* * *
Мы всегда будем одни. Всю жизнь, с самого рождения и до смерти мы одни. Это неизменимый факт человеческой сущности. Да, в мире больше 7 миллиардов человек, но каждый из них в конечном итоге останется один. Может раньше, может позже, а может вообще всегда. Либо после смерти самых близких, либо после своей собственной. Потому что там нет света и нет конца. В этой тьме мы останемся навечно одни. Навсегда. Страшно? Безумно. Так ужасающе, что представляя это, всё внутри переворачивается. Холод подкрадывается медленно, но ты уже успеваешь заледенеть до кончиков пальцев под злобный и скрипучий смех. Кому-то суждено умереть только после того, как они увидят весь мир. Кому-то после того, как он встретит своё сердце в другом человеке. А кому-то... Кому-то придётся умереть ради призрачного счастья, жертвуя лишние часы другим. А такие как Антон, люди, которые так часто думали о собственной смерти, представляя нож у горла – ещё не больно, но так страшно выдохнуть*, побывали на волоске от смерти. И не только физически. Они почти умерли внутри самого себя, а это страшнее, чем если твоё тело размажет поезд на огромной скорости или космос из вен вытечет наружу. И вот, ты стоишь на краю обрыва. Шаг вперёд – ошибка. Шаг назад – ошибка. А долго стоять на месте, когда под ногами битое стекло, вонзающееся в нежные ступни, не получится. За спиной слышатся шаги. Звон искусственного хрусталя перекрикивает раздирающий крик. Ты видишь протянутую руку. Руку, такую родную, за которой ты отправишься даже к звёздам. С ней не страшно. И вот, вы стоите с этим человеком вместе, рядом. Бок о бок, вдох к вдоху, стук сердца к другому. Шаг вперёд – начало. Шаг назад – начало. Вместе – не страшно. Если вперёд, то камнем вниз со скалы в ледяную воду, вцепившись в друг друга мёртвой хваткой, ломая кости. Если назад, то мелкими шажками, наступая на острые стекляшки и оставляя кровавую дорожку сзади. Вместе. А если за тобой не пришли по острому стеклу, стирая ноги ради тебя? Если ты всё ещё стоишь около этого обрыва, не чувствуя боли и хлюпая тёплой кровью, а этой протянутой руки нет? Ты умрёшь, даже не шагнув. Прямо там, падая на осколки, которые вонзятся в твоё тело, а ты даже не почувствуешь. Потому что чувствуешь ты только с тем самым человеком. Жаль только, что ты даже не повернулся назад, где та самая кровавая рука в нескольких метров от тебя еле тянулась, ожидая шагов на встречу. А Антону некого ждать. Он упал бы на колени, обернулся по сторонам и увидел пустоту вокруг. Потом выглянул бы за обрыв, где бушует тёмная вода, стараясь дотянутся до парня, и увидел в ней голубые глаза. А через секунду, он полетел бы в объятия огромной волне, о которую разбился бы намертво. Но он только лежит в тёмной палате, растирая солёную пелену с глаз и вспоминая слова Димы. Он всё придумал. И он в это верит. Это реальность. Хотя, даже во сне он никому не нужен. Но почему воспоминания о ярких софитах пробуждают одну единственную бабочку, которая острыми крыльями режет стенки изнутри?* * *
У всех нас есть запах. И речь совсем не про духи. Запах лета или мокрой осени, корица или яркие цитрусы, сладкая вишня или горький шоколад. Запах горячего кофе из кофейни или черничного пирога, который приготовила любимая мама. А возможно даже... запах космоса или мятного чая. Он может быть любым и хранить в себе сразу несколько ароматов и неважно, совместимы они или нет. Каждый из них неповторим, подвластен и присущ только тебе, поэтому в мире такого больше не встретишь. Если была бы возможность создать духи с запахом человека, то количество скляночек, наверное, не уместились бы на целой планете. Он пахнет так ярко, сильно и одновременно тихо, что различить его не получается. И только найдя того, кто сможет различить этот запах и вдыхать его, ты станешь счастливым. Шелковистые волосы пахнут пшеницей, а мягкая кожа – топлёным молоком с лавандой и мятой. Лёгкая кислинка на шее и приторная нотка на запястье. Немного скошенной травы, жёлтые одуванчики и варенье из клюквы. Так пахнет Антон. Губы Арсения спускаются по чужому телу медленно, тягуче, как патока, с невероятной нежностью, словно он состоит из самого тонкого стекла в мире, которое может рассыпаться лишь от дуновения ветра. Он трётся щекой и носом по груди зеленоглазого парня, вдыхая запах своей любви. Так пахнет только Антон. Пальцы выводят закрученные узоры еле касаясь, а мурашки заполонили каждый участок. Ресницы Арсения прикрывают глаза, продолжая вдыхать полной грудью запах родного. Он заменил ему кислород. Мокрые поцелуи и немые признания. Но когда человек умирает, то и его запах вместе с ним исчезает. Его не вернуть. Его не запомнить. Не сохранить. Ты можешь только призрачно вспоминать о нём, когда придёшь к маме на пирог с мятным чаем; когда пройдёшь мимо любимой раньше кофейни, вдыхая знакомый аромат, который отравит лёгкие. Запах дождя или поля, когда будешь смотреть на небо, валяясь на зелёной траве с одуванчиками. Запах карамельного попкорна, когда пойдёшь ночью в кино, чтобы отвлечься от самого себя, или сладкая вата, которую ты не ел с того самого момента, когда вы гуляли по парку и дурачились, будто вам пять лет. Этот самый запах стал твоим кислородом, а его резко отобрали, не дав никакого предупреждения и кислородной маски, чтобы наполнить лёгкие искусственым воздухом. А научиться справляться без него придётся быстро, пока сам не задохнулся. Арсений открывает глаза, а на кровати никого. Шлейф его запаха испаряется так быстро, что ты не успеваешь даже сделать лишний вдох, дабы удержать аромат в лёгких подольше. Он утыкается носом в простынь, втягивает последние нотки, которые уже перемешались с запахом порошка и слёзы катятся по щекам, впитываясь в постельное бельё. Он ведь прикрыл глаза на секунду, а потерял за неё весь мир. Горло стягивает, душит, а то, что напоминает о нём, уже давно покинуло комнату. Мужчина встаёт, хватает его свитшот с пола, что был снят несколько минут назад, и утыкается носом. Слёзы пропитывают ткань, но ему всё равно. Он садится на колени, прижимает их вместе с чужой одеждой и крепко обнимает. Зарывается лицом в мягкую кофту, а перед глазами его шея, его руки, его ключицы, скулы, губы... глаза. И это последнее, что видит Арсений после того, как открывает свои, находясь в кровати и ощущая мокрую подушку под щекой. Он снова его потерял. Чёртовы сны.* * *
Окно открыто, впуская кислород в палату. Сосед Антона оказался весёлым пареньком, даже немного назойливым, но он порой отвлекает от гнетущих мыслей, так что жаловаться нет смысла. Дима не заходил с того момента, когда сказал, что все сны – выдумка. Как относиться к нему теперь – непонятно. С одной стороны, он сказал правду и сам Шастун понимает, что это максимально бредово звучит. Но ведь он сначала поверил, поддержал. Неужели это всё была ложь? Ира звонила раз пять, потому что безумно переживает, но уже хотя бы перестала орать на парня за его тупость и плакать в трубку, говоря о том, какой он идиот. Хотя её голос иногда всё же предательски подрагивает, выдавая свою обладательницу. Но с ней приятно коротать минуты, ибо она болтает без умолку. Ребята с работы тоже писали и звонили, потому что офис стал пустым и тусклым без солнечного парня, который сам того не замечая, излучает тепло. Да, он потерял себя, запутался, но внутри огонь ещё горит, хотя потушить его очень легко. Неосторожное движение и чья-то душа расколется с громким треском. Даже Катя позвонила и высказала Антону пару ласковых. Люк, к слову, ведёт себя прекрасно, не считая скинутый горшок с подоконника. Ест сметану, развлекает Савину и Тео, которые даже не собираются расставаться с котом в ближайшую неделю минимум. Но им это точно светит, потому что неизвестно когда хозяин этой наглой, жаль не рыжей, морды вернётся в родную столицу. Больше всего Шастуна волновал проект. Чувство вины подкрадывалось с каждым часом всё больше и больше, а теперь, когда он в палате совсем один, становится не по себе. Павел Алексеевич не звонил, и это пугало. Паша был не просто директором. Он был в первую очередь родным человеком, как старший брат. После знакомства они сразу пригрелись к друг другу, как и все в коллективе, потому что к Паше по-другому относиться нельзя. Слишком он располагал к себе людей и был тот ещё юморист. Подкалывать – его конёк и было бы очень странно видеть его вредным начальником с важным видом, к которому обязательно нужно обращаться на "Вы". Наверное, поэтому они все ходят на работу хоть и без сил, но не как на каторгу, потому что работать в приятной компании гораздо легче и продуктивнее. Мысли прерывает стук в палату и через секунду после тихого "да", на пороге появляется Евгений Андреевич. Его глаза всё ещё пугают, но он оказался понимающим и приятным человеком, хоть и продолжает пить этот сомнительный кофе. А в голове так не кстати вспоминается имя "Арсений" за дверью 105-й палаты. – Здравствуй, Антон. Как себя чувствуешь? – дежурные фразы врача, которые уже немного раздражают. – Здраствуйте, Евгений, – поясничает парень, на что ему дарят мимолётную улыбку. – Самочувствие не очень. Опять тошнит, голова раскалывается, и ключица ноет. Ну, а ещё тут очень скучно. – Ты можешь попросить Дмитрия привезти тебе бумагу и карандаши. Большего я не разрешу, уж прости, – хмыкает Евгений Андреевич и подходит к кровати парня. – И вообще, скажи спасибо за то, что разрешил использовать телефон, – сказал строго врач, на что Шастун фыркнул. – Сколько мне ещё тут лежать? – Думаю, неделю. Ты очень быстро лечишься, парень. Но выходить на улицу всё же пока не стоит. Обмороки, конечно, маловероятны, но рисковать не стоит. – Ясно, меня ждёт скучная и мутная неделя, я понял, – вздыхает парень. – Антон, это для твоего же блага. – Да-да, я это уже слышал. – Через час ужин, – напоминает доктор, делая пометки в блокноте. – Разве это можно назвать ужином? – возмущается Шастун. – Что есть, то есть. С твоей диетой тебе вообще практически ничего нельзя. – Может мне тогда вообще не есть? – предлагает Антон раздражённо. – Нет, есть тебе как раз нужно. Ладно, я зайду завтра утром, – говорит Евгений Андреевич, стряхивая невидимые пылинки с халата. – Буду ждать! Дверь хлопает несильно, но холод мурашками подкрадывается медленно и тихо. Один. Опять один. Это уже даже смешно.* * *
Сон остаётся осадком на сердце. Так противно. Послевкусие от таблеток сразу появляется на языке, напоминая выход из этой ситуации. Но это не выход. Совсем нет. Заниматься обычными делами нет сил и желания. Сон не восстановил силы, как обычно должен делать, а наоборот, отобрал их все без остатка. Настроение ниже нуля и хочется спрятаться под купол одеяла, не видя весь мир. В голове долбятся мысли, слова, действия и всё бы ничего, если бы это не было связано с парнем, который имеет яркие зелёные глаза. Зачем он появился в его жизни? Зачем так врываться, снося всё на своём пути, пачкая серую жизнь яркими мазками красок, а потом исчезая так, словно никого и не было вовсе? Да вот, только после того, как показали жизнь, которая может быть другой, к своей обычной вернуться уже не получится. Своя уже не такая, как раньше. От своей он уже отвык. Арсений пытается вспомнить запах. Нюхает лимон, не обращая внимание на странность и абсурд ситуации, стараясь вспомнить ту самую кислинку, вдыхает мятный чай, почти задыхаясь от недостатка кислорода в лёгких от большого вздоха. Лёгкий ветерок из окна приносит запах лета, который ударяет в нос и мужчина снимает футболку, корябая грудь ногтями, желая снизить боль внутри неё. Попов больше не хочет без Антона. Он больше не может без Антона. Осознание бьёт током в мозг. Мужчина бежит в комнату, собирая все углы телом, но не обращая на боль никакого внимания. Бардак стал гораздо меньше, хотя пара вещей всё ещё валяется на стуле и кровати. Он реальный. Абсолютно точно. Рисунок... Арсений ведь нашел его в кафе. Это всё не просто так, правда..? В руках маленькая бумажка, немного стёртая от неаккуратного хранения. Она обжигает руку, слёзы наворачиваются на глаза, а сердце стучит в ушах со скоростью света, пропуская удары и мешая нормально дышать. Попов не знает, что делать. Он запутался во всём.* * *
Сосед по имени Саша имел у себя много настольных игр. Он приятный молодой человек, который оказался в этой больнице с сотрясением мозга, когда упал с третьего этажа. В подробности Александр не вдавался, но из всей этой истории Антон понял одно – это очень весёлый парень и жизнь у него точно такая же. Его медовые кудри часто лезли в лицо, а шоколадные глаза впивались в зелёные намертво. Его веснушки покрывали большую часть кожи, а розовые губы растягивались в улыбке каждую секунду. Такой солнечный и тёплый. Он как Антон, только более живой. Они нашли общий язык сразу, потому что оба были легки в общении. Странно, если бы у такого человека не нашлась родственная душа, поэтому у Саши на запястье красовались два крестика. Шастун часто кидал на них взгляд и погружался в свои мысли, теребя длинный рукав свитшота. – Ты обязательно встретишь своего соулмейта, Тох! – обратив внимание на все эти взгляды, сказал Александр, ободряюще стукая парня по плечу. Знал бы он, что проблема совсем не в этом. Чистое девственное запястье пряталось под тканью, каждый раз напоминая Антону о своей ничтожности. О том, что он один. Навсегда. Звонок телефона прерывает непринуждённую беседу двух больных, как бы странно это не звучало, и Шастун, кряхтя, тянется к тумбе за мобильным. – Алло? – Ну что, Шастик, рассказывай, – звучит хриплый голос в трубке с усмешкой. – Павел Алексеевич? – парень весь подбирается, а потом убирает телефон от уха и смотрит на экран. Это действительно он. – Опять он на "Вы", что ж такое-то. Мозги совсем отшибло что ли? – цокает тот. – Блин, Паш, реально ты! – Йо-о, кажется, всё совсем плохо, да? – Нет, нет, я просто не ожидал, что ты позвонишь, – говорит Антон и поглядывает на соседа. – Ну, а как же я без тебя, идиотина? Просто я решил тебя не беспокоить. Всё понимаю, ты живучий, но головушка твоя должна отдохнуть. Да и Дима мне всё рассказывал подробно, так что у меня связи, – оправдывается Павел, улыбаясь. – Ладно, так и быть, прощаю. Расскажи лучше, как там у вас всё? – Давай ты не будешь сейчас думать о работе? – вздыхает Воля и трёт глаза. – Ну, Паш, пожалуйста. Хотя бы скажи что там по моей командировке и проекту, ради которого я, собственно, здесь. – Придурь ты, Шаст. Они сказали, что всё понимают, приняли твой проект без презентации, но сумму, естественно, урезали, – в трубке слышится разочарованный вздох, и Паша спешит добавить: – Так, я же сказал тебе даже не думать об этом. Ты пострадал, Антон, и мы все тут себе места не находим. К тому же твоя работа им очень понравилась и сбавили они немного. Да и деньги тут не главное, понимаешь? – молчание, – Шастун. – Да.. да. Спасибо. – Лечись. Мы все тебя тут ждём, – говорит Павел и отключается. Антон откидывает телефон и трёт лицо руками, а после натыкается взглядом в чужие глаза. – Что-о? – говорит он. – За тебя переживают, – говорит Саша, – а ты светишься. – Паша – это мой начальник. Он заменил мне отца и во многом помог, – зачем-то делится Шастун и расправляет простынь. – Круто, что у тебя есть такие люди, – улыбается сосед и тоже начинает раправлять кровать. – Ладно, давай спать. А то Женечка придёт и пизды нам принесёт. Спорить с этим бессмысленно, ибо сущая правда – Евгений Андреевич ругает всех, кто не соблюдает режим, поэтому они выключают свет и ложатся в кровать. – Добрых снов, Шаст. – Спокойной ночи, Саш. И две души погружаются в другой мир. Им обоим снится сон. Одному – про длинный поезд, который не останавливается, и в нём едут необычные существа, будь то кошка с телом рыбы или противный циклоп, который смотрит на тебя своим глазом. А вот другому снится сон, который напрямую связан с другим человеком. Арсений тоже лёг спать после тяжёлого дня и медленно погружается в царство Морфея, боясь вновь не увидеть там Антона. Они ведь давно связаны. Каждой клеточкой тела. Так будет всегда. Но скоро всё изменится. Или нет...?* * *
Вокзал. Людей так много, что сложно протолкнуться. Но Антон упорно проскакивает между ними. Ему всё равно на них. Даже мужчина, который наступил на белый кроссовок, наверное, специально – не злит. Ему просто плевать. Сердце не на месте. Оно рвётся к тому, с кем давно связано, словно плющом. Улыбка не сходит с лица, а внутри всё переворачивает и ухает. Стая бабочек в животе вспорхнули ещё в поезде, не собираясь прекращать свои полёты, щекотя органы. Хочется плакать, смеяться и кричать на весь мир. Он увидит его. Такси едет так медленно, собирая все пробки, отчего дрыгающаяся нога уже ноет. Время еле тянется. Так сложно ждать. Невыносимо. Душа готова разорваться на мелкие части, отчего слёзы наворачиваются на глаза. Он кидает деньги таксисту, не прося сдачи, хлопает дверью и выскакивает на гололёд, поскальзываясь. Неуклюже, торопясь, он бежит на встречу к нему. Озираясь по сторонам он видит рядом то самое кафе, а напротив набережную. Миг. И взгляд попадает на высокую фигуру. Сердце пропускает удар. Они делают шаг навстречу, как зачарованные. Смотрят неотрывно, а люди вокруг размытые, словно их и нет вовсе. Шаг. Глаза в глаза, ничто больше неважно, кроме друг друга. Зелёные в голубые. Они ускоряют шаг, расстояние между ними уменьшается, а сердце перестало стучать. Секунда. И они врезаются друг в друга. Между ними всё ещё миллионы атомов, отчего два тела вдавливаются сильнее и сильнее, желая раствориться в другом. Слёзы, улыбки и сердца в унисон. А остальное – неважно. Два человека в разных местах Питера подскакивают на своих кроватях, понимая, что всё это был сон. Ткань на теле душит, дыхание спирает, а руки трясутся. Тело бросает в жар, а в мыслях кричит одно единственное: "Я должен его найти". И только тлеющая сигарета обжигает нежные пальцы Арсения, а сигаретный дым в лёгких Антона отдаёт горечью. Они встретятся. Ведь так..?