой пидорас. Как скоро, блять, ты свалишь меня и выебешь? Чего ты добиваешься? Ответь.
— Я не могу поделиться с тобой целями «LABELCOM». И я также не могу причинять тебе боль, не считая моментов, когда ты атакуешь первым, либо во время тренировок, — Седьмой, кажется, до сих пор не поднял взгляд, возможно, лишь мельком поглядывая на напарника напротив. Он сам не уверен в том, что говорит. Чужие слова заселяют сомнения в разум, от которых тот старается сбежать, из-за нежелания верить в них. — Алексей, мы можем забыть то, что я сделал. Я не придаю этому какое-то большое значение и не хочу, чтобы придавал ты. Я сделал это, не обдумав последствия.
— Да, конечно… Звездочка, ты долбоеб, честно, — Щербаков внезапно оказывается около напарника, чуть приулыбнувшись. Это не кажется выходкой из раздражения, скорее чем-то схожим с детской обидой и грустью. — Дурной, — обхватывает всей пятерней чужое лицо и трепает его, в окончании хлопая всей ладонью по лбу маски. — Чертенок рогатый, блять. Если ты ничего такого страшного к этому не испытываешь, это не значит, что не испытываю я. Вряд ли бы тебе понравилось, если бы я выебал тебя за то, что ты случайно моего члена коснулся.
— Это странная аналогия… — Седьмой отдергивает голову, делая шаг назад и возвращая руки на свою грудь. — Тебе нужно поспать, Алексей. Хотя бы попробовать. Будет нехорошо, если ты не выспишься… Или кто-то узнает, что ты не спишь.
— И что тогда, тебя в угол поставят за то, что ты пиздишь со мной посреди ночи? — как бы то ни было, Леша все же послушно идет к своей кровати, укладываясь на нее и поворачиваясь лицом к стене. — Тогда поспеши уйти, с тобой в комнате я точно не засну, хватит торопить наши отношения.
— Спокойных снов, Алексей, — Седьмой кивает и спешно удаляется из помещения, где-то за спиной слыша недовольное «хотелось бы», прежде чем пластины, наконец, задвигаются за его спиной. Он безмолвно смотрит в стену напротив. Все мысли спутались во что-то одно вязкое и абсолютно не связанное. Что-то, что до мелкой дрожи пугало Седьмого. И какого черта его вообще так заботят чужие слова и состояние? Неужели во всем виновата чересчур сильная энергия у обоих? По крайней мере, сейчас легче всего спихнуть вину именно на нее.
— Золотце?
Седьмого передергивает, прежде чем он оборачивается на стоящую в паре метрах от него девушку, нервно пряча руки за спину.
— Ты чего? Алексею уже давно стоит спать, будет нехорошо, если он собьет режим. Это плохо скажется на продуктивности его тренировок.
— Прошу прощения, Алексей не мог заснуть, так что я решил поговорить с ним, — непривычно судорожно оправдывается Седьмой, вызывая у девушки тихий смешок.
— Да не шугайся ты так, я рада, что ты смог найти с ним общий язык, Седьмой, — Алексия одобрительно кивает в дополнение к собственным словам, подходя ближе к мужчине. — Все хорошо, золотце. Потренируешься немного и пойдешь спать, как и всегда.
— Да, я помню…