***
Это началось не вчера, не на прошлой неделе и даже не в прошлом году. Питер был как обычно прижат к стене школьного туалета, ожидая, когда Флеш замахнется и раскрошит ему нос. Роковой паук еще не впрыснул жгучий яд в вены Паркера, поэтому будущий супергерой был худ и слаб и единственное, что мог сделать — зажмуриться и ожидать хруста вдавливаемых ему в лицо очков. Он не знал, что на этот раз Флеш придумал кое-что похуже. Питер и по сей день помнил, как острые зубы щелкнули перед его носом, а жесткие губы прижались к его, властно раскрывая рот. Черт возьми, это был первый, мать его, поцелуй. В грязном школьном туалете. С парнем, который каждый день выбивал из него дерьмо. Держа Паркера одной рукой за горло, второй Флеш вцепился в волосы несчастного ботаника, очень больно оттянув корни. Изумление, смешанное с отвращением и ужасом, которые отразились на дне зрачков Питера, приносило хулигану неимоверное удовольствие. Он целовал его глубоко, грубо, долго, точно выпивая воздух из лёгких, а потом резко отстранился, со всей силы вбив обмякшее тело в стену, что треснула плитка. И снова прильнул к искусанным губам Питера. — Беспомощный сопляк, — выплюнул ему тогда в лицо Флеш, кривя губы в издевательской усмешке. Питер был не в состоянии выдавить из себя хоть слово, а когда руки хулигана полезли к нему в штаны, он и вовсе отключился, будто наблюдая за всем со стороны. Если укус паука и смерть дяди занимали первые места по кардинальным изменениям жизни Паркера, то случай в школьном туалете шел прямо за ними. Отвращение, отторжение, боль, удивление, ужас — все калейдоскопом закружилось в голове Питера, но настигнувшее его в финале наслаждение ослепило яркой вспышкой и свело приятной судорогой, заставив сердце бешено колотиться о ребра. Так началась зависимость. Долгая. Унизительная. О, лучше бы это был никотин или алкоголь, ведь для них не нужно плестись в грязные облеванные клубы Нью-Йорка в одиннадцать вечера, ища в толпе пустых глаз наркоманов те самые, серые. Не нужно топить гордость в мучительном унижении, и умоляюще хрипеть в горькие губы «Пожалуйста, сделай со мной это еще раз». Не нужно встречать рассвет, пробивающийся сквозь поломанные жалюзи ободранного мотеля, на блошиной кровати с прокусанной кожей на шее и заломленными руками. Не нужно застревать в цикличном личном аду, ненавидя себя, его и необузданное проклятое желание. Питер стал агрессивным, злым, зажатым и убитым окончательно. Гарри снисходительно терпел его рычание, постоянно пытаясь выяснить причину внутренней боли друга, но все было безуспешно. Питер уничтожил эти больные отношения только к середине выпускного класса. Сила, данная укусом паука, прибавила уверенность и стойкость. Ужас и невыносимая боль после утраты дяди четко дали понять Питеру, что все это время он шел в кардинально неверном направлении. Жизнь нужно было срочно менять, и вектор был уже намечен. Остались мелочи. Да, Флеш теперь был для него мелочью. По крайней мере, Питер убеждал себя в этом, когда на выпускном выбил ему челюсть. Когда с токсичной связью было покончено, Питер наивно полагал, что на этом все закончится, он вздохнет полной грудью и начнет… какую-то жизнь. Какую-то другую, не такую низкую и мерзкую. Он ошибся, ведь на место грязных желаний пришло голодное и безумное неудовлетворение. Причем самостоятельное решение проблемы с уединением в ванной не давало должного эффекта. Это было совсем не то, и энергия, которая наполняла тело, не находя должного выхода, выливалась в страшные последствия для всех бандитов Нью-Йорка. Если Челентано рубил дрова, то Питер с неимоверным азартом и яростью ломал чужие носы, которые так норовили заглянуть в чужие кошельки. Питер… нет. Человек-Паук ястребом летел по ночному городу, врываясь в самую страшную перестрелку и разнося чужие черепа, как бильярдные шары. Лишь отдышавшись после сладкой бойни он столбенел, а по телу его проходили мурашки от мысли, а не убил ли он кого? Адреналин пульсировал в груди, огромная сила томилась, бурлила, требуя высвобождения. Этого было недостаточно… — Ты напряженный, Пит, — заметил однажды Гарри. — Возможно, — тихо ответил Питер. — Не знаю, как снять это напряжение. — Шути, — вдруг просто ответил Озборн младший. — Отец часто проводит часы в напряженных переговорах. Он говорит, что лучше всего напряжение снимает драка и секс, но если ни то, ни другое сделать невозможно — спасает юмор. Смех повышает настроение и убирает негатив. Подраться всегда было возможно, но, чтобы драка была не столь яростной, к ней можно было бы как раз добавить юмор и чуть смягчить агрессию в ударах. И Питер стал шутить. Ему доставляло большое удовольствие придумывать про себя «коронные фразочки», как у звезд боевиков, пока он летит на паутине к новой перестрелке, комментировать умственные способности бандитов, издеваться над позами, в которых они вязли в его паутине, подкалывать полицию и оставлять смешные записки, в конце которых всегда было выведено немного кривыми буквами «Ваш дружелюбный сосед, Человек-Паук!» Излишнее напряжение действительно исчезло. Не исчезли лишь сны. В них был жидкий дым дешевых сигарет, запах разлитого по полу паленого пойла и прищуренные серые глаза, с точками вместо зрачков. Питер растворялся в этих снах, вновь возвращаясь туда, назад, однако образ Флеша теперь был размыт, не имел четких черт. Можно даже сказать, что это был совершенно другой человек, который просто… приносил то самое безумное наслаждение.***
— Вы отлично паяете, — Питер вздрогнул, услышав за спиной голос доктора, — лучше многих моих помощников. — Смущаете меня, профессор, — замялся Питер, но широко улыбнулся. — Бывает, не разберутся в схемах, — Октавиус вздохнул и поправил очки, — начнут делать, а потом ничего не работает. Манипуляторы — тонкая вещь, здесь не просто каждая деталь важна, здесь нужны внимание и ювелирная точность, — доктор аккуратно наклонился и осторожно протянул руку к манипулятору, чем-то похожему на человеческую кисть. Манипулятор вздрогнул, точно живой. — После проекта с вечной энергией думаю развить их в сторону протезов. Много чего еще с ними можно сделать, но пока пусть послужат в основной работе, — он рассмеялся. — Солнце лучше не трогать руками, состоящими из плоти и крови, это плохо закончится. — Манипуляторы как протезы для инвалидов?! — Питер развернулся к доктору и уставился на него очарованными и полными восхищения глазами. Гений. Этот человек чертов гений, способный исправить любые недостатки этой гребаной жизни! — Если вы вдруг приступите к этому проекту, прошу вас… нет! Умоляю, возьмите меня помощником! Да хоть помощником младшего помощника! Я готов просто паять для вас, прошу! Октавиус как-то тяжело вздохнул и сел за стол рядом с Питером, задумчиво уставившись на «роботизированные руки». Настольная лампа очертила его горбатый нос и тонкие губы, скользнув холодным светом по подбородку и растворившись в ткани свитера. Лицо доктора вдруг стало серьезным, он больше не улыбался. — Я уже долгое время думаю о похожих проектах, мистер Паркер. Но я и мои идеи — рабы Оскорпа. На данный момент компанию интересуют по большей части военные заказы, особенно на фоне конкуренции со Старком. К сожалению, продавать оружие сейчас намного выгоднее, чем делать чью-то жизнь полноценной, — в голосе Октавиуса улавливалась горькая насмешка. Питер поджал губы. — Источник неиссякаемой энергии, который вы сейчас делаете, тоже военный заказ? Октавиус хмыкнул: — На две трети, я бы сказал. Это масштабная работа, которую мы с мистером Озборном не смогли достаточное время удерживать в секрете. Пришлось несколько сменить направленность, но важность и серьезность проекта это ни на сколько не умаляет, — он обернулся к Питеру, и на его лице опять появилась улыбка: — Вы что, правда думаете, что мы бы взяли студента-второкурсника на практику для секретного военного заказа? Паркер, вы веселите меня все больше и больше. — Простите… — Не нужно извиняться, молодой человек. Когда ваш взгляд загорелся при упоминании возможной помощи инвалидам, я чуточку больше поверил в человечество, — Октавиус поднялся из-за стола. — Возможно, когда начнется ваша заря, вы сделаете то, что не смогли мы. Питер воодушевленно кивнул, утопая в восхищении и обожании к этому человеку, и вернулся за работу. Октавиус всегда шел лейтмотивом в его жизни, играл роль мотиватора, хоть и до этого момента Паркер никогда лично не был с ним знаком. Иногда вдохновение, которым заражал Питера этот человек, вытаскивало его из того самого грязного омута, на дно которого тянул его Флеш. «Разве доктор Октавиус просыпался в облеванном мотеле в обнимку с трахающим его наркоманом, Питер?» — саркастично спрашивал он себя в мыслях, пытаясь разлепить опухшие глаза и скинуть тяжелую руку Томпсона с груди. Вряд ли. Жажда быть рядом с такими людьми, как Октавиус, за шкирку тянула Питера со дна, по крайней мере подстегивала его учиться. Жажда заставила его готовиться и сдавать нужные предметы. Жажда усадила его за этот стол, на котором сейчас лежат манипуляторы, а сам Отто Октавиус стоит рядом с ним, нахваливая его умения. Нет, он не собирается все это терять. Да, это будет очень сложно: совмещать работу над проектом и быть Человеком-Пауком, но он приложит все силы, чтобы сохранить этот невероятно хрупкий баланс. Но сначала нужно понять, где грузовики Старка...***
Он потратил много времени, чтобы вычислить эти проклятые фургоны с техникой, больше месяца, и, наконец, прибыл на место действия. Был час ночи. Небольшая толпа головорезов неспешно разгружала их в гаражах близ доков. Паука даже возмутило это небрежное спокойствие: все-таки Питер драконит преступников в городе уже не один год, а они так открыто и беспечно, неспеша, переносят краденую аппаратуру, словно никто не упадет им на голову с неба и не замотает в толстые коконы, развесив по фонарям, точно елочные игрушки. Паук оскорбленно фыркнул и поспешил тут же приземлиться ногами на голову одного из амбалов, с грохотом впечатав его без того изуродованную морду в грязный асфальт. Толпа застыла. — Мальчики! Это что такое?! — возмутился Паук. — Я для вас шутка какая-то? Я не знаю, хоть бы листьями камуфляжными прикрылись. Ни одного постового со снайперкой! Я ни за что и никогда не поверю, что у Кингпина закончились деньги на охрану. Один из «грузчиков» криво заулыбался: — Снайпера? А зачем нам снайпера и постовые? У нас кое-че попизже будет. Ни один бандит не дернулся, никто даже не выхватил оружие из-за пазухи. Это очень напрягло Питера. Они что-то знают, не боятся его, будто ждали. Паучье чутье гудело о потенциальной опасности, но Паркер не уделил этому особого внимания, воспринимая все как реакцию на агрессивно настроенное окружение. Питер не сомневался — огнестрел здесь был у каждого. По венам опять кипела кровь, та самая, что сводит с ума по ночам. Из-за этого Питеру казалось, что он с легкостью раскидает всю толпу, даже если у каждого было по автомату. Не убить бы только. — И что же у нас сегодня в меню? — Паук сложил руки на поясе. — Магнитное оружие? Энергетические лазеры? Эм… Вибропушки? Паучье чутье вдруг ошпарило его, точно к голове приложили разогретый утюг, но Питер не успел среагировать. Что-то металлическое обхватило его голову и швырнуло за забор, точно тряпичную куклу. Паркер пролетел несколько метров, прорыхлив лицом строительный мусор. — Я давно хотел познакомиться с тобой поближе, Паук, — раздался издалека чей-то смеющийся голос. В голове гудело, точно Питера засунули в церковный колокол и хорошенько вдарили по нему снаружи кувалдой. Паук с трудом встал, стряхивая с себя арматуру, и поднял голову, цепенея от увиденного: через забор к нему ползло какое-то странное страшное существо с длинными, сверкающими в лунном свете щупальцами. Из-за легкого головокружения Питеру даже показалось, что это осьминогообразное животное, но через несколько секунд, когда головная боль таки утихла, он понял — это человек, из спины которого… растут четыре огромных металлических щупальца? Господи, что на этот раз… Он был в длинном темном плаще, развевающимся на ветру, черных кожаных перчатках и темных очках. Питер не мог рассмотреть лицо этого человека, оно сливалось в общем силуэте, напоминая огромное туловище головоногого моллюска. Щупальца сверкали холодным металлом. Огромные острые коготки угрожающе клацали рядом с лицом оглушенного Паука. — Ох, да ты прям таки Спрут! — вяло отшутился Питер, отскакивая на безопасное расстояние. — Или… Осьминог! Слушай, а в час ночи в солнечных очках не слишком темно? Человек оскалился, оголяя зубы: — Твой труп на дне строительного мусора разгляжу. Голос какой-то… знакомый? Неважно. Просто кажется. Отростки задвигались быстро, с протяжным свистом рассекая холодный воздух. Питер ловко увернулся от первого щупальца, но второе успело схватить его за ногу и с неимоверной силой впечатать в пол, откинув к краю доков. «Так, Питер, соберись, это ужасное начало», — Паук чуть свесился с краю, пытаясь освободиться от жесткого захвата. Перед глазами появилась волнистая гладь ледяной черной, как сама тьма, воды. Если так продолжится, то он станет кандидатом в мастера спорта по плаванью. Или… черт! Эти штуки довольно тяжелые. Может быть предложить как раз самому осьминогу поплавать в этой замечательной кристально-грязной городской воде? Питер вывернулся из захвата и метким выстрелом из вебшутера прилепил щупальце к краю дока. Послышался недовольный рык, что очень обрадовало Питера. Моментально среагировав, он связал вместе еще две опасных «руки» и грациозным прыжком настиг и опрокинул оппонента. Оседлав мужчину и мертвой хваткой вцепившись за лацканы плаща, Паркер замахнулся для «профилактического удара в челюсть», но тут же оцепенел. Злобно скалившись под слабым светом фонаря, сквозь толщу черных линз на него смотрел… «Д-доктор… Октавиус?!..» — чуть не вырвалось с уст ошеломленного Питера. Это совершенно точно был он, просто… другой. Мягкие черты лица заострились, густые брови напряглись, испещряя лоб гневными складками. Ноздри жадно вбирали воздух, отчего тяжело и часто вздымалась грудь. Густые вьющиеся волосы слегка растрепались, спав на бледное лицо. Глаза горели болезненным яростным огнем. Для Питера это было хуже физического удара. Он буквально окаменел на докторе, забыв, как дышать. Только что бурлящая в азарте кровь застыла в венах арктическим льдом. Происходящее вдруг стало ощущаться сюрреалистичным, невозможным. Питер перестал понимать, что вообще происходит. Доктор Октавиус… Его кумир вдруг криво усмехнулся, и щупальце, разорвавшее паучьи нити, клешней вцепилось Питеру в горло. Через мгновенье тело обволок немыслимый холод, а в легкие попало что-то тяжелое и ледяное. Луна на небе исказилась, стала мутной и темной. От шока Паркер не сразу осознал, что погружается на дно не только в переносном, но и в прямом смысле.