***
Миша почти не приближался к этой женщине, да и к отцу тоже, закрываясь в комнате с маминым портретом в обнимку. Лишь однажды он попытался поговорить с… Он даже не знал, как ее называть. С копией мамы. Но она пустая. В ее взгляде нет души. В ее объятиях нет тепла. В словах нет любви… Это не мама. И видеть ее только больнее. Отец теплел рядом с ней, но только в первые дни. Обманывал себя, старательно закрывая глаза на то, что эта женщина чужая и не живая. За которую он натворил… Миша не знал, что именно, но нутром чуял, что нечто ужасное и непоправимое. Вот и получалось, что Миша почти все время проводил в своей комнате. По замку бродила она, отец… изменился и не горел желанием общаться с сыном. А на улицу Миша выходить вообще боялся — отовсюду видны колья перед замком с насаженными на них османами и боярами… И этот запах… — Миша?.. — послышалось из-за двери, и он лениво повернул голову в сторону звука. — Войди, — тихо ответил он, и в проеме показалась Сандра. — Как ты, сынок? — прикрыв за собой дверь, спросила она. — Почему он это сделал? — глядя на мамин улыбающийся портрет, грустно спросил он. — Он хотел как лучше. — Ты веришь в это? — серьезно посмотрев на крестную, спросил Миша. — Верю, — кивнула она, подходя ближе. — Верю, что он хотел все исправить. Но сейчас он не совсем в себе, дорогой… Не понимает, что… — Я вижу, что не понимает. Он бродит за ней, как тень, и не хочет замечать очевидного. — Он очень любил маму, — присев рядом с Мишей, проговорила Александра. — И не смог смириться с ее уходом… — Во что он превратился? — шмыгнув носом, прошептал Миша. — Это не мой папа, — поднял полные слез глаза он, — он стал другим… Что он натворил?.. — Я не знаю точно, сынок, — вздохнула крестная. — Но что-то ужасное… — Я и сам догадался. — Какой ты проницательный, милый, — погладив Мишу по волосам, произнесла она. — Как быстро ты повзрослел… — Хоть кто-то должен быть взрослым в этой семье. Вернее, в том, что от нее осталось, — вновь посмотрев на мамин портрет, выдохнул Миша. — Он даже не оплакал ее, как полагается. Просто исчез после похорон… — Он не может смириться. Не может отпустить. — Но должен! Как же он не понимает… Что нужен мне, — всхлипнул Миша, и крестная раскрыла ему объятия. — Мне так нужен мой папа… — Ох, сынок, — сипло выдохнула Александра, уткнувшись в его макушку. — Я понимаю тебя, милый… Кто-то вошел, Миша услышал щелчок двери. Он поднял заплаканные глаза и увидел Аслана, приближающегося к ним. Он не сказал ни слова, сев рядом и обняв и Мишу, и Александру. Так они и просидели, пока детская не погрузилась в кромешный мрак, а Миша не выплакал все слезы, провалившись в беспокойный сон. Он благодарен крестным за то, что хоть они у него еще оставались…***
Терять маму во второй раз оказалось не так больно. Увидев ее тело, распластавшееся на камнях у подножия замка, Миша замер, вцепившись в перила. Не в силах отвести взор. Потому что сейчас… Когда ее остекленевшие глаза устремились в рассветное небо, она похожа. Похожа на маму… Миша закрылся в себе, не желая ни с кем разговаривать. Сандра не отходила от него, всегда была рядом, но он не мог говорить с ней. Ни с кем не мог. Только искал постоянно внимания отца, цепляясь за его руку, как за что-то единственное, что осталось у него. В день похорон мама была очень красивой. В белоснежном платье, так оттеняющем ее каштановые волосы. Отец приказал похоронить маму в склепе, и сейчас она лежала в окружении белых лилий, такая спокойная и мирная, словно просто спала. Многие пришли проститься с ней. Но рядом, у самого гроба, стояли только они с отцом и Сандра с Асланом. В какой-то момент Миша прислонился к ложу, устланному цветами, схватившись за края, и потянулся к маминой руке. Казалось, что нужно просто сжать ее ладонь, позвать, и она проснется. Но мамины пальцы оказались холодными, и Миша опустил взгляд, все держась за них. — Мам, я люблю тебя, — едва слышно прошептал он. — Сынок, — папа присел на корточки, заглядывая в его лицо. — Иди ко мне, — крепко обняв сына, Влад поднялся на ноги, держа его на руках и прижимая к груди. — Вот так, родной. Все будет хорошо. — Без мамы не будет, — прошептал Миша, и папа только вздохнул в ответ на это. Когда церемония окончилась, отец передал Мишу на руки Аслану и попросил оставить его одного. Миша видел, выглядывая из-за плеча Аслана, как папа склонился над гробом, целуя маму в лоб и сжимая ее ладонь. Папа плакал. Миша тоже, уткнувшись в шею крестного. Аслан поглаживал его по спине, унося все дальше и дальше от склепа. — Нам всем не хватает ее, птенчик, — тихо проговорил он, поцеловал Мишу в макушку. — Но она не хотела бы, чтобы ты грустил. Миша не ответил. Не мог вымолвить ни слова. Снова. А потом Сандра укладывала его спать, бережно укрывая одеялом. — Хочешь, спою тебе колыбельную, дорогой? Миша замотал головой, зажмурившись. Только мама ему пела. Больше никто не должен петь ему. — Как хочешь, милый. Я побуду немного с тобой, ты не против? — присев на край постели, спросила крестная, погладив его по голове. Миша посмотрел на нее и услышал скрип двери. В проеме стоял папа. Как и всегда, он пришел перед сном. Только вот мамы теперь рядом нет… — Я пойду пока, проверю… Что-то проверю, — выдохнула Александра и поднялась. Поравнявшись с Владом, она на миг остановилась и положила ладонь ему на плечо. — Все в порядке. Спасибо, — тихо и слишком спокойно вымолвил он. Сандра оставила их вдвоем и прикрыла за собой дверь. Миша глядел на отца, не говоря ни слова. Папа ласково, но грустно улыбнулся и пересек комнату, укладываясь рядом с Мишей на кровать. Притянул к себе, заключая в объятия. — Пап, — прошептал Миша, и Влад посмотрел на сына, погладив по голове. — Что, родной? — Расскажи историю, — всхлипнул Миша, крепко цепляясь за папины руки. — Что же тебе рассказать, сынок? — прижавшись щекой к Мишиной макушке, спросил Влад. — Что угодно, — прошептал Миша, чувствуя, как по щекам катятся слезы. — Что же… Дело было давным-давно, в далеком царстве… Жил-был там один принц. И полюбил он прекрасную лесную деву. Полюбил так сильно, как могут любить только принцы в сказках, и не смыслил своей жизни без нее… Папа все говорил, а Миша, закрыв глаза, слушал ласковый голос и папино ровное сердцебиение, и понемногу успокаивался, переставая всхлипывать. — … И подарил он лесной деве самое дорогое, что у него было. Подвеску в виде монеты… Отец запнулся, и Миша поднял на отца взгляд. Осторожно высвободив руку из-под одеяла, погладил папу по щеке, и тот благодарно приник к детской ладошке. — Засыпай, милый, — прошептал он. — Я хочу еще послушать. — Дева приняла дар, и принц стал самым счастливым на свете. Но однажды злой шакал забрал его любовь и унесся прочь, хохоча, — голос отца дрогнул, и Миша теснее прижался к его боку. — И отправился принц на поиски, не желая расставаться с любимой… — Он нашел ее? — тихо спросил Миша, выныривая из дремы. — Я не знаю, — вздохнул отец. — Но принц сделал все, что в его силах, и даже больше. На многие жертвы пошел, чтобы отыскать ее. Долго скитался по всему свету… Я думаю, что нашел. Ведь так и должно быть в сказках, правда? — Добро должно победить, и любимые всегда должны быть все вместе, — прошептал Миша. — Вот и так думаю, родной, — вымолвил тихо Влад. — Вот и я так думаю… А теперь спи, сынок. День был долгий. Тебе нужно отдохнуть… — Только не уходи, — вцепился Миша в папину руку. — Я побуду с тобой еще немного… А потом мне нужно будет уехать. Александра с Асланом позаботятся о тебе. — Пап, не уезжай, — нахмурившись, прошептал Миша, бессознательно стискивая папину ладонь все сильнее. Словно от этого он никуда не денется. — Я бы и сам не хотел, родной, — вздохнул папа. — Но это очень важно. И очень срочно. Я должен все исправить… Коварный сон поглотил Мишу, но он ощутил, что стало холоднее, когда папа встал с постели. Миша приоткрыл глаза, наблюдая, как отец остановился в дверях, опустив голову. А затем обернулся, поглядев так, как умеет только он. И это был последний раз, когда Миша видел теплый отцовский взгляд. Последний вечер, когда с ним был его настоящий папа… Миша проморгался, развеивая воспоминание. Внизу все еще лежало тело, только теперь рядом оказался отец. Он не плакал, не кричал. Не делал совсем ничего. Просто пялился на нее, замерев в паре шагов. А потом поднял на руки и унес, понурив голову…***
Миша направлялся в столовую, Александра позвала его на ужин. Заслышав голоса, он замер, прислушиваясь. Шум исходил из папиного кабинета. Поколебавшись с минуту, он приблизился к приоткрытой двери и заглянул в щелку. Отец сидел в кресле, уронив голову на руки, а напротив стоял Аслан. — Влад, я все понимаю. Но ты зашел слишком далеко. Посмотри на себя — думаешь, этого она хотела бы для тебя? И для Миши? — Оставь меня, — устало выдохнул Влад, очень глухо и безжизненно. — Не оставлю, — Аслан присел на корточки, пытаясь заглянуть ему в лицо. — Влад, очнись. Ее нет. Ты не можешь ее вернуть. — Могу… — Ты уже попытался, и что из этого вышло? — Я попытаюсь еще раз! — Ты настолько жалеешь себя, что готов снова и снова осквернять память о ней? — Заткнись, Аслан! Ты ни черта не понимаешь! — злобно воскликнул Влад. — Я тоже любил ее! Не делай вид, что лишь для тебя она была дорога. У тебя есть сын, ты должен заботиться о нем в первую очередь! — Я этим и занимаюсь! — Влад вскочил, опрокинул кресло. Миша в страхе дернулся, но с места не сдвинулся. — Я обещал ему все исправить, и я исправлю! — Да Миша в ужасе от того, как ты все исправляешь! Открой глаза и займись ребенком! Ты нужен ему! Миша сглотнул ком, подступивший к горлу. Понимал, что должен уйти, но не мог. — Я все исправлю, и тогда все будет хорошо! Не смей упрекать меня! — А кто же, если не я? Влад, ты не в себе. Я не знаю, что ты натворил, но хватит! Лале это не вернет! — Я не могу оставить все это так. Ты не понимаешь, ни черта не понимаешь… — Ну так объясни! — Это моя ноша и только. Убирайся, оставь меня! — Лале смотрит на тебя с небес и ужасается тому, во что ты превратился. Я понимаю, ты горюешь. Но столько лет прошло, Влад! Миша… — Да хватит! — заорал Влад. — Не смей произносить ее имя, не смей! — запустив пальцы в волосы, Влад застонал, сгибаясь пополам. — Нет ее на небесах, и я не успокоюсь, пока не найду ее! А Мише лучше держаться от меня подальше… — Как ты можешь так оговорить! — не выдержал Аслан, повысив голос. — Он же твой сын! — Пусть учится тому, что жизнь жестока. Для его же блага. Я плохая компания для него, зато потом будет не так больно. — Не так больно? По-твоему, заставить страдать мальчика с детства лучше, чем заботиться и поддерживать его, когда это так необходимо? Ты же и сам… — Это другое, — выдохнул Влад. — Ты не знаешь, о чем говоришь! Прекрати, Аслан, прошу. Для Миши так будет лучше. Он должен быть готов к тому, что этот чертов мир если и дает что-то хорошее, то потом жестоко отбирает. Уж лучше пусть он считает меня плохим отцом, но будет готов к этому. И будет цел и невредим, — Влад затрясся, закрыв лицо ладонями, и Мише показалось, что мышцы на его спине странно взбугрились. Или это пелена слез так исказила изображение?.. — Как можешь ты… — Могу! — взорвался Влад, вперившись потемневшим взглядом в Аслана. — Замолчи и проваливай, оставь меня одного! — И кто же у тебя останется? — Я не могу это контролировать, уйди, черт бы тебя побрал, — схватившись за столешницу так, что кусок древесины откололся и рассыпался в ладони, прорычал он. — Я не оставлю тебя одного в таком состоянии! — Аслан приблизился, положив ладонь Владу на плечо. И Миша охнул от ужаса, когда отец обернулся. Его лицо исказил озверевший оскал, кожа посерела, а глаза стали такими черными, словно в них плескалась сама тьма. Он оттолкнул оцепеневшего Аслана, и тот пролетел через всю комнату, врезавшись в стену. С рыком метнулся к нему, но Миша распахнул дверь и побежал крестному на помощь. — Нет, не смей, не трогай его! — закричал он, повиснув на отцовской руке, и ощутил острую боль и толчок, от которого в глазах потемнело. — Влад! — звенело в ушах, и Миша не мог понять, что произошло. Он помотал головой, и новая вспышка боли полоснула щеку и затылок. Миша застонал, пытаясь сфокусироваться. — Что ты творишь?! Аслан подполз к Мише, бережно приподнял его голову. Только тогда он понял, что лежал на полу метрах в пяти от отца. Проморгавшись, он уставился на него, испытывая острое, раздирающее душу предательство. Миша даже предположить не мог, что отец поднимет на него руку… Влад стоял, сгорбившись, в стороне, сжав ладони в кулаки. Оскал исчез, глаза снова стали голубыми. На лице отразилось изумление пополам с горечью и болью. — Сынок, — выдохнул он, сделав шаг на встречу. Миша инстинктивно дернулся, пытаясь отползти. Он боялся. Впервые в жизни боялся собственного отца. Влад замер, отметив это движение, закрыл глаза ладонью и отвернулся. — Уведи его, — глухо вымолвил он, не оборачиваясь. — Уведи, Аслан, я опасен… — Я заметил, — едко бросил Аслан, поднимая Мишу на руки. — Браво, Влад. Ты своего добился. Теперь тебя точно все оставят в покое. — Просто уйди! — простонал Влад, падая на колени. Миша приложил ладонь к щеке, туда, где болело — на коже осталась кровь. — Сейчас подлатаем тебя, птенчик, все будет хорошо… — Прекрати! Убирайся из моей головы! — прорычал Юстин, выталкивая меня из своего сознания. Он будто только сейчас очнулся и засопротивлялся, давая отпор моим способностям с особым остервенением. И меня вышвырнуло сначала во мрак, а затем и в часовню. Лэствилл. США. Наше время. Мощным выбросом энергии меня откинуло в сторону, и я рухнула на пол, проехавшись по нему всем телом. Приподнявшись на локтях, уставилась на… Мишу, против воли задержав дыхание. Горло сдавили стальные тиски, перекрывая доступ кислорода, и глаза защипало от подступающих жгучих слез. Миша стоял, сгорбившись и упершись лбом в колонну, часто дыша. Через миг он поднял взгляд, от которого воздух больно вырвался их легких, обжигая саднящее горло. В его глазах сияла горечь, обида, и… Предательство. — Довольна? — выплюнул он, распрямляясь. — Все посмотрела, что хотела? Теперь мы можем заняться делом? Он вновь натянул свою непроницаемую маску, от него повеяло ледяным холодом. Я села, отряхнув ладони, и не знала, что сказать. — Миша… — Начнем с того, что не называй меня так, — отрезал он, взмахнув рукой. — Меня давно уже так не зовут. Я Юстин. — Но… — растерянно протянула я, поднимаясь на ноги. Он смотрел на меня выжидающе, приподняв бровь. — Но ведь… — Что? Хочешь обсудить увиденное? У нас нет времени на эту ерунду, соберись, пожалуйста. — Но это не ерунда! — воскликнула я, сделав шаг к нему навстречу. — Брось! — скривился он, отшатываясь от меня. — Что, может, обнимемся и поплачем? — его хлесткие слова раз за разом разбивали мне сердце. Я пыталась сдерживать слезы, но они предательски катились по щекам. — Прекрати, ты умерла, когда мне было семь, и случилось это шесть сотен лет назад. Я давно это пережил. И не для того прошел через весь ад, чтобы теперь здесь сопли жевать. — Но… — Я говорил, что тебя это только собьет с толку. Тебе давно пора бы сконцентрироваться и заняться делом. — Почему ты такой… — Какой? Каким еще я должен быть? Моя мать умерла, а отец свихнулся, стал темным и наворотил таких дел, что душа матери оказалась заперта на почти шестьсот лет в клетке! Я потерял всех, кого любил, и все, чем занимался свою долгую жизнь — искал способы исправить то, что натворил отец. А заодно и помочь ему, хотя он не то чтобы это заслужил. У меня оставались варианты стать менее холодным и расчетливым? — Господи, — я зажала переносицу двумя пальцами. — Судя по твоему настроению, нет смысла говорить, как мне жаль? — подняв глаза, тихо спросила я. — Никакого. — Но мне правда жаль. Я… — Лайя. Мне не нужна твоя жалость. И ничья другая. Я здесь не для этого. И я не думаю, что у тебя найдутся подходящие слова. — Прости меня, — только и выдохнула я, не в силах перестать его рассматривать. Своего взрослого сына… Он вздрогнул, словно совсем не ожидал услышать это. Отвел взгляд. — Ты ни в чем не виновата, — глухо вымолвил он. Не такой уж и холодный, каким хочет казаться. Господи… Я ведь совсем его не знаю… — Я не хочу, чтобы ты винил во всем Влада. Он грустно хмыкнул и посмотрел на меня с горечью. — Ты забыла? Я тоже читал лемегетон. И в курсе всего, что предшествовало моему безрадостному взрослению. В детстве я не понимал, что с отцом. Злился и обижался на него. Даже боялся. Эти обиды не ушли, но теперь я знаю им причину. От этого немного… Легче, — растерянно пожал плечами он и отвернулся. — Да и не стал бы я пытаться его спасти, если бы не понимал, что и он пал жертвой обстоятельств. В повисшем неловком молчании я разглядывала Мишу, пытаясь свыкнуться с этим внезапным открытием. Свыкнуться… С ним. — Я не пойму одного, — нарушила я тишину. — Почему Влад не узнал тебя? — Он не видел меня с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. Полагаю, я сильно изменился за эти годы. К тому же Сандра научила кое-чему… При первой нашей встрече, в подвале замка, я немного растерялся. Потому Влад так присматривался ко мне, учуял что-то знакомое. Но я умею перебивать запах, по которому он может меня узнать. — Но почему ты не сказал ему? — Что я должен был сказать? — хмыкнул он. — «Привет, папа, давно не виделись? Я тут снова хочу подвергнуть опасности твою любовь?» — А как ты… Столько лет… Как это возможно? Ты перерождался, или… — Или, — вздохнул он. — Лемегетон Александра прихватила с собой после твоей смерти. И отправилась с Асланом прочь из Валахии. Она знала все, помогала тебе с написанием, хранила твои заметки. На книгу была наложена защита, чтоб прочесть ее мог только Дракулешти. Но дописать ее ты не успела. И когда я подрос, мы с Александрой заканчивали начатое тобой с ее памяти и пометок, которые ты оставляла. Оттуда же я почерпнул пару хитростей по реинкарнации и барьеру памяти прошлой жизни. А встретив Агнеш, и вовсе продлил свой срок. Она, как ты уже догадалась, существо, способное путешествовать через века, и знает много секретов, как обманывать время. Шок и горечь сменялись смирением и принятием всего увиденного. Я думала размереннее, плавнее и понемногу возвращала себе рассудительность. — Мы дописали Лемегетон и наблюдали. Я экспериментировал с закольцовыванием судеб, пытался снять печать с контракта, но мне это оказалось не под силу. Только ты можешь это сделать. — Если лемегетон — это ключ… — Лемегетон — единственное, что может аннулировать сделку. Описанный там ритуал должен проводиться в определенных условиях, я пытался, но мне удалось только заключить Ваала с армией в сосуд, о чем ты наверняка читала. Тогда я звал себя Соломоном. Отсюда и легенды с печатями Соломона и прочими выдумками. Мне удалось расторгнуть этим способом несколько мелких сделок, оттого и слушок пошел по миру темных. За книгой охотились, и мне дорогого стоило раз за разом ее прятать. Пока я не возвел эту часовню с тайником. Тут приличный разрыв материи, но он виден только с этой стороны, для темных же стоит защитный заслон, делающий место слепой зоной. — Как раз такой, какой нужен для ритуала… — Именно. Я искал его много лет. Поэтому ты возродилась здесь. Здесь все и должно произойти.