***
Лиза. Девушка в памяти всплывает лишь пятном, а лицо у нее размыто. Только светлые пряди длинных волос и серые, как и у брата, глаза видны через полупрозрачную призму, скрывающую её от догадок Иманова. Кто она? И как её самоубийство запустило цепочку неотвратимых действий? — Расскажи мне про Лизу, — слышится сквозь гомон галдящих одиннадцатиклассников. В понедельник перед уроками Эмиль врывается в кабинет параллельного класса и подходит к последней парте третьего ряда. Незаинтересованная ни в чём до этого Яна удивляется и хмурится. Она увидеть его снова не ожидала. — Ты чё тут делаешь, Эмиль? — настороженность с её лица не сходит, лишь увеличивается, а напряжение между ними растет. — Я хочу знать про ту девушку, которая умерла летом. Расскажи мне… Нетерпимость парня чувствовалась за километр, и Яна поспешила быстрее вывести его в коридор, однако… — Эй, Иманов, ты чё тут забыл? — шум и смех резко затихают, стоит Илье повысить свой голос. Взгляды около двадцати человек теперь на них. Яна тихо ругается про себя, гадая, чём закончится очередная их встреча. Лицо Ильи перекошено и явно дает понять, что ему тут не рады и что уйти ему так просто не дадут. Впрочем, Иманов выглядит не лучше. После того, что рассказала Яна, ненависть к Илье и его «свите» возросла в сотни раз, и парень даже не был уверен, можно ли вообще испытывать такую ненависть к человеку. Убийства Сени и Дани в этот момент не казались неправильными. — Отъебись, — колкое и резкое, в которое вложена вся неприязнь к этому человеку. Он разворачивается, чтобы уйти и сказать Яне встретить его на перемене, ведь дальше их диалог при Илье явно не зайдет, но он не успевает. — Иди поплачься мамочке, кретин, — секундная пауза, взятая специально, чтобы вкусить этот момент полностью, как Илья и любит, — А ой, прости, она же сдохла, — его губы дрогнули, изображая усмешку, а тело Эмиля застыло. Класс погрузился в тишину, кто-то, кажется, даже дыхание задержал, ожидая реакции Иманова. А дальше всё как в тумане. Резкий разворот, уверенный шаг в его сторону и ни одной мысли об отступлении, однако лишь одна отрезвляющая фраза: «не начинай драку первым». — Знаешь что, Илья? Иди пососи своим отбитым дружкам, — зеркальная озлобленная ухмылка и предвкушение драки, — А ой, прости, они же сдохли. Реакции долго ждать не приходится. Илья словно вода, по ошибке пролитая в серную кислоту, или ментос в закрытой бутылке колы - взрывается. Эмиль понимает это тогда, когда чувствует смачный удар и твердые костяшки под левой скулой, и позволяет себе больше не сдерживаться. Секунду спустя парни оказываются на полу, собирая всю пыль, а вокруг них собираются свидетели, крича остановиться, но не пытаясь их разнять. Эмиль не особо понимает, что происходит, кулаками лишь чувствует мягкие ткани Ильи, ощущая непередаваемую эйфорию от осознания того, что Илья - один. Нет его друзей, которые напали бы в крысу, нет его отца, грозящего посадить парня на пожизненное, и нет больше его самодовольной рожи. Желание отомстить и убить на месте возникает тогда, когда Иманов чувствует, что побеждает. Это желание заполоняет его всего на секунду, отключает мозги и берет контроль над телом. — А ну хватит! — Эмиля настолько резко толкают, что тот от неожиданности теряет равновесие и падает с Ильи, — Чего стоите, держите его! — это Яна вмешалась в их драку, приказывая другим парням из класса увести уже вставшего и готового ко второму раунду Илью подальше от Эмиля, пока сама грубо схватила последнего за руку и буквально вытолкнула из класса в пустой коридор, закрыв за ними дверь. Дыхание Эмиля сбилось напрочь, а глаза едва ли выражали его адекватность, поэтому он послушно следовал за девушкой по плывущим коридорам. — Ты что, блять, устроил, Иманов? — голос срывается, когда она толкает его к стенке и больно придавливает, — Тебе прошлого выговора не хватило? В тюрьму захотелось? Или скучно стало? — говоря эти слова, она не переставала тыкать в его грудь указательным пальцем. — Он первый начал, — только и отвечает Эмиль. — Да какая, нахуй, разница? У кого батя полковник ебаный? Тебе пиздец, если это до него дойдёт. Иманов потихоньку приходил в себя, и теперь злость на Илью преобразовывалась в раздражение и гнев на Яну. — Конечно, блять. Лучше подстроиться под него и таскать девчонок к нему, чтобы он их насиловал, да? — выкидывает Эмиль, не подумав. — Иди нахуй, Эмиль, — спокойно посылает его она, отходя чуть-чуть. Во взгляде непроницаемая пелена, — Ты ведешь себя как полный придурок. Иманов ничего не отвечает, молча уставившись на неё. Боль в этот момент начинает разливаться по всему телу, напоминая, что он всё-таки только что подрался. Через две минуты они оказываются в женском туалете на третьем этаже, так как туда, по словам Яны, редко кто ходит. Ещё через минуту Яна приносит полупустую косметичку и приказывает Эмилю стоять ровно, пока она будет замазывать проявляющиеся синяки. — У меня с собой только тоналка, так что на смоки-айс не надейся, — угрюмо произносит девушка, спонжиком нанося крем на краснеющие щеки. Они сидят в тишине почти всё это время, пока Яна старается над его лицом, мысли же летают вокруг них, будучи громче слов. Эмиль думает о том, что не жалеет о драке, но в то же время сильно напуган своим желанием лишить его жизни. Никто не достоен смерти, хочется думать ему, но получается слабо, и парень ощущает себя неправильно. Жестокость жестокостью не решить. Ну, так в книжках говорят. — Расскажешь про Лизу? — уже более мягко спрашивает Эмиль, чувствуя холодный крем, неприятным слоем сидящий на его лице. Яна тяжело вздыхает. Выглядит так, как будто ей сложно говорить об этом. Эмиль понимает, но хочет знать как можно больше об этом, словно это как-то поможет подобраться к разуму Димы и узнать его лучше. — Я же и так тебе уже всё рассказала, — измученно щебечет Янка, — Всё было как обычно, только вот Илья видимо заинтересовался ею, я не знаю. Мы с ним о чувствах особо не общались. Ну это и затянулось на месяц. Кажется, девчонка даже влюбиться в него успела… Глупая. Эмилю больно. Слышать эти слова безумно больно. Действительно глупая. Повелась, поверила этому уроду и в итоге не смогла пережить. Несправедливо. Всё это - одна огромная несправедливость. Иманову хочется повернуть время вспять, изменить то, что уже нельзя, пусть это и повело бы к тому, что они с Димой так никогда бы и не познакомились. Ему бы хотелось, чтобы Дима жил в спокойствии, а не звал по ночам во сне свою умершую сестру. — Надоела она ему, наверное. Он жаловался, что секса у них не было. Поэтому Илья изменял ей, и не раз. Но чем-то она его всё-таки зацепила, раз это затянулось аж до июня. Не уверена, знала ли она об изменах, но в итоге они поругались очень сильно. Скорее всего это и было причиной. Он не сдержался, просто воспользовался ею и также бросил. — девушка говорила паузами. То повышала голос, то снова затихала, порой почти не дышала и, когда закончила, опустила свой взгляд, перестав растушёвывать тональник. — А она повесилась. Вот и всё. Зачем тебе это надо было? — устало спрашивает девушка, прислонившись к умывальнику. Эмиль, до этого сидевший на подоконнике, спустился и потупил взгляд. Зачем ему это? Хороший вопрос. — Это было важно для меня. — Вы были знакомы? — боится услышать положительный ответ. Не хочет думать о том, о чём поклялась не думать. — Можно и так сказать, — кивнул Иманов, переваривая всю получившую информацию. Яна на этих словах едва заметно вздрогнула. Хочет сказать, что ей жаль, но затыкает себя вовремя, зная, что жалость в этом случае не сдалась никому. Дверь медленно скрипит, когда в туалет на третьем этаже, где «никто никогда не бывает», заходит Аля и резко останавливается, увидев двух стоящих. В глазах полное непонимание и явное желание узнать, что вообще происходит. Не ясно даже, что волнует её больше: что Эмиль какого-то хрена потрёпанный стоит в женском туалете или что он тут вместе с Яной. Вспомнив, что было между ними в субботу, девушка тушуется, понимая, что Иманов так и не ответил на её сообщения. — Тебя Сударь искал. Говорит, что тебе нужно придти в кабинет, — сухо вещает она, бросив взгляд на обоих. Растрепанные и взволнованные, так ещё и застуканные в туалете! Эмилю так и хочется выдать клишированную фразу «подожди, это не то, что ты подумала». — Хорошо, спасибо, — неловко отвечает Иманов, благодаря Яну за помощь с синяком и уходя поскорее обратно. Ожидая в кабинете Ольгу Леонидовну, снова жалующуюся на его поведение, Максима Сергеевича, обещающего засадить его и на бутылку, и в тюрьму, местного инспектора, поставившегося его на учет, или даже Путина, грозившегося расстрелять его у стенки, Эмиль с тяжелым сердцем и грустным видом заходит внутрь. — Давайте, доставайте листочки, напишем сегодня контрольную по пройденным темам, — слышит голос. Знакомый, блять, до чёртиков. Тело застывает в проеме, когда за кафедрой Эмиль видит своего горе-репетитора, который должен был приехать не раньше, чем к среде. Но какого-то хрена стоит прямо перед ним и своим серьезным выражением лица показывает, что после уроков они поговорят. Противные мурашки пробегают по спине, заставляя поежиться. — Эмиль, проходи, — обыденным тоном продолжает учитель. Иманов просыпается только тогда, когда в спину ему кто-то аккуратно, но настойчиво тычет пальцем. Оборачивается и видит, что это вернувшаяся Аля, которая не могла пройти в класс из-за прибитого к полу парня. Это заставляет очнуться и поплестись на свою последнюю парту второго ряда, усевшись рядом с напряженным его состоянием Никитой. — Всё хорошо? Ты вчера не отвечал, а в субботу вообще так резко свалил. — Потом обсудим, — отрезает Иманов, доставая двойной листочек, пусть даже и не планирует писать эту контрольную. — Дмитрий Андреевич, а вы разве не должны были уехать? — спрашивает кто-то недовольный внезапным тестом с первого ряда. — Должен был. Однако обстоятельства сложились иначе. Эмиль даже голову поднимать не хочет, знает, что тот на него смотрит. Чувствует глупую вину за то, что стал причиной его резкого приезда. — Открывайте страницу двести пять и начинайте выполнять задания, в конце урока сдаём, — мужчина садится за стол, открывает свой ноутбук и устало начинает в него пялиться. Пустой двойной листочек так и остается пустым, а Эмиль абсолютно запутанным. Урок заканчивается быстро, и Иманов даже не знает, что скажет сейчас Диме и что получит в ответ. Просто понятия не имеет. — Ты ничего не написал, — констатирует Никита, заглянув в листок соседа. — Мы эту контрольную на допах уже написали… — говорит, чтобы отделаться, и собирает в рюкзак непонадобившиеся тетради. — Ла-адно… Не хочешь в столовку сходить? — интересуется Сударь, надеясь, что разговорить за теплым пирожком получится лучше, однако планы рушит Дмитрий Андреевич, вставший у них на пути. — Эмиль, задержись. Парень, который был уверен в том, что так и будет, просто адресовал Никите извиняющийся взгляд. — Сходи сам, хорошо? — Буду ждать на матеше… — говорит он и неохотно удаляется. Дверь за ним захлопывается, и мужчина с парнем остаются наедине. — Дим, ты… — Эмиля перебивает резко обнявший его мужчина, сжимающий в своих больших руках его небольшое тело так крепко и трепетно, что парень даже замолчал. — Извини, — выдает он ему на ухо, кладя руку на затылок. Иманов в ответ не обнимает, просто застывает на месте, не зная, как реагировать. Секунд через десять он-таки отмирает и мягко отстраняет от себя Диму. — Почему ты здесь? — облокачиваясь телом об парту, ведь ноги стали ватными, спрашивает Эмиль. — Взял первый билет и приехал, когда увидел твоё сообщение. Давай поговорим? — виновато произносит учитель. Он чувствует себя попавшимся на предательстве каком-то. Глупо. Эмиль молчит какое-то время. Думает. Дима приехал ради него. Ради него дела бросил. Если, конечно, он всё-таки не к любовникам уезжал. — Мне кажется, не стоило так всё бросать ради этого. Я не хотел помешать твоим планам. Да и вряд ли разговор стоит того, — Эмиль правда этого не хочет, но сарказм вырывается из его уст, заставляя Диму нахмуриться. Масленников поджимает губы и подходит чуть ближе. — Я не хотел тебе говорить о поездке. Я подумал, что чем меньше людей знает, тем лучше будет… — мужчина пожимает плечами, показывая свое раскаяние, — Я боялся сделать тебе больно. До сих пор боюсь. Но, кажется, невольно делаю. — Тогда почему ты так поступаешь, если знаешь, что мне неприятно? Не думаешь, что всё это очень странно? В чём смысл был приезжать сюда и затевать этот разговор? — Эмиль не думал, даже не планировал ругаться или выяснять отношения, но слова лились сами, — Вообще в чём смысл всех твоих действий, Дим? В конце концов я всё равно ничего не понимаю, — он разводит руками от безысходности и пытается в глаза не смотреть. — Прости… но я действительно не могу объяснить всё так, чтобы ты понял. И приехал я потому, что о твоих чувствах забочусь, — «потому что люблю тебя», — Но знаешь, в какой-то степени ты прав. Я просто не хочу тебя обижать. В другом смысла нет. — Почему не можешь объяснить? Я пойму. Правда. Разве я когда-то упрекал тебя за что-то? Дима мягко улыбается. Что с ним вообще происходит? Смешно? — Конечно нет. Просто не могу. Я забочусь о тебе. Отчаяние. Именно это чувствует Эмиль сейчас. Он тихо отходит к двери и закрывает её, чтобы никто не мог зайти снаружи, и снова поворачивается к Диме. Мысли хаотично летают по голове, призывают к рациональности, но тот отгоняет их, старается не думать вовсе, чтобы не было ещё тревожнее. Какая ещё забота? Бред. — Скажи честно, — Иманов приподнимает глаза, и из-под ресниц бросает в мужчину колкий взгляд, — Ты уверен, что тебе хочется продолжать эти отношения? Снова. У Эмиля снова паранойя, переходящая в какую-то нездоровую одержимость. — Что за вопросы? — напрягается мужчина, подходя слишком близко. Непозволительно близко для школьного кабинета. Дима не даёт парню продолжить мысль. Кладёт одну руку ему на скулу, второй обхватывает аккуратно шею, отчего парнишка невольно закрывает глаза. Немного грубые пальцы проводят по коже и вызывают противных мурашек. Что он хочет от него? — Не знаю… — только и может прошептать обезоруженный Иманов. Он чувствует дыхание Димы у себя на губах и открывает глаза, — Ты… — с уст срывается что-то непонятное, и Масленников, теряя всё терпение, целует его, настойчиво притянув к себе. Эмиль стоит по стойке смирно ровно секунду, а после решает не мучать себя же - отвечает на поцелуй, мягко проводит языком по нижней губе мужчины, ловит его тихий вздох, а холодными руками хватается за талию, рвано касаясь ткани одежды. Эмиль углубляет поцелуй, сам того не осознавая, и прижимается ближе, руками спускается всё ниже и ниже, и вдруг испуганно мычит, когда Дима поднимает его над землей и усаживает на себя, не переставая целовать. Они перемещаются за кафедру, и мужчина опускает парня на неё, вставая между его раздвинутых ног, кладя свои ладони ему на бедра. Грязно. Что происходило в этот момент в голове Эмиля — одному Богу известно, потому что он полностью потерял над собой контроль и руками начал царапать спину мужчины через рубашку. Получив запланированную реакцию - резкий рык на выдохе, Иманов позволил себе вести себя более распущенно, не представляя, во что это могло бы вылиться. Масленников грубо перехватывает руки парня и убирает их ему за спину, заставляя опереться об них и прогнуться назад. Нависнув сверху, Дима продолжил страстно целовать его, плевав на то, что они в школе и что у Эмиля сейчас должна быть математика. Живот парня тут же стянуло узлом, когда он чувствовал учителя сквозь ткань. По телу раз в сотый пробегают мурашки, когда Дима переключается с губ на шею и начинает без спросу оставлять видные засосы, не позволяя получить свободу рукам. Эмиль вдруг внезапно слышит свой мучительный стон, и это заводит мужчину ещё больше. Только вот сам Иманов начинает чувствовать нарастающую тревогу. Он ощущает шеей зубы учителя, а своим же членом его, и это пиздец как пугает. Раньше они до такого не доходили. — Дима… Стой, может… — не договаривает, ведь его снова целуют в губы, заваливая на стол. Вот только освобожденные руки вдруг становятся преградой между ними. Парень пытается отстраниться, слегка привести себя в чувства и подумать о том, о чём нужно было думать раньше, но Масленников не дает — грубо хватает его руки и отстраняет от себя, продолжая грязный поцелуй. Всё летит к чёрту тогда, когда на рубашке парень чувствует его пальцы, а после то, как он ловко расстегивает пуговицы, но не доходит до конца и резко переходит к молнии на штанах. "Нет. Нет, нет, нет, нет, не готов!.." — судорожная мысль проскальзывает в голове и Иманов тянется к застежке, чтобы перехватить руки Димы. — Стой… Давай… Подожди, — еле дышит, пытаясь поймать как можно больше воздуха, смотрит в глаза ему, а в них только желание и возбуждение, — Я не уверен… — Да что случилось-то? — шипит Масленников, снова прислоняясь к Эмилю, ловя его губы своими и медленно начиная продолжать затеянное. Эмиль отвечает и целует, но страх всё равно не проходит, и то, что последует после, вызывает откровенную панику. Он пытается отстраниться, но вместо этого только сильнее раззадоривает учителя, и тот в какой-то момент слишком грубо берет его за бедра, снова прижимая к себе и запуская руку внутрь штанов. Волна адреналина накрывает вместе с чувством беспомощности. — Дима… бля… не… — дышит рвано, — Остановись… — конец слова тонет в стоне, и Иманову вдруг становится жутко не по себе, когда его вновь затыкают поцелуе. Он вспоминает Лизу. Вспоминает её историю и вспоминает то, почему она умерла. Животный страх, что Масленников сейчас сделает то, о чём думает Эмиль, резко берет вверх над всем возбуждением. Он собирает все силы и высвобождает свои руки, резко отпихивая от себя мужчину, и спускается с кафедры, спешно отходя от него и начиная заправляться, чувствуя свой жесткий стояк. — Дим, я… я же сказал остановиться, — будто бы в оправдание говорит Эмиль, а голос как на зло дрожит, — Я… не могу так, прости. С этими словами он быстро застегивает одну пуговицу и выбегает из кабинета, открыв его. Прохладный коридорный воздух бьет в лицо, когда Эмиль бежит к дальнему туалету, и он ощущает это своим абсолютно красным лицом. Когда он наконец оказывается в туалете, то запирает основную дверь и облокачивается об раковину ладонями, нависнув над ней. Его жутко потряхивает и он пытается успокоиться под холодной струей воды. Осознание накатывает не сразу, но постепенно. "Испугался. Вновь. Блять" Опускает взгляд, чувствуя себя ничтожеством, и неожиданно даже для себя бьет кулаком по кафелю рядом с зеркалом, слегка портя его. "А он? Неужели был готов взять силой?" Не поднимает взгляд, не смотрит на костяшки, зная, что там сейчас сочится кровь. Просто смотрит вниз и сдерживает глупые слёзы. "Мямля. Даже если и так. Что, потерпеть не смог бы?" Думает о том, что же чувствовала Лиза после того, что произошло. Как она шла домой и как потом смотрела на себя. Как она ночь ту спала и спала ли вообще? А может она тогда же и решилась на это. "Дима. А что чувствовал Дима?" — Блять, — вырывается из его рта, когда в туалет вдруг начинают стучаться. Непослушными пальцами кое-как застегнув рубашку и заправив её обратно в штаны, Эмиль открыл дверь, надеясь проскочить незамеченным мимо какого-то парня. Однако в этот день удача явно не на его стороне. — А я тебя ищу!.. Стой, ты что, плакал? — Никита. Чертов Никита решил зайти именно в этот туалет именно в этот момент. Эмиль молчит с секунду, поднимает на него взгляд и как-то нервно ухмыляется, даже не удивляясь совпадению. — Как видишь, — пожимает плечами, а слезы продолжают бежать ручьём. Никита хмурится и закрывает за ними дверь. — Что с тобой? — он пытается подойти ближе, протягивает руку, чтобы посмотреть на проявляющиеся синяки на запястьях и костяшках, но Эмиль отдергивает руки. — Что со мной? — улыбается сквозь слезы и облизывает опухшие от поцелуя губы. Глаза ищут поддержку во всем: в раковине, кафеле, трубах и даже в графике уборки, приклеенном на стене, — А знаешь что? — всё уже кажется настолько нереальным, что Эмилю вмиг становится так плевать, — Всё со мной не так. — как-то безумно говорит он, переводя взгляд в глаза, — Я ебнулся, Никит. Я не могу спать, не могу нормально есть, не могу думать адекватно, мне страшно, что я останусь без жилья, как только мне стукнет восемнадцать, я не знаю, куда поступать, и экзамены уже совсем скоро, я запутался, а ещё… я… — парень запнулся, но посчитал, что Сударь наконец должен узнать всю правду, — я встречаюсь с Дмитрием Андреевичем уже третий месяц и ненавижу себя за то, что не могу пересилить себя с ним переспать, — выдыхает. Становится холодно. На лице у Никиты было огромное и страшное ничего. Даже комично как-то. Эмиль бы посмеялся, будь он в иной ситуации. — Перестанешь со мной общаться? — кидает с вызовом и болью в голосе. Боится***
До дома Эмиль добирается так, что практически не помнит. По телу разливается неприятная боль и слабость, парня начинает знобить. Он открывает дверь, удивляясь тому, что никого внутри не слышит, и на автомате идёт на кухню. Также на автомате он разогревает себе оставшуюся еду и берет открытый прошлой ночью отцом коньяк. В пустой квартире его действия эхом отдает и одиночестве накрывает с головой. В полной тишине он приступает к еде, едва ли пережевывая её, и запивает ледяным коньяком, одновременно жгущим горло, смотрит на свои руки и невольно вспоминает руки Дмитрия Андреевича на них. Выпивает ещё. На запястьях наверняка останутся синяки. Всё это слишком неправильно. Что вообще произошло? Просто Эмиль снова испугался, а Дима, видимо, устал ждать. Было больно. Но… если бы он хотел по-настоящему ему навредить, он бы сейчас не сидел бы дома, верно?.. А дело в том, что Иманов понятия не имеет. Это разрушает его, заставляет усомниться в собственной адекватности и адекватности их отношений в целом. Возможно будет лучше, если Эмиль скажет, что между ними ничего быть не может и они должны расстаться? Может лучше не мучать его и себя самого? Парень в отчаянии. Он выпивает ещё, морщась и закусывая, потому что слишком поверил в свои силы. Дмитрий Андреевич что-то скрывал от него. И это что-то пугало с такой силой, что порой даже до паранойи. Дима явно не такой, каким хочет показаться, и Эмиль это начинает понимать с каждой секундой. Сохранять спокойствие получалось всё меньше. Он бросает вилку на тарелку и допивает остатки коньяка на дне стакана, закрывая ладонями лицо. Слабость. Эмиль слабый.***
— Никит, где Эмиль, не знаешь? — спрашивает Аля после второго урока, когда Иманов так и не появляется на математике, — Я ему написала, но он не отвечает, — в доказательство она показывает их диалог, где последние её сообщения остались без ответа. — Да ему плохо стало, он домой уехал. Всё нормально, — покрывает его Сударь, отмахнувшись. Он всё ещё пытается переварить информацию. Эмиль и… Дмитрий Андреевич? Нет, Никита, конечно, понимал, что ночевать у учителя, наверное, не очень нормально, но кто знал, что у них всё настолько закрутилось? Он даже и подумать не мог об этом, хотя подозревал и видел, что с Эмилем что-то не то. Списывал на усталость и Алю, которая так внезапно появилась в его жизни снова, но оказывается дело совсем в другом. "Третий месяц… Как долго он скрывал" — Он странный, не заметил? Я сегодня в толчке на третьем этаже увидела его с Яной, — немного смущенно произносит девушка, опустив взгляд, — Не знаю, что они там делали, но выглядели они подозрительно. — С Яной? — совсем сбитый с толку Никита уже ничего не понимает, — «С чего бы ему быть с Яной?», — мысленно спрашивает у неё он, а на деле просто молчит. — Ты думаешь, у них что-то?.. — Нет, — твердо отвечает Сударь, — «Хотя они друг друга стоят», — осуждающе думается ему, — Эмиль не тот, кто будет зажиматься с девочками в туалетах, ты же знаешь, — он переводит взгляд на грустную Алю и ему самому не по себе становится. Видит ведь — не равнодушна она к нему, но теперь и сам знает, что вряд ли у них что-либо получится. — Ладно, не переживай за него. Всё хорошо будет, — только и может сказать ей он. — Не стоит меня подбадривать. У меня ещё не так плохо всё, — истерично усмехнулась она, почесав фалангой кончик носа, — Полине хуже сейчас, да и всю последнюю четверть грустной ходить будет, —она кивает в сторону, где стоят девочки. Сударь резко выпрямляется и глазами отыскивает Полину в классе. Не то чтобы та грустила, общаясь с одноклассницей в другом конце кабинета, но не поинтересоваться Никита не мог. — А что с ней? Я общался с ней, всё вроде неплохо, она не жаловалась. — Понятное дело тебе она жаловаться не будет на это. Но это же очевидно, — выдыхает Аля, — Полине весь год нравится наш историк, а он после третьей четверти сваливает обратно в свою Италию, — пожимает плечами. — Что? Дмитрий Андреевич уезжает? Никита начинает слушать внимательнее, ловя каждую крупинку информации об их учителе и по совместительству любовнике Эмиля. От бывшей Эмиля. Вот это драма развернулась вокруг него буквально за несколько минут. — Да. Последнюю неделю отведет и улетает. Учителя же с ним прощались в учительской, теперь и старосты это знают, — говорит как ни в чем не бывало, — Поэтому ей же сейчас хуже, я думаю, она будет скучать… "И не только она…" — Сударь переводит на девушку взор и ловит его в ответ. Полина дарит ему короткую, солнечную такую улыбку, но тут же прячет свой взгляд, мысленно отдернув себя.***
— Ой, Никит. Именно это с неподдельно пьяной интонацией слышит Сударь после пятиминутного долбления по двери в попытках достучаться до Эмиля. — Ну здарова, пьянь. Какой повод? — догадывается, конечно, но все равно интересуется, проходя внутрь и ловя шатающегося в прихожей Эмиля. Кажется, эти пять минут парень просто добирался до двери. — А я… отмечаю… день… день молодежи?, — пьяненько улыбаясь, произносит он, почти полностью облокачиваясь на недовольного Сударя, — Ты знал, что сегодня день молодежи? —Ага, и с каких пор? — кряхтит Никита, дойдя наконец до комнаты парня. — С этих самых, — гордо отвечает Эмиль. Никита заваливает парня на кровать и выдыхает устало, скрестив руки на груди. — Стой, а откуда у тебя синяк на лице? И губа треснута… — при свете солнца Никита разглядывает на щеке у парня свежую гематому и остатки тонального крема. — А это… Это Илья, — вспоминает Иманов, позабыв о драке вовсе. — Что? Когда успели-то? — А вот… перед уроками, — довольно отвечает Эмиль, проведя пальцами по местам, где неприятно пульсировало, — Он первый начал! Сказал, что моя мама умерла, ну я ему и ответил, что его друзьяшки тоже, — хихикает паренек под осуждающий взор друга. Сударь качает головой и закатывает глаза. Ему поведение и выходки Иманов не нравятся вовсе. И если он хочет погубить себя таким образом, то явно действует эгоистично, не думая о своих друзьях. — Ты бы обо мне подумал, мужик. Об Але, ну или о своем, блять, Дмитрии Андреевиче в конце концов, — отмахивается он, отвернувшись, — Мы за тебя очень переживаем, пока ты ведешь себя как срань! Хватит уже думать, что у тебя никого нет, это обидно. — Да пошёл этот Дима нахуй. Не хочу о нём… говорить, — последнее слово тонет в нечленораздельном мычании. — Ну ты и нажрался… Я, конечно, понимаю, твой возлюбленный уезжает, все дела, но разве оно стоит того? И что вы вообще все нашли в этом Масленниковом? И как давно это у вас происходит? — интересуется Никита, осматривая комнату парня. Он в этой квартире был только однажды, и то лишь мельком оглядывался на пороге, так как новая мачеха не дала пройти дальше, — И долго ты ещё не собирался мне говорить? — Как давно?.. Кажется… с самого начала. С самой первой нашей… ночевки, — Эмиль хмурится и прикрывает лицо рукой, одолеваемый воспоминаниями. Становится отвратительно холодно, — Я хотел тебе… сказать. Правда хотел. Просто боялся. Не хотел, чтобы и ты свалил, — пьяный парень искренен в своих словах и почти что беззаботен, однако что-то его всё же тревожит. — Ты бы и не сказал, да? — также не поворачиваясь, рассматривая полки, спрашивает Сударь, — Если бы он не собирался сваливать. Так вот что его тревожит. Эмиль непонимающе глядит на «заинтересованного» Никиту и усмехается. — В смысле «сваливать»? — переспрашивает, поднимаясь и облокачиваясь на локти, — Куда «сваливать»? Парень вдруг поворачивается и смотрит прямо в глаза. — Ну… в Италию. Дмитрий Андреевич же улетает на каникулах обратно, — Сударь был уверен, что именно поэтому Эмиль и ведет себя так странно. — Что?.. — срывается с уст парнишки, лицо которого меняется моментально. Нет и следа пьяной усмешки, не слезающей с самого начала из разговора. Сейчас только непонимание и недоверие. — Ты… знал? — уже серьезно спрашивает Никита, — Я думал, ты знаешь. Он увольняется со школы со следующей недели. Сударь жалеет, что вообще пришёл к Эмилю в этот день. Парень опускает пустой взгляд в пол и пытается подняться на ватных ногах, что выходит не с первого раза, и тяжело дышит. — Эмиль, — Никита предлагает помощь, но парень останавливает его жестом, не поднимая глаз. Он доходит до ванной комнаты и прикрывает дверь, медленно открывая кран, повернув его максимально вправо, включая ледяную воду. Чувствует себя маленьким ребенком — хочется громко и навзрыд плакать, упав на колени к Сударю, чтобы тот его успокаивал, приговаривая, что всё будет хорошо. Хочется забыть этот день, забыть полностью то, что произошло и забыть к чертям человека, которого ещё вчера любил без остатка. Под холодной струей воды Эмиля трясет, но он не выключает, продолжая бесшумно содрогаться над раковиной, невидимыми слезами плача над несправедливостью всей его никчемной жизни. В отражении зеркала абсолютно убитый, пьяный и разукрашенный подросток смотрит на него красными глазами, спрашивая отчаянно: «что с нами стало?».