Щупальца

      Питер был совершенно не удивлён, когда понял, что полиция потеряла след Шокера: Шульц мог виртуозно исчезать из-под носа, оказываясь в самых неожиданных местах Нью-Йорка. Давать ложный след преступник был мастак, но и Питер, несмотря на юный возраст на своём нелёгком посту героя, тоже был не лыком шит. Возможно, не знай он многих привычек и предпочтений Германа, то определённо плюнул бы и бросил затею по его поискам. К слову сказать, это он и собирался сделать, однако всё же решил проверить пару мест, где предположительно Шульц мог бы появиться после побега из тюрьмы. Уверенности добавлял и тот факт, что после их последней с Пауком встречи, Шокер совершенно точно был в ужасной физической форме, а значит место, где он мог находиться, должно было быть связано со спокойствием и отдыхом. Питер угадал.       Пентхаус в Сохо принадлежал одному из близких мафиозных друзей Шульца. Очень дорогой, вычурный, с бассейном тридцать футов в длину, полноценным баром и потрясающим видом на Эмпайер-стейт. Даже мистер Озборн, при всех своих деньгах, не стал бы так оформлять крышу, предпочитая более классический и сдержанный вид. Питер уже бывал здесь раньше, когда помогал полиции брать одного из местных донов. Видимо, жилплощадь пошла по рукам.       В том, что пентхаус не пустовал, Паук убедился моментально: приземлившись на стеклянный бортик крыши, Питер узрел развороченные софы с выдранной обивкой, расколотую плитку, искрящееся крошево стекла и просто горы… тел. Бандиты беспорядочно валялись по всей площади, точно капризный ребёнок раскидал в детской игрушки. На дно желудка что-то упало. Доктор уже здесь? Он нашёл Германа?.. Раскуроченный труп Шульца и пахнущее чужой кровью пальто Октавиуса — последнее, что хотел бы видеть Питер.       Но, зайдя внутрь пентхауса, Питер увидел что-то совершенно другое. Точнее, кого-то другого. Кого-то, кого не видел уже около года.       — Ты что делаешь?! — вскричал Паук, схватившись за голову. Он метнулся внутрь, лихо огибая все перевернутые стулья и столы, и встал между Германом и занесённой над преступником рукой. — Зачем?! Ты хочешь его убить?!       — Тоже очень рада видеть тебя, котёнок, но сейчас ты очень невовремя, — закатила глаза Фелиция, потирая запястье и убирая в перчатки сверкающие коготки. — Я просто веду с ним беседу. Можешь хоть раз не мешать?       Шульц устало вздохнул, прикрыв запёкшиеся кровью глаза. Без своих знаменитых перчаток и костюма бывший гениальный инженер выглядел жалко. Паук вскользь бросил взгляд на его забинтованные руки: было отчетливо видно, что кисти преступника после их последней встречи срослись отвратительно и теперь напоминали уродливые лапы каменной горгульи. Такими руками невозможно держать ручку или ложку для супа, не говоря уже о том, чтобы сесть за верстак и смастерить новые перчатки с вибрационными волнами. Старые же Пауку тогда пришлось обмотать толстым слоем паутины. Гениальное изобретение уничтожило само себя — вибро-волна не пробила оболочку, которую создал Питер, и буквально разорвала Герману руки. На следующий день все газеты в красочных подробностях рассказывали, как Шульцу чуть ли не по фаланге собирали каждый палец.       Сейчас же талантливый инженер и преступник лежал в луже собственной крови, стараясь не отхаркать остатки своих лёгких. Уродливая правая ладонь прижимала глубокую рану на боку.       — Не мешать?! — вспыхнул Питер. — Что вообще тут происходит? Зачем он тебе?!       — Мне нужен не он, а маленькая вещица, которой он обладает, — Кошка изящно отступила на шаг, убрав с лица белоснежный локон, выбившийся из ее конского хвоста. — Герман, солнце, — лукаво улыбнувшись, она вновь обернулась к полуживому Шульцу, а голос ее звучал слаще рахат-лукума. Паук не видел Фелицию уже год и даже успел позабыть, насколько приторно она умеет разговаривать. — Просто скажи, где флешка.       Шульц раскашлялся, тихо стеная от боли:       — Не имею ни малейшего понятия, о какой флешке идет речь.       Кошка ухмыльнулась:       — Ты не имеешь, зато Озборн имеет. И Хаммер. И Старк тоже ей заинтересуется в скором времени, — Фелиция обошла пораженного и ничего не понимающего Паука и медленно нагнулась к бледному лицу Шульца. — А когда все поймут, что флешка у тебя — твое вздёрнутое тело на фонарном столбу будет вопросом времени. Не самая приятная перспектива, не находишь? Хаммер обещает, что укроет тебя от всех невзгод, если ты по-хорошему отдашь эту крохотную, но такую важную вещь, — Кошка улыбнулась Шокеру до такой степени нежной и ласковой улыбкой, что даже у Паука перехватило дыхание. — Деньги, другая страна, другое имя, — она бросила взгляд на изувеченные руки собеседника, — врачи… Ты ведь хочешь залатать свои лапки, Герман? Предложение один на миллион.       Шульц поднял взгляд на Кошку. Питер поразился, насколько безумными и веселыми были его глаза, смотрящие через выбившиеся угольные пряди лохматых волос. Шокер растянул рот в издевательской улыбке. Сквозь его зубы просочилась густая струя тёмно-алой крови и сорвалась с нижней губы, закапав по подбородку на грязный ворот жёлтой куртки.       — О, нет, моя дорогая, — так же приторно прохрипел Шокер, глядя ей в глаза. — Хаммер хочет кинуть меня, как Озборн кинул Мака? — Питер оцепенел, заслышав знакомые имена. — Обещаете новую жизнь, деньги, имя, спокойствие, а потом с каменными лицами закидываете в Райкер, полагая, что мы сгниём за решеткой, словно заживо схороненные, — Шульц фыркнул: — Твои речи очень заманчивые, красотка, но передай Хаммеру харчок в лицо, договорились? — он улыбнулся багровыми зубами.       Питер рванулся к Герману и грубо поднял над полом за грудки, ободрав его спину о стену. Кошка хмыкнула, отступив назад.       — Ты сказал, что Озборн кинул Макса, — прошипел Питер. — Что Скорпион имел в виду? Он работал на Оскорп, воруя у Старка?       Шульц сплюнул скопившуюся кровь со слюной и ядовито прошипел:       — О, а ты таки не всё вынюхал, наш членистоногий Пинкертон? Ломать мне руки было проще, чем искать информацию, да? — Шокер оскалился: — Оскорп заверили Мака, что отмажут его за молчание в случае поимки полицией. По крайней мере, он так рассказывал, я не знаю подробностей целиком. Скорпион вечно ныл в камере о предательстве и ненависти к Озборну, — Герман прокашлялся. — Когда наручники замкнулись на запястьях Гаргана, никто его, естественно, отмазывать не стал, его просто молча засунули в Райкер под десять замков, пришив еще пару дел. Наивный кретин. Только дегенерат поверит корпорации.       — Поэтому он сегодня напал на Оскорп? — Паук потянул крутку Шокера сильнее, что послышался глухой треск ткани. Питер дрожал от нетерпения и азарта, желая узнать всё до последней капли. — Чего ты замолчал?! Говори!       — Я не знаю, сукин ты сын! — злобно рыкнул Герман, охая и хватаясь за рану. — Мы просто помогли друг другу сбежать, вот и всё. Я без понятия, что он забыл в Оскорпе. Может быть, он хотел отомстить. Может быть, он хотел что-то своровать. А может быть, он просто хотел устроиться на работу туда, — съёрничал Шульц. — В любом случае, когда Скорпиона посадили, вместо него на Озборна начал работать какой-то новый чёрт. Все о нём говорят, как о каком-то мистическом существе, мол, у него есть четыре металлических отростка, которые режут и кромсают все, что ему на глаза попадется, — Питер поджал губы, заслышав это, а Шульц иронично поцокал языком: — Что ж, еще один кретин, которого Озборн опрокинет так же, как опрокинул Скорпиона. Вот все мои знания, и ни о какой, — тут он повернулся к Кошке, — флешке я не знаю. Я не участвую в охоте косаток.       — Охоте косаток? — удивлённо переспросил Питер.       — Да, Паук, в охоте трёх злобных косаток в виде Старка, Хаммера и Озборна, — Шульц вдруг оскалился, губы его задрожали, а всё лицо скривилось в мучительной озлобленной гримасе ярости и презрения. — Всем кажется, что они работают на благо человечества, выдумывая гениальные изобретения, которые улучшат нашу жизнь, продвинут нас в эволюции. Любой, кто так считает — наивный идиот.       — О, как грубо, Герман, — фыркнула Фелиция со скукой в глазах. Затянувшийся допрос начал ее раздражать. — Неужели совсем раскис и потерял веру в людей?       — Никто ничего и никогда просто так не делал, — прыснул Герман, сощурив свои красные заплывшие глаза. — Даже на Луну летали не для того, чтобы сделать маленький шаг для человека и большой шаг для человечества, а чтобы утереть нос коммунистам. Все открытия и достижения по большей части держатся на злобе, конкуренции и деньгах. За государственные военные заказы научные кампании выдерут друг другу кадык и высосут глаза. Гарган оказался лишь тупым тюленем, которого скоро сожрут. Тюрьма была лучшим исходом для него. Он знает слишком много, чтобы жить на воле, — Шульц вновь сплюнул кровь. — Ставлю сто баксов, что, пока мы сейчас ведем светскую беседу, труп Мака уже лежит на дне Гудзона с вырванным языком…       Питер поморщился. Опять этот треклятый Гудзон. Как же уже надоела эта река.       Оскорп ворует у Старка — логично, что Октавиус содействует, помогает своей же стороне, пусть и так грязно. Возможно, даже под давлением Озборна. Питер разжал пальцы, и Шульц с жутким хрипом рухнул на пол. Еще пару мгновений Герман тихо стенал, проклиная себя и свою жизнь, как вдруг затих, обмяк, медленно прикрыв кровавые глаза, и отключился окончательно. Лишь едва заметно вздымающаяся грудь говорила о том, что Шокер всё еще жив. Кошка разочарованно вздохнула, закатив глаза.       Паззл начинал медленно собираться в причудливую картину. Компании соперничают за госзаказ, вставляя друг другу палки в колёса, выводя из строя людей и ресурсы. Старк и Оскорп — понятно, а что…       — Слушай, Фелиция, ты ведь говорила Герману про Хаммера… — Питер обернулся к ней и с удивлением заметил, как быстро она обустроилась в единственном уцелевшем углу — винном баре. Точно настоящая кошка, воровка озорно сбивала стаканы и бутылки с полок, методично выбирая, что бы ей хотелось сейчас выпить. — Фелиция, ты меня слышишь?!       Харди улыбнулась на ворчание Паука:       — Ох, и что же ты сделаешь, мой герой? Прибьёшь меня к стенке за грудки, как Шульца? Ему бы, кстати, не помешал врач, я немного распорола ему бок, — она остановилась на бутылке со столетним вином. — А мальчики не скупились на выпивку, — промурлыкала она и подмигнула Питеру: — Иди ко мне, отметим мой приезд из Франции. Не будь таким невежливым.       Кошка вызывающе потянулась. Питер молча посмотрел на нее сквозь линзы паучьей маски и громко фыркнул. Фелиция была красива. Вряд ли хоть один мужчина мог бы устоять перед ней: стройная фигура, грация ленивой пантеры, обворожительная улыбка и сладкий, дурманящий рассудок, голос. Черты ее лица были пугающе правильными, точно у модели с обложки журнала, отчего совершенно не запоминались. Идеальная характеристика для вора. Паук видел Фелицию год назад, но при любой попытке представить ее в голове возникал лишь странный расплывчатый образ красивой изящной девушки с ослепительно белыми волосами.       — Только приехала и уже за старое, да? — Питер скрестил руки на груди. Столь непринуждённое предложение выпить выглядело до несуразного смешным.       — Знаешь, да, — рассмеялась она, наливая в один из уцелевших бокалов вино. — Единственное, что задалось всё неудачно. Флешки нет, информации нет. Клиент будет недоволен. Только это удалось достать, — Фелиция облизнула губы и, поставив вино на стол, помахала парой кожаных перчаток. — Очень дорогой пошив, кстати говоря. Питер оцепенел. Рука сама метнулась к тонкому поясу за тканью костюма — телефон, картриджи с паутиной… перчатки Октавиуса? Их нет. По телу пробежал холодок и осознание того, что проще миру расколоться еще на пять континентов, чем вернуть украденную Кошкой вещь.       — Фелиция! — возмущённо воскликнул Питер.       — Чш-ш-ш, — весело прошипела она, приставив к губам палец с элегантным коготком, а затем рассмеялась, причем по-девчачьи, словно задоря дворового мальчишку. — Мне только захотелось поближе посмотреть, — она расправила одну из перчаток на ладони. — Пуговицы, тональная строчка, шерсть ягнёнка внутри, ты гляди-ка. Разве ты не бедный студент? Или… это не твои? — она лукаво улыбнулась, прищурив под маской глаза.       Паук осёкся, закипая всё сильнее и сильнее. Раздражение и злоба начинали накапливаться в каждой клеточке тела. Питер еле удерживался, чтобы не метнуться к Кошке и не разнести последний оставшийся угол в этом проклятом пентхаусе.       — Не испытывай меня, Фелиция… Отдай по-хорошему… — тихо прорычал Питер, воспламеняясь, как спичка.       — Смотри, да на них буквы вышиты, ну надо же! — воскликнула как ни в чем не бывало Кошка, полностью игнорируя до хруста сжимающиеся кулаки Паука. — «От Н. О. для О. О.» на левом запястье и «Не мёрзни» на правом. Как мило. Это подарок твоей девушки? Впервые вижу подобные вышивки на кожаных перчатках.       Н. О.?.. Питер сглотнул. Осознание сковало мышцы.       — Фелиция…       — Жалко будет…       — Верни их…       — … отпарывать слова. Но иначе не продашь. Подписанные вещи на чёрном рынке плохо сбываются, — Фелиция подмигнула Пауку. — Не как флешка, конечно, будут стоить, но на мороженое хватит.       Иногда Питеру казалось, что Кошка тоже обладает и паучьим чутьем, и паучьими способностями. Её природная реакция на происходящее всегда была поразительна, если даже не фантастична. Как иначе можно было объяснить её резкий и одновременно изящный прыжок: она выскользнула из рук рванувшегося на нее Паука, точно изворотливая кобра. Вместо горла Фелиции в цепких пальцах разъярённого Питера оказались старинные вина с полок. Паркер в злобе смёл весь оставшийся ряд, разлив по полу огромное багровое озеро.       — Все сомелье мира плюнули в тебя! — прыснула Фелиция, застыв на краю пентхауса.       Питер сердито рыкнул и, вылетев на крышу, перелетел бассейн. От Кошки его отделяло несколько сантиметров, как вдруг за поясом затрещал мобильный телефон. Паук осёкся, чего Фелиции хватило с головой: она расправила руки, точно крылья, и в свободном падении скрылась за бортиком, успев послать Питеру воздушный поцелуй.       — Да твою же мать! — вскричал юноша, бросаясь к перилам, но ожидаемо ничего внизу не увидел. Кошка растворилась в золотых огнях машин, вывесок, витрин и фонарей, растаяла, как дым, тихо и быстро. Ни следа, ни звука. Питер яростно вынул разбитый телефон из кармана, уже предвкушая, как наорёт на Эм-Джей трёхэтажным матом. Уотсон любила донимать его, если он сразу не брал трубку, но в этот раз она превзошла сама себя. — Пять утра, Эм-Джей! Пять! Я же отправил в мессенджере, что перезвоню завтра, почему ты продолжаешь мне звонить?! Ты не думаешь, что я, например… ну не знаю, сплю?!       — Умоляю… прости, Питер, — мягкий, но тревожный мужской голос заставил Питера окаменеть. Паук оторвал от уха телефон и посмотрел на экран, чтобы точно убедиться, что ему звонит именно тот, кого он узнал.       — Доктор Коннорс?..       — Никак мы сегодня не разойдёмся, да?.. — неловко посмеялся профессор, но даже с этой стороны трубки чувствовалось, что он невероятно нервничает, а голос его вот-вот сорвется. — Питер… очень срочно нужна твоя помощь… Я… чёрт, — Коннорс немного откашлялся, пытаясь прочистить горло. — Октавиус проклянёт меня за это, господи…       — Проклянёт за что?.. — Питер слушал настолько внимательно и сконцентрировано, что даже шум ночного города не доносился до его сознания. Он на мгновенье даже забыл об улизнувшей от него Кошке.       — Питер, я… я не знаю, как начать, боже, — из трубки донёсся глубокий вздох. — Отто рассказал мне, кто ты, Питер. Не бойся, я никому не скажу! Но… ты единственный, кто может сейчас помочь… Ах, он говорил звонить Озборну, но я больше ни за что не наберу этого подонка… — профессор разнервничался настолько, что даже, кажется, начал говорить мысли вслух. — Питер, послушай, Октавиус сейчас… Он отравлен. Причем ядом из Оскорпа. Он звонил мне полчаса назад. Я думаю, он уже без сознания. Обычные врачи не помогут, потому что Гарган… боже, ты ведь знаешь, чем Отто занимается, да?..       — Где он, — Питер сам поразился хладнокровию, с которым задал вопрос. Это было удивительно, ведь стук сердца отдавался в ушах с такой высокой частотой, словно грозился разорвать барабанные перепонки.       — Последний раз сигнал от него был на Академик-стрит… Будь осторожнее, они могут работать, даже когда он сам в отключке. И… Питер, если найдёшь его, умоляю, неси его ко мне, не в полицию и не в больницу… Отто… он ведь многое сделал для тебя, да? Ты ведь поможешь? Мы поговорим обо всём, я обещаю тебе. Я расскажу всё, что знаю, я просто… — Коннорс на секунду замолчал, а затем сделал глубокий вдох: — Я не хочу его терять, Питер. Несмотря на всё, что он натворил за свою жизнь. Мы все делаем ошибки, оступаемся, главное раскаяться.       Питер зажмурился, до боли стиснув зубы. По телу прошла дрожь, но он всё же нашёл в себе силы, чтобы ответить:       — Я найду его. Ждите.