Странная штука память
Её словно жрёт моль
Выявляет твою слабость
Причиняет другим боль
И как будто в замедленной съёмке
Негативы, обрывки, трава
И разбитые сердца осколки
Склеить снова придёт пора
Ksana13001
Зеленеющая трава покалывает руки и босые ступни, а солнце яростно пригревает, отчего тягучая нега наравне с нежеланием открывать глаза растекается по организму. Слева слышится возня и тихий, почти на ухо, шёпот: «Олеж, Олеж, пошли. Там одуванчики». В рот тут же попадают волосы и Олег упорно отплёвывается, но глаза всё-таки открывает. Перед лицом мелькает рыжая копна, которая тут же подскакивает и улепётывает, сверкая голыми пятками. Волков только лениво тянется, но всё же рывком садится, наблюдая за огненным всполохом в изумрудной зелени. Следующий взрыв цвета — фиолетовый свитер в двадцати пяти, мать его, градусную жару. На фиолетовом фоне с изображением белой совы покачивается венок из жёлтых пушистых одуванчиков, который почти сразу же оказывается на смоляных волосах, покрывая их едва заметным слоем пыльцы. Олег замечает перед собой тонкие пальцы, окрасившиеся в жёлтый, который никак не хотел стряхиваться. Всё на том же, кажущемся нестерпимо ярким, фиолетовом фоне. Последний взрыв — яркий голубой, в котором хочется утонуть, как в бескрайнем море, которое манит и бесконечно тянет к себе. Сон оставляет после себя пресловутое чувство, как будто забыл что-то необычайно важное, что непременно нужно вспомнить, но не получается, как ни старайся. Олег с трудом отрывает голову от подушки: соглашаясь в порыве энтузиазма играть в баре, он совсем не подумал о своей основной работе в книжном магазине, на которую тоже между прочим надо выходить строго по часам пять дней в неделю. Аккуратно лавируя между мусором и хламом, наставленным в коридоре, Волков пробирается на маленькую кухоньку, здоровается с баб Машей, которая варит кашу в алюминиевой кастрюльке и, как всегда, сокрушается, что Олега кормить надо, а то совсем ссохнется. Олег же только усмехается, вспоминая тощего Разумовского и думает, что при виде его добрую женщину уж точно бы хватил удар. Он хочет сварить кофе и уже тянется за зёрнами, но в последней момент хватается за упаковку с чаем, когда в мозгу звучит чей-то назидательный голос из детства: «Олег, ну это же глупо! В чае и то кофеина больше, чем в этом твоём кофе». На сборы уходит минут тридцать, включая словесную дуэль за утюг с женщиной из соседней комнаты, из которой Олег выходит абсолютным победителем и с довольным видом топает в комнату гладить футболку. Возвращает утюг сразу же во избежание начала настоящей войны, всё-таки тут он ещё собирается задержать. Благо метро и трамваи ходят исправно, и Олег успевает как раз вовремя.●○●○●
Разумовского же утро встречает обострившейся от солнечного света головной болью. Застиранные занавески, принадлежавшие ещё хозяевам, которые тут последний раз появлялись лет пять назад, совсем не спасали, хотя Серёжа старательно их задёргивал. Всю ночь просидев за работой, которая хоть немного отвлекла, он чуть ли не куболитрами потреблял до жути крепкий чай с тремя ложками сахара, ведь в чае больше кофеина, чем в кофе. Правда чай, к сожалению, оказался не бесконечным, Серёжа всё же попытался сварить нормальный кофе, но бросил после первого же наглого побега: придётся довольствоваться растворимым. Когда перед глазами уже начинают мерцать чёрные звёздочки, так и норовящие утянуть за собой в пустоту, Разумовский всё-таки захлопывает крышку ноутбука и плетётся в спальню. Стоит выйти, подышать относительно свежим воздухом и обновить запасы — всё можно решить одним походом в магазин. На улице безумно жарко и Серёжа сразу же жалеет, что не взял панамку. Вероятность схватить солнечный удар уверенно стремится к единице. Несмотря на шкалившую температуру, приходится натянуть толстовку: не очень хочется потом не иметь возможности лечь из-за сгоревших плеч. Разумовский без колебаний выбирает ближайший магазин, ну как, до него двадцать минут спешным ходом. Постояв перед прилавком с разнообразным выбором чая, Серёжа покидал в корзину четыре упаковки какого-то самого дешёвого. Какая разница, каков он на вкус? Главное, чтобы выполнял свою основную функцию. Расплачиваясь у кассы, он даже не замечает сочувствующих взглядов молоденькой кассирши, лишь, хмурясь, сгребает упаковки с чаем, запихивая их в рюкзак. По пути домой лениво блуждающий по вывескам взгляд цепляется за название какого-то книжного магазина, которое забывается сразу же, но Разумовский уже поднимается по лестнице. Прохлада, обеспечиваемая в помещении тремя кондиционерами, кажется живительной. Высокие книжные стеллажи, после многих часов в библиотеке, где Серёжа всегда сидел в детстве, выглядят почти родными, и парень тут же растворяется среди них, ища что-нибудь интересное. Привлекает стеллаж с книгами о полотнах известных художников, Серёжа знает почти всех — интересовался ещё в детдоме. — Помощь нужна? — раздаётся сзади знакомый голос, заставляющий табун мурашек пробежаться по позвоночнику. — Такое чувство, что ты за мной следишь, — криво ухмыляясь, разворачивается Разумовский. Оставлять опасность так близко за спиной не в его правилах. — Я тут работаю вообще-то, — возражает Волков, поднимая палец вверх, а потом оглядывает парня с ног до головы. — Слушай, а ты когда вообще спал последний раз? — Эм… вчера, — врёт Серёжа после небольшого провисания. — Ага, конечно, я вижу, — хмурится Олег, складывая руки на груди. — Шагал бы ты домой, спать, а то на труп похож, чес-слово. — Ага, прямо так и сделаю, — с долей сарказма проговаривает Разумовский, подавляя зевок, а потом поворачивается снова к стеллажу, снимает присмотренную до этого книгу и шагает в сторону кассы. Волков успевает только увидеть надпись на обложке. Боттичелли. Олег готов поспорить, что этот рыжий паренёк гениален — нельзя столько уметь и увлекаться стольким сразу. Потом Волков только выхватывает Серёжину спину, подходящую к концу ряда из стеллажей. Дежавю настигает неожиданно… Один. Яркая копна облепиховых волос, разбросанная по плечам, спине и колышущаяся от любого движения… Два. Фиолетовая ткань, бесформенно висящая на острых, худых плечах… Три. Глаза — голубые омуты, в которых почти невозможно прочитать чувства, мысли, эмоции… Олег встряхивается, пытаясь сбросить наваждение. Это же глупость, обычное внушение возбуждённого мозга, проникающее во сны. Волков провожает взглядом Серого сначала до кассы, где тот оплачивает покупку, а потом до самой двери. Через полчаса, когда Разумовский должен был предположительно добраться до дома, он решается написать. Volk [12:03] Ты дома? Как добрался?RazOOm [12:05]
Пешком
Такой стиль общения у Серого для Олега нов и совершенно не понятен. Что успело произойти за день, что вполне дружеское общение превратилось в череду шпилек? Volk [12:08] Поспи, я тебя прошу. Не оставляй Марго без хорошего бармена.RazOOm [12:09]
Угу.
Серёжа не хочет спать только из-за вредности, не хочет делать, как сказали. Он убеждает себя, что не хочет спать, когда валится на постель. Просто полежать. Убеждает, что не хочет спать, когда прикрывает отяжелевшие веки. Всего на минуту, а потом работать. А после уже не может ни в чём себя убеждать, погрузившись в мягкие объятия приятной дрёмы, быстро перераставшей в глубокий, но болезненно чуткий сон. По бескрайнему, голубому небу плывут облака, похожие на оторванные кусочки сахарной ваты. Вокруг, насколько хватает глаз, простирается огромное поле, сплошь из желтоголовых подсолнухов, поднявших головы к солнцу и старающихся захватить как можно больше солнечного света. Лёгкий ветерок мягко развевает облепиховые волосы, заставляя их почти светиться на солнце. Со спины парня обвивают сильные руки, мгновенно окружающие теплом, а тёплое дыхание колышет волосы на затылке. — Видишь, Серёж, я не забыл. Я помню… Приятная нега обрывается совершенно внезапно, когда из сна Серёжу вырывает призывное оповещение телефона. Разумовский садится на кровати, медленно моргая, и прислушивается. На улице уже темно, и по стёклам со всей дури барабанят капли. Такого сильного ливня уже давно не было. Окончательно проснувшись, Серёжа тянется за телефоном и открывает мессенджер. Volk [01:06] Привет) Надеюсь не разбужу, если ты ложился. Будет очень нагло напроситься в гости? На улице какое-то мракобесие. Разумовскому хочется не отвечать, проигнорировать, как будто не слышал, но услужливое воображение быстро рисует перед глазами промокшего насквозь Волкова, брошенного под проливным дождём и шквальным ветром. И Серёжа набирает сообщение вопреки всем своим желаниям.RazOOm [01:15]
Приходи. Буду ждать)
Волков появляется на пороге минут через пятнадцать, мокрый насквозь и стучащий зубами. — Проходи, проходи, — торопит Серёжа, видя плачевное состояние парня и практически втягивая его в квартиру. Он суетится вокруг, пока Олег стягивает с себя кроссовки и косуху, а потом уносится в спальню и застывает перед шкафом. Волков ведь выше его и шире в плечах, но что-то нужно было найти. — Вот, нашёл кое-что, — Разумовский впихивает в руки Олегу, в нерешительности сидящему на табуретке, растянутые спортивные штаны, хранившиеся на верхней полке ещё со времён первого курса, и самую большую из всех имеющихся футболок, хотя в том, что она подойдёт, уверен совершенно не был. — Иди в душ, хоть согреешься. Когда Волков скрывается за обшарпанной дверью с облупившейся в некоторых местах краской, из-за которой вскоре слышится плеск воды, Серёжа ставит чайник на огонь и лезет в шкафчик, забираясь на табуретку. Он чуть не падает, неудачно ставя ногу на край стула, отчего тот заваливается набок, но от неминуемых синяков снова спасают сильные руки, подхватывая и аккуратно ставя на пол. Тепло, источаемое Олегом, Разумовский ощущает спиной. И когда успел стать такой печкой? Всего же пару минут назад рисковал раскрошить зубы, не попадавшие друг на друга. Желая сбросить абсолютно ненужную атмосферу момента, Серёжа разворачивается, делая шаг назад и поднимая найденную упаковку печенья, завалявшуюся совершенно случайно. И тут же об этом жалеет. Волков стоит без футболки, обнажая литые мышцы и чётко очерченные кубики пресса, а спортивные штаны, которые с Разумовского просто спадают, выглядят несколько маловатыми, уж больно обтягивают. — Я там это… чайник поставил, вот, печенье есть, — начинает тараторить Серёжа, впихивая упаковку Олегу в руки и стараясь смотреть только ему в глаза. Получается плоховато, но Волков, кажется, ничего не замечает. Впрочем, ничего нового. Разумовский быстро ретируется обратно в спальню, оставляя Олега разбираться с чаем самостоятельно. Через несколько минут раздаётся стук в дверь, которая почти сразу же со скрипом раскрывается, когда Волков толкает её ногой. Он несёт в руках две чашки чая, а в зубах зажимает ту самую пачку печенья. Олег протягивает одну кружку, самую большую из имеющихся в арсенале, Серёже, бросает на покрывало печенье и сам садится на край в ногах кровати. — Спасибо, что впустил, — искренне улыбается Волков, смотря, как Разумовский прячется за своей огромной чашкой, и думая, что тот стал выглядеть чуть лучше. Поспал, наверное. — Да не за что, — отмахивается Сергей. — Было бы жестоко заставить тебя гулять по улице в такой ливень. — Знаешь, у меня сегодня было жуткое чувство дежавю, — делится Олег, выплывая из задумчивости. Ему вновь кажется, что это когда-то было — уютные посиделки за чашкой чая. Только тогда это, кажется, были стаканы, такие гранённые. — Как будто мы уже виделись когда-то. Глупо, правда? — Ага, глупость… — тянет Разумовский, скрывая разочарованный вздох, чувствуя только бешено колотящееся сердце и расползающуюся по организму словно скверну злобу. Мозг отказывается функционировать, когда Серёжа подскакивает, бахает кружку с чаем на тумбочку и вылетает из спальни. Он натягивает кеды, даже не завязывая шнурки, — слишком долго — и выбегает из квартиры, хлопнув дверью. Разумовский понимает, что это слишком импульсивно и глупо, но по-другому уже не может. Холодные капли обжигают, домашняя футболка и шорты сразу промокают, а в старых кроссовках уже хлюпает вода, холодя пальцы. Зато возвращается возможность нормально дышать.●○●○●
Абсолютная тишина резко контрастирует с оглушительным хлопком входной двери, а в воздухе буквально кружится гнетущая атмосфера вперемешку с непониманием. Олег совершенно не понимает, что произошло и что он сказал не так. Первая мысль — позвонить, но номера то у него нет. Вторая — написать, и вот она уже имеет право на жизни. Телефон находится на столешнице, и Олег сразу набирает сообщение. Volk [01:43] Серый, что бы ни случилось, возвращайся домой, пожалуйста. Звук оповещения раздаётся из соседней комнаты, и Волков обнаруживает Серёжин телефон на тумбочке у кровати. Ну вот и где его теперь искать? Олег садится на кровать, лихорадочно соображая, что делать и кому вообще ещё можно позвонить. Слышится странный для такой тишины шелест, а потом раздаётся характерный звук падения. Волков оглядывается и замечает под ногами сложенный вчетверо лист, слегка подрагивающими руками поднимает и разворачивает. А увиденное в момент выбивает землю из-под ног, заставляя замереть в немом шоке.