My life is rock and you

Просто так оставлять нельзя Перекрестки чужих дорог, Просто так доверять нельзя Никому, даже самым верным, Ведь однажды ты все равно Переступишь через порог И останешься только ты, Время, память и кто был первым. Ksana13001

      Разумовский с детства не умел распределять своё время, хватаясь за всё, до чего только мог дотянуться. Вот и теперь, проболтав полвоскресенья с Олегом, проводив его всеми возможными окольными путями до метро и вернувшись домой под вечер, он вспомнил про три незаконченных проекта, скорое начало нового учебного года, четвёртого курса, на котором придётся писать диплом, и работу, на которую непременно надо выходить. Точнее, обо всём этом услужливо напомнил чередой уведомлений телефон.        Очнулся он только в понедельник вечером, около шести. Всю ночь просидел за созданием сайта для какой-то популярной компании, шьющей одежду. Оставалось надеяться, что заказчик не захочет вносить какие-то правки, иначе Серёжа не сможет удержаться и перепишет весь этот чёртов код, не в лучшую для заказчика сторону. Ноутбук, снова выключаемый впопыхах, так и остаётся на подоконнике, пока Разумовский бегает по квартире, натягивая штаны, ища хоть какую-нибудь толстовку и скидывая нужные вещи в потрёпанный жёлтый рюкзак. Сергей безнадёжно опаздывал, ещё минут пять и ему непременно начнёт звонить разъярённая Марго, помешанная на пунктуальности. Чуть страшнее атомной бомбы.       Закрыл дверь, кинул ключи в рюкзак, на пол пути в бар забыл куда дел ключи и закрыл ли вообще дверь, немного посомневавшись, плюнул и всё-таки понёсся на работу, через раз запутываясь в собственных ногах. Спешка никогда не была к Разумовскому благосклонна. Ровно через пять минут телефон и правда начинает звонить, но Сергей даже не собирается на него отвечать. Лучше ведь получить один раз — лично, чем дважды — и лично, и по телефону.       — Я тут, тут! — Разумовский влетел в бар, опоздав ровно на четырнадцать минут. Благо до официального начала его смены ещё было время, иначе Марго съела бы его заживо. Хотя, кажется, для неё это не оказалось достаточным аргументом, судя по внешнему виду.       — Разумовский! — сердито начала Марго, сбрасывая звонок и стремительно сокращая расстояние.       — Прости, прости, — Серёжа ловит девушку за руку, успокаивающе сжимая. — За временем не уследил.       — Опять заработался? — серьёзно спросила Марго, немного успокоившись, а потом сразу же перебила попытавшегося возразить Сергея. — И даже не думай врать! Твои синяки под глазами видно лучше, чем тебя, — правда благостное спокойствие быстро сменилось праведным гневом. — А на телефон тебя отвечать не учили? Сказал бы, что опаздываешь, ну не съела бы я тебя. А так вот думай, вдруг в какой подворотне валяешься уже. Причём далеко не из-за хулиганов.       — Честно не буду так больше, — Разумовский всё так же сжимает ладошку Марго, пока они идут в сторону подсобных помещений. — Что хочешь сделаю, только не обижайся!       — Что хочу, говоришь? — Марго хитро щурится, оглядывая парня. — Тогда начни нормально питаться и функционировать чуть меньше, чем по тридцать часов за раз.       — Ну, Марго, — тут же закатывает глаза Серёжа. Каждый раз одна и та же песня: больше ешь, лучше спи, а работать-то кто будет?        — Ладно, прощён. На этот раз, — отмахивается девушка, окончательно сдаваясь. Разумовский был для неё не просто другом, а младшим братом ещё со школьных времён. Началось всё с того, что Марго, в то время уже пятиклашка, угостила шоколадкой забавного рыжего мальчика, шмыгавшего носом и жавшегося к батарее, когда в дряхлые окна задувал морозный, зимний ветер. А потом начались разговоры обо всём на свете и девочка поняла, что этот третьеклассник во много раз умнее и интереснее многих её одноклассников.        Сергей довольно улыбается и скрывается в подсобке, чтобы переодеться, а Марго, усмехнувшись, отправляется в свой кабинет. У неё всегда достаточно дел.       А потом всё несётся по постоянному алгоритму: в семь начало его смены, ближе к десяти  начинают собираться внушительные группы людей. И Серёжа, как всегда, чувствует себя ужасно, пряча отвратительно дрожащие пальцы за маской приветливых улыбок и вежливых слов. Если бы мог, Разумовский давно бы бросил всё это занятие, но никакой фриланс и никакие заказы не были способны обеспечить нужный доход, благо Марго и тут вытянула парня из трясины.       Ближе к полуночи Серёжа замечает на сцене двух парней, настраивающих оборудование. Узнаёт их сразу же, барабанщик и гитарист из Олеговой группы, значит и он где-то рядом. Сразу становится спокойнее, Волков ведь буквально спас его пару дней назад, как настоящий рыцарь. Только вместо сияющих доспехов кожаная куртка с отражающими любой свет клёпками. Разумовский побольнее щипает себя за руку, случайно хватаясь за синяк. Это слишком, конечно, но действует безотказно. Заставляет вспомнить, что всё не так просто, что нельзя снова вот так просто довериться человеку. Тем более, этому. Серёжа сильнее сжимает кулаки, оставляя на ладонях следы–полумесяцы от коротких ногтей, и заставляет себя улыбнуться новому клиенту — молодому мужчине, которому на вид было не больше двадцати пяти, с коротким ёжиком каштановых волос.       Сегодня группа играет особенно долго; видимо посетителям они понравились, раз их вот уже битый час просят сыграть что-нибудь ещё. Они так и играют до самого закрытия, не отвлекаясь ни на секунду, а Разумовский старательно перебирает в голове варианты, как бы незаметно улизнуть. За последние дни Олега Волкова было слишком много.       — Привет. Как настроение? — улыбающийся до ушей Олег облокачивается локтями на барную стойку, когда Серёжа убирает последний стакан. Чёрт, не успел.       — Угу, нормально, — отзывается он, не оборачиваясь, и начинает переставлять бутылки в одном ему известном порядке.       — Что-то случилось? — интересуется Волков, почти мгновенно уловивший смену настроения.       — Нет, всё отлично, — Разумовский поворачивается с заученной за несколько лет работы улыбкой. Ему хочется улыбаться совсем иначе, но тогда внушаемый себе весь вечер контроль даст трещину, а этого позволить точно нельзя.       — Ладно, значит показалось, — верит Олег, продолжая улыбаться, и достаёт из кармана, вероятно, причину своего веселья.        — Йод, серьёзно? — выгибает бровь Сергей, крутя пузырёк в тонких пальцах        — Ага, — усмехается Волков, пытаясь подавить распирающий смех. — Хоть будет чем боевые раны обрабатывать.        — Хотелось бы обойти без них, — в тон отвечает Разумовский, протирая стойку.       — Ну, что, идём? — спрашивает Олег, когда бармен заканчивает старательно, чуть ли не до дыр оттирать бар.       — Нет, не сегодня, извини, — Серёжа наклоняется, прячась под стойкой. Выглядит так, как будто он хочет просто убрать тряпку, но на самом деле, чтобы не видеть меняющегося лица Волкова. Ещё одна опасность, способная пробить брешь в обороне контроля. — Дела есть, так что мне в другую сторону, и я буду не один.       Когда Разумовский выпрямляется, Олег уже успевает перебрать в голове все возможные варианты ответа, но каждый из них Сергей уже старательно обрубил своим дополнением. Волков скомкано прощается и уходит, не желая мешать. Разумовский имеет право на свои дела, друзей. Да и сам Олег ему по сути никто, случайный знакомый.       Серёжа выходит из бара, задерживаясь внутри на добрые полчаса. Не пересечься — единственная задача, с которой пока удаётся справляться. Немного подумав, парень поворачивает в противоположную от дома сторону; сделать крюк, на всякий случай, перестраховаться.       Квартира внезапно встречает ледяным одиночеством и абсолютной тишиной. Неужели тут даже одного единственного таракана не осталось? Серёжа, как ни странно, был бы рад даже ему. На диване всё так же лежат подушки и плед, как когда тут был Олег, и трогать их совершенно не хочется.        Разумовский стягивает у двери старенькие, грозящие порваться в любой момент кеды, наступая на пятки и неаккуратно их сминая, проходит в спальню и валится на кровать звёздочкой, поленившись даже раздеться. Руки быстро нащупывают в изголовье мешочек и притягивают ближе; разносится запах лаванды, призванный успокаивать, но сейчас он почему-то не работает. Перекатываясь ближе к тумбочке, Серёжа не рассчитывает и падает на пол, больно ударяясь коленями. Наверняка останется синяк. Но именно эта боль слегка отрезвляет, вытаскивает из омута мыслей, и он тянется к верхнему ящику, извлекая сложенный вчетверо лист с мятыми краями. С него смотрит хмурый мальчишка, но глаза у него улыбаются, а на шее висит злополучный кулон в виде волчьей головы с клыком. Точно такой же, как у Волкова.        Сердце снова болезненно сжимается, пускаясь в бешеный пляс и, кажется, оставляя гематомы на внутренней стороне грудной клетки. Серёжа и сам не поверил, услышав «А я Олег. Волков». Не бывает же в жизни таких совпадений. Судьба крайне неохотно сводит вместе тех, кого однажды разлучила. Только потом Разумовский увидел кулон, рассмотрел до каждой чёртовой впадинки, до каждого выступа. Да только это уже ничего не значило, он забыл…