Щупальца

      Сладкая полудрёма и приятная усталость — определённо, часть какого-то из снов, что постоянно снились Питеру. Паук часто выматывался, иногда падая на мягкую кровать без памяти и чувств, но почему-то всегда видел яркие цветные сновидения, что так нехарактерны для сильно утомившихся людей. Будь то дно океана со страшным моллюском, душные бесформенные кальянные или просто большой сливовый пирог — Паркер часто пробуждался с дурацкой мыслью «опять снился какой-то бред». Юноша и сейчас был бы не против раскрыть глаза, мучительно вспомнить сон и выдохнуть, но чужие прикосновения были слишком реалистичны.       Чьи-то губы блуждали по шее, чьи-то руки осторожно поднимали над матрасом, чьё-то хриплое дыхание щекотало ухо — сон ли? Питер помнил шепот, ласковый, ненавязчивый, не нарушающий хрупкую идиллию, что воцарилась вокруг. Что он говорил? Кажется, ничего, просто смеялся, но так приятно и умиротворяюще, что Паук был готов отдать всё что угодно, лишь бы услышать его вновь.       Или это был не шёпот? Но он точно слился с шумом душевой воды. Горячие капли обволакивали тело, смывая сокровенные следы этой чудесной ночи. Питеру было даже немного жаль их, но он всё отпустил, как только прижался лбом к чужой горячей груди. В душе он был не один. Да, совершенно точно не один. Он не мог стоять от сводящей каждую мышцу усталости и просто облокотился о тело, такое огромное, мягкое, крепкое. — Я люблю вас, — упрямо, но тихо. Повторение для закрепления материала. На душе было хорошо, и Питер был уверен, что только эти слова могли в полной мере передать все его чувства и эмоции. Разве он ими разбрасывается? Он никогда и никому их не говорил. Что плохого в долгожданном признании?..       Глаза доктора напротив были тёмные, как глубокие колодцы, но Питер не чувствовал в них холода. Да, возможно, они смотрели на него, как на идиота, но с умилением. Паркер потянулся за поцелуем, неожиданно для себя понимая, что ему нужно встать на цыпочки. Дотянулся он только до подбородка, но быстро войдя в раж, прошелся поцелуями по шее, еле сдерживая себя, чтобы не разорвать зубами кожу с чужими засосами, опустился к ключицам, жадно провёл по мокрой груди языком, впиваясь пальцами в чужие рёбра. Он сам не заметил, как очнулся уже на коленях перед Октавиусом и разглядывал намокший бинт на левой ноге. Сонливость как рукой сняло. Доктор с интересом смотрел на него сверху вниз, хитро щурясь и жмурясь от стекающей по лицу воды.       Слова были лишними. Питер осторожно обхватил член доктора и аккуратно провёл ладонью вдоль всего ствола, выбивая из профессора судорожный вздох. Паук сглотнул, неожиданно почувствовав тревогу. Опыта было мало. Если не сказать, что его не было совсем. Последний раз Питер делал это почти два года назад и едва ли мог поделиться приятными впечатлениями. Тётя Мэй тогда с удивлением обнаружила, что в доме закончилось средство для полоскания рта и вся зубная паста.       Ласковая пятерня легла на русую макушку юноши: — Не нужно, Паркер.       «Не нужно?!» — вспыхнул Питер, окрашиваясь в цвет вареного рака. Он попробовал поднять взгляд на Октавиуса, но капли помешали смотреть наверх. Доктор хмыкнул и милосердно перекрыл кран.       Питер убрал с глаз прилипшие волосы и оценил ситуацию: челюсть будет болеть. И язык.       Вдыхая запах геля для душа, Паук аккуратно лизнул головку. Бёдра под руками едва вздрогнули. Октавиус шумно выдохнул, пожирая глазами каждое движение Питера, и опёрся рукой о стену. Юноша с усмешкой отметил про себя: еще два часа назад доктор жаловался, что ему тяжело стоять, а теперь был готов посоревноваться с британским гвардейцем. Поддразнивая, Питер лизнул еще пару раз, а затем взял тёплую головку целиком. Сверху донёсся тихий рык. Доктор явно удерживался от толчка навстречу, поэтому запрокинул голову и зашипел через прикусанные губы. Неудивительно, что это приободрило Паука. Он аккуратно продвинулся вперёд, стараясь взять как можно глубже, а затем начал двигать головой в медленном осторожном ритме.       Ноги Октавиуса предательски дрожали, пальцы судорожно перебирали русые пряди на голове Питера. Юноша знал, что тот хочет впиться и грубо надавить на затылок, чтобы заставить взять до конца, но не делает этого, сдерживает себя. Это показалось Питеру… уважительным, но сладкие низкие стоны дурманили, сводили с ума, вынуждая ускорить темп. Он хотел слышать доктора, хотел видеть, как закатываются в удовольствии его глаза. Паркер не заметил, как уже начал помогать себе рукой, как стало тяжело дышать. Как стало невыносимо. Он сгорал от азарта, задыхался, растворялся, уничтожал себя, лишь бы как можно дольше иметь власть над человеком, перед которым стоит на коленях.       — Ах… Паркер, — гортанно простонал Октавиус и всё же ухватил Питера за волосы. Но вопреки ожиданию жёстких толчков, доктор лишь потянул корни прядей в сторону, наверх, вынуждая своего практиканта оторваться от себя.       Юноша недовольно замычал, понимая, что его лишают самого сладкого проявления слабости, лишают долгожданного признания поражения, ведь даже дураку было ясно, что профессор на грани, нужно всего лишь пару движений. Но всё же он отступил, поднимаясь на ноги. Наверху его встретил глубокий поцелуй, от которого Питер едва удержался на ногах.       А потом его взяли второй раз. Сильные руки легко развернули разомлевшего Паука спиной, грудью прижав к горячему от воды кафелю. Проникновение было настолько плавным, что бессознательный Питер его почти не почувствовал, с прикрытыми глазами отдаваясь медленным тягучим толчкам. Вода приятно стекала по телу, чужие пальцы ненавязчиво ласкали член, и Паркер вновь отдался ощущениям, позволяя волне надвигающегося оргазма захлестнуть его.       Даже сейчас была прекрасная возможность убить. Всадить лезвие под рёбра и хладнокровно смыть кровь маленького героя в канализации. Но чутье Питера молчало, хотя, наверное, мальчишка настолько расплылся в руках своего врага, что его достаточно было придушить или неудачно подставить под душ — он не смог бы убрать голову из-под струй и захлебнулся бы в горячей воде.       Питер помнил, как его гладили, ворошили влажные пряди на затылке, как полотенцем утирали руки и ноги, а потом уложили в кровать. Матрас прогнулся под чужим весом. В тишине раздался звук зажигалки, и воздух наполнил мягкий дым. Питер жадно вобрал носом этот запах и уткнулся в чужую шею, лениво приоткрыв один глаз и наблюдая за слабым огоньком сигареты, звездой мерцающим во мраке комнаты.       — Нельзя курить в кровати… это пожароопасно… — сонно пробубнил Питер, на что получил тихий хриплый смех.       «Спи», — успокаивающе шептал бархатный голос, и Паук не смел противиться ему. Никогда еще в жизни он не спал таким крепким сном. — «Спи».

***

      Он проснулся с подмятым под колени одеялом, точно вынырнул из тёплого озера. Ничего не понимая, перебрал тонкими пальцами мятную ткань пододеяльника и выгнулся до хруста в позвоночнике, лениво зевая. Губы чуть опухли, почему-то болела челюсть. Затем с ужасом широко распахнул глаза и сжал простыню напротив. Он лежал один. В подушках.       Погода была пасмурная и противная: облака напоминали грязную медицинскую вату, плотными волокнами не пропуская солнечный свет, отчего в комнате было серо и бесцветно. Питер резко сел на кровати, озираясь по сторонам. Он без особых проблем убедил бы себя, что секс с руководителем практики и последующее совместное принятие душа вчера вечером ему непременно приснились, если бы по всей комнате не было столь очевидных следов чужого присутствия. На подоконнике стояла полная пепельница с окурками, причем с горкой; в мусорном ведре лежал огромный бумажный стакан из-под кофе; на обеденном столе виднелась коробка с пиццей.       «То есть он проснулся, выкурил почти пачку сигарет, заказал еду, позавтракал и умудрился, вытащив из-под меня пальто, подложить новые подушки», — мрачно проанализировал про себя Питер, ощущая неприятный холод от острой пустоты. Вся комната резко стала неуютной. — «А затем просто ушёл. Что я, собственно, от него хотел? Пробуждающего поцелуя в лоб и кофе, заботливо сваренного им в турке? Ха».       Последнее желание, Питер? Что ты хочешь сейчас?       Определённо, трахнуться со своим потенциальным убийцей, а затем взять у него в рот перед тем, как он растворится во времени и пространстве.       Питер горько усмехнулся про себя, размышляя, насколько неловким могло быть пробуждение вместе. После всего, что между ними было, он всё ещё доктор Октавиус, или уже можно называть его Отто? Паркер поморщился от фамильярности, которой веяла эта мысль. Нет, «Отто» — это слишком. Скорее… Док? Да, так было бы намного лучше. Питер представил, как развалился бы на докторе морской звездой и начал жадно перебирать отросшие завитки, непременно запутался бы в них пальцами и долго извинялся, нечаянно дёргая натянутые пряди.       Нет, подобное было невозможным с таким человеком. Распалять себя фантазиями — лишь это и оставалось делать голодному Пауку, мрачно смотрящему на коробку пиццы. Конечно, он её доест.       — Она еще и грибная… — устало вздохнул Питер, когда наконец-то добрался до обеденного стола с коробкой. Очень хотелось думать, что Октавиус заказал её наугад и просто нечаянно попал на любимый Паркером вариант. Внутри не хватало одного треугольника, а само тесто уже успело остыть.       На столе Питер заметил небольшой листок, вырванный из фирменного блокнота Оскорпа — в уголке виднелся бледно-зелёный логотип компании. Масляными чернилами был выведен небрежный мелкий почерк, словно его владелец писал на скорую руку, за минуту до ухода. Паркер до боли сжал губы, еле разлипшимися сонными глазами прочитав содержимое:       Доброе утро, Питер.       Надеюсь, я не потревожил тебя своими телодвижениями, и ты хорошо выспался. Хочу поблагодарить тебя за вчерашний вечер и ночь. Пожалуй, это был единственный день моего отпуска, когда я действительно отдохнул и не пожалел о потраченном времени. Не жалеешь ли ты?       О. О.       P. S. техника — 6/10, энтузиазм — 14/10.       Питер громко шмыгнул носом и криво улыбнулся. В целом, оценка его удовлетворила, если не считать странного риторического вопроса в конце. Едва ли их ночь можно было расценить как начало здоровых отношений. Едва ли у них с Октавиусом вообще могло быть будущее при таких обстоятельствах. Возможно, в какой-нибудь из миллиона параллельных вселенных Питер действительно каждый день засыпал на широкой груди доктора, пока тот читал c экрана телефона Nature. Возможно, они вместе завтракали и ехали в Оскорп, а под конец рабочего дня сидели в Старбаксе, рассуждая о том, уменьшится ли вся Земля до размера яблока, если из неё убрать пустоту между молекулами. Возможно, в ней Октавиус не был преступником, а Питера никогда не кусал злосчастный паук.       Возможно.       Но здесь — нет.       Здесь были натянутые нервы, распухшие от отчаянных поцелуев губы, холодная грибная пицца и одинокое утро. Доктор говорил, что приходит последний раз. Питер раскусил зубами нежное тесто, и, жуя, задумчиво уставился в серое окно. К своему собственному удивлению он больше не испытывал боли. Он даже не обижался на доктора за то, что тот растаял под утренней зарёй. Как можно жалеть об этом? Всё-таки вчера этот человек устроил ему лучшую ночь в его жизни. Неужели они больше не увидятся? Даже на практике? Доктор говорил о последнем ограблении. Просил… не мешать.       Осознание прошило Паука дойдя до самых костей ударом тока. Питер вскочил с места и рванулся к рюкзаку, моментально вытаскивая оттуда старенький ноутбук. Юноша с раздражением несколько раз прокликал по вкладке новостей, прежде чем она наконец-то открылась перед его глазами:       Сегодня ночью четыре взрыва одновременно прогремели на складах Старк Индастриз. Один из складов горел около пяти часов из-за хранившихся на нём горючих веществ. Также было совершено нападение на саму башню компании. По данным пожарного департамента Нью-Йорка погибло около двенадцати человек и около тридцати — ранено. Ущерб, нанесённый компании, насчитывает около шести миллиардов долларов. Из главной лаборатории также была похищена одна из основных разработок — прототип «Железный патриот».       Следом шёл горящий заголовок предлагаемой рекомендациями статьи Дейли Бьюггл: «Где был Человек-Паук?» под авторством Джоны Джеймесона. Перед статьей так же прилагался видео-выпуск с аналогичным названием. На превью красовался главный редактор в своём привычном болотистом жилете и с ужасающим в своих узорах галстуком.       Губы Питера нервно задрожали, а затем растянулись в какой-то страшной безумнейшей улыбке. Спустя секунду юноша, заливаясь громким безудержным смехом, кликнул по видео.       — Все мы прекрасно знаем, какая трагедия случилась сегодня ночью, — шеф популярнейшей интернет-газеты картинно сложил руки и смиренно опустил взгляд, напоминая скорбящего священника. Едва ли это укладывалось с образом агрессивного обличателя и скалящегося во все тридцать два зуба «рупора правды» — Джона мог бы стать неплохим актёром. — Сегодня все наши мысли с семьями погибших. Невосполнимая утрата, просто невосполнимая! Могли ли мы её избежать? Могли ли мы избежать смертей при нападении на Оскорп еще неделю назад? Возможно, все эти вопросы стоит задать человеку, которому в следующем месяце хотели вручить ключ от города. И вы все прекрасно знаете, о ком я говорю.       — Да, Джона! Мы знаем! — продолжая смеяться, Питер нажал кнопку на электрочайнике и достал с верхней полки растворимый кофе. Ему было безумно весело, словно он смотрел комедийную передачу, но глубоко внутри что-то медленно обрывалось, падало на дно и умирало. — Человек-Паук.       — Человек-Паук! — повторил за Паркером Джеймесон, и глаза его наконец-то налились кровью и столь привычным «праведным гневом». — Где он был?! Где он был тогда?! Где он сейчас?! Когда люди задыхались угарным газом, моля о помощи, пока пожарные пристраивали лестницу? Когда из-под завалов тянулись руки, и никто не успевал им помочь? Что делал Человек-Паук?       Питер не заметил, как пересыпал кофе в кружку, и залил всё кипятком. Руки мелко дрожали, рассыпая сахар по столешнице. Перед глазами стояла красная пелена ненависти к себе, мешая координации движений. Стыд опалил что-то под рёбрами. Стыд за то, что выкрикивал чужое имя этой ночью, целиком и полностью отдав свое тело и разум. Хотелось разбить себе голову об острый угол тумбочки, чтобы не чувствовать воспалившуюся боль в висках.       — … жители говорят, он наш герой! Он вершит справедливость быстрее и эффективнее полиции! Что ж, про то, как этот преступник отбирает хлеб у наших бравых стражей правопорядка, мы поговорим позже. Давайте представим, что он действительно наш дружелюбный сосед, готовый всегда прийти на помощь. Пускай меня уже затошнило от этой мысли, хоть наша газета и славится своей беспристрастностью. Но допустим! Когда вы видели его последний раз? Что он делал? Помимо того, что совершил разбойничье нападение на беззащитного, избил его до полусмерти и довёл до комы (подробности об этом бесчеловечном преступлении вы сможете узнать на нашем же портале, перейдя по ссылке в левой колонке навигации страницы). Он ничего не сделал! Ни-че-го!       Питер сделал глоток растворимого кофе и тут же выплюнул его прямо на ковёр — из-за переложенного порошка раствор получился невероятно горьким и густым. Все вкусовые рецепторы неприятно свело, и Паркер закашлялся, протянув руку к графину с водой, но тот оказался пуст. Вся вода была выпита вчера ещё во время разговора с Октавиусом. Юноша рванулся к мойке и вывернул кран с холодной водой на полную, подставив рот.       — … бить предполагаемых хулиганов он горазд, но как только дела приобрели масштаб, он как трусливый заяц забился в нору, где его никто не видит, и не слышит. Ньюйоркцы, если он, как все вы говорите, добрый и правильный человек, то почему он не вмешался? Ладно, что не смог бы остановить, но почему не помог? Мы сотню раз видели, как он поднимает руками грузовики и швыряет их на сотни метров (прошу заметить, что случай это не страховой, и я что-то ни разу не получал информацию о том, как этот злодей в маске хоть раз возмещает ущерб!). Так что ему стоило поднять обвалившийся бетонный блок сегодня ночью и спасти хотя бы две несчастные жизни?!       Питер набрал в рот ледяной воды и продержал её до тех пор, пока не начало сводить зубы и дёсны. Сплюнув в раковину, Паук обхватил её с обеих сторон и просунул голову под мощную струю студёной воды. Жар немедленно спал с щёк, кожа побелела от холода. Юноша стиснул зубы, понимая, что его опять поимели. Причем во всех смыслах. И виноват в этом оказался только он один. Октавиус хотел уйти. Чёрт, он ведь тогда почти ушёл!       — Вот уж не думал, Джона, что в один прекрасный момент ты станешь здравым голосом моего разума, — едва дыша прошипел Питер, всё ещё держа голову под струёй воды.       — … и еще очень хочется привести слова Эдмунда Берка: «Для торжества зла необходимо только одно условие — чтобы хорошие люди сидели сложа руки». Что ж, Человек-Паук прекрасно с этим справился! Одумайтесь, он не достоин ключа города! Всё, чего он заслуживает — это решетка! За ложь! За агрессию! За бездействие!       Питер выключил кран с водой и выпрямился. Глаза его пылали не слабее, чем у Джеймесона во время выступления. Однако помимо огня во взгляде появились уверенность и непоколебимость. Где-то в кармане скинутой на пол толстовки всё еще лежал клочок бумаги с номером телефона. Он разнесёт Оскорп изнутри, до основания, а в особенности всё, к чему приложил руку Октавиус.