ты в моей жизни

Только слепой бы не заметил перемен в доме Поттеров, произошедших сразу же после того, как Лили ответила согласием на предложение руки и сердца Джеймса и окончательно переехала к нему, в старенький коттедж, расположенный в Годриковой Впадине. Только ступив на порог, Сириуса и Марлин окутал запах свежеиспеченного печенья и только что сваренного какао, что наверняка разливался по чашкам. У Джеймса и Лили было чертовски уютно. Словно их дом являлся последним лучом солнца, легким дыханием, отгонявшем призраки войны, следовавшие всюду по пятам. Наверное, именно так и должно выглядеть пристанище, где проживают два любящих сердца, где сохраняется мир во время войны. Все в доме постепенно оживало, будто пробуждалось от глубокого сна. В комнатах стало намного светлее, на окнах появились новые цветочные занавески, обновились некоторые элементы интерьера. Перемена наступила и в саду, который вновь приобрел прилежный вид. Глядя на пышные клумбы с пионами, трогательные ромашки и маргаритки, Сириус без труда припомнил те давно ушедшие дни, когда они вместе с родителями Поттера сидели на веранде, пили лимонад, и Дорея гордо заявляла, что никто из их соседей не мог похвастаться таким обилием цветов. Встретивший их в коридоре Джеймс, сразу же пригласил всех на кухню, где они и коротали последние несколько часов. Сначала очень долго разговаривали и никак не могли поделиться всем, что произошло за последний месяц. Но ближе к наступлению сумерек, когда солнце постепенно блекло, уступая место просвечивающемся полотну полумесяца, за окном все стихло. Марлин и Лили занимались малочисленной посудой, потом отправилиcь выбирать новую музыкальную пластинку, а Джеймс с Сириусом играли в карты на ящик сливочного пива, совсем как в школьные времена. Когда девушки вернулись, Джеймс успел выиграть несколько галлеонов. Марлин присела к Сириусу, опустила голову к нему на плечо и стащила недоеденное печенье, так и зависшее в одной из его рук. В другой он держал колоду карт, хмуро косясь на бубновую девятку. На него вдруг, подобно цунами, накатило осознание того, что они впервые так спокойно проводят вечер. Что не нужно никуда гнаться, следить за временем и томиться от ожидания горестных известий об очередной смерти. И как же хорошо было просто сидеть в кругу близких друзей и отдыхать от череды бесконечных рейдов и хриплого, строгого голоса Грюма, который последние несколько месяцев ходил чернее тучи. Лили поставила пластинку Элвиса, зазвучала песня «Fairytale» и девушка, покачиваясь в такт музыки, распустила свой длинный хвост, обрушив огненную лавину на худенькие плечи. Джеймс то и дело отвлекался, посматривая на Лили, и в конце концов, наплевав на незаконченную партию, вскочил из-за стола и танцующей походкой двинулся к ней. Лили звонко рассмеялась, затмив своим смехом мелодичное пение. Когда они, взявшись за руками, стали кружить по тесной кухоньке, то обстановка сильно напомнила старые, романтичные магловские фильмы. Марлин улыбнулась, глядя на них, и молчаливо сжала ладонь Сириуса, что-то неразборчиво то ли напевая, то ли бормоча, и он почувствовал, как по его венам растекалось странное, не свойственное ему, спокойствие. Часы медленно тикали, а стрелки практически достигли двенадцати. Пора уже им собираться и трансгрессировать к себе в квартиру. Джеймс наотрез отказывался их отпускать. Лили полностью поддерживала своего мужа и, не дожидаясь ответа парочки, постелила им на диване в гостиной. Но Сириусу и Марлин чертовски не хотелось уходить из кухни. Словно стоило перейти в другую комнату и в одно мгновение пала бы та поистине волшебная атмосфера, в которую они погрузились. Уже успела стихнуть музыка и на тарелке с печеньем остались лишь крошки. Поттеры поднялись к себе в спальню, а они все сидели, продолжая хранить молчание. Будто произнесенные слова могли порушить долгожданный момент уединения. Ночная тишина стала для них настолько сокровенной, личной, заменившей шумные пабы, звуки гитары и заговорческий шепот. — Сириус, ты когда-нибудь представлял нас такими? — Марлин первой нарушила молчание, глядя прямо в глаза, и он утонул в синем омуте. — Что, когда все закончится, и у нас будет дом, я буду готовить ужин, а ты приходить c работы и сидеть со мной на кухне? Сириус долго-долго не мог оторвать от нее взгляда, изучая знакомые с детства черты лица, которые всколыхнула пелена тревожности. Порою — если быть точнее, с началом аврорской деятельности — Марлин становилась сентиментальной, и они обсуждали свое будущее после войны. Особенно по ночам, лежа в обнимку. Думал ли он о том, что они окончательно осядут где-нибудь в Лондоне и буду просто счастливы ещё больше, чем сейчас? Раньше, наверное, ему показались такие размышления скучными, но сейчас все было иначе. Но представить их такими же, как Джеймса и Лили, все равно было по меньшей мере странно. Потому что Сириус прекрасно знал: у них вряд ли получится усидеть на одном месте. Они хотели увидеть мир и жаждали отправиться в путь. Если бы не война и друзья, они бы давно уже уехали из Лондона. — Почему ты спрашиваешь, Марлин? — Блэк прижался к ее лбу, скользя рукой по щеке и играясь с прядками волос. — Не знаю, не хочу ныть, но я устала от всего, — произнесла она, накрывая его руку своей, — мне в последнее время хочется одного: уехать далеко, например, к морю. Сириус кивнул. Он, как никто другой, разделял её чувства. Ему самому осточертела эта никому не нужная — кроме, разумеется пришибленного психа, возомнившего себя невесть кем — война. Хотелось движения, новых ощущений, а не разрушавшихся и склеенных заново, надежд. Они же, в конце концов, так молоды, их жизнь не должна просачиваться сквозь пальцы, подобно песчинкам. — Пойдем в сад? Здесь душновато, — не успев Блэк дать ответ, Марлин соскользнула со стула и решительно потянула его за собой. Ее длинные, растрепавшиеся светлые локоны, казалось, сверкали ярче, чем зажженные фонари. На улице Марлин, словно резко оживилась, почувствовала прилив сил. Она оборачивалась на ходу, улыбалась ему, нарочно ускоряя шаг. Сириус шел за ней, как ненормальный, пялился на ее ноги. У Марлин были красивые ноги, да чего уж говорить, она вся была красивая. И сейчас ему особенно хотелось рассказать ей об этом. Неужели он захмелел от чая? Правда Джеймс незаметно от Лили подлил ему в кружку немного виски... Это вполне объясняло то, что он смотрел на Марлин так, будто никогда в жизни раньше не видел. На Марлин было надето воздушное голубое платье до колен, идеально сидевшие на ее точеной фигуре и отлично смотревшиеся с его черной косухой, которую она присвоила себе. Девушка частенько грешила тем, что нагло отбирала его вещи, а Сириус удивлялась тому, что на ней они смотрелись чертовски привлекательно, несмотря на большой размер. — Блэк, ты уснул что ли? — Свет от фонаря касался лица МакКиннон, она напоминала настоящую фею. Марлин и была его девочкой-феей. По-детски кружащей вокруг него, не отпускавшей его руки и смотревшей так любяще, что он мог отправить за ней куда угодно, даже с повязкой на глазах. — Тебе не угодишь, МакКиннон, — Они минули качели, идя к беседке, что утопала в зеленой-презеленой виноградной лозе. Сириус потянул Марлин на себя, усаживая на колени и обнимая. В саду, кроме них, не было ни единой души и, сидя в беседке, они напоминали изгнанников. На безмятежном небе вспыхивали новые звезды, погружая все кругом под купол, сотканный из мерцающей серебристой пыли, танцевавшей по стволам деревьев и домам. Глядя на него, можно было уверенно заявить о том, что ждать осталось совсем чуть-чуть. Все потрясения и переживания забудутся, станут лишь малюсеньким черным пятнышком, стирающимся с каждым новым восходом солнца. Ведь темная ночь всегда сменялась ярким, теплым днем. Локоны Марлин щекотали ему нос. Сон не спеша подкрадывался к ним, и когда, наколдовав плед, они укутались в него, глаза стали медленно закрываться. И последним, что запомнил Сириус, были слова Марлин, которая, прижавшись к его щеке губами, говорила, что им необходимо провести свой следующий выходной у моря.