Костяника

это наша вина. ты как змей-искуситель. лучше б просто исчез, лучше шёл бы отсюда. я хочу заорать: «помогите-спасите!», но молчу и тону, и тону в этом сюре. ты, как будто назло, стал случаться так часто, игнорируя все мои «я отпускаю». это пусть не несчастье, но точно не счастье, извращённая степень какая-то кайфа. ты становишься частым опять визави моим – здравый смысл украли, куда-то везут его. независимость? вряд ли. пусть и не зависимость, но мы точно у края чего-то безумного. не хочу, только всё о тебе, что пишу я. ты твердишь, что любой, не я кто, – пустое. эта смесь из духов и твоих пошлых шуток въелась намертво в память, но как я устал. лучше б просто исчезнуть, запрыгнуть в такси бы, чтоб всё стало игрой, чтоб, как в детстве – «ты выбыл». я опять весь – тебе, чёртов змей-искуситель. это наша вина. это точно наш выбор. Наташа Хедвиг

      Памятуя о своем проколе с работой Костика, Коля назначил встречу в самом нейтральном месте — в Макдональдсе.       Поздоровались рукопожатием, как не делали уже очень давно, если не никогда, отстояли очередь, сделали заказ. Два красных подноса, запах картошки, столик в самом углу, маленький и неудобный. Коля стал разворачивать свой бургер.       — Прости меня, — сказал Костик, не притрагиваясь пока к еде.       — Проехали, — ответил Коля и отпил колу из соломинки. — Я слетел с катушек, ты погорячился. Забудем. Я вменяемый и все понимаю. Так что больше не будем о том, что было, ладно? — Костик кивнул, но как-то неуверенно. — Ну правда, Кось, ты ведь прав был. У меня новая работа, ответственная, дела с квартирой. Кстати... — он кинул в него одну картофелину, — мне б помощь вот дружеская не помешала в этом вопросе. И вообще... Ты огромная часть моей жизни, так было всегда, так и останется. Я успокоился, серьезно, — он смачно откусил от бигмака и с набитым ртом проговорил: — Ешь, а то остынет, а потом я тебе покажу кое-что. Ты офигеешь!       Костик стал медленно разворачивать свой гамбургер. Он был растерян и обескуражен. Больше суток с момента получения Колиного смс он почти не спал, весь издергался, прокручивал по миллиону раз в голове их предстоящий разговор, придумал целую речь. Он твердо решил выложить все как есть, и будь что будет, все рассказать, все-все, и вот... опять спасовал, струсил. Коля был так уверен, так спокойно говорил, излучал такую бодрость и дружелюбие, на которое Костик после всего совсем не рассчитывал. Он предполагал, что разговор будет тяжелым, жестким, что ему придется долго и мучительно объясняться, и это было бы правильно и разумно, но в присутствии Коли, в том поле, создаваемом его личностью, эти доводы рассудка и установки переставали существовать. И Костик вновь струсил, прикрывшись бутербродом, салфетками, соусами, стаканом кофе, отпустил вожжи и снова покатился в синюю яму, в его дружбу, в его сильное доброе сердце,        «Пусть так. Раз он решил, пусть так и будет», — малодушно подумал Костик и наконец-то легко улыбнулся.       Закончив с обедом, Колька позвал его к машине и с загадочным видом остановился у багажника.       — Готов? — округлил он глаза и раскрыл машину.       Внутри посередине лежала большая разноцветная доска — скейт.       — Помнишь, я раньше иногда катался, а потом забил? Вот хочу опять начать, — сказал он с улыбкой. — Я нашел тут роллер-дром, там и рампы, и все что нужно. Буду ходить. — Костик рассмеялся и погладил шероховатую поверхность скейта, такого он не ожидал и тут же внутренне расслабился. — Поедешь со мной? А то мне в первый раз стремно одному. Буду там как идиот позориться, так хоть не в жало, — Коля достал из багажника бутылку воды и с шипением откупорил ее, присосался тут же, будто после сильной жажды, кадык запрыгал вверх-вниз, и Костик отвел глаза.       — Я не поеду пока не увижу твой шлем, — выдал он в итоге, и Колька шумно прыснул минералкой изо рта, хохоча и утирая капли с губ.       — Щас, мамочка! Я и так великовозрастным дебилом там буду выглядеть, так еще и в шлеме! Может, мне стекловатой еще обмотаться на всякий случай?       Костик закатил глаза и облокотился на машину.       — С твоим то везением не помешало бы, — наигранно задумчиво произнес он.       — Чего это? — захлопнул Коля багажник.       — А того, — покачал головой Костик. — Кто переломал себе все что возможно на своем каратэ, м? Кто получил качелью в голову в одиннадцать лет? Кто заблудился в походе в трех соснах без воды и компаса? — он показательно загибал пальцы. — Кто наступил на гвоздь на горке и распорол себе ногу до кости? Кто умудрился почти в мирное время попасть в самое пекло военного конфликта, в то время как другие чистят картоху на кухне? Удивляюсь, как тебе там зад не подстрелили!       — Почему зад? — рассмеялся Колька.       — Потому что именно он у тебя вместо того, на что шлем надо надевать, — стукнул его по лбу Костик и, фыркнув, сел в машину.       Шлем, конечно, Коля не купил, но Костик, приехав на место и убедившись, что все не так страшно, как он себе нарисовал, перестал кудахтать. Сел на трибуне и, потягивая молочный коктейль, весь час наблюдал за неумелыми попытками друга одолеть доску. Было забавно, и Костик чувствовал умиротворение и настоящее веселье, то забытое чувство спокойствия и тихой радости от времяпрепровождения с другом, с Колькой. Тот же был настроен решительно и никакие смешки и ехидные взгляды местных умельцев не отбили у него охоту научиться кататься.       Он стал ходить к рампам по три раза в неделю после работы, и если Костик в тот день не был в вечернюю смену, брал его с собой. Ни разу между ними не повисло то неприятное напряжение, которого ожидал по первости Костик в эти встречи. Колька и впрямь стал тем самым Колькой, что был всегда. Не ловил взгляда, не прикасался по-особому, вообще почти не трогал Костика, не звал никуда просто так погулять. Нет, точнее, гулять-то они как раз ходили и часто, но это все было как раньше — веселое дурачество, кино про супергероев, паб посмотреть матч, квест по дому ужасов и прочие дружеские забавы. Ничего романтического или волнительного.       Костик перестал загонять себя на работе и освобождал теперь время для их досуга. Он поправил аппетит — немало способствовало этому вредное пристрастие Коляна к фастфуду, а он, зараза, так пах, что волей-неволей Костик тоже ел, и через пару недель его впалые было щеки вновь покрылись сытым румянцем.       Коля много работал и искал квартиру. Когда не успевал вернуться домой в Гатчину, оставался спать у себя в кабинете, ни разу не спросив, подвозя Костика до дома, не мог бы он остаться у того. Хотя и заходил пару раз на чай, и они допоздна играли в приставку, но ночью Коля всегда уезжал. Они болтали друг с другом теперь и по телефону в те дни, когда один из них работал, и они не могли встретиться, болтали подолгу, обо всем и запросто, с той веселой легкостью, что бывает только между очень близкими людьми.       Один раз — была середина ноября, по-Питерски ветрено-слякотного, промозглого — Коля позвонил днем с работы и взволнованно попросил Костика ничего не планировать на поздний вечер.       — Смеешься? — усмехнулся тот. — Когда это у меня были планы на ночь?       — Ну кто тебя знает? — ответил Коля. — Короче, я приеду за тобой часов в десять, и оденься теплее.       Костя тогда пожал плечами и вернулся к работе, почти забыв о просьбе Кольки, и вспомнил только тогда, когда тот набрал его уже снизу из машины. Наспех одевшись, Костя выбежал во двор и плюхнулся на пассажирское сиденье.       — Ну, что за тайны?       — Увидишь, — сиял улыбкой Коля.       — Куда хоть едем-то?       — В парк Победы, — отозвался Коля, выруливая по слякоти из двора.       На улице было давно темно и холодно, с неба сыпал некрупный снежок, включились, затикали дворники по стеклу. Костик свернулся на сиденье клубком и уставился на Колю.       — Чего ты? — спросил тот, не отвлекаясь от дороги и бросив на него искоса взгляд.       — Ничего, — мягко ответил Костя. — Просто рад тебя видеть.       Колька ничего не сказал в ответ, но на лице его сверкнули ямочки.       Они припарковались на обочине и вошли в темный пустынный парк. Фонари освещали только две центральные аллеи, остальное пространство было густо-черным.       — Какого лешего мы тут забыли? — мерзло жался Костик, забыв-таки в спешке, несмотря на напоминание, и шарф, и перчатки.       — Терпение, — волок его за собой Коля через голые кусты шиповника.       У парка аттракционов он остановился и позвонил кому-то в сторонке, а через пять минут к ним вышел молодой парень в спецовке, улыбнулся, сердечно пожал Коле руку и спросил:       — Готовы?       Костик напряженно наблюдал всю сцену, но молчал, что-то подсказывало ему, что этот сюрприз он еще долго не забудет, и не хотелось испортить момент своими домыслами и ворчанием.       Так и вышло, что, подхваченный Колей, он через несколько минут влезал в покачивающуюся открытую кабинку на колесе обозрения, и внутри все сжималось от восторга и ужаса. Костик вцепился в железный поручень в середине, и колесо медленно стало подниматься.       — Как ты это устроил?! — не веря, хлопал он глазами на Кольку.       — Да наши ребята делали несколько новых механизмов для этого парка и сделали все по уму и недорого. В общем, хозяева так рады были, что, мол, проси что хочешь. Наши-то отказались, чего тут ловить особо, а я как услышал, сразу вспомнил о тебе. Помнишь, как-то ты фильм посмотрел и все бредил чертовым колесом? Хотел именно один и ночью, чтоб страшно было. Вот я и подумал, что такой шанс грех упускать.       Колесо уже поднялось на треть, и стало видно панораму улиц вдали. Кроны деревьев качались так близко, Костик, затаив дыхание, выгнулся за ограждение. Он помнил тот фильм — «Дом тишины». Главный герой, скрываясь от погони, забрался на колесо и застрял на нем ночью на самом верху, в шаткой кабинке, обдуваемой со всех сторон ветром. Почему-то этот момент так впечатлил его тогда, что он и правда долго мечтал о подобном приключении, опыте. Он не боялся высоты, но ночью все обострялось, все становилось иначе — безлюдный, закрытый на зиму парк аттракционов, темнота, скрип механизмов — все это будоражило кровь. Кабинка качнулась от Колькиного движения вперед, он снял с себя широкий шарф и накинул на голую шею Костика.       — Вот говорил же тебе: оденься, — буркнул он.       Костик, смутившись, намотал шарф посильнее и уткнулся в него замерзшим носом. Терпкий запах можжевельника и острый оттенок тимьяна — так пах его Колька, волшебник, что вспомнил его мечту и так легко осуществил ее.       — Ну как? Тебе нравится? — спросил тот, оглядывая панораму вокруг. — Не страшно?       Костя помотал головой, улыбаясь и не в силах вымолвить ни слова. Его переполнял восторг и благодарность, тихая нежность и невыносимое желание целоваться.       Ночная вылазка на высоту и ветер не прошли бесследно, и Костик разболелся. Несколько дней лежал с температурой и хлюпал заложенным носом. Как же его костерил Колян! Что тот не оделся, что никогда не носит шапку, что у того нет даже перчаток и что он весь из себя такой закаленный, а на деле сопля зеленая! Привез ему от Сергея домашней перцовки и маминой перетертой малины, да по дороге купил мягкие верблюжьи носки и перчатки.       — На веревочку их повесь и через рукава пропусти, как в саду делают, — язвил он, и Костик шмыгал носом, надевал носки, ел привезенную малину с горячим чаем и тихонько млел, таял как мороженое от этой заботы и строгого взгляда, от холодных пальцев, легко коснувшихся лба, и суровых выговоров. Колька задержался допоздна, играл в Майнкрафт, пока Костик, завернутый в два одеяла после малины и чая «пропотевал». — Уйду, когда уснешь, — сказал Коля и просто сидел в кресле, уткнувшись в телефон. Костик, и правда разморенный вареньем и перцовкой, задремал, и сквозь сон ему даже померещилось, что кто-то поцеловал его сладко и нежно в пересохшие губы.       — Прикинь, Герка женится! — они стояли в очереди за попкорном в кинотеатре. Стало модно показывать нон-стопом старые фильмы, и они с Колькой пришли посмотреть на большом экране две части «Один дома», предварительно нагуляв аппетит и померзнув. У обоих был выходной, и после очередного ржача на рампах и обжиралова в Макдаке они шатались по Невскому, уже украшенному к новогодним праздникам, и решили не мерзнуть до конца и пойти в кино на старую детскую комедию.       — На ком?! — чуть не поперхнулся Костик воздушной кукурузой.       — На сокурснице какой-то своей. Зовет в следующую субботу к ним отмечать. Они где-то на Парнасе снимают. Поедешь?       — Да что я там забыл? — отмахнулся Костик.       — Герка звал тебя. Так и сказал: «И Тяночку приводи!»       Костя больно ущипнул Кольку за руку:       — Достали вы уже!       — А я-то что, я ничего, — округлил глаза Коля. — В общем тебя пригласили.       — Ладно. Я приду, — фыркнул Костик. — Но только из любопытства. Страшно интересно, кто это на нашего прощелыгу позарился.       — Тю на тебя, злюка, — вступился за приятеля Колька.       Свет потушили, и на несколько часов они пропали в рождественских приключениях смешного дерзкого мальчишки, сражающегося с мошенниками и гуляющего в одиночестве по Нью-Йорку.       В гости к Герману они поехали вместе. Долго блуждали среди одинаковых высоток с бесчисленными корпусами, и по пути Костик поскользнулся на заледенелой уже луже и чуть не разбил вино, что нес с собой в пакете. В итоге Герману пришлось выходить их встречать, и в лифте он рассказал в двух словах, что он и Сайена ужасно счастливы, встречаются с первого курса и хотят быть вместе всю жизнь. Он сиял как начищенная пряжка дембеля и на восторгах лез обниматься. В их уютной однокомнатной квартире была уже толпа народа, в основном все сокурсники Германа, но были и знакомые лица — Тимофей и Саша с дачи и еще одна девчонка тоже с садоводства.       В прихожей их встретила миловидная девушка очень маленького роста с веселыми, чуть раскосыми глазами.       — Знакомьтесь, — радостно приобнял ее Герман. — Это Сайена, моя невеста, — и он поцеловал ее в макушку.       — Оу, какое красивое имя, — сказал Коля и протянул девушке цветы.       — Это якутское имя, — вклинился в разговор Костик, снимая пальто. — Оно означает «летняя».       Сайена уставилась на него как на восьмое чудо света.       — Точно, — сказала она. — Я поражена, — и звонко рассмеялась.       — Костя, — протянул ей руку Костик. — Я бывал на соревнованиях в Якутске, и одна из принимающих тренеров тоже была Сайена, — пояснил он. — У вас там очень красиво, и все люди такие гостеприимные и добрые. А музыка...       Сайена хлопала своими бархатными глазами и, не выпуская из своей руки ладонь Кости, потянула его по коридору.       — А ну-ка пойдем со мной, друг дорогой, — рассмеялась она. — А ты говорил, что он зануда, — весело поддела она Германа и пошла с Костиком под ручку дальше к кухне. А тот обернулся и показал друзьям язык.       — Показушник, — фыркнул Колька.       — Всегда такой был, — приобнял друга за плечи Герман, и они пошли в комнату, где уже вовсю кутили остальные ребята.       Вначале громко играла музыка, и все общались попеременно друг с другом, то и дело подливая себе разных расставленных на подоконнике напитков, таскали с тарелок оливки и мелко нарезанные ломтики колбасы и сыра, хлопали Германа по плечу, и парни шушукались, а потом смеялись громко и пьяно.       Костик, к своему удивлению, не ощущал себя некомфортно среди почти не знакомых ему людей, он был впечатлён Сайеной. Они проболтали полвечера, почти не отрываясь, о Якутии, о Петербурге, о спорте и учебе. Она оказалась эрудированной, вдумчивой, смешливой собеседницей, и Костик мысленно одобрил выбор Германа, хоть и поймал себя на язвительной мысли, что она-то как раз прогадала — Гера на ее фоне выглядел недотепой... хотя, по мнению Костика, тот так выглядел всегда, но, видно, сердцу не прикажешь. Иногда он искал в шумной компании глазами Колю и наблюдал, как тот небрежно крутит бокал в руке, как разглядывает чужие книги на полках и снимает с бутерброда помидорку — Костик знал, что он не любил их даже в салатах и всегда откладывал на край тарелки.       Гера взял гитару, и музыку выключили. Костик с Сайеной вышли на кухню порезать закусок и поболтать еще, а то в комнате стало очень шумно. Гера весело пел «Чайф» и «Чижа», вытягивал Кинчева и сипел Цоя. Костя принес тарелки с едой и, пока вместе с хозяйкой дома, перешучиваясь, расставлял их на столе, опять посмотрел на Колю. Тот сидел на полу рядом с Тимофеем, тихо с ним переговаривался, улыбался, иногда отпивая из бокала. Высокий ворот его свитера облегал шею, и отросшие немного волосы темными завитками ластились к ней, на щеках горел румянец от вина. Он, будто почувствовав взгляд, поднял глаза и, широко улыбнувшись Костику, кивнул, а тот, смутившись, суетливо опустил глаза и вернулся тут же к столику с тарелками.       Гера пел много хороших и уже знакомых Костику песен, кто-то болтал в коридоре, курил на балконе, они с Сайеной зацепились языками об архитектуре их городов и незаметно нахлестались с ней мартини почти до глупого хихиканья и окончательного братания. Уж и не вспомнить, как они вышли на эту тему, но в итоге Сайена достала из ящика цветное полотно и, войдя в комнату как раз когда Герман пил, а не пел, громко сказала:       — Ребят, есть предложение зарубиться в пьяный твистер! Тут кое-кто, — она, хихикнув, посмотрела на стоящего рядом Костика, — утверждает, что он непобедим и готов доказать это. Я вот тоже почти монстр спорта по твистеру, так что предлагаю батл!       Все разом заулюлюкали и, поддержав идею, стали расчищать место на полу, отодвигать стол и стулья.       — Вначале отсеем других, и если в конце останемся только мы вдвоем, тогда и выясним кто тут лучший! — задорно подначивала Сайена, расстилая игровое полотно.       Многие были уже сильно навеселе, и их Костик и Сайена поочередно победили без помех. Тимофей, Герка и Коля участвовать отказались. Герман был уже почти никакой, Тимофей слишком тучный, а Коля застеснялся и предложил себя в качестве ведущего. Но другие с энтузиазмом согласились и под общий смех и не всегда цензурные шутки и выражения с удовольствием принимали нелепые позы на полу, сталкивались попами и носами. Сайена была очень маленькой и гибкой, а Костик был высокий и выносливый, в один кон он даже смог выстоять почти минуту на одной руке под общее шумное восхищение, хотя голова потом кружилась долго, намекая, чтоб больше не наливать.       Когда с треском провалились почти все, и настало время главных соперников, Гера шутя включил эпическую музыку из «Миссия невыполнима», и Костя с Сайеной принялись сражаться за титул самого гибкого и стойкого. Замелькала стрелка, и начался искусный танец двух таких разных, но умелых тел. Тянулись руки, напрягались мышцы, подгибались ноги, Костик и Сайена то и дело соприкасались телами и смеялись, подначивая друг друга. Борьба велась нешуточная. Герман поддерживал свою невесту и громко кричал ей комплименты, кто-то, напротив, выкрикивал: «Давай, давай, Костян, не подведи!!!»       Коля уже не вел игру и стоял у окна, тоже подбадривая друзей и выкрикивая смешные реплики об очередной композиции из сплетенных рук и ног. Стрелка метнулась вновь, и Костик вынужденно выгнулся дугой: ноги в одном краю, бедра напряжены, руки к противоположной стороне. На заднем плане запела медленно и нежно бессмертная Уитни Хьюстон «I Will Always Love You». Живым мостиком встал Костя над полотном под аркой из ног Сайены, тело его изогнулось, мышцы напряглись до предела, голова запрокинулась кверху лицом, и волосы рекой струились к полу, он выглядел как прекрасная поломанная выгнутая кукла. Стоять так было тяжело, и бедра свело от неудобной позы, но он бы выдержал, если б случайно не встретился в этот миг глазами с Колей. Тот стоял прямо напротив его вскинутого лица все так же у окна, и Костик видел его вверх ногами, но взгляд... Этот взгляд! Темные зрачки, синева глубже моря — огонь, горящий в нем, опалил Костика, прожег насквозь, ресницы его дрогнули, ноги подкосились, и он под самую сильную долю великой песни о вечной любви рухнул на пол, на спину под пожаром этого жадного взгляда, столько в нем читалось желания, восхищения, тяги. Коля словно кусал его глазами, вылизывал взором, целовал его изогнувшуюся шею и ласкал кожу на расстоянии трех шагов так страстно, что по телу Костика прошла дрожью волна возбуждения. Он его хотел! Хотел!       Сайена шумно праздновала победу, Костик улыбался и признавал поражение. Он встал с пола и посмотрел на Колю. Тот выглядел уже совершенно обычно, страсть сменилась дружеской радостью и теплом... но Костик не мог больше забыть этот взгляд!       Медленно опускалась на город зима, расцветила витрины гирляндами, а окна расписала узорами инея. Везде уже стояли елки, а в магазинах продавали украшения, мишуру и шары. Люди ждали каникул и праздника, предновогодней суеты и возможности отоспаться под бесконечных «Чародеев», «Иронию судьбы» и «Гарри Поттера». Снег падал и падал, мягко укрывая сизую слякоть, и наполнял горожан хорошим настроением, ежегодным ожиданием чуда и отдыха. Скоро новый год, сказка, исполнение желаний, запах мандарин и запеченных в карамели яблок.       В середине декабря сбылась мечта Кольки: он купил наконец-то квартиру, внес первый взнос, очистил просторную старую двушку от чужого присутствия, ободрав ее до бетонных стен, и счастливо въехал королем в свои собственные покои недалеко от Обводного канала.