Алый

      — Нурлан, можно вопрос? — Ди подрывается с места, как только видит приближающихся к ним оставшихся двух компонентов. За то время, пока те были наедине, девушка присела на достаточно чистый газон и притупила собственный взгляд, впадая в оболочку собственных рассуждений.       — Насколько велик шанс того, что Алексия свернет тебе шею, если вы встретитесь один на один? — Леша перебивает ее, не дождавшись толком ответа Сабурова. Он выглядит необычайно серьезным для себя.       — Все зависит от того, имеешь ли ты в виду реальный перелом моих шейных позвонков или это было образное выражение, — Нурлан пожимает плечами, пока на его лице появляется едва заметная улыбка. Он язвит. И этим тоже абсолютно не похож на обычного себя.       Лена с Дианой молча переглянулись между друг другом. Кажется, оба их близких человека изменились. Как минимум, сейчас их узнать было достаточно сложно. Вечно оптимистичный, придурковатый и шутливый Леша резко стал почти что полной противоположностью. То же и с Нурланом. Если, будучи Седьмым, он и позволял себе язвить и саркастично отзываться, то его тон не был таким. Он всегда казался до ужаса занудным, серьезным и безэмоциональным.       — Я сам сейчас твои шейные позвонки сверну, ответь нормально, — Щербаков фыркает, но в его тоне все равно слышится едва заметный смешок, который тот неудачно попытался скрыть.       — …В самом деле, я смогу долгое время сдерживать ее, если буду действовать во всю силу и не поддаваться страху. Но она все еще сильнее меня, хоть и не на много. В любом случае, я не позволю ей навредить кому-то, кроме себя. Именно поэтому, если у вас возникла идея, чтобы кто-то сопровождал меня, можете вместе с остальными сентиментальными мыслишками выбросить ее из головы.       Леша тяжко вздохнул. Это было ожидаемо. Для Дианы тоже. Что ж, упертость у Нурлана до сих на высоте, поэтому даже пытаться не стоит. И насильно идти вместе с ним тоже. В действительности единственной, кто хоть примерно дотягивал до сил Седьмого, была Ди. Остальные просто бы мешались под его ногами, что могло бы закончиться ужасающими последствиями.       В отличие от всех остальных, Нурлан кажется несвойственно ситуации спокойным. Даже чересчур. Он как минимум продолжает улыбаться, что немного нервирует всех, кроме Лены. Почему-то она уверена, что тот справится. Пусть она и не знает в подробностях, что именно пережил за всю свою жизнь Седьмой, поверхностно наслышана. И проиграть после таких мучений было бы просто непозволительно для него. Он сможет. Лена верит в это. С колким чувством в груди верит. С душащей ее обидой верит.       — Для Алексии было бы слишком глупо тревожить нас в отеле. Смысл поднимать на уши всех остальных компонентов и настраивать их против себя? С этим вполне можем справиться и мы, — Нурлан с усмешкой заправляет часть прядей челки за ухо. — Я не знаю, насколько безопасно сейчас ночевать в отеле, но иного выбора у нас нет. Или у кого-то есть какая-нибудь отбитая идея? — Тишина. — Вот и славно.       В отель все вернулись толпой, каждый в свои номера. Желание делать хоть что-то ни у кого не было. Почти ни у кого. Как только настала ночь, Нурлан как можно незаметнее и тише вылез из объятий напарника и вышел из комнаты. Ему не спалось. Мысли о том, что Алексия может навредить кому-то из его близких, тревожно забирались в голову на протяжении часа, пока Сабуров не решил выйти проветриться. Серьезно проветриться. В одной только легкой футболке он оказался на улице, на том дворике с газоном за самим отелем. Его волосы окончательно растрепались, из-за чего те стали похожи на гнездо, напичканное пушистыми вороньими перьями. В его едва подрагивающих пальцах покоилась та рогатая маска. Маска, которую всегда носил Седьмой. Маска, которая скрывала за собой Нурлана.       Он молча смотрит на нее, сощурив глаза. Сабуров готов был бы словить паническую атаку из-за накативших воспоминаний. Воспоминаний о такой безумной, дивной боли, в пучине которой он застрял еще в далеком детстве. И он после всего этого сможет выкарабкаться? Он видит во всей этой тьме что-то алое. Этот оттенок всю его жизнь приносил столько отчаяния и пыток. Этот оттенок — оттенок крови, что так часто течет из ран на его теле. Этот оттенок всегда казался чем-то ужасным, но в то же время болезненно красивым. И сейчас во всей этой тьме алый кажется той каплей надежды, которая окажется спасением. Этот оттенок — оттенок любви. Какими бы сентиментальными не были эти мысли, каким бы мерзким и отвратительным не был мир, любовь способна на многое. И для Нурлана она обернется либо морем алой пролитой крови, либо спасительной веревкой, за которую он ухватится.       — Тебе не холодно? — Сабуров оборачивается на родной голос, к которому он настолько привык, что никак не отреагировать он вряд ли мог себе позволить. — Мне вот да, когда ты посреди ночи съебываешь непонятно куда из моих объятий.       — Леш, стой, — Нурлан прерывается, чтобы схватить брошенную ему в лицо толстовку. — Как мило.       — Мгм, так, а на улицу в такой час за чьим хуем вышел? — Леша незамедлительно подходит ближе к Нурлану, замечая что-то блеснувшее болезненно алым для него оттенком у того в руке. — Что это? — он склоняет голову в бок, прежде чем в глаза бросаются до ужаса знакомый, холодный и бесчувственный взгляд рогатой маски. — Ты до сих пор носишь ее с собой? Нахуй?       — Я думал… — Сабуров послушно натягивает на себя толстовку, решив, что на улице действительно погода вряд ли подходит для обычной, тонкой футболки. — О своем прошлом. То есть, тридцать лет я… я тридцать лет жил в каком-то подпространстве, которое напоминало собой ад в чистом виде, и это может так быстро закончиться? Мне трудно поверить. Потому что Алексия не так глупа. Она… не позволит себе сдаться так просто. Даже если я действительно могу ей противостоять, кто знает, не поддамся ли я на ее манипуляции, как всегда? — он медленно усаживается на землю, поджимая ноги ближе к груди. — Какой шанс того, что вас не будут пытаться убить? Какой шанс, что вы не окажетесь на том же месте, что и был я? Какой шанс, что Алексия не ебнется с концами… — Нурлан замолкает и утыкается лицом в чужое бедро, пока на его макушку неуверенно опускается ладонь, пальцы которой осторожно зарываются в темных, смоляных волосах.       — Никто не знает, Нур, — Леша шепчет, мягко поглаживая напарника по голове, который только сильнее прижимается к его ноге. — Сейчас я больше всего хочу, чтобы это все прекратилось, Нур. Я хочу домой. Лена хочет домой. Мы даже, где наши дети, не знаем. Я… Кажется, я слишком безответственный отец. Я даже про детей забыл.       — В такой ситуации людям свойственно думать только о себе, я не собираюсь осуждать тебя за это… — Нурлан неожиданно обрывается, нахмурив брови. — Дети… Я знаю, где они… Я мог бы отвести тебя к ним, но, скорее всего, сейчас Алексия ограничила мой доступ к любым важным помещениям до минимума. И если даже вам удастся сбежать… меня она будет держать сильнее вас всех вместе взятых.       — Так или иначе, он прав.       Нурлан моментально подрывается с земли, неожиданно для себя же прикрывая руками оказавшегося позади напарника, чей разум не сразу смог переварить только что случившееся. Здесь все знают этот голос. И все знают, что ничего хорошего он за собой не несет. Леша выглядывает из-за плеча парня, все же смирившись в какой-то мере того защитить все подряд.       — Тише, Нурлан, я здесь не с враждой. Пока что. Видишь, мне не хотелось даже смущать вас той неоновой одежкой, которую я обычно ношу. Да и тем более, меня в ней можно было бы легко заметить, учитывая, что она сияет за километр, — Алексия действительно выглядела нестандартно для себя, потому Щербаков явно не сразу бы ее узнал, выйдя она к ним без каких-либо слов. Она была одета в обычное, повседневное платье. И вряд ли кто-то в подобном соберется драться. — Я фанатка внезапных нападений, но не в такой одежде точно, мальчики. Расслабьтесь.       — Можно ближе к делу, зачем ты здесь? Если еще раз поебать мозги хочешь, то найди себе другую жертву. — Леша изнуренно выдыхает, осторожно касаясь плеча Нурлана и поглаживая его, чувствуя острое напряжение в чужом теле.       — Поговорить. Без агрессии. Поговорить. Можем пойти в ближайшее кафе, оно работает двадцать четыре часа в сутки, — Алексия не спеша прохаживается около парней и следует в направлении, судя по всему, того кафе, оставляя тех на пару минут в смятении.       — И… мы должны идти за ней? — Щербаков недоверчиво склоняет голову в бок, переводя взгляд с уходящей девушки на напарника, который задумчиво смотрит в небо, ответно пожав плечами.       — Вряд ли она представляет нам сейчас угрозу. Как бы мне не нравилась эта затея, лишний раз прогуляться с ней стоит. У нее чересчур развязан язык.       Нурлан не дает как-то возразить, беря Лешу за руку и направляясь вслед за Алексией. Конечно, особого доверия она не внушала никогда, ситуация сейчас исключением не была. Все это казалось до ужаса забавным и странным. Они действительно идут в кафе поболтать с главным врагом? Бред. Щербаков хотел бы, чтобы это был кошмар. Но в этом месте все кошмары становятся реальностью. Тупой и непонятной реальностью.       На момент хочется представить, что Алексия и вовсе им не враг, а действительно обычная знакомая, что предложила вместе посидеть в ближайшем заведении. Только поверить в подобное Леша не сможет, а Нурлан и подавно. Только не после всего пережитого в жизни обоих. И вина всего этого оседала на плечи девушки, порой возможно и пытаясь надавливать, как бы возмущаясь, что ее не замечают, но отсутствие реакции не исчезало.       Сабуров вплоть до самого кафе старался идти впереди, не пуская Лешу перед собой. Для него это слишком опасно, даже если Щербаков хотел бы возмутиться на этот счет, тот не послушал бы. Гарантий, что Алексия не представляет им угрозы, конечно, нет, пусть Нурлан действительно не верит в то, что она сможет вот так напасть посреди заведения с кучей людей. Но терять бдительность никогда не стоит, особенно в метре от врага.       Девушка заходит в на вид действительно комфортное и уютное кафе. Как минимум так можно было сказать из-за встретивших их приятных шоколадных и кофейных оттенков. Под потолком переливалась светодиодная лента нежно-лимоновым оттенком. В общем, вряд ли такое подходило под настоящий облик Алексии, а вот парням было самое то. Леша не то чтобы был фанатом подобных палитр и цветогамм, но было во всяком случае лучше и приятнее глазу, чем и до этого упоминавшиеся ярко-неоновые вывески баров в тьме ночи, что пару раз удостоились сравниться с формой Седьмого.       Алексия элегантно присаживается за один из столиков, где как раз было три стула, что подходило под их необычную компанию. Компоненты усаживаются на оставшиеся два стула, при этом заметно стараясь пододвинуться ближе друг к другу, или это дело рук Нурлана, который почти собственнически не хочет отпускать напарника дальше чем на метр от себя.       — К чему все это представление? Ты ответишь честно или будешь дальше притворяться невинной девочкой? — Сабуров не обращает внимания на подошедшего официанта, который, кажется, впал в небольшую неловкость из-за сказанного им, пока девушка не шепнула ему что-то едва ли не на ушко, после чего тот поспешил удалиться, явно не собираясь вмешиваться в чьи-то конфликты.       — Говорят, держи друга близко, а врага еще ближе… — Алексия притворно улыбается, вертнув пальцем вокруг собственных губ. — А ты сам как думаешь?       — Мне кажется, что ты в край ебнулась и понимаешь, что проиграешь, — Нурлан произносит это так уверенно, что Лешу на момент передергивает, пока он не приходит из пучины собственных мыслей в реальность.       — …Знаешь, Нурлан Сабуров, — лисьи глаза девушки сузились, а брови ехидно вздернулись вверх, заострившись. — Ты получишь правильные ответы, когда настанет время. Я лишь дам подсказку: я проиграю, но кому и когда? Станет мой проигрыш счастьем для кого-то иль обернется неминуемым горем и отчаянием? Это тебе и предстоит узнать. Ты знаешь, что я не умею лгать. Ложь мне чужда. Загляни в свою душу. В ту, что я сломала практически собственноручно. Твое сердце бьется во имя надежды или предстоящего отчаяния? Хотел бы ты, чтобы оно и вовсе прекратило биться? — две пары глаз воткнулись друг в друга, не позволяя даже моргнуть. — Алый — тот цвет, который присвоила тебе моя сестра. Что он для тебя значит: цвет изливающейся из раненой души крови или сладкого сока, коим та питается и получает энергию для жизни? Этот оттенок горит в тебе, Нурлан. Во всем тебе. Но только время покажет, какой стороной монеты он для тебя обернется.       Леша мог поклясться, что все тело напарника в этот момент окутало терпкое, грузное напряжение, сопротивляться которому тот попросту не мог, не в силах разорвать зрительный контакт. Ладонь парня опускается на бедро Нурлана, успокаивающе скользит вниз до колена и возвращается обратно, вызывая порывистый вздох, который словно отрезвляет разум. Сабуров немного качнул ногой, как бы намекая, что все в порядке, но чужая ладонь остается лежать на том же месте, и Нурлан не возражает. В какой-то мере, это действительно успокаивало. Он мог чувствовать, что не один здесь. Даже когда разум затуманен мыслями о девушке напротив, касания помогают помнить, что Леша рядом. Что теперь он — реальный человек, а не инструмент или блядская машина. Что в его мире есть не только близкий враг.       — Этот диалог бессмысленный, как и ожидалось, — Сабуров откидывается на спинку стула и почти моментально берет с подноса официанта принесенный им кофе. Конечно, пить такое на ночь явно не лучшая затея, но когда ты живешь по соседству с главным врагом, а сейчас мирно говоришь с ним за одним столиком в кафе, становится не по себе. — Ты не знаешь будущего, Алексия. Никто не знает.       — Это верно, — девушка нарочито улыбнулась. — Я не знаю будущего, но я знаю тебя, Нурлан. Это главная причина моих слов.       — Слушай, как насчет завалить свое выкрашенное ебало? — Леша цепляет пальцами принесенную чашку с какао, которая, как он посчитал, Алексия заказала ему, и выпивает ее залпом, лишь тихо фыркая под конец. — Меня искренне заебло слушать всю эту чушь, правда. И я хочу спать, а не беседовать с какой-то шлюхой в кафе, которая рассказывает страшилки для детей.       Нурлан быстро соображает, что делать, потому шустро поднимается со стула, пока его насильно с него не стащили и идет вслед за так же подорвавшимся с места напарником, только мельком поглядывая на оставшуюся сидеть на том же месте Алексию.       — От судьбы не убежишь, Седьмой, ты знаешь это.       В номере компоненты оказываются совсем быстро. Сабуров вытягивает из кармана штанов сложившуюся в маленький ромб маску и отбрасывает ее в сторону. Больше она ему точно не принадлежит. Как только они выберутся отсюда, он обязательно сожжет ее. Пока лишь оставит лежать где-то в стороне, напоминая и служа мотивацией как можно скорее выбираться отсюда. Леша присаживается на свою постель, вдыхая свежий из-за приоткрытого окна воздух. Нурлан, недолго думая, присаживается перед ним на пол, носом утыкаясь в колено.       — Ты чего? Сядь рядом, — Щербаков нервно усмехается, осторожно впуская пальцы в гнездо темных прядей. Напарник молчит в ответ. — Нур?       — Леш, я люблю тебя… — Сабуров едва ли не выдыхает это, из-под дрожащих ресниц смотря на Лешу и вновь вздыхая сквозь зубы.       — Я тоже люблю тебя, звездочка, — он чувствует, как щеки непривычно загораются алым оттенком, вызывая не гнев, а лишь подростковое смущение и неловкость от собственных слов.       Пульс трезвым звоном отозвался в висках, вызвав немой вздох, после которого Леша моментально поджал собственные губы. Что-то здесь вообще не так. Он же был в гневе парами минут назад из-за побеспокоившей их Алексии, а сейчас… Сейчас вся ненависть и презрение сошли на нет, оставив место только чрезмерному смущению, которое тот, кажется, не испытывал практически никогда.       Сердце в груди предательски затрепетало, когда Нурлан неожиданно подрывается с колен ближе к его лицу, сузив глаза. Едва заметный во тьме ночи шрам на его губах поблескивал в лучах блеклой луны, бессовестно проникавших в помещение через то же приоткрытое окно. Щербаков теряется на пару секунд, прежде чем неуверенно положить ладонь на чужую грудь, почувствовав такое же бешеное сердцебиение, ударяющее в ребра в тот же такт, а после скользнуть ей вверх, на шею, осторожно обвивая ее тонкими пальцами.       Ему хватает только краем глаз уловить, как чужие губы дернулись в легкой ухмылке, прежде чем жадно впиться в них, перехватывая вздох и на момент заставляя вовсе затаить дыхание, послушно примыкая к мягким губам. Пальцы перемещаются на затылок и тянут за длинноватые пряди. Нурлан позволяет себе отстраниться на пару секунд, чтобы негрубо толкнуть напарника назад, лишь бы удобнее устроиться на его бедрах и прильнуть к желанным губам вновь.       Шумный вздох в чужие губы сопровождается новой волной горячего румянца на щеках, который стремительно разливается по всему лицу вплоть до уголков ушей. Леша неловко хмыкает, когда чувствует руку, перекладиной обвившую его под талией. Что-то внутри так бешено разрывается, впуская в тело еще несколько доз непонятно откуда взявшейся теплоты. Даже Щербаков не привык к подобным интимным моментам, потому и позволяет себе расстерянно обвить свободной рукой шею напарника, пальцами, которые дрожь, едва ли заметная взору, пробивает, старается уцепиться за капюшон толстовки и сжать его до боли в костяшках.       — Ты чего? — все же решается задать бессмысленный сейчас вопрос Леша, как только появляется возможность равномерно дышать, что, правда, выходит с тяжким трудом.       — Мне жарко, — шумно выдыхает Нурлан, отстраняется от парня и, подтверждая свои слова, стягивает с себя толстовку вместе с оставшейся под ней футболкой. Шрамы на теле до сих пор ярко подчеркиваются лунными лучиками, особенно тот, что разошелся вдоль грудной клетки. — Это приятно…       Щербаков без особых размышлений хватается за плечи Сабурова и резко тянет на себя, бесцеремонно впиваясь губами в небольшой шрам на ключице. Он мог бы расцеловать их всех, лишь бы те сошли с тела напарника, перестали быть отвратительным напоминанием всей боли, что тот пережил в прошлом. Лишь бы Нурлан никогда не смел больше вспоминать Седьмого. Лишь бы… вновь не становился Седьмым.       Леша и сам мог поклясться, что еще пара минут в такой обстановке и он сожжется до тла. Поэтому, несмотря на не совсем удобную позу для подобного, он пытается стащить с себя черную толстовку, с чем ему быстро помогает напарник. Сабуров замирает, взглядом, в котором, кажется, мелькнуло что-то вроде восхищения, впиваясь в оголившийся торс парня.       — У тебя красивое тело, — заискрившиеся карие глаза скользнули вверх, а рука неуверенно приподнялась, боясь дотронуться.       — Да ладно, до твоего любезного похищения меня сюда оно выглядело получше, — Леша смущенно усмехается, заостряя взгляд на не знающей куда деться руке, прежде чем самостоятельно не потянутся к ней. Пальцы без сомнений обвивают и немного надавливают на чужую ладонь, буквально вынуждая ту опуститься на горячий, рефлекторно дрогнувший от касания торс. — Трогай, если хочешь.       — Лена прибила бы меня за это. Тебя тем более.       — Пусть прибьет меня вдвойне, а тебя не трогает, — Щербаков выдыхает сквозь моментально сомкнувшиеся зубы, когда чужая ладонь осторожно поднимается ближе к груди. — Не перетягивай вину на себя. Я буду рад, если она отхуярит меня пару раз сковородкой по башне, когда мы выберемся отсюда. — Леша фыркает, закатив глаза. — Ее здесь нет. Никто тебя за то, что ты меня лапаешь, бить не собирается. Я только «за».       Щербаков приподнимает брови и нарочито улыбается, убирая собственные руки за голову и прикрывая глаза. Ему действительно до ужаса приятно и поделать что-то с этим он не сможет, да и не захочет. На душе так спокойно в присутствии Нурлана, что Леша мог бы и заснуть в таком положении, даже не задумываясь о том, как это выглядит со стороны, только этому варианту исхода событий мешает звук. Жужжащий звук, похожий на ширинку.       — Ты чего? — вторит собственный вопрос.       — Тесно.