To build a nest

Обычно на Ежегодный бал Хаяси — одно из самых престижных мероприятий сезона — пропускали лишь тех, чьи имена находились в списке гостей, и все те, кто всё же находился в этом списке, обязательно обладали богатством, политическим влиянием или могуществом — такой властью, на фоне которой вымогательство, похищения и убийства казались всего-навсего декорациями. Иллуми Золдик, который словно тень скользил по бальному залу, намереваясь завершить свою первую официальную миссию, обладал всеми этими качествами. Хисока Моро, который пробрался внутрь, сразу после того, как обзавёлся костюмом, при этом не забыв нацепить свою самую блистательную улыбку, не обладал ни одним. В тот день он блуждал по городу в поисках чего-нибудь интересного, по пути показал карточный трюк одной семилетней девочке, которая плакала навзрыд, пока гуляла с семьей. Как оказалось, она была наследницей семьи Хаяси, и таким образом, очаровав её родителей, он получил приглашение. Он принял его только потому, что хотел посмотреть, как будут искривляться физиономии богачей при виде его. Хисока сильно выделялся из толпы: извилистой походкой, приобретённой после нескольких лет бесцельного скитания по пустынным просёлочным дорогам, грязью и песком под ногтями, которые не сумел соскрести, плохо подогнанным пиджаком, неопрятно свисавшим с плеч. Костюм не смог скрыть в нём одинокого беспризорного мальчишки, он наслаждался тем, как все смотрели на него будто на ходячее бедствие и обходили стороной, словно боясь подцепить какую-нибудь заразу. С причёской тоже полная беда: он уложил волосы вверх, использовав почти всю банку геля, украденную в парикмахерской неподалёку. Хисока сделал мысленную заметку, что в следующий раз, когда будет в этом районе, он заодно прихватит розовую краску для волос. Незадолго до начала бала ему наконец удалось придать своей ауре желаемую форму — в путешествии он изучал и совершенствовал её, бросая вызов каждому интересному встречному, — и задумал несколько безобидных шалостей с ее участием. Хорошенько подумав, Хисока решил назвать свой нэн «Банджи гам», в честь конфет, которые когда-то покупала ему мама. «Когда-то» потому что его мать была уже шесть лет как мертва. Ему не нравилось вести счёт, потому что, по его мнению, ведение счёта подразумевало, что её смерть имеет значение. В последний раз он видел её на кладбище. А если точнее, то был последний раз, когда он видел её тело. Хисока был убеждён, что потерял свою мать задолго до фактической смерти. Болезнь, названия которой он не знал, подкралась из ниоткуда. Кашель и дрожь не отступали, и от неё осталась лишь тень в виде больной, умирающей женщины, неспособной подняться на ноги и жить полноценно. Оно медленно убивало её. Хисока презирал это. Тогда он понял, что не собирается заканчивать также и определённо не в какой-нибудь обшарпанной кухоньке, скорчившись на сломанных деревянных половицах, абсолютно немощный. Хисока решил проявить сострадание, когда дрожащей рукой доставал из ящика самый острый нож. Тот самый, к которому она велела не прикасаться, чтобы он случайно не порезался. Он решил добавить ещё каплю милосердия, когда спрашивал, хочет ли она умереть от его руки, покончив с муками раз и навсегда. Но самым добрым жестом с его стороны стал тот, когда он, выслушав её волю, положил нож обратно в тумбочку и сел возле неё, обхватив слабую костлявую руку. Глупо. Его губы безжалостно дрожали. Хисока отпустил воспоминание и взял что-то с сырного блюда, насилу проглатывая ужасный на вкус кусочек. Какая-то пожилая дама стоящая рядом усмехнулась. К её великому разочарованию, он просто высунул язык. Вытирая лицо дорогим на ощупь платком, он думал о том, что, наверное, воспринимать ту женщину за материнскую фигуру слишком мило с его стороны. У неё было много проблем, и в целом она довольно плохо справлялась со своими родительскими обязанностями, пусть им и удавалось хоть как-то сводить концы с концами благодаря паре-тройке трюков, которым она его научила. Но она пыталась, и Хисока отдавал ей должное. В то время его соседка, благослови её господь, была достаточно добра и помогла ему с похоронами. Он плакал, осознавая, что мама больше никогда не вернется. Как убого. После того дня он больше не позволял себе плакать. Непослушная прядь упала на лицо, щекоча ресницы. Хисока перестал приветствовать замечательные, презрительные взгляды, которые он получал, сверкающей улыбкой, сменив её на более жесткую. Он убрал прядь на место, и его глаз раздражённо дернулся: Сначала ему придётся осветлить волосы. Музыка остановилась, и в лужу собственной крови шлёпнулся мужчина. И вот он мёртв. Хисока, участвовавший в ужасно скучном разговоре о грибах, находился далеко от теперь неживого человека и был очень рад, что их прервали. Около тела стоял мальчишка. Глаза Хисоки заблестели — нарушитель был примерно его возраста, только немного младше. Он давно не встречал своих ровесников. Что-то будоражащее, невинное и извращенное одновременно вспыхнуло в животе. По понятным причинам люди начали паниковать: одни замерли в ужасе, другие с криком бросились на мальчика, злясь по той или иной причине, но тут же упали на колени. Он был крохой, одетой в хороший чёрный костюм, украшенный изумрудно-зелёными вставками. Длинные чёрные волосы, словно кнуты, ореолом окружали его худощавое тело. Когда неизвестный резко развернулся, вытянув руку, как лезвие, и точно пронзив чью-то шею, их глаза встретились. Яркое золото уставилось в зияющую тьму. Как только голова мужчины коснулась пола, он больше не смотрел в его сторону. В следующие несколько секунд ещё трое упали замертво. Трупов становилось больше, и толпа, словно одичавшее стадо испуганных свиней, ринулась к выходу. Ринулись все, но не Хисока. Всякий раз, как представлялась возможность, он безрассудно шёл навстречу опасности, будто мотылек, привлечённый пламенем. Как только о пол ударилось последнее тело, зал стих. С точки зрения Хисоки, именно так должна была выглядеть смерть. Великолепная. Ужасающая. Блистательная. Он усмехнулся и изумленно уставился на мальчика. Кроме них никого не осталось. Теперь, когда он зашел так далеко, он не знал, что делать дальше. В итоге, он изобразил свою самую очаровательную улыбку и поклонился. Вблизи ребёнок был похож на саму косу смерти, к тому же он оказался куда меньше и худее. — Можно пригласить тебя на танец? Чёрные зрачки безжалостно впились в его собственные. Ладони Хисоки вспотели. Затем неизвестный огляделся вокруг — волосы длиной чуть выше талии мягко покачивались при каждом движении, — и нахмурился. — Нет, — сказал он и, немного помолчав, добавил. — Музыки нет. Губы Хисоки искривились в ужасной ухмылке. — Ты только что прикончил несколько десятков человек, а тебя беспокоит отсутствие музыки? Мальчик напрягся и сморщил нос, слегка выпятив грудь вперёд. Своеобразная детская несуразность, с которой Хисока был хорошо знаком, осела на его плечах. — Мне заплатили за них, всё строго по делу. Хисока подошёл поближе и с упоением начал разглядывать язвительное выражение лица. Щекотливая тема, определённо что-то для него значащее, что-то, что заставит мальчика развернуться и уйти, если он нажмёт посильнее, поэтому Хисока оставил тему. — Привет, — попытался он снова, пробуя иной подход. Мальчик отошёл назад и скептично поднял бровь. Странно, что он отступает. Даже если забыть про его невероятное умение убивать, то нэн, разъедавший зал несколько минут назад, ясно давал понять, что он, безусловно, сможет выстоять против Хисоки. Но судя по всему, он придерживался какой-нибудь строгой и совсем не весёлой деловой политики, которую следовало бы засунуть куда подальше. Тем не менее, он не мог игнорировать тот факт, что маленький нарушитель, будучи на несколько лет младше его, был так искусен в бою. Какая захватывающая перспектива. — Привет. Значит, немного веселья всё же допускалось. Хисока ничего не мог с собой поделать и уставился на выпячивающуюся прядь. Спутанные волосы отливали светом люстр. Он выглядел ангельски. — Ты похож на чёрного лебедя, — сказал Хисока и почувствовал укол триумфа, заметив, что фигура мальчика немного расслабилась, но в то же время его взгляд посуровел. Хисока гадал, что произойдёт, если он ткнёт ему в лоб и попытается разгладить морщинку между бровей. Умрет, наверное. — … Ты думаешь, я похож на птицу? — Да, но круче, — сказал он и беспечно пнул чью-то оторванную руку, лежащую около его ноги. Она касалась только его ботинок, но всё равно чувствовалось странно. Он машинально усмехнулся. — Кстати, я Хисока. Краем глаза он заметил выжидающее выражение на лице ребёнка, думающего, что он продолжит. — Просто Хисока. — Добавил он, сухо улыбнувшись. Для влиятельных людей фамилии были очень важны. Единственная важность его фамилии заключалась в семье, которой у него не было. Но Хисока знал, что говорит с Золдиком. Он слышал о них, о семье профессиональных ассасинов, для которых убийства сродни дыханию. В своей сфере они были единственными и неповторимыми. Мальчик подходил по всем параметрам. Он никто, говорящий с самим Золдиком. Крошечная, завистливая часть его хотела разорвать незнакомца на куски. — Ладно, — наконец сказал он, — Меня зовут Иллуми. Мальчик, Иллуми, перекатывался с пяток на носки, будто что-то обдумывая. Выражение его лица было таким же бесстрастным, как и на протяжении всего диалога. — Просто Иллуми. Именно в этот момент Хисока широко улыбнулся невозмутимому и самому умелому ассасину, которого он когда-либо встречал и, возможно, когда-либо встретит. Это была такая улыбка, которая появляется у людей перед тем, как они начнут весело смеяться, улыбка, которая расцветает сразу после небольшого, искреннего акта доброты, коего он не получал уже много лет и на самом деле не заслуживал; И именно этот акт доброты, пусть и немного, но все же спас четырнадцатилетнего Хисоку --- Примерно через полчаса двое мальчиков оказались на террасе. Они соорудили себе гнёзда из подушек. Иллуми сдержанно поджал под себя ноги, а Хисока беззаботно распластался, откинувшись назад. Его забавляли осторожные косые взгляды Иллуми, направленные на него. — Я скоро уйду. Хисоке не нравилась эта перспектива, но он продолжил улыбаться. — Ты это уже в сотый раз говоришь. Иллуми рассерженно посмотрел на него. Хисоке отметил, что сердце, бешено колотящееся в груди, не такое уж плохое ощущение. Он повернулся к нему и наклонился поближе. — У тебя очень классный нэн. Я только недавно закончил совершенствовать свой, но мне ещё нужна практика, а ведь я старше тебя. Нам нужно подраться… — Он сжал руку в кулак и ударил ею по ладони. — Давай драться. Когда Иллуми, сузив глаза, отпрянул назад, до Хисоки дошло, что между ними почти не осталось свободного пространства. Настолько, что он без проблем мог определить, где начиналась и заканчивалась каждая ресничка. Если бы он хоть немного сократил расстояние, то наверное бы почувствовал мягкое тёплое дыхание на своей щеке. Но Иллуми, казалось, не заострял на этом внимание, поэтому Хисока нерешительно отстранился и активировал Банджи гам. По какой-то причине Иллуми игнорировал все его попытки завязать разговор. Хисока убеждал себя в том, что Иллуми вёл себя так только потому, что обычно холодно относился к окружающим, а не потому что не хотел общаться с беспризорником. Он выпрямил спину, положил руки на колени и сделал глубокий вдох. На его ладонях появилась светящаяся светло-розовая аура, ярко выделявшаяся в вечерней темноте. Хисока вытянул пальцы, проверяя её эластичность. Иллуми подался вперёд, с интересом наблюдая за его действиями. Хисока был довольно ловок в руках и умело контролировал свой нэн. Щипок зависти к его таланту больно ужалил Иллуми. Иллуми не знал, что ему следует сказать. Ему запрещалось разглашать информацию касательно его семьи и методов воспитания. А хобби как таковых у него не было. И что-то подсказывало ему, что кому-то наподобие Хисоки будут неинтересны его раздумья и невзгоды о птицах. Хисока, видимо, тоже не желал рассказывать о своём прошлом. Иллуми пытался как можно деликатнее расспросить о месте, где он вырос, но Хисока лишь вопросительно поднял бровь и пробормотал «серьёзно?». Иллуми сделал вывод, что такие вопросы были под запретом. Иллуми не умел разговаривать с детьми своего возраста. Но это было неважно, ему ведь это не нужно. Никто кроме семьи не имел значения. Ассасинам не нужны друзья. Но в Хисоке было что-то такое, что заставило Иллуми дать ему шанс. Ему было нечего сказать, но он всё равно открыл рот. Он не привык к такому, поскольку Иллуми чаще слушал своего отца, нежели разговаривал с ним. А если и говорил — в этом случае он обычно обращался к матери — то только по делу: «Я смогу осилить более концентрированную дозу яда» или «Да, мое ребро сломано, но кажется оно не проткнуло лёгкое» или редкое «Ты посолила яичницу или мне это сделать?» Было приятно сказать что-то настолько тривиальное. — Твой нэн, — задумчиво начал он и тут же остановился, пытаясь подобрать нужные слова. Хисока уже навострил уши и очень удивился, заметив тень улыбки на губах Иллуми. Выглядело забавно. — Кажется, имеет свойства резины и… жвачки?

~<∙>~

Хисока не думал, что проведёт морозное вторничное утро в кофейне с чашкой горячего шоколада, приятно согревающей руки. Ещё меньше он ожидал, что проведёт это время в компании плотно укутанного ассасина, но он не жаловался. Встреча с Иллуми в супермаркете была не чем иным, как предрождественским чудом. Хисока с ещё теплящейся надеждой украдкой поглядывал в сторону Иллуми. Копна спутанных чёрных волос и кончик очень красного носа смотрели на него с другой стороны стола. Всё остальное было спрятано под объёмной овчинной шапкой и шарфом, кроме чёрных лужиц, что были у него вместо глаз. Хисока так и не привык к ним. Они отталкивали, пугали, были до смешного большими, но в то же время странно милыми. Дешёвый пластиковый пакет, который так любезно предложил ему кассир, уныло валялся возле Иллуми. Ручки вяло болтались по бокам, наполовину раскрывая содержимое. Прикрыв нос тыльной стороной ладони, Иллуми громко чихнул, и стол задрожал. Их напитки едва уцелели. Предрождественское чудо, снова и снова напоминал себе Хисока, представляя в голове приставучий звон праздничных колокольчиков. — Ты идиот, — нагло начал Иллуми, тут же рассеивая тяжёлое молчание, густым туманом повисшее в воздухе. Он хотел усмехнуться, но вместо этого сдержал звук за лёгкой улыбкой. — Да, — просто согласился он. – А ты назвал меня сиротой. Хисока увидел или, по крайней мере, подумал, что увидел, как Иллуми нахмурился. Он продолжал смотреть в горячий шоколад, который купил для них двоих, и желал, чтобы неприятное ощущение в животе исчезло. Иллуми сидел, скрестив лодыжки. Хотя под столом было не так много места, их ноги не соприкасались, и Хисока не мог перестать об этом думать. — Если честно, я думаю, ты заслужил. Кончики губ Хисоки дрогнули. А глаза увлажнились. — Ага, — откуда-то появился ком в горле, из-за чего он начал говорить так тихо, что малейший поток воздуха мог заглушить его голос; в это время снаружи бушевал ветер. — Я знаю. Иллуми слегка наклонил голову, словно встревожился. Может быть его лицо, спрятанное под огромной шапкой, выражало ту же печаль, что чувствовал Хисока. Иллуми отодвинул шарф и легонько прижал носки своих ботинок к ботинкам Хисоки. — Но, — сказал Иллуми, его голос, лёгкий и непринуждённый, напоминал пение птицы. — Мне всё ещё жаль. Я не должен был говорить это. Хисока сглотнул, пытаясь сосредоточиться на тепле, разливающемся на кончиках пальцев, и смутно подумал, что не слышал этот тон с тех пор, как началась зима. — Прости, Хисока. Он не знал, когда и где Иллуми научился доброте, но в глубине души всегда считал, что это немного несправедливо. Он еле держал улыбку, поэтому, прежде чем что-либо сказать, сделал глубокий вдох. Он хотел звучать отрешённо. Вальяжно даже. — Мне жаль, что я вёл себя, как придурок. Простишь меня, Иллу? У него ничего не получилось. Вздохнув, он наконец поднял взгляд и, чтобы хоть как-то сохранить образ, протянул руку и игриво пошевелил пальцами. Иллуми смахнул её в сторону. Хисока скорбно поморщился. На улице, за стенами кафе, защищающего от зимних холодов, пошёл снег. Хисока, наблюдавший за снегопадом в окно, представлял, как на ветру кружатся снежинки, точно семена одуванчиков, плывущие по безоблачному летнему небу. --- — Поразительно, — монотонно произнёс Иллуми, наклонившись так, чтобы быть на одном уровне с растением. — Оно ещё живо. Хисока уязвлённо приложил руку к сердцу. Ленивая улыбка на его губах испортила эффект. — Ты что в меня совсем не веришь? Конечно Хролло-чан жива… — он хотел почесать нижнюю сторону листка-ловушки, но, когда растение попыталось его укусить, резко отдернул руку и выкрикнул неприглядное «блять», затем, быстро собравшись, начал заботливо водить большим пальцем по пластиковому горшку. — Она под моим особым надзором. Иллуми скептично приподнял бровь, но больше ничего не добавил. Теперь, когда Хисока задумался об этом, он заметил, что Иллуми делал так довольно часто, оставляя незавершёнными добрую половину их диалогов; — Кто бы выиграл в поединке: Гон или Киллуа?

Киллуа. —

— Уверен? Или ты так говоришь только потому что он твой любимчик?

… —

— Как думаешь, Мачи ненавидит меня?

Тебя все ненавидят. —

— Но не ты, так ведь? — Иллуми?

… —

Как прошёл твой день? —

— Фейтан пытался меня убить, кажется.

Фейтан… из труппы теней? —

— Ага, он самый.

Я сейчас на работе, расскажешь позже, ладно? —

— Если ты так занят, зачем позвонил мне, Иллу? — Ты беспокоишься обо мне?

… —

Иногда это особенно раздражало, но в целом Хисока не был против. Он также не был против того, что Иллуми, предварительно не спросив разрешения, без колебаний последовал за ним в его квартиру. А вот что его действительно беспокоило (к сожалению), так это то, что Иллуми с порога начал расспрашивать о местонахождении своего рюкзака, как будто он пришёл только для того, чтобы снова уйти. Он чуть не сказал, что выбросил его в окно, но передумал и вместо этого указал на ярко-жёлтый портфель, мирно лежащий на диване. Таким способом он в кои-то веки пытался вести себя вежливо. — Удивительно, но Иллуми остался. Хисока поинтересовался почему, на что Иллуми просто кивнул в сторону телевизора, по которому шёл прогноз погоды, и сказал, что на улице слишком холодно, чтобы возвращаться в отель, затем продолжил возиться со своим ноутбуком, всё это время находившимся в драгоценном портфеле. Заголовок гласил: «На Йорк Нью Надвигается Снежная Буря» — Эй, где твоя зарядка? Я забыл свою в отеле. Хисока небрежно указал на спальню, параллельно открывая недавно купленную банку рыбьего корма. Ноутбук остался беззащитно лежать на столике рядом с Хролло-чан. В голову лезли разные мысли, например: почему Иллуми живет в отеле, и, что более важно, может у него там припрятано несколько папок с порно? Плавники Мими красиво отражали свет, она неторопливо плавала в своём аквариуме, поставленном на столик рядом с диваном. Довольно странное место для рыбки, но и Мими, и аквариум были относительно небольшими, так что смотрелось более-менее гармонично. Во всяком случае, Хисока считал, что они добавляли немного уюта. Когда Иллуми вернулся в гостиную, он крепко сжимал адаптер. Хисока ничего не сказал ни об отеле, ни о порно. — Что-то новенькое, — пробормотал Иллуми, смотря то на рыбку, то на Хисоку, затем вставил вилку в одну из розеток. Его взгляд метался от ноутбука к шнуру, безвольно свисающего с его пальцев. Слишком короткий. Хисока хихикнул. Иллуми рассерженно посмотрел на него. — Мими новенькая. Вообще-то я назвал её в честь тебя. Хисока перевернул банку и стал наблюдать за падающими в воду рыбными хлопьями. Так, а сколько нужно-то? Прищурившись, он начал вглядываться в мелкий шрифт на банке, проклиная свою дальнозоркость. — Я польщён, — признался Иллуми, как только устроился на полу, положив ноутбук на колени. Лёгкая довольная улыбка говорила о том, что зарядное устройство работает. Хисока молча молился о провале процедуры, просто чтобы полюбоваться разозлённым Иллуми. То, как он бесстыдно занимал кухонный пол, делало его похожим на ленивого кота. И Хисока подумал, что в итоге Иллуми Золдик, по всей видимости разбиравший тонны порно-вкладок, наконец обрел покой. Хисока постучал острым ногтем по стеклянному аквариуму и наблюдал за тем, как Мими резко метнулась в другую сторону, испугавшись его пальца. Ну что же, покой так покой.

———

В Связи С Ухудшением Погодных Условий Движение Поездов, Прибывающих В и Отправляющихся Из Йорк Нью, Временно Приостановлено. —— Гражданам Рекомендуется Оставаться Дома.

———

Утренняя поездка в супермаркет сделала Хисоку одним из самых счастливых людей в округе. Ему удалось приобрести всё необходимое для четырёх постояльцев своего дома, а у Иллуми уже были его бесценные бутылочки с шампунем, так что он, вероятно, чувствовал себя неплохо в непривычной обстановке. Ну, «непривычной», это сильно сказано. Да и вообще к тому моменту Иллуми был практически нахлебником. Хисока даже начал задумываться о том, чтобы начать готовить ужин на двоих, уже не спрашивая останется ли он на ночь. — Эй, Иллуми. — Да? Золдик выглянул из-за экрана ноутбука. Виднелся кончик его носа и большие обезоруживающе странные тёмные глаза. Он подметил, что, пока он был в магазине, Иллуми где-то отыскал и надел его ужасно простую ярко-оранжевую толстовку. — Что у тебя там такого интересного? Хисока всерьёз начал задумываться не порно ли. — Разбираюсь с работой… почту разгребаю, — уточнил он. — Почту, — повторил за ним Хисока. Иллуми отложил ноутбук в сторону и вытянулся, разминая спину. — Да. Я скоро уйду, нужно выполнить несколько заказов. Хисока громко вздохнул и устало потёр переносицу. Он начинал раздражаться и хотел всем свои видом выразить негодование, поэтому нервно засмеялся. — Иллуми, душа моя, — ехидно начал Хисока. В ответ Иллуми поморщился. — Душенька, — ещё раз сказал Хисока, только чтобы позлить его. — Позволь своим несчастным жертвам пожить денёк-другой. На улице вроде как снежная буря, не забыл? Иллуми задумчиво моргнул. Хисока любезно указал на телевизор, где как раз показывали сводку погоды, ведущий водил по карте континента Йорбиан, усыпанной белыми пушистыми облаками и ледяными снежинками. На этот раз появился новый заголовок: «Все рейсы в Йорк Нью и обратно отложены из-за плохой погоды — Гражданам рекомендуется оставаться дома». Снаружи будто в насмешку завыл ветер. Иллуми медленно перевел своё внимание обратно на Хисоку. Он невинно посмотрел на него, а затем с лёгкой растерянной улыбкой сказал: — В таком случае я остаюсь дома на ночь? Прозвучало весело, но в то же время грустно, словно это была шутка, которую он не до конца понял. Иногда рядом с Иллуми Хисока чувствовал себя так, будто смотрит в замочную скважину двери, которая никак не поддаётся. — Конечно, Иллуми, — согласился с ним Хисока лишь затем, чтобы подбодрить. — Ты дома. —— Позже в тот же день Хисока поставил готовиться рис, затем через пару минут зашёл в ванную комнату и обнаружил там Иллуми. Он был бы в полном восторге, если бы не тот факт, что Иллуми был полностью одет и преспокойно раскладывал свои шампуни и кондиционеры по полкам, ставя их в один ряд с принадлежностями Хисоки. — Иллуми! — Что? Что-то не так? — Да, — произнёс Хисока с тем самодовольным выражением, которое говорило о том, что так просто Иллуми от него не отделается. — Ты здесь. В моём душе. Ну или… — он обвёл его с головы до ног, — … половина тебя. Иллуми мгновенно остановился и перестал раскладывать свои пожитки, у него и в мыслях не было спрашивать разрешения у Хисоки, потому что этот пункт, по его мнению, сам собой подразумевался в их соглашении. — Ой. Хисока выглядел так, словно полностью наслаждался каждым моментом его дискомфорта. — Прости, — неловко выдавил из себя Иллуми. Хисока лишь пожал плечами и прошёл мимо, тогда Иллуми понял, что его подозрения оказались верны: он нарочно вредничает. — Знаешь, я как раз собирался в душ, не составишь мне компанию? Иллуми поморщился, но ради приличия криво улыбнулся. На краешках глаз появились морщинки. — Нет, спасибо. — И никакого секса тоже? — Определённо нет. — … Это твоё «определённо нет» относится ко всей конструкции? В плане «нет не сексу», и тем самым ты говоришь, что не против или– — Хисока. Иллуми сделал глубокий вдох. На мгновение Хисоке показалось, что они сейчас горячо и страстно засосутся. — А ты как думаешь? — Я думаю, что тебя очень легко разозлить, — пролепетал Хисока. Хисока позволил своей улыбке исчезнуть после того, как Иллуми выскочил из ванной, но через пару секунд он ворвался обратно с угрожающим видом. — Не трать всю горячую воду, ладно? Хисока моргнул. Он стоял перед ним по пояс голый, а Иллуми упрямо смотрел ему только в глаза. Это был плевок в лицо. — Ла-адно. — сказал он любезно, по большей части из-за того, что был застигнут врасплох. Иллуми, казалось, был удовлетворён ответом, а затем дверь закрылась. Хисока почувствовал, как его щёки снова округлились. Он не оставит ему и капли. Принимая душ, Хисока заметил, что Иллуми задвинул все его вещи на заднюю часть полки, поэтому пришлось немного провозиться: среди различных средств с надписями «Silky Smooth Hair» и «No Frizz» ему наконец-таки удалось выудить пузырёк с этикеткой «Colour Protect». Вот мерзавец. После того, как он поймал себя на том, что уже в пятый раз напевает какую-то мелодию — чисто из привычки — послышался щелчок переключателя рисоварки. Пока тёплая вода с грохотом ударялась о кафель, а её капли стекали по телу, Хисока прислушивался к отдалённым приглушённым шагам: Иллуми возится на кухне. То открывающиеся, то закрывающиеся ящички — он не знает, где что находится. Пока. Затем тарелки, со звоном стукающиеся о поверхность стола. Хисока рассеянно осознал, что, должно быть, именно так звучал семейный быт, но он не мог знать наверняка, потому что у него его никогда не было. И, находясь в роли стороннего наблюдателя, который не понимает концепцию домашней жизни или из чего она состоит, он подумал, что она звучит очаровательно. —— — Кстати, на днях видел твой бой на Небесной Арене. Хисока помрачнел. Иллуми наоборот воодушевился. — Как она тебя назвала? Жуткий странный клоун? — Я не клоун, — упрямо пробурчал Хисока и продолжил ковыряться в еде. Пушистый белый рис был спрятан под мелко нарезанной свининой и слегка обжаренным яичным желтком. Он лениво смешал всё вместе, наблюдая за тем, как крупа занимает поверхность. — Ну и кто ты тогда? Хисока не сдвинулся с места и просто поднял взгляд. Он поджал губы и прищурил глаза, тут же роняя палочки для еды. Как только они стукнулись о тарелку, он произнёс самым уверенным тоном: — Фокусник. К его ужасу, Иллуми откинул голову назад и рассмеялся. Хисока возмущённо наблюдал за тем, как подрагивали его плечи. —— — Я всё хотел спросить, зачем тебе рюкзак? Пока Хисока намыливал тарелки, находясь по локоть в пене, до него начала доходить суть совместного проживания, а именно: это означало, что теперь после еды будет вдвое больше грязной посуды, посуды, которую впоследствии нужно будет сушить и, ко всему прочему, раскладывать по местам. Это был один из тех нюансов, которые до поры до времени казались абсолютно очевидными, но когда руки буквально исчезали в моющем средстве, то оказывалось, что с такими новинками свыкнуться гораздо тяжелее. Хотя, может, он просто добавил слишком много мыла. Рядом с ним Иллуми приподнял бровь. — И ещё, почему ты так близко? — Я хочу помочь с уборкой. Хисока искоса посмотрел на него. — Ты дышишь мне в шею. Иллуми неохотно отступил назад, и Хисока облегченно выдохнул. Обычно он бы упивался этой близостью. Но Иллуми даже не прикасался к нему, а просто неловко вертелся вокруг. Это напомнило Хисоке самого себя, восьмилетнего мальчишку, оставшегося без матери и наблюдавшего за протиравшей полы соседкой, которая впустила его к себе. Он чувствовал себя не в своей тарелке. «Я хочу помочь с уборкой» очень походило на «Я не хочу быть обузой». Через несколько дней он сбежал от неё. Хисока прикусил щеку. Не похоже, что Иллуми сделает нечто подобное, но… — Ты ведь не собираешься уходить, правда? Иллуми хватило наглости бросить на него недовольный взгляд. — Я с превеликим удовольствием предпочту пробираться сквозь бурю, чем терпеть тебя, если ты об этом. Выражение лица Хисоки помрачнело. — Ха-ха очень смешно. — Он стряхнул мыло со своих рук на щеку Иллуми, чуть не попав ему в глаз. — Хисока- — Я серьёзно, — прервал его Хисока, игнорируя испепеляющий взгляд своего друга, и продолжил мыть посуду. — На кой тебе сдался этот рюкзак? Ты вдруг переосмыслил своё существование и принял мирное бытие бродяги? Иллуми нахмурился: — Нет. Но немного подумав, застенчиво добавил: — Ну, типа. Хисока чуть не выронил тарелку. Иллуми не обращал на него внимания, салфеткой вытирая пену с лица. Мыльный аромат цитруса, свежий и дразняще легкий, повис в воздухе. Хисока не выносил тишины, поэтому он немедленно заполнил её. Из-за таких порывов его манера речи становилась нехарактерно грубой, он становился ребёнком, пытающимся втиснуть треугольную призму в отверстие для кубика. — Только не говори мне, что твой дорогой папаша выдворил тебя. Сзади послышался насмешливый вздох. — Точнее и не скажешь. Похоже, ты был прав. Хисока не понимал, о чём говорит Иллуми, но у него было такое чувство, что он не хотел быть правым. — Я действительно вертелся вокруг моей семьи прямо как… — он остановился и горько усмехнулся, — собачка на поводке. Иллуми произнёс последние слова с особенной мягкостью и осторожностью, будто хотел, чтобы оно жалило изнутри, но его голос ни разу не дрогнул. Хисока снова повернулся к нему, не зная, что сказать. По какой-то причине, первое, что пришло на ум было «прости». Иллуми пожал плечами. — Это не твоя вина. — Знаю. — Говоря это, он печально улыбнулся неискренности собственных слов. — В этом нет ничего особенного. У меня есть деньги, они всё ещё позволяют мне работать, поэтому мне просто надо купить дом. — Продолжил Иллуми, словно он больше пытался убедить себя, нежели Хисоку. — Ага. Хисока очень сомневался насчёт «нет ничего особенного», но умолчал об этом. Они смотрели друг на друга ещё мгновение, пока безразличное выражение лица Иллуми не сменилось странной, кривой улыбкой. Он, казалось, извинялся за тяжесть атмосферы. — Я в душ. — Окей. — Если ты израсходовал всю горячую воду — я убью тебя. — Я этого не делал, — соврал Хисока. — Но как скажешь. Когда Иллуми направился в ванную, Хисока представил, как та же самая тяжесть следует за ним из кухни, впивается когтистыми пальцами в его руку и оседает глубоко в костях, как тяжесть усопшей семьи. —— Он знал, что крики неизбежны. — ХИСОКА! Он распахнул дверь ванной, улыбаясь. — Да, дорогой? — Я говорил тебе не тратить всю горячую воду, — прошипел Иллуми. Хисока представил, как за закрытой дверью душевой его губы искривились в оскале. — Я могу присоединиться и согреть тебя, если хочешь. — Пошёл ты, — выругался Иллуми, выключив воду. — Холодная вода тебе в помощь, мой друг, смой с себя позор, Иллуми, смой с себя позор, — низко пропел Хисока. — Да заткнись ты уже, или я, о, Боже, помоги мне, или я- Хисока громко хихикнул и, восприняв это как сигнал к уходу, наконец захлопнул за собой дверь. —— Хисока рано забрался под одеяло своей кровати. Когда он увидел Иллуми, проходящего мимо его спальни, он присвистнул, пытаясь привлечь внимание. Как только Иллуми повернулся к нему, он радостно похлопал по пустому месту рядом с собой. Иллуми грозно посмотрел на него, поднял средний палец и ушёл восвояси. Хисока сжал одеяло и надулся, как будто не знал, что сделал не так.

———

Снежная Буря Превратилась В Ураган. Метеорологи Предполагают, Что Это Продлится Несколько Дней -- Гражданам Настоятельно Рекомендуется Оставаться Дома.

———

Прошло ещё два дня, а морозы не стихали. Мало-помалу Хисока осваивался во всей этой истории с сожительством, потому что, хотя он и привык к Иллуми, он всё ещё не привык жить с Иллуми. Иногда Иллуми был груб, по большей части из-за того, что частенько Хисока доводил его до ручки, но так или иначе ему нравилась домашняя суета. А если точнее, он был заинтригован концепцией и хотел выжать из неё максимум, поэтому он так упорно настаивал на том, чтобы Иллуми спал с ним на одной кровати, а не проводил каждую ночь на диване. Он представлял себе, что это будет ужасно неловкое испытание, как они, свёрнутые в калачики, будут пытаться не касаться друг друга. Скорее всего, кто-то из них перетянет одеяло на свою сторону. Не то чтобы он никогда ни с кем не спал, но это всегда случалось после секса, а секс, по его мнению, был феноменальным растопителем сердец. И что ж, технически он уже делил постель с Иллуми и раньше на одной из тех долгих миссий, но к тому времени они были так измотаны, что заснули сразу, как только их головы коснулись подушек, так что это даже не в счёт. Вообще-то Хисока помнил свою последнюю настоящую ночёвку, которая была много лет назад, во всех подробностях, вероятно, потому, что это было довольно редкое явление. Он ночевал с Мачи и нервно теребил край своей изодранной рубашки. Его мать однажды сказала ему, что он иногда брыкается во сне, и он боялся случайно причинить ей боль. А если совсем честно, то он больше беспокоился о том, что она сделает с ним взамен. Излишне говорить, что он пережил ту ночь.

———

На Мейппл Стрит Была Найдена Бродячая Кошка, Застрявшая На Дереве. Власти Уже Связались С Пожарной Частью. –– Гражданам настоятельно рекомендуется оставаться дома.

———

– Иллуми, мы будем делить кровать. Мы два взрослых человека. Ударение, которое он сделал на последней части, заставило Иллуми злобно усмехнуться. Хисоке это совсем не понравилось. – А ты достаточно высокого мнения о себе. Он раздраженно закатил глаза. Они вдвоем стояли по обе стороны кровати, друг напротив друга, и убедить Иллуми перестать быть невыносимым и просто находится вместе на одной постели с каждой секундой казалось все более и более непреодолимой задачей. – Ты правда собираешься спать напротив телевизора, пока это не кончится? – Осталось всего ничего. Это не проблема. Хисока самодовольно оскалился. – Серьезно? – протянул он. – Всего ничего? А дальше то что? Вот так просто выйдешь отсюда и сходу купишь дом? Иллуми хотел что-то сказать, но тут же запнулся. – И где ты будешь жить до тех пор? Потому что, насколько мне известно, я твоя последняя надежда, так как у тебя нет других друзей и тебе некуда- Хисока быстро одернул себя, однако недосказанные слова, словно смрад гниющего трупа, заполонили все пространство. Тебе больше некуда возвращаться. Иногда возникало странное чувство, будто они с Иллуми живут на совершенно разных плоскостях. И в такие моменты Хисока вспоминал, что именно он являлся причиной подобных размолвок, так как имел исключительный талант задевать его самые слабые места. – Ладно, – наконец произнёс Иллуми, он выглядел подавлено. – Не хочу это признавать, но ты прав. Он прикрыл глаза и тяжело вздохнул. – Будем спать вместе. Счастлив? Хисока почесал затылок и отвёл взгляд, выбрав тумбочку вместо обжигающего взгляда Иллуми. Он совсем не чувствовал себя счастливым. – Ты злишься на меня. Иллуми удрученно засмеялся. – Да, Хисока, я злюсь. Ты же только и делаешь, что пытаешься вывести меня из себя. «Нет» – сначала подумал он, но, немного погодя, в голове всплыло: «Да» «Наверное» Так глупо, что он больше не мог подшучивать над ним и не чувствовать себя плохо. В теплом свете лампы Иллуми выглядел бы почти умиротворенно, если бы не был так взбешен. – Давай так: сегодня ты спишь здесь, – он указал на кровать, – А я, если понадоблюсь, буду на диване. Иллуми молча смотрел ему вслед. Закрывая за собой дверь, Хисока старался сделать это как можно мягче, будто один неверный шаг может стать последним. На кухне его внимание привлекла венерина мухоловка. Он поставил локоть на стойку, прижавшись щекой к ладони, а другой рукой начал водить по краю горшка. – Эй, Хролло-чан, – тихо проговорил Хисока, – Я тут подумал, если ты не будешь получать достаточно солнечного света, ты умрешь? Хисока посмотрел в окно. Кромешная тьма пеленой окутала небо. В конце улицы стоял одинокий фонарь, освещавший тысячи кружащихся в суматохе снежинок, безвольно летящих по направлению ветра. – Солнца не будет какое-то время, – пробормотал Хисока, думая о том, что Иллуми выглядел точно так же: такой же маленький и беспокойный, словно сильный порыв ветра сломает его окончательно.

———

Двенадцатилетнего Мальчика С Улицы Вязов Поймали После Попытки Спасти Кошку, Застрявшую На Дереве. Ребёнок Уже Передан Родным. Пожарная Бригада Делает Все Возможное, Чтобы Спасти Кошку ——Гражданам Настоятельно Рекомендуется Оставаться Дома.

———

Ночью, когда Хисока только-только нашёл удобную позу для сна, Иллуми решил тихонько выползти из спальни и ударить его по голове. Хисока страдальчески взвыл. – Иллуми… – Заткнись и живо в постель, будем спать вместе. Хисока сел и потёр ушибленное место. – Что? – Хватит дуться, ты как дитя малое, вставай с дивана. – Я не дуюсь- Он снова ударил его по голове. – Дуешься, – сердито настаивал Иллуми. В темноте Хисока не мог четко его разглядеть, но и без этого его голос давал понять, что он сильно устал. Вопреки себе, он фыркнул в тыльную сторону ладони. Иллуми оскорбился. – Дорогой, – подколол Хисока, его сердце стало биться чаще, – Тебе одиноко без меня. Хисока просто дразнился, однако сказанное не прозвучало как вопрос. Когда Иллуми нахмурился, ему показалось, что беззаботность и легкость его слов вот-вот испарится. Если вырвать эту фразу из контекста, она станет такой же тяжелой, как свинец. Он надеялся, что Иллуми будет придерживаться чертового контекста. – Я бы так не сказал. – Ладно, спать? – Спать, – подтвердил Иллуми. Но, как ни странно, он не сдвинулся с места, будто что-то обдумывал. Хисока приподнял бровь, как бы говоря «ты только скажи и пойдём». А затем наконец: – У тебя тоже нет других друзей. И направился в спальню. Хисока ошеломленно уставился на него, потом последовал за ним, думая о своём обыденном употреблении слова ‘других’ и всех его самых сентиментальных значениях. Он был прав, когда предполагал, что спать с кем-то без секса до, будет неловко. Кровать была достаточно велика, чтобы с комфортом помещать обоих, но колючее, затруднительное понимание того, что стоит ему хоть немного двинуться, и его нога или локоть нечаянно коснутся Иллуми, не давало ему расслабиться. Инструкции, которые он получил всего несколько минут назад, тоже не помогали: "Не прикасайся ко мне", - сказал он ему. Хисока не знал, куда деть руки. А он всегда знал, куда деть руки. Он не боялся Иллуми, просто тот уже достаточно настрадался за день. В кои-то веки он не собирался позволять себе испортить что-то хорошее. Он повернул голову. Большие, словно два бездонных блюдца, глаза Иллуми внимательно смотрели на него. Хисока нервно улыбнулся. – Что? – прошептал он. Иллуми передразнил его и повернулся на бок. Хисока сделал то же самое. Теперь они лежали спина к спине. – Ты купил кровать с навесом. О, Иллуми оказался болтлив. Странно, но мило. Всё-таки больше странно. – Да. – Почему ты передумал? Хисока вспомнил богомолов и желтые резиновые сапоги, беззаботно шлёпавшие по грязной луже. – Просто передумал, – соврал он. Иллуми уснул первым. Хисока прислушивался к его спокойному дыханию, которое нарушало тишину комнаты, и притворился, всего на мгновение, что это его любимая песня; мелодия, которую он не всегда мог слушать и которой он никогда не сможет подпевать.

———

Пожарным Удалось Снять Кошку С Дерева, Некоторое Время Она Проведёт В Пожарной Части. —— Гражданам Настоятельно Рекомендуется Оставаться Дома.

———

Проведя почти неделю взаперти в своей квартире, Хисока решил высказать кое-что за завтраком, налив себе кофе и горячий шоколад для Иллуми. Он скрестил лодыжки и посмотрел на аквариум, где между камней плавала Мими. – Ты мог бы остаться здесь и не покупать отдельное жильё. Хисока громко отхлебнул кофе, в то время как Иллуми поперхнулся своим напитком. После продолжительного кашля и хрипения он повернул голову и вопросительно посмотрел на него. – Закончил? Чудесным образом Иллуми выглядел совершенно бесстрастно. Однако складка между бровей выдавала его. Хисока все ещё хотел разгладить досадную морщинку – ему безумно хотелось посмотреть, что произойдёт дальше. – Ты шутишь? – абсолютно нейтрально спросил Иллуми. Хисока обхватил горячую кружку двумя руками и надавливал до тех пор, пока ладони не начали болезненно гореть. – Нет, – легко ответил он. Иллуми на секунду призадумался, Хисока решил не мешать ему. – Тогда тебе придётся перестать расходовать всю горячую воду в ванной. Убрав руки с чашки, Хисока переплел пальцы и положил на них подбородок, позволив жгучему теплу щекотать кожу. Его лицо расплылось в победной улыбке, но Иллуми казался серьезным. – Конечно. Можем скрепить наш договор, если хочешь, – Хисока подал ему руку, все ещё ухмыляясь, и проигнорировал громкий стук своего сердца о грудную клетку. Иллуми скептично уставился на его ладонь, сжав губы в тонкую линию. – И как долго я могу жить у тебя? Хисока отвёл руку назад и слегка пожал плечами, как будто ему было все равно. – Сколько пожелаешь, любимый. Иллуми смотрел куда угодно, только не на Хисоку, и задумчиво хмыкнул. – Мама меня так раньше называла. В его голосе слышалось тоскливое прощание, и, казалось, у него едва получалось связывать слова. Хисока прижал свои стопы к ногам Иллуми. – Зануда. Иллуми, совсем не раскаиваясь, промямлил сухое «прости» и раздражающе пошевелил пальцами ног. Хисока позволил ему.

———

Недельная Буря Подходит К Концу, Самолеты И Поезда Возобновляют Свои Рейсы. —— На Улице Снова Безопасно.

———

~<∙>~