Там, где мечты разнятся с реальностью

Питер жалеет, что у него нет телепортационного пояса, как у Уэйда, поэтому приходится брать билет на самолет. До Ванкувера недалеко, но дорого, и уже через несколько часов Человек-Паук мчится к логову монстров, огороженному прозрачным магическим барьером. Выглядит логово как кусок обычной улицы с двухэтажными разномастными домами. Один из них, по центру, самый большой и серый, с красивой ухоженной лужайкой. Неужели монстры занимаются даже садоводством? — Мне нужна ваша королева, — заявляет Питер стражникам на входе. Они совсем не выглядят устрашающе: просто огромный медведь с сияющей густой шерстью и облезлая макака со странными то ли собачьими, то ли волчьими ушами. — Мы не пропускаем никого, человечишка. Отправляйся подобру-поздорову. — Скажите, что пришел Человек-паук. Это срочно. Монстры переглядываются, макака дергает ухом, медведь касается волшебного барьера и произносит: — Ваше Величество, к вам просится некий паук. — Человек-паук, — поправляет Питер. — Один? — звучит откуда-то голос Шиклы. — Да. Я по личному вопросу, — снова произносит Питер. — Пустите его. В барьере открывается проем, и Питер проходит внутрь. Проем тут же исчезает: если что, он в ловушке. Хотя какое Шикле дело до Человека-паука? Никакое. Она всегда ненавидела его за дружбу с Уэйдом, но не настолько, чтобы желать смерти. Она просто считала, что Паучок портит ее прекрасного мужа наемника. Питера встречает девушка с крыльями летучей мыши. В остальном она выглядит по-человечески: бледная кожа, русые волосы, светло-серые глаза и отстраненно-потерянный взгляд, как у всех подростков, пересидевших за компьютером. — Я вас провожу, — говорит она. Питер как можно более вежливо кивает и идет за ней. Повсюду им попадаются крайне странные существа, совершенно не похожие на людей. Да и на зверей не всегда. Питер старается не глазеть: он уже много раз имел дело с монстрами Шиклы, но любопытство берет свое. Они ступают в тот самый огромный дом, изнутри больше напоминающий пещеру, освещенную лишь несколькими огнями, минуют небольшой коридор, и вот, они в зале. — Человек-паук, — раздается почти повсюду. Шикла восседает на огромном золотом троне и устремляет на Питера желтые глаза, обрамленные фиолетовыми пятнами. — Если ты пришел просить за людишек, то я уже договорилась со Мстителями. — Мстители это не правительство Канады, и «договорилась» не то же, что «набила всем морды», — пожимает плечами Питер. — Но я пришел не из-за этого. Я пришел из-за Уэйда. Шикла усмехается, наклоняясь чуть вперед — ее черно-фиолетовый комбинезон не то чтобы что-то скрывает, но такая поза добавляет ей еще больше вульгарности. Иногда Питеру кажется, что некоторые злодейки пытаются сразить врагов с помощью декольте. — Забавно. Теперь он посылает ко мне тебя? — Посылает? — Неужели ты пришел по своей инициативе? Питер разводит руками. — Зачем он мог меня послать? — Затем, что его сюда больше не пускают. — И почему? — Потому что он сумасшедший. Питер вздыхает и чуть не давится пыльным воздухом. Здесь столько грязи: на полу, на портретах непонятных чудовищ, на старой потертой мебели — все кричит о том, что здесь нужны услуги клининга или хотя бы пылесос. — Он всегда таким был, — говорит Питер. — Но теперь он вбил себе в голову очередную бредовую идею, связанную со мной, и донимает меня. — Что за идея? Шикла встает с трона и подозрительно смотрит на Питера. В свете огней она выглядит еще более чудовищной, чем обычно: и глаза как будто сверкают злее, и тень от нее становится больше. — Вы же друзья. Ты что, не знаешь, на чем он помешан сейчас? Питер вообще ничего не знает. Единственное, о чем он может догадаться, так это последствия, которые его ждут, если он ненароком взбесит королеву монстров. — Сейчас мы редко работаем вместе. Следи за новостями. — Делать мне нечего, следить за бывшими, — фыркает Шикла. — Так что тебе нужно? — Что случилось с Уэйдом в Нью-Йорке? — Он умер. Питер молчит некоторое время, обдумывая, как бы донести до женщины, которая почти жила с Уэйдом несколько лет, что ее бывший муж, мягко говоря, бессмертный. — Да, но он все время «умирает», а потом регенерирует. — Нет, он правда умер. Его разнесло на мелкие частицы, и его не стало. Питер чувствует, как земля уходит из-под ног, в горле пересыхает, он не знает, что сказать, а когда находит слова, от них становится только жутко: — Что тогда ходит под маской Дэдпула? — Он и ходит. На мгновение воцаряется тишина. — Я не понима… — Я же суккуб, Паук. Я возвратила его к жизни. Но после этого он вбил себе в голову, что он ничего не чувствует, и требовал, чтобы я все исправила. — Ты исправила? — Я и не ошибалась. Он просто придумал себе новую безумную идею фикс. Возможно, смерть чуть больше повредила его психику, но я сделала все, что смогла. Темный зал и трон, одна из самых опасных женщин в мире — все это отходит на второй план, когда реальность опускается на плечи Питера. Такой вред не восстановить — он это понимает сразу, без каких-либо знаний магии: спасение превратилось в проклятье, а Шикла правда думает, что сделала доброе дело. — Спасибо, — выдыхает Питер, хотя не испытывает никакой благодарности. Да, Шикла вернула Уэйда, но Уэйд уже больше никогда не будет прежним. Человек, который ничего не чувствует. Кем он стал? Психопатом? Кажется, так это и называется. Или этому вообще нет никаких определений. — Ты правда не можешь его излечить? — Сам оклемается. Питер уверен в обратном. Шикла даже не представляет, насколько Уэйд изменился. — Он правда стал другим. — Мне жаль. Только по ее тону этого не видно. Конечно, какая ей разница? Она никогда не была за то, чтобы Уэйд становился добряком. Возможно, она думает, что бесчувственность Уэйду будет к лицу. Питер возвращается в США ни с чем. Отчаяние и полное неверие в то, что Уэйду станет лучше, травят душу. Питер даже домой не заходит, он сразу отправляется к Мстителям. Все-таки они должны знать, что теперь Уэйд не совсем Уэйд и руководствуется… чем? Если бы только здравым смыслом, то он не стал бы вести себя с Питером так. Уже возле гордо сияющей башни Мстителей Питера встречает Тони, грозно расставив железные руки с репульсорами, запрещая пройти. — Даже не думай, — выдает Тони. — Что бы ты ни сказал, мы ни за что не… — Что-то случилось? — с недоумением спрашивает Питер. Тони не успевает ответить, Питер продолжает. — Я пришел сообщить новости. Уэйд не в себе. За ним нужно присмотреть. Я не знаю, насколько он адекватен, и он точно может кому-нибудь навредить. Боже, почему Питер вообще раньше никому об этом не говорил? Ведь опасность Уэйда была очевидна. Тони опускает руки и медленно подходит к нему. — Вот оно что. А мы как раз его схватили. Решили, ты пришел уговаривать освободить его. Питер опускает голову. — Я буду только рад, если его никуда не выпустят. Что он натворил? — Чуть не угробил весь торговый центр. Из лучших побуждений, вообще-то, но… Гидра сказала: несколько сотен людей или маленькая страна. Ну он и выбрал, сразу же. — Вы, ребята, конечно, спасли всех? — предполагает Питер, несмело поднимая взгляд. — Разумеется. Дэдпул ведет себя странно в последнее время. Там, где он появляется, возникают проблемы. — Разве так было не всегда? — Раньше он хотя бы был почеловечнее. Лица Тони не видно за железной маской, а голос кажется слегка электронным, но Питер все равно улавливает беспокойство. Такое, будто Тони — строгий отец, а Уэйд — мальчик из футбольной команды, с которым уж точно нельзя отпускать на школьные танцы. Питер сделает все, чтобы Тони никогда-никогда не узнал о том, что между ними происходило в последние месяцы. — Но, по сути, вы взяли его просто за то, что он пытался выбрать самый логичный вариант? — Нет, за то, что он пытался пришить Кэпа. Я, само собой, не в восторге от звездно-полосатого, но убивать его — это слишком. Питер только надеется, что его скептический взгляд чувствуется через маску, потому что Тони обожает Стива, что бы там ни говорил. Значит, все кончено. Уэйд под охраной, его уже не вернешь, а Питер может идти домой и вздохнуть с облегчением. Только вот он не может. Не может взять и выкинуть почти пять лет своей жизни. Даже больше — восемь. Шикла не слишком разбиралась с тем, что произошло, но Уэйд, очевидно, что-то понял. Он ходил к ней, он пытался стать нормальным. Даже он сам этого хотел. — Я могу его увидеть? — тихо спрашивает Питер. — Конечно, пацан, — добродушно разрешает Тони. — Только не вздумай пытаться его украсть. Мы тебя уделаем. — Я просто хочу кое-что понять.

~

В этой камере тихо и светло, как в кабинете у стоматолога. Уэйд сидит на кровати, на его ноге красным огоньком мигает устройство, отслеживающее перемещения. Глупая затея, учитывая, что Уэйд спокойно может оторвать себе ногу. — Какая неожиданность, — первое, что произносит Уэйд, завидев Питера. — Я думал, ты умер или сбежал. — Сбежал, — кивает Питер. — Я же забрал вещи. — Ну, тот, кто тебя убил, мог бы подстроить все так, будто ты сбежал. — И ты мог бы проверить, отправив мне сообщение. — Ты бы ответил? Уэйд произносит это как шутку, без злобы, без горечи. На нем нет маски, а глаза такие холодные, такие пустые. Шрамы и язвы, как обычно, расползаются по лицу. Питер впервые, наконец, осознает, насколько Уэйд уродлив. — А ты бы понял, почему я ушел? — Не совсем даже понимаю, за что меня взяли Мстители, но, судя по всему, за что-то очень плохое. Питер только вздергивает брови. — Я знаю, что с тобой случилось, Уэйд. Шикла воскресила тебя. Твоя психика повредилась, и… — Она неправильно меня воскресила, — перебивает его Уэйд. — Я ничего не понимаю, я ничего не чувствую. — Зачем ты тогда меня насиловал? Тебе не доставляло это удовольствия? — Я не насиловал тебя. Уэйд говорит это так убежденно, что Питеру хочется просто исчезнуть и больше никогда не возвращаться. Может, это не Уэйд, а Питер — сумасшедший? — К чему тебе вообще секс, если ты ничего не чувствуешь? Уэйд смотрит прямо и открыто — от его взгляда мурашки по коже, от его голоса сложно не закрыть уши руками. Питер задает вопросы, ответы на которые должен услышать. Питер задает вопросы, ответы на которые услышать страшно. — Я чувствую естественные потребности, — произносит Уэйд. — И я стараюсь делать то же, что и всегда. Я ем, сплю, бью плохих парней, занимаюсь сексом. Я делаю все то же, что и раньше, потому что не знаю, что делать еще. — Ты ничего не хочешь? — Я ничего не хочу. — Но ты смеялся! — Потому что обычно я смеюсь. Нет, то был не обычный смех, то был зловещий холодный смех — пустой и пугающий. — Когда я просил тебя не трогать меня, почему ты продолжал? — Мы и раньше так делали. Питер удивленно вздергивает брови. Что они делали? Они могли играться, кривляться. Уэйд вечно придумывал всякую дурость, но он не любил инсценировать изнасилования, хотя однажды они пытались. Да и Питер иногда мог нести околесицу вроде: «Нет, не трогай меня», — а сам продолжал лапать Уэйда так, будто рот ему не принадлежит. И на основе этих воспоминаний Уэйд решил, что Питер все равно хочет, даже когда отказывает? — Если и делали, то в шутку, — пытаясь перебороть подступающий ужас, выдыхает Питер. — Ты никогда раньше не брал меня силой. Уэйд молчит. Он даже сожаление не пытается изобразить. — Ты должен был уйти раньше. — Ты совсем не видел разницы? — Совсем. — Ты не хотел причинить мне боль? — Я ничего не хочу. Питер переводит дыхание. Это оказалось тяжелее, чем он ожидал. Каждую секунду он ищет силы, как бы не упасть и не расплакаться. — Уэйд, ты знаешь, что у Шиклы пошло не так? — Этот обряд совершается вдвоем, Питти. Кто-то должен был пойти за мной в потусторонний мир. И она отправила своего самого верного союзника — Дракулу. — Он ошибся? — Вряд ли он пытался сделать все правильно. Кто вообще будет воскрешать бывшего собственной жены? Но она ему верит и убеждена, что я все выдумываю. — Почему ты не сказал мне сразу? Питера накрывает такое отчаяние. Если бы он знал, все могло бы пойти по-другому. А теперь он разговаривает с человеком, которого когда-то любил, который смотрит на него пустым взглядом. Тем самым взглядом, что Питер видел так часто за последние месяцы. И Питер благодарен судьбе за то, что между ними стекло. Уэйд не доберется до него. Уэйд уже больше никогда до него не доберется. — Тогда ты ушел бы раньше, а на тебя я ориентировался, — поясняет Уэйд. — Я всегда думал, что ты тот, кто лучше понимает, что хорошо, а что плохо. — Зачем тебе вообще делать добро, если ты ничего не чувствуешь? То, с какой усталостью, с каким безразличием Уэйд это говорит — невыносимо. — Я жил так раньше, и когда меня «починят», мне будет легче, если за это время я не натворю ничего плохого. Я ведь помню, чувство вины — хреновая штука. — Тогда тебе лучше больше не чувствовать. И вряд ли то, что Уэйд делал с Питером, — единственный повод для вины. — Наверное, ты прав. Я не знаю. Последнее, что я помнил перед смертью, это то, как был счастлив с тобой. Было приятно. И я хотел вернуть эти чувства. Но теперь ты ушел и говоришь, что я тебя насиловал. — Ты можешь хоть немного изобразить сожаление?! — вспыляет Питер. — Ты говоришь это так, будто не случилось ничего страшного, будто ты можешь просто взять и повторить все прямо сейчас. — Извини, — в голосе Уэйда действительно появляются нотки жалости, но от этого Питеру только жутко. — Мне нужно идти, — это все, на что его хватает, потому что он наслушался достаточно. Еще минута в обществе Уэйда, и Питеру понадобится психотерапевт. Может, он и так уже нужен. На выходе из камеры его ждет Наташа, и только теперь Питер понимает, что их разговор могли подслушать. Никто, кроме Локи, не подозревал об изнасиловании прежде, но если в камере стояли микрофоны... — Что он сказал? — спрашивает Наташа, и Питер с облегчением выдыхает. — Он умер в битве за Нью-Йорк, и после воскрешения с ним что-то не так. — Стоит обсудить это с нашими магами, — пожимает плечами Наташа. — Не волнуйся, мы его вытащим. — Говоришь так, будто в воскрешении нет ничего сложного. — У нас один Локи сколько раз умирал? — А сколько раз по-настоящему? Наташа поджимает губы и кивает. Они идут в конференц-зал, где уже собрались остальные члены разношерстной команды за большим серым продолговатым столом. — Несколько месяцев назад Уэйда неправильно воскресили, — провозглашает Наташа. — Он теперь типа как зомби? — уточняет Скотт. — Он ничего не чувствует, — объясняет Питер. — Значит, как зомби, — кивает Скотт. — Он не жрет мозги, дубина, — бросает ему Тони. — Он же не жрет? — Нет, — Питер сжимает кулаки. — Вы можете без своих идиотских шуток? Он просто не чувствует эмоций. Не понимает, что хорошо, а что плохо. Не может прочесть эмоции других людей. В обряде воскрешения участвовал Дракула, который недолюбливает Уэйда. Он мог сделать что-то не так, но ни за что ничего не расскажет. — Что, если, — начинает Локи, — они воскресили его тело… — … но не его душу, — подхватывает Стивен. Они переглядываются, а Питер растерянно уточняет: — Что это значит? — Это значит, что среди нас ходит пустая оболочка, — подает голос Ванда. — А твой парень уже несколько месяцев как мертв. Раньше Питер воспринял бы эту информацию намного болезненнее, а теперь ему просто постоянно плохо. Как вообще может быть хуже? Уэйд больше не слышит голосов. И это логично, ведь он и все его личности мертвы. А то, что осталось, никогда Уэйдом не было. — Мы можем попробовать повторить обряд, — предлагает Ванда. — И как ты это сделаешь? — хмурится Стивен, пока его красный плащ на плечах согласно шуршит. — О, уж она-то сможет, — заявляет Локи. — Только нам нужен тот, кто пойдет за Дэдпулом в мир мертвых. — Я пойду, — выдыхает Питер. Если есть еще крошечный шанс вернуть Уэйда, Питер ни за что не позволит пойти кому-то другому. — А я поищу информацию в книгах, — провозглашает Стивен.