***
На следующее утро Мари присутствовала на обеих службах, изо всех сил стараясь не зевнуть. Никто не должен был заподозрить, что ей скучно, а ее мысли унеслись далеко. Ей сошла с рук стена, но новой вольности, да еще в присутствии епископа, мать Агнесса не потерпит даже по случаю праздника. И, вместо того, чтобы отправиться не вожделенную прогулку, остаток дня Мари проведет запертая в своей комнате наедине с молитвенником. Мари казалось, что прелат отправляет богослужение невероятно медленно. В самом деле, хоть и поговаривали, что у Монсеньора де Бель-Ассиз в его сорок лет очень слабое здоровье, это не мешало ему соблюдать весь ритуал уже второй за день службы со всей надлежащей тщательностью. Время, казалось, остановилось. На самой литургии Мари не уснула только потому, что ей нужно было петь гимны. Наконец, очередь дошла и до самого любимого ею «Tantum ergo» (1). Любимым гимн был по двум причинам. Во-первых, он был очень красив, а во-вторых именно он предварял вынесение Святых Даров и, значит, окончание ее мучений. И вот все было позади: праздничные службы закончены, полдник съеден, а воспитанницы высыпали в сад и разбились на группы. Улучив момент, когда все были увлечены беседой, а Альенора потеряла ее из виду, Мари проскользнула к калитке в боковой части монастыря и достала ключ. Он был холодный и тяжелый. Девушка повернула ключ в замке, дверь поддалась легко и без скрипа, и Мари беспрепятственно вышла на улицу. Подхватив юбку простого серого, наглухо закрытого сверху платья, Мари свернула влево на узкую улочку, спускающуюся к порту в южной части города. Стоявшее еще высоко солнце начало понемногу клониться в сторону запада. Девушка шла, с любопытством разглядывая расположенные вдоль улицы фахверковые дома, в которых каждый следующий этаж выступал над нижним (2) так, что над улицей почти не видно было неба, а обитатели верхних этажей, наверно, могли пожать друг другу руки. По пути Мари то и дело попадались празднично одетые горожане. На дамах были бархатные платья самых разных цветов, расшитые гладью. Волосы женщин были уложены при помощи яичного белка, а прическу венчали головные уборы из тончайшего кружева. Девушка удивилась, что они были плоским (3). В более северном Кемпере, куда отец возил ее еще в детстве, кружева носили по-другому(4). Мужчины же по случаю праздника были в черных широкополых шляпах и белых жилетах, прозванных в народе «белыми баранами», что вместе составляло цвета флага провинции Бретань. Быстрыми и легкими шагами Мари вышла к площади Морбиан, за которой открывался порт. Как вдруг наткнулась на непредвиденное препятствие. Препятствием были двое мужчин – по всей видимости, рыбаков – от которых сильно разило рыбой и большим количеством выпитого по случаю праздника. Один из них был приземистый, коренастый, с рыжей вьющейся бородой, другой – жилистый и худощавый, ростом немного повыше первого. Они внезапно отделились от стены дома, прислонившись к которой стояли, и слегка пошатываясь, то ли от вина, то ли от привычки постоянно балансировать на качающейся палубе, преградили девушке дорогу. – Матье, ты погляди, какая красотка! – обратился рыжеволосый к приятелю, окидывая Мари с головы до пят взглядом, который словно ощупывал её, отчего девушку бросило в дрожь. – Бьюсь об заклад, она не откажется составить компанию двум бравым парням и пропустить с нами стаканчик-другой. Не так ли, милашка? Пошли, я угощаю, сегодня был знатный улов. Но такая рыбка, как ты, мне в сети еще не попадалась. Мари, не привыкшая, чтобы с ней говорили подобным тоном, растерялась. И прежде, чем она успела сообразить, как ей на это реагировать, мужчина со смехом схватил ее за руку так, что девушка вскрикнула от боли. В ту же секунду чьи-то тонкие изящные, хотя и совсем не женские, пальцы в перчатке железным кольцом обхватили запястье рыбака, не давая тому пошевелиться, и сжимали, до тех пор, пока он не выпустил руку девушки. – Негодяй! Тебе не объясняли, что с дамами следует обращаться учтиво? Ну так я сейчас преподам тебе урок, который ты надолго запомнишь! – услышала Мари совсем рядом мягкий баритон, в котором ясно слышались металлические нотки сдерживаемого негодования. Девушка обернулась на голос и буквально утонула в глазах цвета морской волны, которые мгновенно потемнели, как темнеет все, когда небо затягивают грозовые тучи. – Мадемуазель, вам лучше стать за моей спиной, – произнес обладатель лазурных глаз. И тут же стальная рука аккуратно взяла Мари за локоть и потянула в нужном направлении. – Прошу простить мне эту вольность, но для обмена учтивостями момент сейчас – неподходящий. Ни руке, ни голосу невозможно было не повиноваться. Девушка не поняла, как оказалась за спиной незнакомца. Повернувшись, она вскрикнула: второй бандит держал в руке нож. За тем, что произошло дальше, Мари уследить не успела. Сверкнуло лезвие шпаги – и нож упал, звякнув о булыжники мостовой, а нападавший схватился за руку, по которой струилась кровь. Оба рыбака моментально протрезвели и пустились прочь со всех ног, выкрикивая ругательства. (1) (лат.) «Славься Жертва, Дар священный» – католический гимн https://youtu.be/Swns4Kjzc9E (2) Чтобы снизить налог на землю под постройками, площадь жилищ компенсировалась за счет верхних этажей. (3) Здесь можно посмотреть традиционный костюмы бретонцев Ванна: http://gracianedansebretonne.e-monsite.com/blog/guises-du-morbihan/costumes-traditionnels-bretons-du-morbihan-au-tradideiz-de-vannes.html (4) Традиционные женские головные уборы земли Бигуден. До XIX века они были не такими высокими: https://www.pinterest.fr/pin/291397038363340896/Глава 2. Площадь Морбиан
7 сентября 2021 г. в 12:04
– Мари, иди скорее, матушка Агнесса сердится, – прервал мысли девушки голос, доносившийся снизу. Он принадлежал ее подруге Альеноре де Лурмель дю Урмелен, старшей дочери старинного бретонского рода, которая, однако, была на два года моложе самой Мари. Впрочем, подругами их можно было назвать с некоторой натяжкой: Альенора при каждом удобном случае искала общества Мари, но сама Мари держалась несколько особняком, общение не отвергала, но и не поощряла. В возрасте, в котором находились они обе, разница в два года была существенной. В то время, как Мари зачитывалась рыцарскими романами, Альенора засыпала в обнимку с куклой. Первая была уже вполне оформившейся девушкой, вторая – еще слегка угловатым подростком.
У каждой из них была отдельная комната: доходы их семей вполне позволяли вносить за это дополнительную плату к тем 50 экю, в которые им ежегодно обходилось пребывание дочерей при монастыре.
– Иду! – крикнула сверху подруге Мари и спустилась по ступеням с внутренней стороны монастырской стены. Гневить аббатису сверх меры Мари не хотела, так как перспектива отправиться спать без ужина ее совсем не прельщала. Благодаря живому и пытливому уму Мари была прилежной ученицей, и в целом сестры относились к ней с теплотой. Но все же были с ней строги, так как их беспокоил излишне, на их взгляд, независимый и своенравный характер девушки.
Когда Мари, стараясь привлекать как можно меньше внимания, вошла в трапезную, где шли приготовления к завтрашнему празднику, она увидела на столе в ее центре больше десятка венков из листьев папоротника. В папоротник были вплетены кампанулы голубого цвета, который издревле ассоциируется с Девой Марией. Мать Агнесса лишь укоризненно взглянула на девушку, покачала головой, но ничего не сказала и кивком велела ей присоединиться к воспитанницам, которые обрывали розы и наполняли корзинки. Завтра они понесут их на шелковых лентах через плечо, разбрасывая лепестки под ноги прохожим.
Мари почтительно поклонилась и включилась в работу. Вскоре ее нежные пальчики были сплошь исколоты острыми шипами. Но пенять она могла только на себя: если бы она пришла вовремя, то плела бы венки. Это было бы столь же скучно, но не так неприятно. Мари спешила поскорее разделаться с этой повинностью, но только все больше колола руки.