***
Фотография в неизменной золотистой рамке стоит посередине туалетного столика в комнате у Димы, каждое утро напоминая ему о сестре и бабушке - его семье, с которой он прожил большую часть жизни. Эмиль об этой темной стороне молодости мужчины практически ничего не узнал, как и о его службе в Англии, продолжая оставаться в неведении о мире Масленникова до учительства. Иманов знал, что у Лизы и Димы дни рождения перед новым годом, ведь тот во время своей службы навещал их как раз в это время, чтобы уловить все праздники, и то, что Лиза Масленникова была круглая отличница в десятом классе. На этом все его познания заканчивались, заставляя гадать, кто же на самом деле его учитель истории. Даниил Петров считался пропавшим без вести уже почти два месяца, а его мать, когда-то пышная и резвая дама, приходившая и устраивавшая скандалы на каждых школьных собраниях, за это время постарела лет на десять, исхудав килограммов примерно на столько же. Мрачные слухи о том, что в скором времени и Даню найдут изуродованного в какой-нибудь канаве, как когда-то нашли Сеню, лишь укреплялись с каждым днём, заставляя Эмиля покрываться мурашками. Смерть уже начала поглощать его.***
— Думаешь, у меня есть хоть какой-то шанс? — Сударь устал. Устал смотреть, как его первая (и, кажется, последняя) любовь глядит на того, кому она ни за какие коврижки не сдалась, как она пытается найти его внимание, отвечая на все вопросы и получая бесцветные пятерки, как она худеет на глазах. Аля, сидящая этим днём рядом с Никитой, ведь Иманов не пришёл на уроки по причине «заебался», задумчиво глянула на Полину за первой партой третьего ряда и прикусила губу. — Но ведь вы танцевали на новогоднем балу? — вопрошает девушка, припоминая тот вечер. Ещё она зачем-то помнит, что в тот день не было и Эмиля. — Танцевали, но… ты же сама знаешь, как ей нравится Дмитрий Андреевич, — безнадежно произносит Сударь. — Рано или поздно ей надоест тот, кто не обращает на неё совершенно никакого внимания, и рядом окажешься ты, — пожимает плечами девчонка, задумываясь над собственными словами. Никита с Полиной действительно начали ближе общаться с того вечера, когда девушка, переоценив свои возможности, слегка перепила, а Сударь, естественно, как галантный кавалер помог ей дойти до дома и даже подняться до нужной квартиры. Всё это позабылось, когда Никита узнал о произошедшем в семье Эмиля, но после новогодних каникул он решил, что сблизиться с Полиной любой ценой. Они ходили вместе до дома, когда Савекину не забирал отец, болтали о базовых вещах, вели себя как самые обычные одноклассники. Так и в этот обычный прохладный февральский день Никита вызвался провести Полину до её дома, однако по пути набрался смелости, поправил рюкзак на плече, и выдавил из себя единственную действительно важную фразу: — Попьём кофе? Выдох. Холодный воздух пронзает облегченный выдох влюбленного человека. Полина слегка нахмурилась, но только от того, что совсем не ожидала такого предложения в такой ситуации. Подумала, что нет нужны отказываться от бесплатного кофе. — Угощаешь? — ухмыльнувшись, задала риторический вопрос она. В кафе, в которое привёл её Никита, было расслабляюще теплее, чем на неуютной улице, а запах кофейных зёрен диффузией заполонил все области с более низкой концентрацией. Работники, наверное, давно не чувствуют стоящий аромат. Лицо приятно обдает теплым воздухом, и Полина наконец вдыхает полной грудью, высовывая красный нос из-под своего огромного шарфа. Никита смотрит, как девушка вешает свой пуховик на крючок, и с легкой усмешкой думает, что пригласить её на «свидание» оказалось легче, чем ожидалось. Через пять минут после заказа им на столик ставят два крафтовых стакана с кофе и горячую пиццу, которую захотела Полина. — Учти, я не буду есть как принцесса, — подмечает Савекина, отрывая кусочек, и насмешливо улыбаясь ему. — На это и рассчитываю! На удивление они неплохо ладят не только по дороге в школу и обратно, но и в таких обыденных местах, как кафе, болтая уже о разном, даже забываясь во времени. Сударь невероятно гордится собой, когда понимает, что Полина улыбается с ним, ведь уже какой месяц привык видеть только грусть и тоску на её милом лице. И они говорят, говорят, наверное, о многом, о чём раньше не говорили ни с кем, а уж тем более друг с другом. — Я, честно сказать, люблю рисовать, — неловко признается Савекина, когда Сударь рассказывает ей о том, что Ван Гог на самом деле был шизофреником. Брови ползут вверх и Никита слегка меняют позу, наклоняясь корпусом ближе. — Я не замечал. Ты никогда не рисуешь. — Родители считают это бредом. Говорят, что на этом ничего не заработать. Я с ними согласна, — как-то обреченно говорит она, — Но порой я рисую в тайне от них… так, чтобы отвлечься, — пожимает плечами, будто отдергивает себя. — Это очень здорово. Но кто сказал, что нельзя рисовать в свободное время? — недоумевает Никита, — Разве не на то оно и хобби? Уверен, у тебя получается замечательно. — О, нет, — ухмыляется Полина, поджав губы, — Бред да и только. Не забивай этим мозги… — девчонка замолкает, невольно глянув на смотрящего ровно на неё Сударя, и склоняет голову в сторону, закусив губу изнутри, о чём-то думая. — Ну… и если тебя это беспокоит, то Пикассо - самому богатому художнику в истории, между прочим, когда-то приходилось сжигать свои картины, чтобы согреться, ведь денег на дрова не было, — «обнадеживает» Никита, заставляя Полину негромко фыркнуть. — И откуда же ты всё это знаешь?— поинтересовалась она, подозрительно сощурив глаза. — Моя мама любительница всяких выставок и музеев. Вот у меня и нет выбора, — объясняет Сударь, допивая свой кофе. — Я и подумать не могла, что у тебя в голове есть что-то кроме опилок, — хихикает она, завидев реакцию Никиты, а потом вдруг сама задает тот вопрос, который возник у неё после факта про шизофрению Ван Гога, — Кстати, Янка из «Б» класса зовет посидеть на выходных, выпить. Не хочешь? Можешь и Эмильку своего позвать, там Аля будет. — Чего? — Никиту сбивает с толку резкая смена темы. Как сжигающий свои картины Пикассо запустил ассоциативный ряд, приводящий к алкашке Яне? — Приглашаю тебя, не тупи. Там возможно будут ещё знакомые Яны, но никаких додиков, как в прошлый раз, — она поднимает руки, видимо вспомнив вечеринку у Ильи. — Ты меня выпить приглашаешь? — всё ещё не может поверить Сударь. — Ну да, — неохотно соглашается она, закатив глаза, — И Иманова своего зови, говорю же: Аля будет. — И когда? — В эту субботу, вечером, к семи. Придешь? — Приду, если рисунки свои покажешь, — довольно лыбится Никита, вызвав резкую смену лица Полины. — Тц, — девчонка тяжко выдыхает, — Посмотрим… А Никите ведь этого «посмотрим», сказанного усталым тоном, достаточно, чтобы расплыться в улыбке и согласиться на любую авантюру, предложенную Полиной.***
Эмиль не видит смысла в том, что пишет уже час. Взгляд бегает по строчкам в который раз, а корявые буковки, выведенные на листе тетрадки, плывут хлеще двоечников на выпуском экзамене. Иманов трет глаза и промаргивается, цепляясь взглядом за слово "Русь". А тема носила невзрачное и неинтересное название «Учреждение патриаршества в Москве». Кому вообще сдались эти патриархи на экзамене по истории? Эмиль не находит ответ ни на этот вопрос, ни на другие, поставленные в учебнике. Несмотря на то, что с Дмитрием Андреевичем у парня сложились более теплые отношения, чем с другими учителями, к ЕГЭ он заставлял готовиться не меньше, чем та же Ольга Леонидовна. И от постоянной подготовки и промывки мозгов поступлением в университет Иманов чувствует себя выжатой грязной тряпкой для пола, когда-то являвшейся новой яркой футболкой. И Дима, как назло, не слушая все пререкания парня, продолжает советовать ему поступление в Санкт-Петербург, который Эмиль принципиально не выносит. Пацан резко захлопывает хлипкую тетрадку по истории и откидывает её на другой край стола, рукой подпирая тяжеленную голову, решив, что на сегодня хватит с него патриархов и унылых дат в целом. На часах ярко-красным горят цифры 2:46. Иманов без особой охоты проворачивает телефон в ладони, лениво его включает и скользит скучающим взглядом по экрану блокировки. Ни одного сообщения. Тогда он лезет в мессенджер и таким же ленивым действием открывает последний диалог с Димой.Чего не спишь? 2:32
Я вот твою историю учу >:/ 2:33
Дмитрий Андреевич был в сети пятнадцать минут назад, но сообщения так и остались доставленными, а не прочтёнными. Парень решает не забивать этим голову, думая, что мужчина скорее всего просто заснул. Он поворачивается к окну, в котором помимо своего отражения из-за темноты ничего не видит, закрывает шторы поплотнее и пару раз растягивается во весь рост, разминаясь. Открывает дверь, выходит из комнаты, тихо направляясь на кухню, чтобы не разбудить беременную подружку отца и его самого. Он наливает в прозрачный стакан воды и делает глоток, прислонившись к кухонной тумбочке. Тишина. Обволакивает притворным спокойствием, оглушает звоном в ушах и предостерегает, давая ложную надежду на спасение завтрашнего дня. Шорох за дверью эту тишину нарушает, ломает и подавляет, заставляя прислушаться Иманова со стаканом воды в застывшей руке. Парень идет на источник шума, игнорируя первое правило фильмов ужасов, и сильно удивляется, заметив курившего у окна в зале мужчину. — Пап? — тихо спрашивает он, подойдя поближе, — Ты чего? — Эмиль? Не спишь? — завидев парнишку, отец затягивается и выпускает в холодный воздух дым. — Она не будет против того, что ты куришь внутри? — Иманов имя знает, только вот произносить совсем не хочет. — Спит же, — как-то безнадежно отвечает отец, когда Эмиль также облокачивается о подоконник. Парню плевать на самом деле, что там подумает Настя. Вопрос был больше риторический. Они снова погружаются в тишину. Отец лишь жестом предлагает Эмилю сигарету, а тот отрицательно качает головой, предпочитая наблюдать за игрой лампочек в окнах соседних домов. Кто-то до сих пор не спит - горит свет, и Эмиль незаинтересованно обводит дом взглядом. — Я о матери твоей думаю, — вдруг зачем-то произносит отец, — Часто вспоминаю её. Эмиль закусывает губу до неприятного жжения, промычав что-то непонятное в ответ. Ему не ясен смысл разговора, да и не особо интересен. — И мне… жаль, что с вами всё сложилось именно так. Эмиль хочет засунуть эту жалость ему куда-нибудь поглубже. Вместо этого засовывает свою гордость и молчит. Поворачивает голову в его сторону и смотрит. Всё также - молча. — Я не был лучшим отцом, — «ого, неужели дошло», — Прости. Эмилю кажется, что здесь не хватает только пословицы «первый блин — комом», чтобы этот разговор достиг высшей точки комичности. Ему жалость и раскаяния отца не сдались уже — не оставил на произвол судьбы, и то ладно. Иманов на большее и не рассчитывает. Ему совсем не жаль отца, а мать жалеть смысла уже нет. Как и её самой. Он начинает жалеть только о том, что вообще пошёл на шорох. — Ты винишь меня в том, что я захотел начать всё заново? — у отца глаза на мокром месте, и это пугает юношу. Ему тут слёзные извинения совсем не нужны. Нервы и так на пределе. — Всё случилось так, как случилось, — неоднозначно отвечает парень, — Я бы не хотел винить никого, — «но это не значит, что я не виню». Хватит с него. Душевные терзания отца не входили в его планы. Эмиль разворачивается и отлипает от подоконника, уходя обратно в комнату с новыми лишними, ненужными и вязкими мыслями.***
— Ты куда? — вопрос Сударя тонет в шуме различных голосов в коридоре на длинной перемене, когда Эмиль сворачивает в другую сторону от кабинета химии. — К Дмитрию Андреевичу, по пробникам вопрос, — парень кивает на бумажки в его руке и удаляется прочь, спеша в кабинет 215, оставляя Никиту в компании подошедшей Полины. Радость за друга на мгновение окутывает его и даже заставляет хитро ухмыльнуться. Может вечные страдания Сударя наконец прекратятся? Эмиль был очень удивлен, когда воодушевленный Никита рассказал ему о том, как Полина позвала его с собой к Янке и даже разрешила взять друга под предлогом «там и Аля будет». Иманова это, конечно, немного напрягло, ведь общение с Алей под алкоголем всегда заканчивалось не очень, но он не стал снова надумывать и ожидать худшего, просто пожимая плечами, видя как счастлив его друг. Подходя к кабинету учителя, парень зачем-то воровато огляделся и только потом открыл дверь, забыв постучать. — … до конца года? — слышится обрывок фразы стоящего рядом с Димой завуча, забирающего из его рук бумаги. Звук открывшейся двери заставляет их обернуться на выход. — Эм… Здравствуйте, Дмитрий Андреевич, я пришёл по вопросу… но не буду отвлекать, — проговорил Эмиль, слегка заикаясь. Он ожидал увидеть Диму одного. — Нет-нет, проходи, мы уже закончили, — Евгений Анатольевич спешит ретироваться, кинув напоследок фразу: — Ладно, Дмитрий Андреевич, не смею задерживать. Удачной дороги, — улыбнувшись, он покидает кабинет, оставив растерянного Эмиля с таким же растерянным Димой. — Что? В смысле «удачной дороги»? — хмурится Иманов, кладя свои учебные материалы на парту. Дима молча смотрит в глаза парня и думает о чём-то сосредоточенно. — Эмиль, — он было открыл рот, словно хотел что-то сказать, но тут же закрыл, поджав губы. — Ты уезжаешь куда-то? — непонимающе смотрит Иманов, чувствуя себя совершенно рассеянно. Радость испаряется слишком резко, как и улыбка с лица. — Надолго? — растерянность заменяется легкой паникой и волнением. Дима же должен парню соврать. Но думает, что тот заслуживает хотя бы кусочек правды. — На неделю, наверно… Не знаю, — Масленников облокачивается о свой стол и, склонив голову в примирительном жесте, смотрит на мальчишку, — В родной город. — А почему раньше не сказал? И когда вообще? — Билет на субботу, — на парня почему-то не смотрит, пряча взгляд в полу. — Ты не собирался говорить? — отчего-то обычная фраза, брошенная таким жалостливым тоном, разбивает сердце хлеще сотни ударов. — Эмиль… Я хотел, но как-то… не нашёл времени. Не хотел тебя отвлекать во время подготовки, — он кивает на кипу бумаг и пытается подойти поближе. — А зачем уезжаешь? Дима застывает. И вроде нет ничего серьезного в этой ситуации — уедет на недельку, да вернется же — только вот чувствует он себя виноватым. И знал ведь, знал! — Дела есть, — Дима обхватывает плечи Эмиля своими ладонями и сжимает покрепче, — Не хмурься так, — он пытается мягко улыбнуться, подушечками пальцев невесомо касаясь нахмуренных бровей парня. — Слишком важные? — хмуриться перестает, но настроение совсем не поднимается. Дима кивает. Эмиль же поклялся себе: никакой драмы. И пусть Масленников в последнее время ведет себя иначе, Иманов не будет допытывать его. Не в его стиле. В его стиле до конца молчать, не выдавая своих настоящих переживаний, чтобы не показаться навязчивым и лезущим не в свое дело, пока мысли не сожрут окончательно. — Удачи тогда, — поджимает он губы в вымученной улыбке, бегло глядя в расстроенные глаза напротив. Дима что-то явно хочет сказать, но не говорит. Иманов его молчание расценивает как окончание диалога, — Увидимся, — Эмиль уходить не хочет вовсе, ведь это значило бы, что снова встретятся они только через неопределённое количество времени, но слово сорвавшееся с уст подгоняет его. — Поцелуй меня, — слышит он, как только оборачивается, чтобы покинуть кабинет. Голос ехидно щекочет нервы. Иманов останавливается. — Ты сам сказал, что в школе нельзя, — пожимает плечами, понимая, что, наверное, нужно сейчас же заставить себя оторваться и уйти. Иначе будет хуже. Так и делает. — Скоро будет восемнадцать лет как не стало мамы. Я должен поехать, — наконец признается Дима, и Эмиль слышит его уже на выходе. Иманов только лишь кивает, показывая, что всё понимает, и закрывает за собой дверь. Масленников остается с мыслями наедине. Чувство вины постепенно охватывает его полностью. Кто-то сказал, что недосказанная правда — тоже ложь. Дима не хочет с этим соглашаться, но он смотрит на стоящий школьный календарь, на котором открыта страница марта, и не может придумать ничего в свое оправдание. Дима понятия не имеет, как будет говорить Эмилю о том, что после третьей четверти он собирается покинуть Москву навсегда.***
Яна живет в частном доме - вот, что узнает Эмиль субботним вечером, когда всё-таки приходит к ней под настойчивые уговоры Никиты. Настроение парня граничило с тотальной апатией и отчаянием - он каждые несколько минут проверял время и на десятый час вечера день разделился надвое: «Дима на вокзале» и «Дима уже в поезде». В этом убедило сообщение: Дмитрий Андреевич: Поезд отправляется. 21:32 Надеюсь, ты меня понимаешь. 21:34 Иманов сообщение прочитал, но оставил без ответа, драматично сделав большой глоток из бутылки пива. Игнорировать мужчину не хотел, просто сам не знал, что чувствует по этому поводу и что написать было бы правильней. Снова надумывает… Надоело. Телефон летит на стол, и парень начинает прислушиваться к разговору его собеседников на кухне, решив, что хватит ему сидеть с грустным ебалом и палить в телефон каждую минуту в надежде на то, что придет ещё какое-нибудь сообщение. — Физруки по-любому спят, — тут же вылавливает фразу из разговора и хмурится. Компания начинает хихикать. Здесь людей совсем немного: Аля, Полина с Сударем, сама Аня и ещё парочка вполне себе адекватных, на удивление, «Бэшек». — А мне кажется, что если кто-то из учителей и мутит между собой, так это ваша классуха и историк. Дмитрий Андреевич, — усмехается пацан, имя которого начиналось на «А». Эмиль, если честно, не запоминал. — А как же химичка и биологичка? — спешит сменить тему подключившийся Иманов, которого разговоры о Диме только напрягали. И, кажется, не его одного. Парень прекрасно помнил влюбленность Полины в учителя, однако сейчас девушка старательно делала вид, что ей совсем всё равно. Как и Эмиль, впрочем. — Да эти две старые лесбухи не только друг друга, но и мой мозг ебут, — закатывает глаза Яна, откидываясь на спинку стула, — Давайте не про школу. Я и так уже заебалась с этой подготовкой, — девушка хмурится, рукой резко хватает свой алкоголь и делает несколько глотков. — А какой у нас вообще повод? — интересуется Иманов немного потерянно, ведь попал он в эту компанию по большей части случайно. — В честь девчонок! За восьмое марта, — выкрутился один из незнакомых парней, поднимая свою бутылку пива. Понятное дело — одиннадцатиклассников не волнует наличие повода, чтобы выпить. Иманов в этот раз себя не ограничивает и присоединяется к ним.***
Время пролетело довольно быстро, как и выпитые банки Балтики семерки мимо памяти Эмиля, ведь, когда тот об этом подумал, на часах было уже за полночь, а пустых банок пива на столе за десять штук. Иманов чувствует себя как типичный подросток, выпивший чуть больше положенного: глаза лениво слипаются, а сердце колотится на ритм быстрее обычного, пока лицо нещадно горит под жаром лампочек. Аля медленно плетется в ванную, слегка пошатываясь, и парень проводит ее взглядом, чтобы убедиться, что она не упадет по дороге. Одноклассники Яны удивляют своей выдержкой, ведь выпили больше всех, а всё ещё продолжают, пока Полина давно спит в одной из комнат большого дома. В одну из долгих пауз между диалогами, превратившихся из безобидных «физруки точно спят друг с другом» в «меня никогда не хвалил мой отец», Яна медленно поднялась со стула, с вопросом: — Эмиль, пойдем покурим? Иманов хмурится - разве Яна не знает, что он не курит? Воспринимает предложение как повод поговорить наедине и соглашается, коротко кивнув. Встать получается не самым элегантным способом: парень слегка теряет равновесие и ударяется запястьем об стол. Наконец свежий воздух и холодный мартовский ветер облегают горящее лицо, заставляя раскрыть усталые глаза. Балкон у Янки такой же, как у Димы — захламленный нужными и не особо вещами. Воспоминания о балконе неприятно всплывают в памяти, заставляя поморщиться. А ведь на его балконе и произошёл их первый поцелуй. Вот блядство. — Почему весь вечер кислый сидишь? — закуривает сигарету; неэстетично, не так, как он. Протягивает ему тоже. Эмиль колеблется, но берет. Главное не привыкнуть. — Ни… — Что, избранный твой морозится? — перебивает Янка, подкурив ему. «Ага, если бы» — Типа того, — отвечает Иманов без особо желания. — Или батя Ильи за жопу схватил? — хихикает она, поворачиваясь к парню и садясь на случайную коробку. — Нет. От него ни слуху ни духу, — угрюмо произносит парень, все ещё подозревая что-то неладное, — Кажется, он всерьез занялся моей поимкой… — Слушай, главное, что ты знаешь, что невиновен. А Илья тот ещё пигмей. Уж поверь, я с ним учусь. — Кто? — едва не давится терпким дымом, но всё же справляется и выдыхает. — Маленький напыщенный козленок с такими же маленькими рожками, не представляющий из себя ничего, — но вместо того, чтобы показать рожки, Янка вытягивает указательный и большой палец, едва ли не соединяя их вместе, — Насилуя девушек, он восполняет комплекс маленького члена, — фыркает она, профессионально выкуривая сигарету. Эмиль член Ильи решает не комментировать, но вопрос задает: — Насилуя девушек? — Ты думаешь, Аля первая его жертва? — девушка выгибает одну бровь и делает лицо «не смеши меня», — Он чувствует вседозволенность из-за папочки полковника, ему нет дело до чувств других людей. Але просто повезло, что ты тогда был рядом. Другим, увы, повезло меньше… — на мрачной ноте замолкает она. — А ты откуда знаешь? Яна не отвечает. Яна тяжело смотрит в окно и устало, вымученно выдыхает. — Не думаю, что ты захочешь узнать. — Он и до тебя домогался? — Иманов действительно не хочет слышать подтверждение своих догадок, однако Яна грустно качает головой. — К сожалению или к счастью, всё совсем иначе, — Яна докуривает сигарету, смотрит на Эмиля, думая, достоин ли тот правды и стоит ли говорить с ним начистоту, а после плюет на свою скрытность, потому что молчать уже сил и желания нет, — Я знала всех девушек, на которых он положил глаз, — Эмиль, затаив дыхание, слушает. Открывающиеся подробности о настоящей деятельности Ильи и его дружков даже заставляют немного отрезветь. — И… я была косвенно замешана во всех этих случаях, — признается она, чувствуя себя совершенно погано и противно, — Это я звала всех этих девочек «потусить» с нами, зная, что собирается сделать Илья, предварительно сдружившись с ними. У Эмиля внутри что-то тут же ломается. Он смотрит на сидящую, говорящую о таких вещах спокойным тоном Яну и не верит ей. Не хочет верить. Не может поверить. Но девушка не выглядит так, словно шутит. Ни следа улыбки на грустном, едва виднеющимся в темноте лице. Нет. Пожалуйста только не снова. Только не гребанное разочарование. — Зачем? — одно слово. Единственный вопрос. Зачем? Яна слышит в голосе парня нарастающую неприязнь. Ей самой от себя невероятно противно, ей хочется скинуть эту кожу, отрастить новую, лишь бы не чувствовать вину за сломленные жизни десяток невиновных девочек. Но в это же время с её плеч падает тяжелый, давящий камень, когда она делится самой страшной тайной с Эмилем. Эгоистично? Наверное. — Если вкратце, то его отец хотел посадить моего отца. А я так «откупилась». Всё до смешного банально и просто, — вскидывает руки и нервно усмехается, устремляя взгляд на пустошь за окном, — Но я пойму, если тебе станет противно со мной общаться. Иманов теперь и вовсе не знает, что чувствует. Он может войти в положение Яны, но в то же время он так устал анализировать поступки людей, устал думать о том, как правильно, а как нет, устал слышать всё более ужасные вещи, на которые способен человек, и просто устал уже понимать их. — А Алю почему звал Даня, а не ты? — только и спрашивает парень, вспомнив тот день, когда с нему подошли с приглашением. Этот вопрос кажется важным на фоне всего остального. — Потому что после произошедшего летом я послала их нахуй и отказалась продолжать «работать» с ними, — и это слово звучит так неподходяще и аморально, что Яне хочется заткнуться. — А что… что произошло летом? — едва выговаривает Эмиль, затушив почти целую сигарету. Яна долго молчит, словно вспоминает, хотя этот день навсегда отпечатался в памяти, порой приходя в самых страшных кошмарах. Она просто пытается осмыслить и принять реальность того, что произошло, пытается совладать с собой и поделиться правдой, которую Эмиль так хочет знать. Она винит себя, ненавидит даже, и просто хочет, чтобы это скорее скрылось в далеких архивах мозга, перестав съедать её каждый день. — Летом произошло то же самое, но началось всё в мае, — не выдерживает, закуривает вторую, убирая пряди кудрявых волос, — Она была с другой школы, не знаю, где Илья её увидел. Я с ней подружилась, позвала «потусить», так они и познакомились. На удивление у них всё зашло дальше, чем всегда. Илья не тронул её в тот день, кажется, они даже встречаться начали… не знаю точно. Но всё закончилось так же, как и всегда заканчивалось, — на этом моменте девушка замолкает, смотрит на застывшего Эмиля и теряется в себе. Иманов же просто слушает. Словно священник в исповедальне. Только бога нет, и никто, кроме людей, не накажет, а молитвы тут вряд ли помогут. — Она хотела любви, а он её. Но… всё же случилось то, чего не случалось раньше. Девушки до неё пытались добиться справедливости, писали заявления, но, понятное дело, ничего не предпринималось и со временем забывалось, а эта… блядство… она просто взяла и покончила с собой, — выдыхает Яна, вспоминая в подробностях тот день, когда они узнали эту новость. Пазл. Та самая потерявшаяся за пыльным диваном деталь пазла наконец нашлась, формируя полную картину произошедшего. У Эмиля шестеренки в голове крутились не дольше секунды, чтобы осознанием его прибило к полу, а холодным потом покрыло ладони. — Как звали её? Вопрос, расставивший всё по своим местам. — Лиза. «Лиза» Догадывался ведь. Блять. Эмиль смотрит на Яну, чувствуя себя предателем. Он сейчас находится и пьет в доме человека, погубившего жизнь совсем юной девушки. Яна является частью того, из-за чего Дима теперь не может спать ночами. Яна — тот самый человек, помогавший осуществлять «планы» Ильи. Иманову напрашивается мысль сказать, что это не её вина, что она делала это ради отца, но язык не поворачивается. Эмиль считает, что Яна заслуживает эту боль, но никак не Дима. Эмиль считает, что ему нужно поскорее вернуться домой. Хватит. Хватит с него. — Эмиль, — видя колебания парня, она зовет его, — Думаю, что после этого мы вряд ли продолжим общаться. Просто знай, что мне действительно жаль. И я надеюсь, у тебя с твоим избранным всё сложится. Парень не отвечает. Он резко разворачивается, желая как можно быстрее покинуть этот дом. Хаотичные мысли в голове устраивают свою вечеринку, разбрасывая только собранный пазл по всей голове. Виски пульсируют так, что кажется, будто его мозг сейчас взорвется, а ощущение бесполезности и разрывающего разочарования увеличиваются с каждым шагом. На кухне парень не застает никого, однако почти сразу же там появляется улыбчивый Сударь, который меняется в лице, увидев состояние друга. — Что с тобой, братан? Ты весь бледный. — Я домой, — Эмиль отодвигает Сударя со своего пути и решительно направляется к выходу. — Что? Стой! Тебя Аля звала, — он хватает его за руку, удерживая, — Она в комнате. Иманов останавливается-таки и чуть ли не вырывает свою руку из хватки Никиты. — Что случилось? — Не знаю… выглядела взволнованной. Да что с тобой? — Блять, — сквозь зубы рычит Эмиль, направляясь в комнату, на которую указывал друг. Стараясь сохранять спокойствие, парень открыл дверь и заглянул внутрь. Почти в полной тишине, свернувшись калачиком, лежала девчушка и, кажется, плакала. В комнате стоял жуткий запах перегара, который отрезвевший Эмиль быстро учуял. — Аль? — парень аккуратно сел на край кровати, пытаясь абстрагироваться от только что услышанного, чтобы не пугать девушку своим загруженным лицом. Аля застыла, стоило руке Эмиля коснуться её плеча, и повернулась к нему. Не ошибся: она плакала. — Что такое, Аля? Ничего не ответив, она поднимается с подушки, стирая оставленные чёрные дорожки от туши и садясь рядом. Кладет руку на скулу, поглаживает и ведет себя характерно для выпившего лишнего человека, поэтому Эмиль просто позволяет ей это. Знает, что та не в себе сейчас. — Знаешь… А ты ведь мне всё ещё небезразличен, — смотрит пьяно-влюбленными глазами, в которых слезы стоят, а Иманов не может ответить ничего. Он может только пообещать, что не станет вспоминать это, когда девушка отрезвеет. — Ложись спать, Аль. Завтра ты уже так думать не будешь, — Эмиль берет её руку в свою и хочет попробовать уложить, потому что понимает, что за нее сейчас говорит алкоголь и помутневшее сознание, но не успевает, ведь девушка накрывает его губы своими, целует жадно и слишком по-собственнически, будто боясь, что Эмиль просто испарится перед ней. Она задыхается в этом поцелуе, в своих чувствах, но не получает в ответ буквально ничего, будучи остановленной парнем. Она пытается добраться до его губ, пытается получить взаимность, но безуспешно. — Аля, успокойся… — Эмиль отсаживается, беря ее руки в свои, и смотрит прямиком в её глаза. — Ты меня не любишь, да? Никто меня не любит, — тихо произносит она. — Я тебя люблю, но не в этом плане… — парень не знает, как ее успокоить. Просто не находит нужных слов. — Зачем тогда всё это? Зачем ты вообще меня от Ильи спас? Не вмешивался бы и проблем меньше было бы! — Аля срывается, вырывается из его хватки и толкает парня, — Кто она? Ты ведь любишь уже кого-то. Скажи… кого? — умоляет. И в этот момент Эмилю становится ужасно больно. Больно видеть дорогого человека в таком состоянии. — Ты достойна лучшего, Аля. И это точно не я. И никто другой из этой прогнившей школы. Ты достойна человека, который тебя будет любить по-настоящему, который не позволит тебе думать о себе так. Аля, пожалуйста, хватит наносить себе этим вред! — он пытается до нее достучаться, но пьяная девушка только и может, что продолжить плакать ему в плечо. Иманов же просто позволяет. Обнимая девушку, Эмиль представляет Диму. Он представляет его лицо, его реакцию, если бы он всё это видел, и его слова, сказанные в адрес парня. Представленное ему не нравится. Аля засыпает вскоре, но юноша не остается вместе с ней, чтобы утром поговорить. Он тихо укладывает её и уходит домой к трем часам ночи в полном одиночестве, обдумывая всё то, что пришлось ему сегодня узнать. В эту ночь на телефон Дмитрия Андреевича приходит позднее сообщение: Эмиль: Я знаю, что ты соврал. 3:23 Твоя мама умерла при рождении Лизы, а день рождения у неё перед новым годом, но никак не в марте. 3:24 Ты не за этим уехал. 3:24