«Я никогда не забуду его глаз. Таких родных, наполненных любовью и теплом. Умру, но не забуду…»
***
Лале потихоньку осваивалась в новом доме, с интересом вникала во все дела и быт Тырговиште. Часто улавливала хмурые взгляды местных жителей и прислуги, которым явно не нравилась новоиспеченная хозяйка дома. Лале искренне надеялась, что сможет с этим справиться. Что неприязнь отступит рано или поздно. Потому что довольно тяжело постоянно слышать перешептывания за спиной на языке, который она едва понимала. — Александра, — позвала Лале, глянув через плечо на тучного торговца, что провожал ее свирепым взглядом и что-то бормотал. — Что он сказал? Они с Александрой, Шахи и парой рослых охранников прохаживались по рынку, присматривая ткани и украшения ручной работы. Крепкий февральский мороз щипал нос и щеки, а яркое солнце слепило, бликуя на снежных насыпях и сугробах вдоль рыночных рядов. Александра молчала, потупив взгляд, и Лале обернулась к ней, нахмурившись. — Вам не понравится то, что он сказал, — тихо вымолвила Александра, покраснев. — И все же, — вздохнув, вымолвила Лале. — Сказал… Что не станет ничего продавать османской… непристойной женщине, — выдохнула она, зардевшись пуще прежнего. — Ясно, — тихо вымолвила Лале, вмиг погрустнев. — Госпожа, нельзя позволять им так с вами разговаривать! — вспыхнула Шахи, возмущенно всплеснув руками. — Он должен ответить за свои слова, и… — Они знают, что я мало что понимаю, потому и болтают, — передернула плечами Лале, скривившись от досады. — Зато понимают все вокруг, — бросила Шахи. — И люди, и охрана. — И дружно насмехаются надо мной, да. Я не стану жаловаться, мне нужно как можно скорее выучить язык, чтобы ставить их на место самостоятельно. — Госпожа… — Так их уважение мне не заработать! — вспыхнула Лале, и рыночная площадь вдруг покачнулась. — Я хочу заслужить его, а не прослыть обиженной девчонкой, не способной ни на что, кроме жалоб! — Госпожа, хотите, я вернусь и переведу… — начала Александра, но Лале вскинула ладонь. — Нет. Не нужно, — упрямо бросила она, чувствуя все нарастающее головокружение. — Лучше пойдемте в замок, — выдохнула она, схватившись за плечо идущей к ней ближе Александры, чтобы не упасть. — Госпожа?.. Вы в порядке? — округлила глаза та, и Лале повело. Слишком знакомое мерзкое ощущение подкатило к горлу, молочным туманом заползая в голову, и Лале остановилась, глубоко вдохнув. — Нет. Пойдемте домой, не хватало еще рухнуть в обморок у всех на виду, — прошептала Лале, и Шахи приблизилась к ней, взяв под второй локоть. С горем пополам они добрались до замка, и там ноги Лале стали совсем ватными. От падения ее спас подоспевший стражник, растерянно уставившийся на госпожу. — Ce se întâmplă? — пролепетал он, поддерживая Лале от падения. — Nu vezi, e rău pentru doamnă, adu-l în dormitor! — раздраженно взмахнула руками Александра. — Sunați medicul și informați maestrul! — добавила она, повернувшись к остальным. Охранник подхватил Лале и быстро засеменил в хозяйские покои, а двое других метнулись в разные стороны. — Госпожа, доктор сейчас придет, — затараторила на ходу Александра, поясняя, о чем она говорила. В покоях стражник усадил Лале на кровать и быстро ретировался, смущенный и красный, как рак. Александра с Шахи помогли ей избавиться от удушающих тисков платья и уложили в постель. К тому моменту как раз подоспел врач, тоже не пышущий удовольствием осматривать чужестранку. — Госпожа, это Богдан, доктор, — представила его Александра. — Buna ziua,— проговорила Лале. Богдан в ответ лишь сдержанно кивнул. Он принялся медленно копошиться в своем саквояже и вообще не особо торопился, и Александра, не выдержав, гневно прикрикнула на него: — Să ne mișcăm, altfel îl sun pe stăpân, vei regreta! — черты ее лица заострились, руки уперлись в бока, и доктор тут же стушевался и засуетился охотнее. — Что ты ему сказала? — спросила Лале, изо всех сил стараясь сфокусироваться на качающемся потолке. — Что если он не начнет шевелиться, позову господина, и он сильно пожалеет о своей медлительности, — проворчала Александра, подбивая подушки и поправляя Лале покрывало. — Спасибо, — слабо усмехнулась она. — Не за что, — буркнула та. — Это моя работа. — Полагаю, ты бы тоже была не против отделаться от меня… Ай!.. — врач больно придавил живот, и Лале приподнялась на подушках. Александра ничего не ответила, зато уставилась на хмурого Богдана, который замер от вскрика Лале. — Ce? — нахмурилась Александра, глядя на врача. — Nu e bine. — Și mai detaliat? — O să întreb, tu traduci, — хмуро бросил он, глядя на Александру. — Что такое? — выдохнула Лале, потирая заболевшее место. — Вопросы будет задавать, — только и бросила Александра, подав Лале воды, и переглянулась с Шахи. — Девочка, я тоже не понимаю вашего языка, — всплеснула руками та, и Александра закатила глаза от досады. — Doamnă, de cât timp sunteți bolnavă? Александра быстро перевела, и Лале нахмурилась. — Не знаю, несколько дней. Может, с неделю. Но так сильно — впервые. Он кивал, слушая то, что говорит Александра. — Dar ciclul tău? — спросил он, и Лале еще больше нахмурилась. Богдан снова начал рыться в своем саквояже, доставая оттуда какие-то инструменты, и взмахом руки велел поднять покрывало. — Fara sange? — многозначительно подняв бровь, уточнил он. Лале отрицательно мотнула головой, с запозданием понимая, к чему он клонит. Шахи начала возмущаться, понимая, что собрался делать врач, но Александра ее утихомирила, пояснив, что врача лучше здесь нет, и женщин у них позволено осматривать мужчинам. Пока он молча проводил осмотр, от чего Лале было крайне не по себе, Александра тихо переговаривалась с Шахи, пересказывая той бубнеж доктора, и та все стремительнее бледнела. Это Лале совсем не нравилось. Закончив, врач сдержанно изрек: — Doamna așteaptă un copil. Termenul este scurt, așa că lasă-l să aibă grijă de el, ea este slabă cu tine. Лале напряглась, пытаясь понять, о чем говорит Богдан, а Александра поспешила сначала перевести его слова Шахи. Няня всплеснула руками и села на край постели, а Александра наклонилась к Лале: — Говорит, понесли вы, госпожа. Малыш будет, — прошептала она, и Лале замерла, вперившись взглядом в лицо Александры. Новость оказалась неожиданной, со всеми этими заботами Лале совсем не следила за своим самочувствием. Но от нее тепло и трепет в груди разрастались все стремительнее, и изумление быстро сменялось радостью. — Но еще говорит, что слабенькая вы, беречься надо. Лале медленно кивнула, откинувшись на подушки, и перевела взор на Богдана. Тот стоял, как каменное изваяние, сложив руки, и молчал. — M… multumesc pentru vestea buna, — выдохнула Лале, старательно выговаривая заученные слова, и его губы тронула улыбка. Врач склонил голову и отступил на шаг. В тот самый миг в комнату влетел запыханный Влад, замерев в дверях. Переводя растерянный взгляд с Лале на врача, а с него — на Александру и Шахи. — Что происходит? — бросил он, отстегивая плащ и направляясь к кровати. Присел на край, бережно взяв руку Лале в свою, поцеловал костяшки и посмотрел на доктора. — Prințul Țării Românești va apărea în curând, doamne. Dacă ai grijă de soția ta, — широко улыбнулся он, поклонившись, и Влад замер, сжав девичьи пальцы. А Лале с отстраненным интересом подметила, что при Владе Богдан держался куда дружелюбнее. — E adevarat? — выдохнул он изумленно, и врач закивал, улыбаясь. — Alexandra! — воскликнул он, с каждый секундой все больше сияя, и та вздрогнула от неожиданности. — Mulțumesc pentru veștile bune! Și au poruncit să se pregătească un ospăț! — Da, domnule, — поклонилась она и, поманив за собой Шахи, выпроводила Богдана из комнаты. — Мне не по себе, когда я не понимаю, о чем ты говоришь, — проговорила с улыбкой Лале, поправив одеяло. — Я велел готовить пир и заплатить за добрую весть, — ответил Влад, одарив Лале счастливым искрящимся взглядом. — Я почти разобрала, — усмехнулась она и села, вцепившись в его руку от головокружения. — Про добрую весть точно поняла, — прошептала Лале и подняла на Влада радостный, чуть поплывший блестящий взор. — Как ты, родная? — забеспокоился Влад, забравшись на постель и притянув к себе любимую. Лале уткнулась щекой в его плечо, обняв за талию. — Не очень хорошо, — честно сказала она. — Но это маленькое недомогание меня очень радует, — бережно уложив ладонь на живот, широко улыбнулась Лале. Все еще не верилось, что в ней растет маленькая жизнь. Жизнь, рожденная их любовью. — Милая, — выдохнул восторженно Влад, тоже коснувшись плоского живота. — Ты подаришь мне сына… — А может, дочь? — Богдан сказал, принц. Значит, сын. — Вряд ли он это там рассмотрел, — хмыкнула Лале. — А для тебя это важно? Кто родится? — спросила она, пытаясь осмыслить новость и свыкнуться с ней. И понимая, что ей разницы никакой нет. — Главное, что родится. И главное, чтобы здоровеньким, — прошептал Влад, поцеловав Лале в висок. — Но все же в первую очередь ты заговорил о сыне, — улыбнулась она, поглаживая пальцы Влада. — Меня сбили с толку слова доктора. — А здесь больше ждут мальчиков? — М? — непонимающе нахмурился Влад. — В Эдирне всегда большей радостью становится появление шехзаде. А здесь? — Тоже, наверное, — пожал плечами он. — Нужен наследник. Продолжатель рода. Но девочке я обрадуюсь не меньше… Странные ощущения возникают от того, что светящимися нитями заползает со страниц книги в сознание, словно открывая замок за замком и выпуская из запертых чертогов давно забытые события на волю. Одновременно радостно и тоскливо. Радостно от того, что эти моменты, мои моменты, возвращаются ко мне. А тоскливо потому, что их уже не воротишь и не проживешь заново… Мы были так счастливы. И я даже не догадывалась еще, что нас ждет…«Меня не станет, а Влад обратится к темным. Это предначертано. Как ни пыталась я обратить все вспять, мне на роду написана эта борьба. Мою нить прядет Недоля, и этого не изменить. Еще до моего рождения все было подстроено. Таковы забавы архидьяволов — извращать судьбы светлых душ, подсылать им испытания и сталкивать на извилистые тропы, поросшие колючими кустарники, до тех пор, пока они сами не придут в их лапы. И наблюдать, развратится ли душа от всего пережитого…»
***
— Госпожа! От громкого вскрика Лале подскочила на месте и приложила руку к груди, унимая бешено заколотившееся сердце. — Шахи, разве можно так пугать? — обернулась она и вперила в няню недовольный взгляд. — Ох, простите, госпожа, но вам нельзя поднимать тяжести! Что же вы тащите этот сундук? — Я его не тащила, всего лишь подвинула, — выдохнула Лале. — Хотела найти кисти с красками, они, кажется, там, под стеной… — Позвали бы кого на помощь, — не унималась Шахи, стремительно пересекая покои. — Как вы? Ничего не болит? — взяв Лале за плечи, беспокойно заговорила та, окидывая воспитанницу растерянным взглядом. — Да что ты так переполошилась, — нахмурилась Лале. — Он совсем не тяжелый, а я беременная — не больная. — Врач сказал, что надо вам беречь себя, а вы… — сокрушенно покачала головой няня, отступая на шаг. — Я хорошо себя чувствую, — упрямо повторила Лале, поправив платье и любовно проведя ладонью по едва округлившемуся животу. — Недомогание прошло. Мне не нравится быть беспомощной. Звать кого-то, чтобы нашли мне кисти? Это же смешно. — Госпожа, — простонала Шахи. — Ну, нельзя, нельзя вам рисковать. Неужто страх показаться беспомощной сильнее заботы о шехзаде? — Здесь говорят не «шехзаде», а «принц», — нахмурилась Лале. — И почему это я не забочусь? Врач говорил, что двигаться тоже надо, не лежать же мне круглые сутки? — Лучше бы лежали, спокойнее было бы. — Шахи, перестань. Я не больна. — Вы были больны совсем недавно, страшно больны, и от того должны, в первую очередь, беречь себя, никаких опасных движений! — Я давно исцелилась и хорошо себя чувствую. — Это вам так кажется, что хорошо, а внутри-то оно… — Что? — скрестив руки на груди, спросила Лале. — Ничего. — Шахи! — окликнула Лале, и та замерла как вкопанная. — Почему мне кажется, что ты знаешь больше меня? — Просто, — растерянно пробормотала она, — просто я вас выхаживала, вот и беспокоюсь… — Ты что-то недоговариваешь мне, — прищурившись, Лале приблизилась к няне. — Ну, что вы, госпожа… — Шахи! Та обернулась, и Лале с удивлением обнаружила у той слезы на щеках. Губы упрямо поджаты, и от выражения горести сеточка морщин глубоко залегла вокруг выцветших, некогда ясных голубых глаз. — Говори, Шахи. — Не нужно вам это знать. Спокойнее будет. — Значит, я права, ты что-то скрываешь. — Я берегу вас. — И набрасываешься на меня каждый раз, стоит мне наклониться или поднять что-то с пола! Говори. Раз так хочешь меня уберечь, я должна понимать, что происходит. — Госпожа, — вздохнула та, отведя взгляд. Сцепила пальцы перед собой с такой силой, что побелели костяшки. — Шахи! — Лучше присядьте, — тихо вымолвила она. — Да что же там такое, — взмахнув руками, фыркнула Лале и уселась в ближайшее кресло. — Помните наш разговор, когда вы пришли в себя после болезни? — осторожно начала Шахи, подняв взгляд. — Помню, — нахмурилась Лале, облокотившись о спинку, и принялась поглаживать живот. — Я спрашивала у вас, не хотите ли вы мне чего-то рассказать… — Да, а потом сказала что-то про сон и убежала. — Ну, так вот. Я думала, вы знали. Но потом поняла, что нет… — Да о чем знала? — Что носили ребенка, — выдохнула Шахи, и рука Лале замерла над животом, а глаза расширились, вперившись немигающим взором в лицо няни. В груди стремительно тяжелело, словно заливают свинец через воронку, и он наполняет легкие, вытесняя воздух. — Я решила, что лучше вам и не знать, раз уж… Раз уж ребеночка вы потеряли. И так настрадались, намучились, еще и такая весть… Лекарь сказала тогда, что тяжело вам может быть снова забеременеть, а если и получится, вряд ли выносите, тяжелая процедура была… Я ей щедро заплатила, чтоб помалкивала. А не то не знаю, что бы с вами сделали, — прошептала она. — Вот я и боюсь. Вот и кружу над вами, госпожа, только бы уберечь. И доктор тут сказал, что слабенькая вы, что осторожной надо быть. Увидел значит что. Времени же совсем немного прошло… — всхлипнула Шахи, утерев слезу. А Лале не могла пошевелиться. Стойкое ощущение, что из легких выкачали весь воздух, скручивало внутренности. Открыв рот, она пыталась ухватить спасительный кислород, но ничего не получалось. В глазах стремительно темнело, и в этом мраке плясали белые мушки. От всего вороха гадких ощущений начинала гудеть голова, и к горлу подкатывали тошнота и горечь. — Госпожа?.. — тихо позвала Шахи, и Лале подняла на нее взор, но так и не смогла ничего вымолвить. — Ох, девочка моя, — прошептала Шахи и скорым шагом подошла к креслу, присев на пол у ее ног. — Тише, хорошая моя, все прошло. Но надо думать о том, чтобы сберечь этого малыша… И Лале прорвало. Словно мутный заслон шока пал, позволив эмоциям, раздирающим в клочья, вместе с хрипом вырваться из налитой тяжестью грудной клетки. Лале разрыдалась. Страх и тоска взяли верх, ступор сменился горем, резко накрыв и захлестнув все чувства. Лале закрыла лицо ладонями и заплакала в голос, содрогаясь всем телом, вместе со слезами и всхлипами выпуская наружу так внезапно навалившуюся скорбь. — Тише, госпожа, идите ко мне, — Шахи распахнула объятия, утерев слезу, и Лале сползла на пол, уткнулась в плечо няни, продолжая рыдать. Заскулила, закусывая губу, и никак не могла успокоиться, раскачиваясь на руках у Шахи. На плечо легла чья-то ладонь, и Лале обернулась, затуманенным взглядом с трудом разглядев Александру. — Простите, госпожа, я случайно услышала… — начала она тихо, заправив темную прядь за ухо, и Лале заткнула рот ладонью, подавляя рвущийся наружу крик. Александра присела рядом и обняла ее со спины, уложила голову на плечо. Лале благодарно сжала одной рукой пальцы Александры, другой — Шахи, и судорожно выдохнула, пытаясь успокоиться. — Мне позвать господина? — прошептала она, и Лале отрицательно качнула головой. — Нет, — сипло бросила она дрожащим голосом. — Как же… Я ему это скажу… Что… Не уберегла, — задыхаясь от рыданий и всхлипывая, с трудом произнесла Лале. — Это… был его ребенок? — тихо спросила Александра, крепко сжимая руку Лале, и от ее тепла почему-то отступала дрожь, сковывающая тело. — Ну, конечно, — прошептала Лале, не в силах возмущаться на такой бестактный и глупый вопрос. — Госпожа, вашей вины в том нет, — вымолвила Шахи. — Не вздумайте себя винить, не смейте! Это все те шакалы повинны, что вас отравили. Если бы не яд, ничего бы не случилось. Вы всегда были сильной и здоровой девочкой, — голос ее дрогнул, и она умолкла. — Лучше бы ты раньше мне сказала, — почему-то все больше успокаиваясь, прошептала Лале. Шок и истерика сменились отупляющей, заволакивающей пеленой усталостью, затормаживающей мысли. — Лучше бы я знала раньше… — ощутив болезненный спазм, она запнулась и замерла, обняв живот. — Я как лучше хотела, госпожа. Не беспокоить вас… Госпожа? — подняла голову Шахи и увидела болезненную гримасу на лице Лале. — Давайте ее на кровать! — воскликнула Александра, и вдвоем они подняли Лале под руки и уложили на постель. — Шахи, найдите и принесите мне… — заговорила она, но Лале ее уже не слышала, заскулив от новой вспышки боли.***
Разлепив веки, Лале вскочила на постели, ошалело озираясь по сторонам. Вспомнив, как она в ней оказалась, содрогнулась от страха и коснулась живота. — Все хорошо, госпожа, — подоспела Александра, присев на край постели. — Вот, выпейте это, — она протянула Лале стакан с какой-то мутной жидкостью. — Отвар укрепит вас. — Малыш?.. — севшим голосом спросила Лале, вцепившись в руку служанки. — С ним все в порядке. А волноваться вам нельзя. Пейте, — улыбнулась Александра и встала. — Что… Что произошло? — отпив и поморщившись от горечи, спросила Лале. — Вам стало нехорошо, но я все исправила. Малышу ничего не грозит. А отвар поможет вам окрепнуть и выносить его, несмотря ни на что, — серьезно кивнула она. — Он не очень вкусный, понимаю, — усмехнулась Александра, наблюдая, как кривится, но послушно пьет госпожа. — Спасибо, — вымолвила растерянно Лале, допивая гадкую жижу. — Но как ты… — У меня есть… Особый дар, скажем так. Я могу лечить и помогать, как не могут порой доктора, — отведя взгляд, уклончиво ответила она. — Я не наврежу вам, госпожа. Поверьте. Лале кивнула, укладываясь на подушки и обнимая живот. — Но почему? — подняв глаза, задумчиво спросила она, чему Александра удивилась, вскинув брови. — Я думала, что не нравлюсь тебе, как и всем… — Моя работа — помогать вам и защищать вас, — склонив голову, сказала Александра. — К тому же, вы не нравились мне только поначалу, — усмехнувшись, продолжила она. — Даже не в вас дело было, а… — Во Владе? — перебила Лале, и Александра удивилась пуще прежнего, начиная краснеть. — Я видела, как ты на него смотришь. — Нет, не в нем, — поступив взгляд, ответила та. — Я бы никогда не претендовала на сердце господина, я свое место знаю, — пробормотала она смущенно. — Тем более, что оно давно занято. Мне интересно было, кем. Но дело вовсе не в этом, — смахнув прядь с раскрасневшегося лица, выдохнула Александра. — А в том, что мы здесь очень настороженно относимся к османам. И все были недовольны, когда узнали, что новый господин взял жену из них. Поймите правильно, госпожа, османы принесли много бед нашим землям, и… — Я все понимаю, — кивнула Лале. — Не могу вас винить. Вы имеете право злиться, и… Недолюбливать меня. — Мне не за что вас недолюбливать. Вы хороший человек, я знаю. И вы делаете господина счастливым. Это все, что меня заботит. А значит, я должна сделать все для вашего блага, — кивнула Александра, потупив взгляд, и сцепила руки перед собой. — Спасибо тебе, — улыбнулась Лале. — За что? — За честность. И за помощь. Не знаю, что бы я без тебя делала. — Не за что, госпожа. Я только рада помочь. Я помню. Помню эту боль. Помню, как плохо мне было от осознания того, что я потеряла нашего первенца. Помню и злость, вскипевшую во мне, когда я узнала, кто в этом повинен. И что и это, самое ужасное горе для материнского сердца, было предрешено заранее. Жестокие шутки судьбы. Шершавая остистая нить казалась сначала золотой и прочной, но все это — лишь иллюзия. Пыль в глаза. И все ради того, чтобы потом стало во сто крат больнее…«Я узнала многое, внесла в книгу. Неимоверное количество сил и времени положила на то, чтобы выяснить все, что сможет помочь в будущем. Будущем, полном боли и одиночества. Но я не могу иначе. Не могу сдаться и опустить руки. Я не оставлю его одного, даже если придется плутать в веках, чтобы снова найти. Найти и спасти. Загвоздка в том, что без меня ритуал провести будет нельзя. И это становится проблемой…»
***
— Я вижу иногда странные сны, — задумчиво произнесла Лале, расчесывая волосы у зеркала, пока Александра готовила ей наряд. Она выпрямилась, внимательно посмотрев на отражение Лале, и села на пуф у трюмо. — Какие? — Половины я не помню. Просто просыпаюсь с пониманием, что видела что-то важное, но никак не могу выцепить их из памяти, как ни стараюсь. А то, что запоминаю, очень… необычно. Там люди в странных одеждах проводят какие-то обряды. То я вижу себя, только… другую. Будто бы и не я это. То Влада, но мрачного, темного, не такого, какой он есть. И девушку в белом… — Вы и раньше видели подобное? — осторожно спросила Александра. — Нет. Не во сне. — Не во сне? — У меня бывали видения… Наяву. Когда я касалась кого-то. Видела какие-то события из прошлого. — Я так и думала, что у вас есть дар, — кивнула Александра. — У вас очень светлая, чистая душа. Такие люди обычно чувствительны к высоким энергиям. — Но что они значат? Я не понимаю. Не просто же так. — Конечно, не просто. Есть причина. И однажды вы поймете… Как странно. Облегчение смешивалось с тягостью, и совершенно не понять, чего больше. Я — Лале. Она — это я. Я жила там, любила, была счастлива. Стала матерью и женой. И все это так быстро оборвалось. Ведь я даже не успела толком надышаться жизнью. Не увидела, как растет мой сын. Не дала Владу всей той поддержки и нежности, что переполняли меня. Не успела… По какой-то глупой насмешке судьбы. По чьему-то бездушному замыслу. Просто. Не успела.«Александра. Она многое знала и помогала во всем. Если я не успею завершить начатое, сумеет она. Сумеет дописать, разобраться с тем, что пока от меня сокрыто. Она помогла и освоиться с даром, понять его, обуздать. То, что мы встретились, не иначе как знак. Знак того, что я справлюсь. Ведь без знаний Александры я бы ничего не смогла. Значит, не все просчитано заранее. Или это лазейка, дающая надежду, один шанс из тысячи. Я не знаю. Но это точно поможет мне спасти Влада.
Пусть и не в этой жизни».