Если это сон, я хочу остаться в нём навсегда

В девять утра больница кишит людьми. Медперсонал, врачи, посетители и пациенты, что могут самостоятельно двигаться, ходят по коридорам здания, а в палатах все просыпаются от посторонних звуков за дверью. Кому-то сейчас делают операцию, кому-то устанавливают диагноз, а кто-то бездумно лежит в кровати, читая нудную книгу. Всё стало вновь единым организмом, но два его атома, что стали единым целым, нарушают исправную работу, отсыпаясь в 105-й палате. Чебатков неспеша идёт к нужной комнате, пересекаясь со всеми знакомыми и незнакомыми ему людьми, принимает благодарности от плачущих мам кивком головы и дежурной улыбкой, а сам мечтает поскорее позавтракать. Его уморили ещё с самого утра, но он любит свою работу всей душой и готов терпеть любое испытание, лишь бы видеть в чужих глазах плещущееся "спасибо", что можно прочитать в зрачке огромным капсом. Да, у монетки есть две стороны. Вечный закон жизни, когда за тёмным идёт светлое, а за белым та самая пугающая чернота. Твой пульс, что стал линией, может вновь начать свой вальс под мелодию сердца, а может наоборот – закончить её на половине куплета. Так невыносимо смотреть в доверчивые глаза близких пациента, которому ты проводил операцию, а после говорить ту пустую фразу, что остаётся звоном на сердце всю жизнь. Иногда он тихий-тихий, что еле слышишь, сопровождает тебя, поддерживает и как бы говорит "я рядом". А иногда такой громкий, давит на голову и пускает по ней невыносимую, а ты жмуришься, и слёзы текут из глаз режущей болью. Женя знал, на что шёл. Он горел этим с детства, как и многие, но действительно не предал свою мечту. Поэтому заходит в палату к Антону, чтобы порадовать новостью. А от сердца откалывается маленький кусочек. Улыбка торкает губы, а Саша, что до этого вопросительно смотрел на врача, расслабляется и прикладывает палец к губам, говоря этим жестом "тише". Перед глазами – два жмущихся тела, которые соединила душа. Они пытаются отдать другому тепло, кровь стала густой, а их дыхание едино. Одно целое. Один элемент. Уткнувший свой нос в шею Арсения Антон и Попов, что прислонился к шевелюре парня, вдыхая его запах. Они очаровательно и слишком умилительно свернулись клубочком и видно, как нуждаются в этом. Как долго искали друг друга. Как долго боялись. Как долго были порознь, а сейчас насыщаются друг другом даже через сон. Разочаровано вздохнув, Евгений Андреевич подходит ближе к кровати под внимательный взгляд парня, что сидит на другой, и разглядывает лицо Шастуна. Разглаженные морщинки и умиротворение, ведь рядом тот, с кем ему спокойно даже во сне. Всё то время, что парень провёл в больнице, мужчина наблюдал за ним на ночном дежурстве. Антон всегда спал тревожно, лоб его покрывался испариной, а мокрые ресницы на глазах подрагивали при свете луны. А теперь у него появился личный хранитель снов, что целует напряжённые веки и нахмуренную складочку между бровей. Легонько касаясь плеча зеленоглазого парня, Евгений смеётся на сонное бурчание того, а потом наблюдает за резкой сменой настроения. – Ев-Евгений Андреевич, Вы..? – тихо начинает он, чувствуя бодрость и горячую руку, что опоясала его за талию. – Антон, давайте поговорим наедине? Жду в своём кабинете, – задаёт врач риторический вопрос и стремительно покидает палату. Шастун громко выдыхает, растирает лицо ладонями и после озирается по сторонам, натыкаясь на зоркий глаз Саши. Тот ухмыляется и кивает головой в сторону парня. Повернув голову, Антон не чувствует улыбку на губах, что автоматически появилась. Арсений спрятал свой нос-пуговку в подушку, его смоляные волосы были растрёпаны в разные стороны, а тусклые, но уже такие любимые губы были расслаблены. Антон протягивает свою руку и бережно касается щеки Попова. Тот морщит нос во сне, ресницы подрагивают, а парень чувствует, что сам светится. Наклоняется к мордочке мужчины и бережно, так нежно и со всей любовью касается носа, щеки, век, лба, покрывая всё лицо своими губами. Арсений чувствует во сне, что стало слишком щекотно, а сознание возвращается, и Морфей, наконец, отпускает из своих на этот раз заботливых рук, позволяя рассмотреть причину пробуждения. Шастун лыбится, так ярко и солнечно, так довольно и хитро, что мужчина тушуется, зарываясь обратно в подушку. Собственные губы растягиваются, выявляя ямочки, а потом на них чувствуются чужие, горячие. Парень еле касается, лишь просто соединяет их уста вместе. В этом поцелуе нет страсти, нет разврата и напора. В нём есть только с ч а с т ь е. Светлое и яркое, что осветит их галактику. Откуда появилась эта распирающая нежность? От чего так резко захотелось ощущать чужие пальцы в своих волосах или на горячей коже, плавясь от этих прикосновений, как восковая свечка? Секундное мгновение, но где-то в космосе точно взорвалась одна огромная звезда. Прямо как каждый раз в их глазах взрываются целые галактики, когда смотришь в чёрный зрачок, будто разглядывая ночное небо. Мужчина хмурится, ощущая холод без уже привычных губ, а потом приоткрывает глаза и встречается со взглядом Антона. – Мне нужно сходить к Жене... – тихо говорит Шастун и касается своей рукой запястья Арсения. – Я просто не хотел, чтобы ты пугался, что меня нет рядом, поэтому разбудил. – Спасибо, – только и говорит он, а потом придвигается и трётся носом о чужой. Тихое хихиканье, а потом Антон медленно поднимается с кровати и только сейчас вспоминает о соседе, что сидит и умилённо смотрит на них в открытую. – А ты, – грозно, но больше шуточно обращается парень, – следи, чтобы с этим дурашкой ничего не случилось. Арсений возмущённо вскидывает брови и выглядит оскорблённо, бурчит под нос "мне что, пять лет?", но Шастун захлопывает дверь, слыша только звонкий смех Саши. Почему-то неприятное ощущение пробирается по всему телу, соскабливая защитный слой ногтями, но уверенная походка и мысли о таком утре каждый день, в одной кровати с тем, кто является тем самым человеком, про которого говорят замыленные фразочки в книгах и фильмах, отвлекает. Тот самый, что с тобой до гроба, нога в ногу по острым гвоздям или на дне самого глубокого моря с камнем, что привязан к ногам и тянет к самым водорослям. Тот самый, что будет орать с тобой песни корявым голосом в пять утра прямо в центре Питера; тот самый, что устроит банальный пикник в лесу, но с ним, с этим человеком, каждое чувство, касание, действие кажется чем-то неземным. Таким невероятным, что хочется делать всё это снова и снова, лишь бы почувствовать замирание сердца при каждом разе. Как же долго я тебя искал, мой ангел-хранитель. Да так, что чуть не отправился за тобой в ад, хотя ты на самом верху. В кабинете лечащего врача как всегда очень уютно, что большая редкость. Всё ещё тревожно, но теперь он понимает. Не один. Он больше не один. И делить ему свои трудности есть с кем. Раньше тоже было, но мама не могла ответить с небес, потому что звёзды только слышат. – Евгений Андреевич..? – Да-да, заходите, – слегка дёргая уголки губ, произносит врач. Антон несмело переступает порог и, замечая кивок, садится на кресло напротив. – Антон Ан... Можно просто Антон? – вежливо уточняет, на что получает кивок от парня. – Антон, примите мои поздравления. Вас выписывают сегодня. – Как сегодня..? Но.. – неверяще, срывающимся голосом произносит Шастун еле слышно. Внутри всё сжалось. Ему придётся уехать от Арсения. Потому что его дом в Москве. Кто же знал, что дом это действительно не место, а человек. – Нет, больничный обеспечен и прочее, но держать вас в больнице нет смысла. Показатели хорошие, состояние ухудшиться только при физических нагрузках и стрессе. Хотя, второе должно быть очень сильным, чтобы произвести нужный эффект, – хмыкает врач, не понимая реакцию парня. – Вы же живёте в Москве? – спрашивает, зная ответ. Антон кивает неуверенно, дёрганно. У него нет слов. Всё не может так быстро закончиться. – Ну вот, поезжайте домой. Вас семья заждалась, наверное, – ухмыляется Евгений, а в глаза парня вонзаются иголки, вызывая слёзы. Моя семья тут. – Документы заберёте на стойке регистрации, я всё передал туда. До 2-х Вы должны уже выписаться. А дальше, как в тумане. Быстрый кивок, робкое "спасибо", коридор, что тянулся бесконечно, ноги, которые заплетаются при каждом шаге, а перебирать ими трудно, в них словно пух. Ручка двери, что обжигает нежную кожу, встрепенувшийся Арсений, что светит яркой улыбкой, которая пропадает сразу, замечая потерянный взгляд Антона. – Антош, что тако... – Меня выписывают, – чётко, но тихо говорит он, перебивая Попова. Тот вопросительно смотрит, а потом опять начинает слепить улыбкой. – Так это же замечательно, родной! – восклицает он и примыкает телом, обвивая талию Антона руками и тычась носом в шею. – Арс, я уеду в Москву, – и что-то обрывается. У обоих. Так сильно, с громким хрустом. Арсений замирает в руках. Кровь застыла в венах, сердце путается в собранном ритме. "Ты.опять.будешь.один. В с е г д а," – громкий смех змея, что сидит где-то внутри и нашёптывает то, из-за чего люди уничтожают сами себя. Если его не слушать он станет тише. Но он всегда будет рядом. И не всегда вовремя. Голова стала чугунной, перед глазами искорки, а размеренная речь Шастуна только сейчас доходит до мозга обрывками. – Мы что-нибудь придумаем. – Я уеду... – У меня там кот ещё... – Я так сильно тебя люблю, лисичка. Тихий шёпот, осторожные касания, а Арсений ничего не слышит и не чувствует. – Арс, ты слышишь? – Попов дёргается, возвращается в реальность и нервно улыбается, выпутываясь из кокона тёплых рук Антона. – Да, – хрипло. Он отличный актёр. – Не переживай, Тош. Я щас тебе номер свой дам и соцсети. Будем созваниваться, а дальше что-нибудь решим, правда? – дрожащими руками хватает телефон с тумбы, судорожно ищет всё нужное и выхватывает протянутый гаджет из рук Шастуна. Вбивает всё нужное, отдаёт телефон, а в глаза не смотрит. А Антон смотрит пристально. На каждую мимику и дрогнувшую морщинку. Всё видит. Всё чувствует. Всё знает. Подходит близко, берёт своей мокрой от волнения ладошкой чужую, рассматривая каждую полосочку и водя по ним подушечками пальцев. Целует каждый сантиметр тыльной стороны, а потом притягивает ближе в объятия, целуя Попова в лоб. Арсению нравится. Он тает и растекается как снег в тёплых ладонях или восковая свечка от яркого огня. Но сейчас этот огонь ранит. Так не хочется, но мужчина отстраняется, когда Антон тянется чмокнуть его нос, натягивает фальшивую улыбку, смотря на тусклый взгляд парня и делает пару шагов назад, теребя края футболки. – Антон, я.. я поеду, ладно? Тебе же нужно выписаться, собрать вещи и... Потом созвонимся, ладно? – Арс, всё ведь хорошо, да? – говорит, а сам чувствует, какая пустая эта фраза. – Конечно, – самая слепая ложь. Наспех взятые вещи, смятые в руках и брюнет почти касается ручки двери, как Шастун хватает его за плечо, останавливая. – Погоди, – ждёт, пока Попов отстранится, а потом убирает руку и снимает ею с пальца кольцо. Серебряное, с круглой окантовкой и чёрным, поглощающим в себя всё на свете камнем, что хранил в себе все тайны и ответы. – Мои кольца ничего не значат. Я ношу их просто так и коллекционирую. Но вот это, – он протягивает руку с украшением и отдаёт Арсению, – имеет особый смысл. Оно невероятно ценно для меня, – с лёгкой грустью и загадкой говорит парень, смотря на недоумённый взгляд Попова. – Отдаю его тебе, чтобы ты был уверен – я вернусь. Храни его, пожалуйста, – с мольбой шепчет Антон и надевает кольцо на указательный палец мужчины. Тот смотрит, открывая и закрывая рот, с широко раскрытыми глазами, потом опоминается и кивнув на прощание, выходит из палаты. А потом долго-долго рассматривает украшение, сидя в своей машине.

* * *

– Ша-аст? – поражённо говорит Саша, что заходит в комнату и смотрит на собранного Антона. – Наконец-то! Чего так долго? – никак не реагируя, интересуется парень, подскакивая с кровати. – Да я сначала на процедурах был, потом до столовой прогулялся и вот, пришёл. А почему ты собран? – Меня выписали, Сашка, – хмыкает, смотря из-под лобья грустным взглядом, и улыбается. – Боже, Тох, это же ахуенно! – кричит он и набрасывается на парня с объятиями, крепко стискивая рёбра. – Я так рад за тебя!! Они смеются, обсуждая последние события, что произошли с ними вместе и разочарованно вздыхают. Слишком родные друг другу. Расставаться больно. – Наверное, мне нужно уже идти, – тихо сказал Антон, боясь произносить эту фразу. – Да, конечно... – вздохнул Саша и поднялся со своей койки. Антон повторил его действия и, встав совсем рядом, накинулся с крепкими объятиями. – Ты только меня не забывай. – Никогда. Буду задалбливать тебя в соцсетях, – хмыкнул Шастун под смех парня. – Тогда жду не дождусь. Удачи тебе. Надеюсь, у вас с Арсением всё будет хорошо, – пожимает руку и доверчиво смотрит в глаза. Таким глазам хочется верить. – Я тоже надеюсь.

* * *

Сигареты. Такая мелочь. Всего лишь маленькая палочка с табаком, а вызывает у людей рак горла. И это минимум, что она может сделать. Сигареты – мелочь. Убивать можно разными способами. Убивать себя можешь ты. Чем угодно. Можешь физически, прямо в ванной, в своей собственной квартире или под поездом, ведь так сильно любишь стук старых рельс. Можешь морально. А это страшнее всего. Убить себя внутри и выжечь до тла, а потом заниматься повседневными делами, чтобы никто даже не подозревал хуже, чем ты будешь лежать на пешеходном переходе в луже собственной крови. А ещё могут убить тебя. Физически, находясь за рулём этой самой машины и не заметя красный. Или морально. Ты переложишь своё сердце в руки человеку, смотря в его глаза верно и предано, а он возьмёт его и сожмёт в руках, впиваясь ногтями или вовсе выкинет в реку с моста, где вы сейчас стоите. И легче спрыгнуть за органом, умереть вместе с ним, но ты только киваешь головой и подходишь ближе, чтобы тебя обняли. Чтобы погладили по голове и сказали, что ты справишься. Только ты уже не справишься. У тебя нет больше ничего. Даже того, что давало тебе жить. Ты просто уходишь с того самого моста, оторвав сердце для другого человека, который его выкинул. А потом по пути встречаешь другого. Он говорит тебе, что ты справишься, что сильный, а взамен ничего не попросит. Ты будешь брыкаться, сопротивляться, а он вытащит своего дорогого хранителя жизни, разломит на две части и отдаст один из этих кусков. Он подарит тебе свою любовь, будет отдавать свои силы, но никогда не скажет, что любит всем сердцем. Потому что так нельзя. Ты можешь потерять всего себя, если отдашь кому-то этот важный орган, что поддерживает твою жизнь. Ты лишишься этой жизни, если станешь любить кого-то каждой его клеточкой. Потому что потом легко можно вырвать с корнями и выкинуть с окна, но это ещё не самое худшее. Сердце, оно ведь может заполниться человеком, а потом тот уйдёт. Нет, он не заберёт его с корнями и уж тем более не выкинет в какой-нибудь мусорный бак. Он просто уйдёт, а сердце останется с тобой. Только оно захочет быть с ним. Захочется вырвать с корнями и вложить в руки, потому что этот человек был твоим электрокардиостимулятором, а потом выключился, оставляя тебя одного бороться за каждый стук. И ты борешься. Пытаешься, а потом получается. В памяти он всё ещё всплывает, но эти воспоминания хорошие. Нет больше той пустоты или ненависти. И дышать стало проще, а сердце стучит самостоятельно, но в унисон с тем, кто сейчас рядом. Затяжка за затяжкой. Открыто одно единственное окно, но оно не справляется с таким количеством дыма, поэтому квартира пропахла табаком. Мысли нужно выкуривать. Вытравливать, чтобы они не отравили организм полностью, до каждой мелкой частички. Сигареты убивают. Но мысли, переживания и внутренний ты убивают быстрее и эффективнее. "Один. Ты будешь один. Он уедет, будет писать, а потом прекратит. И ты больше никогда не узнаешь о его жизни. Забудет тебя и будет счастлив," – тихо, едко, но так правдиво говорит разум. Шепчет, касается длинным скользким языком уха и шипит. А Арсений верит.

* * *

Вещей немного. Только то, что до этого было в номере Шастуна и немного одежды Димы. Бумажная волокита в больнице длилась довольно долго, но уже в 4 вечера, хорошенько поев вкусной еды в кафе, парни были в отеле. Позов, после бессонной ночи, решил поспать, чем занимался уже второй час. А Антон переживал. Открывал раз за разом переписку того, кто так сильно нужен и дорог, а страх лез по спине уверенно. Лисичка, 12:16 Я дома, всё хорошо

Вы, 12:49

Отлично, я сейчас документы на регистрацию пойду забирать, потом с Позом в отель

Вы, 15:01

У тебя всё в порядке? Я уже еду в отель, поели в кафе только что

Вы, 15:12

Не хочешь прогуляться? Покажешь мне Питер, я тут ведь и не пробыл особо

Вы, 15:30

Арс, я переживаю. Надеюсь, ты просто занят

Вы, 15:56

Ты же читаешь...

Ответь, пожалуйста, родной. Мы же можем обсудить всё, что тебя тревожит. Просто ответь и скажи в чём проблема

Лисичка был(а) в сети в 15:57

Антон злится. Но не на Арсения. На себя. Он знал, что так будет, ведь самому тревожно, что будет дальше, но он готов пытаться решить проблему, ведь считал, что отношения на расстоянии есть. Если есть любовь, но чёртов путь из одного города в другой является самой ничтожной проблемой. Он был готов бороться. "Неужели ты так быстро сдался, родной..? Не волнуйся, я готов побороться за нас двоих."

* * *

Серёжа устал. Устал на работе, что забирает все силы, время и желание делать что-либо. Устал от того, что его соулмейт так и не нашёлся, хотя именно сейчас невероятно сильно нужен. Устал вечно тухнуть в квартире. А раньше было не так. У него было мало друзей. Наверное, стадия взросления характеризуется количеством тех, кому ты действительно доверяешь и тем, кто не просто знакомый под предлогом друг. Арсений всегда был крепким плечом и опорой. Тем самым оболтусом, что всегда поможет с проектом в пять утра, лишь бы не отчислили; тем самым ненормальным человеком с безбашенными идеями, что в нормальную голову никогда не придут; тем самым, кто заменит родственную душу собой, не желая ничего взамен. Тот самый, что всегда близко. Но сейчас Арсений так далеко. Они больше не ходят на набережную летом, чтобы купить сладкой ваты и сделать из неё усы – идея Попова; не заваливаются в какие-нибудь клубы, танцуя при этом в глупых тапочках на столе, ведь Арсений забыл надеть свою обувь и поспорил на сотку, что сможет проходить в них весь день; не сидят в квартире, обсуждая все политические темы и развитие мультсериала "Леди Баг и Супер-кот". А всё ведь поистенне просто. Попов просто отдал всё своё сердце той, что вырвала его без остатка, оставив Матвиенко безжизненное тело. Как же долго он боролся. Пытался, вытаскивал и спасал каждый раз, прятал таблетки у себя в куртке, когда был в гостях, звонил невзначай, а сам молился, чтобы тот взял трубку. Получилось. Не так, как было раньше, но теперь он начал оживать. Смеялся искренне, шутил, кайфовал. Но это когда он был не один, в своих четырёх стенах. В них была она. Та, что по щелчку пальца, как Танос, разрушила всю вселенную, не думая о последствиях. Вселенную Попова, что создавал её так долго. Но что-то изменилось. Арсений стал жить. После того самого первого сна. Он вечно мог притворяться, как ему хорошо, но глаза всегда выдают. Радужки, что были тускло-голубыми стали яркие, такие, как раньше. Такие, как с ней, только в тысячу раз больше. Это не было похоже на кошмары, что мучили мужчину каждую ночь, что Матвиенко приходилось рассекать весь Питер после сообщения «Спаси», трясясь от страха. Такое странное чувство. Арсений действительно сошёл с ума? А потом нашёл. Нашёл того, кто даже во сне заставлял жить. Заставлял, но при виде то него самому хотелось. Читал весь вчерашний день маленькие короткие СМС в виде «на месте», «жду», «нашёл», «я больше никогда его не отпущу» и одной единственной фотографией спящего взъерошенного парня, что так крепко прижимался к Попову даже когда находился в лапах сновидений. Серёжа радовался. Он был счастлив видеть молчание в личных СМС с Арсением, не видеть его звонков и прочее. Потому что Попов больше не один. И глаза его ярче сапфиров. А нужно было бояться. Одно единственное «он уедет» и сердце легче вырвать, отдав самому близкому на свете. Выученный путь пугает. Хочется забыть дорогу к этому дому или ехать туда по другой причине. Стоять перед дверью друга уже противно. Звонить туда больше 20 минут – ещё больше. Ругаться с бабушкой-соседкой за то, что он не вор – привычка. Обречённо падать на грязные лестничные ступени – дело принципа. В чате всплывает несколько СМС подряд. Матвиенко замирает, а потом видит входящие от Попова и немедленно читает: «Я тебе не открою» и два пересланных. От Антона. И тут что-то щёлкает. Арсений, наверное, даже не осознаёт ошибку своего действия. Матвиенко кликает на аккаунт парня из пересланного СМС и ликует. Всё слишком просто.

* * *

Что делать. Эта фраза мучает Шастуна уже полчаса и это скоро доконает. Как найти Арсения. Антон ведь ничего не знает. Только соцсети, где было написано больше десяти входящих и номер телефона, на который он позвонил раз семь. Ответа нет. Отложив смартфон, он трёт лицо руками и выходит на балкон. Дима всё ещё спит, да и хочется побыть одному. Мысли затмевает голубоглазый брюнет. Антон без Попова больше не хочет. Это не больная зависимость, которая не даёт сделать глоток воздуха без другого человека. Это любовь. Самая настоящая. Всё ещё смешно. Он ведь сначала полюбил мужчину из сна. Даже смешно. Арсения хочется касаться. Хочется, чтобы он грел своим теплом рядом, позволял любить и сам любил. В Москве у него всё. В Питере, даже больше, чем всё. Но одно из этого выбрать нельзя. Да, возможно, в какой-нибудь истории о этом самом невероятном чувстве герой бросил всё, что держит его в другом городе, ради любимого. Но в реальности не так. Мало кто пожертвует всем в обмен на всё и ничего одновременно. Это сложно. Так резко всё это сделать не получится. Антон правда пытается. Но один он не сможет. Одна сигарета. И сейчас её достаточно. Она медленно тлеет, а дым приятно распространяется по органам. Сейчас он действительно наслаждается ею. Табак помогает думать. Но заканчивается. Нисколько не разочарованный Шастун выходит с балкона, кидая взгляд на Диму, подходит к своей кровати и плюхается на неё. Чуть потупив взгляд на потолке, он берёт телефон и видит уведомление, резко сжимаясь от волнения. Сергей Матвиенко, 16:26 Здравствуй, Антон, я друг Арсения. Ты наверное меня знаешь. Очень нужна твоя помощь

Вы, 16:31

Привет, ты не знаешь, с ним всё хорошо? Он не отвечает, а я безумно сильно переживаю и даже не могу приехать.

Сергей Матвиенко, 16:31 Знаю. Как раз по этой причине и пишу. Скину тебе адрес геолокацией. Ты очень нужен, Шаст

Вы, 16:32

Выезжаю

* * *

На дороге мало машин. Люди будто понимают ситуацию, ну или просто на работе. Такси Антон вызвал сразу, поэтому буквально через пару минут сидел в чужой машине и ехал к тому, кто стал частью его мира. Нет, не всем миром, потому что тогда своего не останется. Но гораздо лучше разделять что-то общее. Ваше. В подъезде довольно прилично, хотя на дверях лифта разные каракули от шкодливых подростков. Они слегка скрипучие и открываются медленно, что слегка злит, но Антон выдерживает это испытание нервов и оказывается у нужной двери квартиры. От неё веет домом. Серёжа был здесь, как сам рассказал по телефону, но решил не мешать Шастуну. Они всё обсудят потом. Сейчас нужно спасти Арсения от самого себя. Для этого и нужны близкие. Стук в дверь. Звонок. Эту мелодию раздражающих звуков парень быстро прекратил – бесполезно. Бьётся головой о стену и думает, думает, думает. – Арс, это я, – решает просто делать сердцем, – хотя суть не поменяется, полагаю, ведь ты не захочешь открыть. Догадываюсь, что случилось и почему такая реакция. Не буду спрашивать всё ли хорошо, – вздыхает и садится прямо на грязный пол подъезда, опираясь спиной о входную дверь и стукает затылком, прикрывая глаза, – потому что ответ будет пустым. Но я хочу, чтобы ты чувствовал меня рядом, – Арсений, что стоит рядом, падает на колени и прижимает их к себе, также упираясь спиной к двери квартиры. Их разделяет одна чёртова деревяшка, а кажется, будто целая галактика. Но даже так они будут вместе. – Я знаю, что тебе очень страшно, лисичка. Я чувствую это и сам испытываю. Но тебе не нужно бороться одному. Мы можем бороться теперь вдвоём. Как одно целое, бок о бок. Тебе нужно это понять, – плечи Попова дрожат, а Шастун, кажется, чувствует это каждой клеточкой тела. Спина к спине, жаль, они не могут коснуться. – Ты больше не один. Я никогда не оставлю тебя. Можешь не верить, но я всегда буду готов обнимать тебя, когда так плохо, что тянет выблевать кишки. Или когда так хорошо, что эмоций слишком много, хочется кричать, плакать и истерично смеяться, лишь бы их куда-то деть. Я готов смотреть на тебя в такие моменты и быть близко, касаясь мизинцем твоего или сгребая в охапку твоё бренное тело, – задыхается, спотыкается на каждом предложении, но остановиться не может. Любит. – Готов банально бранить тебя за то, что вышел без шапки до магазина и кормить глупыми завтраками в постель, как бывает в слащавых фильмах. Готов устроить даже что-то безбашенное. Прыгнуть с парашютом вместе с тобой или искупаться с акулами. Потому что мне не страшно, если рядом окажешься ты, – Антона еле слышно, но его мягкий и бархатный голос обволакивает каждый атом тела. – Может, не все твои идеи я поддержу, потому что я даже боюсь представить, на что способен твой генератор идей в голове, – они тихо смеются себе под нос и мечтают об одном и том же. К о с н у т ь с я, – но я точно буду рядом. Всегда. Даже, если буду в Москве, а ты в Питере, – шумный выдох Арсения и лёгкая мечтательная улыбка Антона. – И не только потому, что ты моя родственная душа и предназначен судьбой. В первую очередь потому, что я люблю тебя, Арс. Так сильно, что терять не собираюсь. Слышишь? – замок щёлкает. Шастун, что пребывал глубоко внутри себя и лёгкой эйфории не сразу понимает, что дверь осторожно упирается ему в спину с большей силой, а потом, осознавая, подскакивает и смелее тянет ручку на себя. Его Арсений. Его Антон. Шаг, глаза в глаза. Всё, как в первый раз. Дрожащие ноги, спёртое дыхание и убитый взгляд заплаканных глаз Арсения всё, что им двоим нужно. – Не очень хорошо расслышал, что ты в конце сказал, – сипло, смотря крупными глазами, говорит брюнет и подходит ближе, аккуратно касаясь чужой кожи на руке. – Могу повторить, – так же тихо. В словах нет иронии, стёба и издёвки. Только лишь любовь и тепло. – Иди ко мне, – растягивает руки Шастун и слегка тянет на себя мужчину, что попадает в его объятия. – Я люблю тебя, родной. И готов быть рядом. А Арсений счастлив. От него не ушли. Его понимают. И с ним рядом. – И я люблю тебя, – потому что не "тоже". Он просто любит. Этого высокого красивого юношу, что встретился во сне и покорил своей солнечной улыбкой. Ему хочется целовать каждый раз эти красивые губы, что ярче спелой вишни; трогать смешную родинку, что выглядит будто пятнышко от шоколадного мороженого; хочется снимать все украшения с длинных изящных пальцев и запястий, когда Антон уснёт на диване и укрывать его пледом, сидя потом долго около него и держа за руку. Он хочет любить голос Шастуна, что говорит так мягко и размеренно, заглядывать в сочные зелёные глаза и выискивать там каждый раз новый мазок и оттенок. Хочет воровать любимые толстовки у парня, чтобы потом говорить "мне идёт больше! тебе жалко что-ли?!" и с визгом бегать по всей квартире, желая добиться своего. Ему хочется. И он любит.

* * *

Пить горячий чай вечером им нравится. Сидеть за столом и просто смотреть друг на друга – нравится. Лежать в обнимку на кровати брюнета, что оказалась такой мягкой и родной, будто была создана для них – правильно. Кровать больше не пуста. Она всегда была слишком огромная и ненавистная, хоть и очень удобная. А сейчас, лёжа на ней с человеком-котом, что фырчит каждый раз, когда Попов говорит очередную чепуху, так нужно. Антон смотрит своими большими глазами и просто улыбается, а на душе так.. легко. Стало проще дышать. Он водит пальцами нежно-нежно касаясь кожи и хихикает, когда Арсений дёргается от щекотки. Целует мелкими звёздочками лицо и чуть дольше уделяет внимание губам. Время неизвестно. Оно им не нужно. Пусть идёт хоть быстро, медленно или вообще остановится – плевать. Главное, что в эту секунду они вместе. Смотрят на галактики в зрачках друг друга и видят целые измерения. – Арс, а... – мнётся Шастун и отводит взгляд, перебирая чужие пальцы. – Ты мне доверяешь? – Теперь – точно да, – уверено говорит Арсений, догадываясь о чём пойдёт речь. – У меня была родственная душа. Её звали Алёна. Я встретил её абсолютно глупо. Мы просто шли по улице на встречу другу, – мечтательно рассказывает и хмыкает своим мыслям, – помню, как сейчас, я шёл за долбанной мукой, ведь дома закончилась, а я намесил тесто, заметив отсутствие этого невероятно важного ингредиента. – Вот ты дурашка, Арс! – восклицает Антон и они звонко смеются. Попову больше не страшно погружаться в прошлое. Если он утонет, то точно не один. Но он никогда не позволит им обоим утонуть. – И вот, иду я с этой мукой в руках, вижу девушку на огромных шпильках, а она идёт, знаешь, еле-еле. Мы оба самые несчастные на планете люди – одна натёрла ноги, другой потащился на улицу, когда было очень впадлу. Смотрим убито друг на друга, а потом у меня рука прям током прошибает, – мужчина начинает ещё больше жестикулировать, перевернувшись на спине, а Шастун начинает ещё больше ржать, понимая, к чему всё это ведёт. – А я беру, и роняю эту идиотскую муку! У неё рука тоже дёргается, но она даже внимание не обратила, а только стоит, смотрит на меня вокруг белого хаоса из муки и начинает задыхаться со смеху. Так сильно до боли в животе я не смеялся, наверное, никогда. – Это невероятно романтично, Арс! Почему я не удивлён, что именно с тобой такое случилось, – истерично говорит парень и тоже переворачивается на спину, чувствуя сжимающуюся ладонь на своей и сжимая её в ответ. Дальше будет сложно. Он чувствует. И рядом. – Потом узнали друг друга ближе, она была очень умна и такая добродушная... Я таял каждый раз, когда слышал её смех, – мужчина поворачивает голову и Антон повторяет за ним, встречаясь с глазами. Он видит, что Арсений всё еще любит. Но он не ревнует, не злится, не бросает. Он только ждёт, пока того отпустит. – Мы были вместе год и.. я так её любил. Невероятно сильно. Я такого никогда не испытывал и дело даже не в родственных душах. Она была всем для меня. А потом взяла и улетела, – и воздух вокруг резко стал ледяным, а внутри всё свернулось жгутом. – В другую страну. Написала единственное СМС, где слёзно умоляла простить и исчезла из всех соцсетей. А потом, через полгода, я чуть не задохнулся от судорог боли в руке. Тогда на моём запястье и появился шрам в виде крестика. Она умерла, а я даже не знаю где, как и почему. Я не знаю ни её семьи, ни почему так вышло... От этой неизвестности больнее всего, – парень видит капли в глазах брюнета и касается рукой его щеки. Тот прикрывает ресницы, а слёзы скатываются по щекам. – Прошло почти два года, а я всё ещё пью снотворное, чтобы быстрее засыпать, – а Антон молчит. Просто осторожно двигается ближе и крепко обхватывает тело Арсения и начинает выцеловывать каждый доступный сантиметр. – Родной, я никогда тебя не оставлю. Может, судьба распорядилась так, чтобы Алёны больше не стало? Может, девушка лишь хотела тебя.. уберечь? Этого не узнать. Перестань гнаться за самим собой, уже ничего не изменить. Просто будь со мной здесь, сейчас. А с остальным мы справимся. Мы же теперь вместе, – шепчет парень, перебирая чёрные локоны и пуская мурашки по чужому телу. – Обещаешь? – Знаю. И они вновь вместе. Но теперь уже не во сне. Так сильно любят, что становится страшно за самого себя. Я даже не думал, что могу любить кого-то так же сильно, как моего человека.