«Он дрожит.»
Парень, трепетно прижимающийся к своему напарнику, уловимо часто, но неровно дышит, то и дело мыча и бормоча что-то ему в шею. Лешу же мучает бессонница, от которой не помогает избавиться даже спящее на нем двухметровое чудо, скорее только беспокоит своим поведением. Седьмой, как заметил напарник за последние полторы недели, плохо спит и, по всей видимости, часто. Он жмурится во сне, пытается ухватиться за что-то, сейчас, например, за лешино плечо, иногда рычит что-то, хмурится, потираясь щекой о поверхность, на которой лежит, и всегда дрожит. Не слишком заметно, но когда он так близко, а из-за нехорошего сна прижимается только ближе, легко можно почувствовать, как его тело беспокоит частая дрожь.«Ему, правда, так часто снятся кошмары?»
Щербаков опускает ладонь на темную макушку и запускает пальцы в волосы, осторожно почесывает, сквозь сон стараясь успокоить напарника. Он проклинает свою чрезмерную эмпатию к Седьмому, ведь именно из-за нее сейчас на душе непривычно тяжело, неспокойно, а сверху давят еще и мысли о Лене. Все последние ночи Леше приходилось засыпать с мыслями о ней. Именно приходилось. Потому что любит. Ее любит. Но и Седьмого тоже. И считает это ебанутым, ведь нельзя любить сразу двоих, да? — Седьмой. Щербаков не выдерживает, одними губами произнося прозвище, прежде чем осторожно приподняться. Он не хочет, чтобы напарника продолжали мучить кошмары. Вряд ли бы Седьмой пугался чего-то забавного или повседневного, как бы иногда он не был чересчур милым и наивным, кажется, ничего не смыслящим про бытовую жизнь. — Звездочка, проснись. Седьмой вновь вздрагивает, моментально раскрывая глаза. Он поднимает болезненно напуганный взгляд на Лешу и склоняет голову чуть вбок, едва приоткрыв губы. Щербаков обхватывает ладонями его лицо, а губы мягко прижимаются к тем, что напротив, нежно сминают их, прежде чем отстраниться. Седьмой промаргивается, а взгляд теперь выглядит скорее удивленным, нежели зашуганным, как парой секунд ранее. Щербаков без слов впихивает в его руки купленную этим днем игрушку совы, которую, кстати, Седьмой назвал «Луной». Тот также молча обвивает ее и удобнее устраивается на чужих бедрах, опуская голову на макушку игрушки. — Ты мне так скоро все ноги отдавишь, — расслабленно буркнул Леша, даже не собираясь как-то сопротивляться, несмотря на собственные слова. Седьмому удобно, да и вряд ли он слезет. Как и ожидалось, тот проигнорировал чужое недовольство, лишь сонно зевнув и переведя тему на себя: — А разбудил зачем? — Тебе кошмары часом мозги не ебут? Седьмой удивленно склоняет голову вниз, но через пару секунд поднимает взгляд обратно, только теперь немного растерянный, возможно немного опечаленный. — Ебут. — Поэтому и разбудил. Губ касается неловкая улыбка, пока Леша, к удивлению, абсолютно бодрым взглядом смотрит на наоборот, сонного и усталого напарника, который притирается щекой к своей игрушке и вновь глухо зевает, прикрыв глаза. Каким бы громадным не был его рост, Седьмой все еще кажется чертовски маленьким и хрупким в такие моменты. — Седьмой, я хочу рассказать Лене, — Щербаков вздрагивает следом за напарником, который поднимает на него удивленный взгляд и крепче сжимает руками совушку. — Ты об этом? — палец опущенный кончиком вниз, вертнулся по кругу. — Ты уверен? — В том и дело, что хуй его знает. — Леша шумно вздыхает. — Я даже примерно не знаю, как она может отреагировать… — Какой была бы твоя реакция, если б ты узнал, что она, просто к примеру, влюбилась в Ди? — Седьмой говорит это с такой непринужденностью, отчего сказанное им звучит для Щербакова только безумнее. — Бля… Я б охуел, наверное, как минимум… Я не знаю, нахуй ты мне тут мозгоебические вопросы начинаешь задавать? — Успокойся… — Седьмой, даже несмотря на чуть повысившийся тон напарника, все еще сохраняет спокойствие. — Я не хотел злить тебя, просто попробуй поставить себя на ее место… И я хочу спать, если ты позволишь. Я не собираюсь отговаривать тебя от этого, просто… знай, что я приму любой исход. Я и без того причинил слишком много боли невинным людям, тебе и твоей семье в том числе, так что, наверное, я не заслуживаю быть счастливым… — Заткнись, — до скрежета смыкает зубы. — И больше никогда не пизди подобное. Тебе не для такой хуйни язык дали. Глаза Седьмого на момент раскрываются чуть шире, прежде чем его сильным толчком валят на спину, угрожающе нависнув при этом сверху. Он не сопротивляется. Ему не навредит этот человек. — Почему вам всем так весело ныть о том, какие вы хуевые и злые? Да никто блять не идеален! Седьмой, я понятия не ебу о том, кто ты, каким было твое детство и все в этом роде, но мне же похуй на все это! Я, сука, влюбился в тебя. И ты в меня! Так борись, бля, за то, что ты любишь кого-то. Я люблю тебя, слышишь? — Нурлан, — Седьмой произносит это на выдохе, ошеломленно, сквозь едва приоткрытые губы, по которым тут же проскальзывает его язык. — Нурлан Сабуров. Это мое имя, — он убеждается, что его не собираются перебивать, продолжает: — мне двадцать девять. Я первый и единственный человек, подвергшийся всем экспериментам организации «LABELCOM». Абсолютно всем, какими бы они не были. Мои родители продали меня в организацию, когда мне было не больше двух лет. Меня растили и воспитывали чужие мне люди, а как только исполнилось семь — начали тренировать. Иногда тренировки доходили до того, что в меня могли вкачивать небольшие дозы психотропных веществ, или меня могли заставлять лишить кого-то жизни, неважно, человека или животного. Я знаю базу среднего образования. За всю жизнь у меня было всего три партнера в «LABELCOM», включая тебя. Первым из них была Алексия. Она старше меня на восемь лет. А управляющей была ее сестра, но через время, после смерти той, роль заменила Алексия. Меня с детства тренируют не поддаваться эмоциям и чувствам, не испытывать сочувствия или сожаления. Из меня пытаются сделать только орудие, которое можно использовать и совершенствовать. Возможно, я бы до сих пор считал, что это и есть мое предназначение. Но в моей жизни появился ты. И я не знаю, почему именно ты. Почему именно твои слова заставили меня задуматься. Почему именно ты так влияешь на меня, — Седьмой неуверенно обхватывает ладонями застывшее в удивлении лицо напарника. — И почему именно при виде тебя у меня так колет и жжет в груди. Я, блять, правда не знаю, почему ты. Но я знаю, что всю эту бурю во мне вызываешь именно ты и только ты. Я тоже люблю тебя. Леша застывает и что-то внутри так колко расщепляется, словно кислота близрастущих растений стремительно разрывает твердую на вид горную породу, пробивается через трещины и острые осколки. Сердце грозит выпрыгнуть из ребер, как бы больно это не было, стучит так часто, что ритм грубо вбивается шумными толчками в виски. Лишь глаза, покрывшиеся тонким слоем мутного стекла, остервенело бегают по лицу напротив, замечают, как парень жмурится от неприятного покалывания в уголках глаз, сводит и изгибает брови, стараясь не ловить своим взглядом чужой. Слишком неловко. Теперь обоим трудно вытащить из себя даже какой-то несчастный звук, что уж говорить о словах. Щербаков пытается вытолкнуть из себя хоть что-то, но оставляет эту идею, как только легкие ладони ложатся на его плечи, будто вмиг стянув весь напряжный груз с них, отдающий слабой судорогой в мышцах. — Делай то, что кажется правильным тебе, — Седьмой шепчет, едва удерживая тон голоса, чтобы не сойти на жалкий писк. — Леш, пожалуйста, все в порядке, да? — Да… — Леша наконец находит в себе силы моргнуть, прежде чем навалиться на напарника всем телом, несдержанно впиваясь в его губы своими, пальцами грубовато обхватив лицо. — Ты такой невыносимый иногда, Нур, хочется прям по ебалу тебе дать, — усмехается, но не злорадствует — Седьмой уже научился различать это. Сейчас Щербаков лишь искренне нежно, в какой-то мере даже заботливо улыбается ему. А Нурлан даже забывает о том, что нарушил все главные запреты между компонентами — ему сейчас не до этого. Сейчас хочется лишь как можно скорее впиться в мягкие, но так жадно целующие его губы, будто в последний раз, о чем, конечно, думать не хочется. Он привязался ко всем словам и касаниям напарника и теперь не представляет, как прожить без них хотя бы день. Именно поэтому так сладко стонет на перерыве со вздохами, когда чувствует уверенно впившиеся в его бледную шею губы, и от этого ощущения тепло, граничащее с нестерпимым жаром, разливается по подрагивающему телу, вызывая только большую дрожь и часто пробегающие по спине мурашки. — Нурлан… Ну хоть, блять, не японец какой-то, — потирается кривоватым носом о мягкую щеку напарника и облегченно вздыхает. — Казах? — Вроде, — Сабуров забавно ведет плечами, недовольно поджав губы в ответ на чужие смешки из-за его неуверенности в таком, казалось бы, банальном факте. — Ну хоть имя и фамилию знаешь. И то, что ты мужик, — Леша поднимается вместе с болезненным хрустом в позвонках, шустро оглядываясь и быстро подбирая отложенную на время игрушку, которая вновь оказывается в руках Седьмого. Нурлан также расслабляется, когда на его грудь плавно опускается чужая голова с копной золотистых волос, которые со временем чересчур растрепались, а потому и торчали во все стороны, напоминая чем-то еще не уложенный стог сена. Кажется, Щербаков, наконец, утомился, выплеснув из себя накопившиеся темной бурей эмоции. Седьмой не злится на него за это. Порой, ему думается, что именно за экспрессивность и прямолинейность ему так понравился Леша, какими бы иногда колкими и болезненными не были его слова для других, горькая правда всегда для Нурлана будет лучше сладкой лжи.— Ди? — М-м? — девушка удивленно оборачивается на Щербакова, остановившись лишь на половине сделанного шага, который бы знаменовал ее уход. — Постой, я хочу еще кое-что рассказать.
Ди пустым, почти стеклянным взглядом смотрит через свои руки, кажется, добираясь глазами аж до недр Земли. Она боится поднимать взгляд на спокойно лежащую рядом девушку, перед которой открыта небольшая книжечка, что та не успела дочитать, будучи в здании организации. Ди ни за что бы не смогла рассказать такое ей, даже если бы Леша об этом попросил. Ей страшно. Мерзкий холод на пару с мурашками пробирается по ее тонкой спине и неприятно царапает, бросая тело в судорожную дрожь. — Лен, а чего вы с Лешей не общаетесь? — съезжающий на тихий писк голос выдает ее с головой, из-за чего остается лишь обиженно стиснуть зубы, надеясь, что напарница ничего не заподозрит. — Его не видно в последнее время… — Лена задумчиво ведет плечами и откладывает книгу в сторону, действительно впав в раздумия насчет того, что ее общение с мужем в последнее время действительно сократилось до минимума. — М-м… Да нет вроде, я достаточно часто его вижу. — Наверное, я не замечаю тогда. — Наверное…***
Леша суетливо бегает взглядом по всему холлу в надежде, что где-нибудь Лена да объявится. Он не может вечно игнорировать ее, полностью зациклившись на Седьмом, который, кстати, остался отсыпаться в номере, будучи убежденным, что напарник справится сам и это только лично его дело. Что-то внутри рухает, когда небесно-голубые глаза ловят болезненно знакомую женскую фигуру, и от осознания все внутренности будто скручиваются. Она одна. Это шанс. Щербаков впервые ловит себя на мысли, что он так сильно чего-то боится. Абсолютно несвойственный ему страх залез глубоко под кожу, впился острыми когтями в хрупкие ребра и сжимает, трескает, судорожно дергая тело. — Лен, привет.***
— Извини, что?! — девушка срывается с места, едва сдерживая порывистое желание врезать, толкнуть, да хоть что угодно, лишь бы заткнуть чужую пасть, слова, тихо доносящиеся из которой, сейчас даже слышать мучительно. — Это какой-то твой долбоебический розыгрыш? Знаешь, мне вот только мужа-пидораса не хватало! — Лена отвращенно фыркает и прикрывает ладонью губы, словно пытаясь стереть с них осадок от осознания этих мерзких слов. — Я поверить не могу… Какого хрена, Леш? Какого, мать твою, хрена?! Щербаков молчит. Впервые за долгое время он молчит, когда на него кричат, срывая и без того высокий голос. Он не испытывает, как привык, удовольствия от агрессии человека. Он ничего не может ответить, как бы не хотелось. Если иногда слова просто не лезут из его глотки наружу, то теперь этих слов просто нет. Как и способности говорить. Леша будто вовсе забыл, что он человек. В ушах адски звенит от высокого крика. Он смотрит в никуда, сквозь надрывающую голос жену, а в голове мелькает лишь одна мысль — лишь бы все это было ебучим кошмаром. Кошмаром, который скоро закончится. Щербаков вновь очнется рядом с Щербаковой в одной постели, с бешено рвущимся из груди сердцем, но стоит прижаться к близкому человеку — оно успокоится. Но понимание, что это реальность, тяжким грузом давит на него как эмоционально, так и физически — ему тяжело стоять. Леша пошатывается, из-под подрагивающих светлых ресниц наблюдая за несдерживающейся в выражениях Леной. Он знает, что виноват. И уж лучше та выскажет все, что думает, потому что он заслужил. — Так вот про что Ди говорила… Неспроста у тебя глаза «сияют»! Кто бы мог подумать, что и Седьмой окажется таким же, — Щербакова с силой отталкивает Лешу в сторону, так, что тот касается спиной ближайшей стены и чувствует себя еще более слабым и беззащитным. — Свали. Я не хочу тебя видеть. Он послушно кивает — идти и как-либо останавливать будет бесполезно, скорее только подольет масла в огонь. Ей надо «перебеситься», и Леша знает это. Знает, но ничего с дрожью в руках сделать не может. Эмоции окатывают его волной во время страшной бури, бьют в голову и помутневшее сознание. Щербаков не мог это скрывать слишком долго. Но он устал.***
— Ты же знала об этом, да? Но ты не сказала! — Лена врывается в номер, вся растрепанная и судорожно тяжело вдыхающая сквозь приоткрытые губы воздух, с подрагивающими от напряжения пальцами, что крепко сжали ручку двери. — Не хотела меня обидеть? Стоило! — Лен, а теперь постой, о чем ты… — О том, что у меня муж пидор! Ди застывает на месте, ошеломленным взглядом окидывая девушку и захлопывая книгу, что покоилась у нее в руках. — Так, а теперь вдохни и выдохни, я не хочу говорить на повышенных тонах, Лен, — она поднимается с места и медленными шажками подходит к напарнице, которая, кстати, слушает ее, набирая во вздымающуюся грудь побольше воздуха. — Что случилось? — Леша с Седьмым, — голос девушки дрогнул, сменяясь с агрессии на разочарование и печаль, которую ненавистью скрыть не удается. — Они, типа, вместе… подонки. — Если с Лешей еще можно как-то представить, но чтобы Седьмой… — Ди шепчет сама себе, по плечам поглаживая прижавшуюся к ней девушку. — Это странно… Я видела, нет, чувствовала, как крепка их эмоциональная связь через энергию, но настолько сильно… Даже в мыслях не было, — наигранно усмехается девушка, бегая растерянным взглядом по комнате. Она знала, что это скоро произойдет.— Я расскажу ей. — Ты уверен? — Да.
***
Леша молча заходит в их общий с Седьмым номер и тяжко выдыхает, когда обреченная улыбка касается его губ. Он без понятия, что дальше. Остается лишь надеяться, что Ди сможет успокоить Лену и окончательным разрывом это не закончится. Щербаков извинится за все, пусть этого и мало, но не сейчас. Лене нужно остыть. А Леше задуматься над тем, чтобы попробовать предложить Седьмому идею с побегом. Вряд ли тому эта идея понравится, но иначе ничего не сработает. Все зависит от Седьмого, понимает тот это или нет. — Ты вернулся, — Нурлан склоняет голову вбок и чуть косит взглядом, осматривая пришедшего парня. — И без явного наличия травм. Как все прошло? — Перебесится и все будет нормально, — Щербаков горько усмехается. Позитивно мыслить во всей нагнетающей обстановке становится только труднее. — Я хотел поговорить о другом, Нур, — Леша опускается на кровать, в которой они вместе спят все последние дни, какой бы маленькой она не была. — Как сказать… Мы хотим сбежать. Минута. Уже около двух. Седьмой как застыл на месте, так и не двигается, толком даже звука не издав. Его темная высокая фигура замерла у подоконника, сквозь стекло которого прорываются блеклые лучи звезд подступающей ночи. Щербаков неловко перебирает пальцы, ожидая реакции. Главное не спугнуть Седьмого. Главное, чтобы он доверился. Потому что Леша, даже если бы был другой выход отсюда, без помощи Нурлана, не оставил бы его тут доживать свои годы в мучительных пытках. — Сбежать? Из «LABELCOM»? — Седьмой качнулся в сторону и тихо усмехнулся. Странная, явно малоожидаемая реакция. — Так насчет этого ты с Ди постоянно бегаешь шептаться. По спине проходит легкая волна дрожи. Он не говорил об этом. Их частые переговоры всегда были в секрете, как от Лены, так и от Седьмого. Что-то пошло не так… — И я — ваш единственный ключ к спасению, — Нурлан цепляется пальцами за маску и стягивает ее с себя, бесшумно роняя на пол. Он улыбается. Не так, как обычно. Его улыбка не выглядит доброй или нежной. Его улыбка кажется пугающей, пропитанной страхом и презрением одновременно. — А с чего вы решили, что я помогу вам?