***
— Адриан? Что ты здесь делаешь, дорогой? Адриан выглянул из-под одеяла, под которым он прятался, а затем бросился в объятия матери, зарыдав ей в рубашку. — Отец накричал на меня. Мама вздохнула. — Ты опять отвлекал его от работы? — Может быть, — пробормотал он ей в грудь. — Адриан, — неодобрительно сказала она. Она отстранилась и приподняла его подбородок, заставив его посмотреть ей в глаза. — Я жду, когда ты скажешь мне правду. — Да, — тихо сознался он. — Но ему необязательно было кричать. — У твоего отца очень важная работа. И ты же знаешь, что отец много работает, чтобы обеспечивать нас. — Я знаю. — Очень трудно управлять такой компанией так, как делает он. И очень обидно, когда в кабинет врываются такие маленькие Адрианы и отвлекают тебя, не обращая внимания на твою работу. Его переполняло чувство вины, и он смотрел на неё широко раскрытыми глазами. — Ты же не хочешь расстраивать отца, ведь так? — Нет, — прошептал он. — Так и поступают хорошие мальчики. Ты ведь хочешь быть хорошим мальчиком и сделать своего отца счастливым, верно? — спросила мама. Он согласно кивнул. — Ну вот. А теперь вытри слёзки и выходи. У тебя ещё уроки сегодня.***
Следующее утро для Маринетт приходит с слишком, слишком ранним звоном будильника. И всё же она знает, что это важно для Адриана, а значит важно и для неё тоже, поэтому ему достаточно дважды разбудить её, чтобы она наконец встала с кровати. К тому же она действительно в предвкушении увидеть закулисье настоящей модной фотосессии. — Ты готова? — спрашивает Адриан, заглядывая в ванную, где Маринетт заканчивает свой макияж. — Ага, — говорит она, крася губы блеском. Она смотрит на него и приподнимает бровь. — А ты? Он усмехается и проводит рукой по взлохмаченным волосам. — Они всё равно сделают всё, когда я приду туда. Она ничего не говорит о том, что раньше он бы никогда не вышел из дома с лохматыми волосами. По крайней мере не в образе Адриана. Она игриво взъерошила его волосы, проходя рядом. — Мне нравится. Когда они пребывают на студию, она удивляется, увидев Габриэля Агреста. Со слов Адриана она поняла, что он почти никогда не присутствует лично. По тому, как пальцы Адриана сжимают её, она уверена в том, что он тоже удивлён. Она видит, как напрягается лицо Габриэля, когда он замечает их, а затем его взгляд останавливается на Адриане, и он сильно хмурится. Она сжимает пальцы Адриана, мягко напоминая, что она рядом и поддерживает его. Адриан ведёт её к Габриэлю. — Доброе утро, отец. — Адриан. Похоже, что за то время, что ты провёл вдали от дома, ты забыл, что являешься лицом этого бренда. То, как он оскорбил внешность Адриана, слишком очевидно, и единственное, чего хочется Маринетт — трясти его до тех пор, пока он не перестанет быть таким ужасным. Она прикусывает щёку изнутри, чтобы не сказать, что она думает о его дурацких волосах и ещё более дурацком понимании приоритетов. Он поворачивает к ней и — он ухмыляется? — Я рад, что вы смогли присоединиться, мадмуазель Дюпен-Чен. Она кивает, не решаясь заговорить, чтобы случайно не сказать что-нибудь, что лишь ухудшит ситуацию. Затем Адриан уходит, чтобы его привели в порядок, и Габриэль велит ей пойти за ним. — Адриан рассказал о том, чего стоит ожидать сегодня? — Нет, — сказала Маринетт. — Мне показалось, что ему не стали рассказывать о большом количестве деталей. — Адриан никогда ими не интересовался. Маринетт ничего не говорит. Ей кажется, что её водят за нос. Ей это не нравится. Когда она не оспаривает это, он продолжает идти, и она послушно следует за ним. Пока они идут, он рассказывает о мелочах на студии, и, если бы она так сильно не доверяла ему, то подумала бы, что он правда старается загладить вину. Они приходят на съёмочную площадку, оформленную в стиле лыжного шале, с множеством деревянных панелей, каменным фасадом вокруг камина, многослойными коврами и шикарным диваном. — Вы снимаете коллекцию осень/зима, верно? — спрашивает она. Он кивает. — Да. — Должно быть неудобно постоянно сосредотачиваться на одежде для предстоящего сезона, а не на том, который сейчас, — она бросает взгляд на свой легкий хлопковый сарафан. Это вовсе не похоже на зиму. — Главное — одежда. Конечно, ваше вдохновение как дизайнера не ограничивается тем, что соответствует погоде на улице. Она чувствует упрек и воздерживается от дальнейших попыток продолжить светскую беседу. Тёплая рука на её талии оповещает о возвращении Адриана. Он ласково улыбается ей. Он выглядит… Ну, словно он вышел с обложки журнала. Его лохматые волосы теперь искусно взъерошены. Его лицо так же великолепно, как и всегда, но сейчас все его черты стали ярче и чётче. А одежда… шёлковая рубашка приглушенно-голубого цвета облегает его грудь, а узкие кожаные брюки цвета верблюжьей шерсти облегают бедра. Она знает, что это сейчас в моде, но видеть это на Адриане почему-то кажется чем-то ещё большим. Он выглядит очень, очень осязаемым. Она хочет что-то сказать — что именно, она не уверена, потому что она хочет сказать что-то ободряющее, но знает, что не может сказать именно то, о чём думает, — когда их прерывают. — Адриан! О и Маринетт! Так здорово вновь встретиться с вами. С нашей последней встречи прошла целая вечность! Маринетт напрягается, когда Лила черт побери Росси крутится рядом. Маринетт не видела её с коллежа, когда командировка мадам Росси закончилась, и она вернулась в Италию. Она была бы вполне счастлива, если бы всё осталось так, как есть, но вот она здесь. Снова во Франции. Снова на орбите Маринетт, где она очевидно доставит неприятности. У Лилы хватает наглости обнять её так, словно они старые друзья, а не заклятые враги. Маринетт напряжённо стоит, пока Лила сжимает её. Она никак не может заставить себя ответить на объятие, даже чтобы избежать сцены. — Вау, Маринетт, взгляни на себя, — говорит Лила, отстраняясь и оглядывая её с ног до головы. — Знаешь, обычно все на таких мероприятиях ужасно помешаны на моде. Так приятно видеть кого-то, кто не зациклен на внешности. — Лила, — сквозь зубы произносит Маринетт. — И, Адриан, я так рада, что мы снова будем работать вместе, — ухмыляется Лила, обнимая Адриана и целуя его в щеку. — Ты выглядишь очень красиво. Ох, мы повеселимся. — Всегда приятно встретиться со старым другом, — улыбка Адриана более натянутая, чем обычно. — Рекламные кампании, в которых вы участвовали вдвоём несколько лет назад, были довольно успешными, — говорит Габриэль, еле заметно улыбаясь. Маринетт это не нравится, но, может, это просто её ненависть к ним двоим приукрашивает её домыслы. — Мы подумали, что было бы неплохо вернуть вас двоих для более зрелой фотосессии теперь, когда вы оба взрослые. — Разве это не волнительно? — урчит Лила. — Конечно, я не могла отказаться от шанса снова стать моделью Gabriel. Разве это не потрясающе? Лайла приподнимает бедро и показывает на себя и на нелепо короткое платье с тигровым принтом, которое было на ней с парой кремовых сапог с напуском. Это гораздо более откровенно, чем обычные дизайны Габриэля, и Маринетт уверена, что она просто хочет, чтобы Адриан оценил её. Словно Адриан мог когда-нибудь заинтересоваться кем-то вроде неё. Даже если она сможет дополнить это платье лучше, чем Маринетт когда-либо. — И, конечно, приятным бонусом была встреча со старыми друзьями. — Какая удача, — вежливо говорит Адриан. — Надеюсь, тебе понравится смотреть, Маринетт, — почти поет Лила, схватив Адриана за руку и потащив его на площадку. И Маринетт действительно вынуждена смотреть. Всё начинается довольно невинно, Адриан и Лила позируют вместе на интимном фоне. Но по мере продолжения съёмки фотограф требует большего физического контакта, и Лила становится всё более и более смелой. Ей приходится смотреть, как Лила водит своими грязными руками по груди Адриана. Смотреть, как Лила скользит проворными пальцами между пуговиц рубашки Адриана, касаясь голой кожи под ней. Смотреть, как Лила расстёгивает верхнюю пуговицу. Смотреть, как Адриан, следуя инструкциям фотографа, уткнулся лицом в шею Лилы и держит её голую ногу, положив руку на внутреннюю сторону бедра, смотреть, как другой рукой он притягивает Лилу к себе. Она знает, что он просто делает свою работу. Он профессионал. Она знает, что Лила — последняя женщина в мире, которой бы он заинтересовался. Она вовсе не ревнует из-за того, как он касается её, а она его. — Да, да, дайте мне больше страсти, больше насыщенности! — взволнованно восклицает фотограф. Хотя того факта, что это Лила держит в своих руках любовь всей жизни Маринетт, безусловно, достаточно, чтобы её кровь закипела сама по себе. Но хуже того, она видит, что ему некомфортно. Его плечи напряглись. Моргнешь и пропустишь, как сузились его глаза. Его трогают так, как ему не хочется, кто-то, кто уже прикасался к нему против его воли. Она знает, что было не так уж много фотосессий с другими моделями, и, конечно, раньше у него не было такого… Близкого контакта. Ну почему это должно быть с ней? Когда Маринетт видит, что Лила в пятый раз проводит губами по обнажённому горлу Адриана, она готова наброситься на неё. — Ой, можете нанести тональный крем сюда? — зовёт Лила, смеясь. — Я опять испачкала шею Адриана помадой. Она протягивает руку, чтобы стереть пятно, но Адриан отталкивает её руку. — Нет, — говорит он с нотками раздражения в голосе. — Ты же не хочешь случайно запачкать одежду косметикой. — Такой предусмотрительный, — хмыкает Лила. У Маринетт дёргается глаз. — Они так хорошо смотрятся вместе, вы так не думаете? — говорит Габриэль во время перерыва, пока визажист закрашивает шею Адриана. — Честно, нет. Его губы дёргаются в ответ. Адриан думал, что сегодня его отец протянет оливковую ветвь. Однако теперь Маринетт ясно, что Габриэль ничуть не сожалеет о произошедшем на ужине. Это не извинение, это возмездие. Это наказание. Габриэль должен знать, насколько ужасна Лила. Как сильно Адриану некомфортно из-за неё. — Между ними химия, которая поднимет моду на новый уровень. Как дизайнер, я ожидаю, что вы сможете понять это. И теперь Маринетт уверена, что необходимость смотреть на это — наказание Габриэля для неё. Он хочет, чтобы она сломалась. Он пытается разбудить в ней самое плохое. И это работает. Она так сильно ненавидит их двоих. — Думаю, у нас просто разные вкусы, — как можно непринуждённее говорит Маринетт. Это не так непринуждённо, как ей бы хотелось. Съёмка продолжается, и очередной час смотреть на то, как Лила кладёт руки на Адриана, слушать её смешок «ой, прости» совершенно беззастенчивым голосом каждый раз, когда она смело пересекает черту, из-за чего Адриан вынужден физически отодвигать её. Очередной час смотреть на то, как Адриан через силу заставляет себя проявлять нежность и влечение к этой суке. Гнев, отвращение, желание защитить, любовь, ненависть и ярость накапливаются и бурлят внутри неё, пока она чуть ли не трясётся от этого. — Мадмуазель Дюпен-Чен, вы в порядке? — спрашивает Габриэль. На его лице нельзя различить каких-либо эмоций, когда она смотрит на него, но она уверена, что ему нравится это. — В полном, — коротко кивает она. — Хм, что ж, теперь у меня есть и другие дела. Прошу простить, — и Габриэль уходит. Вдох. Выдох. Ей нужно успокоиться. Она видела, как люди акуманизировались из-за меньшего. Маринетт вновь переключает внимание на съёмочную площадку, где Адриан отводит руку от пояса своих штанов. Она стискивает зубы. Вскоре съёмки наконец, слава богу, заканчиваются. Адриан устало улыбается ей, уголки его глаз напряжены, и этого достаточно. Взглянув ему в глаза, она идёт к нему, не замечая ни съёмочную площадку, ни фотографа, ни даже Лилу. Всё её внимание сосредоточено на её Котёнке, а затем она стоит перед ним и смотрит ему в глаза. Он судорожно выдыхает. — Ты хочешь?.. Он замолкает, когда её руки скользят по его плечам, и она использует их как рычаг, чтобы подпрыгнуть и оказаться в его руках, обхватив ногами его талию. Он подхватывает её, и она знала, что он сделает это. Теперь, когда он поддерживает её вес, она вновь обхватывает руками его шею, притягивая их тела ближе друг к другу. Маринетт хочет поцеловать его, показать всем присутствующим, что он её, а она его. Но… Это не так. И она не может быть очередным человеком, нарушившим личные границы Адриана. С него достаточно этого на сегодня. Достаточно, и точка. Прежде, чем она успевает отстраниться или извиниться, Адриан наклоняет своё лицо в явном приглашении, его глаза смотрят в её так ярко и жаждуще. Она прижимается к его губам, нежно, ласково, упиваясь мягкостью его губ, но этого недостаточно. Она дразнит языком его губы и тихо стонет, когда он раскрывает их для неё, и она может попробовать его на вкус. Её контроль ускользает. Он не уклоняется, когда она скользит своим языком в его рот, нет, он, кажется, приветствует это, касаясь его своим, посасывая кончик, а затем возвращая услугу. Он стонет в поцелуй, посасывая её нижнюю губу, а затем вновь врываясь в её рот. Её контроль рушится. Она запускает руки в его волосы, портит аккуратную причёску, сделанную для фотосессии, дёргает за пряди, чтобы лучше наклонить его лицо, для более глубокого поцелуя, для того, чтобы сделать из него беспорядок. Звук, который он издаёт при этом, действует на её нервы, вызывая покалывание по её позвоночнику и между ног. Его руки скользят от её бедер и ягодицам. Он целует и целует её, и она теряет себя в поцелуе, пока в её мыслях не остаётся только он. Адриан, Адриан, Адриан… Она хочет этого, хочет его, и это желание наполняет и поглощает её, вытесняя все другие мысли. Какая-то часть её помнит, что они на публике, и она хочет предложить продолжить в каком-нибудь уединённом месте, чтобы они могли перейти к большему. Тоненький голосок внутри кричит ей, что это плохая идея, хоть сейчас она и не может вспомнить почему. Есть только Адриан и она, жгучее желание, нарастающее в её животе, и боль между ног. И она целует его ещё больше.