В полшаге

Слушая наше дыхание, Я слушаю наше дыхание, Я раньше и не думал, что у нас, На двоих с тобой одно лишь дыхание. Дыхание. (с) Наутилус Помпилиус, "Дыхание" Истошный вопль Болдуина собрал в комнате больного всех обитателей замка. Только упрямый Мик остался внизу, делая вид что он не обращает внимание на поднявшийся переполох. Ревекка прибежала первой. Взбегая по лестнице, она ударилась плечом об узкий пролет, но даже не заметила этого. Прибежали Амет и Абдалла. Болдуин продолжал кричать, громко и страшно. Кот жалобно мяукал, метаясь по комнате и добавляя беспорядка, пока один из сарацин не выставил его за дверь. Маленькая Элия забилась в угол и с болезненным любопытством следила за происходящим. Наконец-то она сможет посмотреть, как госпожа Ревекка лечит этого болезного "дяденьку лыцаря". Сейчас она ему каааак даст лекарство, и он сразу встанет, поцелует ее в щёчку и отпустит их. Даст им подарки, Мику даже саблю настоящую, как у Амета. Или меч! Меч лучше, он большой и тяжёлый, от такого все враги и драконы сразу разбегутся. Да, а ей он тоже подарит…. Что ей подарят, девочка придумать не успела, так как ее размышления прервал звук мощной пощёчины. Это Ревекка, отчаявшись добиться от оруженосца адекватного поведения, прибегнула-таки к последнему средству от истерики. Средство помогло. Болдуин взял себя в руки и замолчал, потрясённо уставившись на господина. «Боже, он не дышит! Но что делает эта ненормальная еврейка? Она зачем-то стягивает его на пол? И Амет ей в этом помогает. Неужели безумие заразно?» Ревекка и Амет уложили Буагильбера на пол, после чего она встала на колени, приставила особым образом переплетённые ладони к солнечному сплетению рыцаря и с силой надавила прямыми руками на его грудную клетку. Раз, другой, третий. Она считала вслух по арабски "Уахад, тнейн, таляте, арба, хамса…" досчитав до "хамисташ" (пятнадцати), Ревекка отпустила грудь рыцаря, прислушалась к его дыханию, потом вдруг сжала пальцами его нос и накрыла губы своими. И с силой вдохнула внутрь воздух. Чуть приподняла его подбородок, отогнув назад голову, и вдохнула ещё раз. Грудная клетка храмовника немного приподнялась. "Есть основания не только полагать, что не отказывался от ее поцелуев, но даже сам просил их" - промелькнула в голове у оруженосца строчка из обвинения Ревекки Лукой Бомануаром. Теперь на грудь храмовнику давил Амет, а еврейка считала. Досчитав до пятнадцати, она снова поцеловала храмовника, с истинно женским упрямством вдыхая внутрь его грудной клетки воздух. И ещё раз, и ещё раз, и ещё…. Ревекка уже чувствовала головокружение от бесконечного "вдох-выдох", когда вдруг чья-то рука отстранила её. - Давай вместе, Ревекка, - почему-то прошептал оруженосец и приложился к губам господина - осторожно, как к святым дарам. Конечно, правильно поддерживать челюсть храмовника он не мог, но тут она сама справлялась, а верный Амет давил и давил на грудь господину, пока тот не заворочался и закашлялся, приходя в себя. Они отстранились, давая Буагильберу простор и свежий воздух. Храмовник открыл глаза, мутные, как вода в придорожной луже. Он дышал, боролся за каждый вдох, раскинув руки и так лежал, набираясь сил. - Вот видишь, госпожа Ревекка, - раздался вдруг звонкий голосок всеми забытой Элии, - ты дяденьку лыцаря целовала-целовала, а он никак не оживал. Вот дяденька Болдуин одни разик кааак поцеловал, так уж поцеловал! Сразу господин лыцарь вылечился!!! Эта неожиданная сентенция не осталась без внимания. Ревекка замахала на девочку руками и засмеялась, Болдуин жутко покраснел и начал вытирать рот тыльной стороной ладони, а оба сарацина глумливо переглянулись. Кот, который все это время сидел у двери, подошёл к храмовнику и "боднул" его в шею. Буагильбер приподнял голову и совершенно осмысленно огляделся. Глаза его расширились от удивления и видно было, что он совершенно ничего не помнит из произошедшего. - Dispardeux(Черт возьми)! Черт побери, Болдуин, что здесь происходит? - тихо, но отчётливо произнес он. - Господин мой, вы очнулись! - оруженосец, не помня себя от радости, бросился перед ним на колени. - Очнулся, а как же ещё? Дьявол раздери, да прекрати же ты рыдать, болван! Я хочу понять, что здесь произошло, где я и почему лежу на полу? - к своему большому удивлению, рыцарь не мог даже пошевельнуться, так утомило его простое движение головой. Болдуин перестал всхлипывать (нервное напряжение последних дней вырвалось самым постыдным образом) и с помощью сарацин уложил рыцаря на кровать. Ревекка увела Элию, справедливо рассудив, что уж она тут сейчас совершенно не к месту. Кроме этого, еврейка сама не знала, как ей реагировать на то, что храмовник пришел, наконец, в себя. Это был не первый раз, когда ей пришлось применять "поцелуй жизни" - так поэтично называла это её наставница, блаженная Мариам, по отношению к своему больному - но сказать по правде, в предыдущие разы это заканчивалось смертью больного. Буагильбер, надо отдать ему должное, оказался крепче большинства людей. Впрочем, ей все равно придется проверить его пульс и скорее всего, применить по назначению наперстянку , особым образом приготовленную вчера Абдаллой. Бог праотцов наших, взмолилась Ревекка мысленно, помоги мне! Дай мне сил, чтоб видеть и слышать его, относится к нему ровно и спокойно, не выдать себя ни словом, ни делом. Кажется, совсем недавно она уже творила такую же молитву, только вот повод был, скорее уж, противоположный. Тогда ей важно было не показать больному своей любви. Теперь - ненависти. Девушка поняла, что соскучилась по простой и размеренной жизни, без лишних забот и хлопот, с любимыми подругами, слугами, пациентами и родными. Где никуда не было нужно бежать, никого не нужно было так бояться. Она уже в сотый раз пожалела о своем человеколюбивом решении тогда, ещё в Ашби, не садиться в носилки, но ехать верхом, а вместо себя положить раненного Айвенго. Ей стыдно было признаться даже самой себе, что решение это было продиктовано не одной лишь жалостью, но вполне понятным для девушки ее возраста желанием ощущать на лице свежий воздух и наслаждаться верховой ездой. «Вот ты и донаслаждалась, дорогая», - едко укорила она себя. Однако, время уже близилось к обеду, но Ревекка даже не успела позавтракать, и сейчас ощущала, помимо досады, жуткий голод. Подкрепившись и усадив непоседливую Элию разбирать травы, она решила проверить состояние своего больного. «В конце-то концов, сколько можно трусливо бегать от сложностей? И потом, она медик, он ее пациент, его жизнь в ее руках, может, это придаст ему сдержанности, а ей твердости?» Уговаривая себя таким образом, Ревекка поднялась в комнату храмовника. Тот удобно устроился на подушках и глядел на нее во все глаза. - Проклятье, - пробормотал Буагильбер, жадно всматриваясь в лицо девушки, - вот уж не думал, что когда-то ещё увижу тебя, моя Царица Кармеля! Но как ты здесь оказалась? Неужели тебе стало жалко меня, так опозорившего собственное имя? Или же я интересен тебе, как сложный пациент? Девушка подошла ближе и постаралась улыбнуться, как улыбнулась бы любому больному, вернувшемуся божьей волей с того света на этот. Улыбка получилась натянутой, но лучше этого ожидать было бы глупо. - Дай мне руку, сэр рыцарь. Я собираюсь проверить твой пульс и понять, почему ты едва не покинул наш скорбный мир. Как ты себя чувствуешь? - Благодарю тебя, прекрасная лилия долин, я здоров. - спокойный тон, которым рыцарь произнес эти слова, плохо подходил под весь его внешний вид. Он очень осунулся, загорелое лицо казалось серым и утомлённым. Резко обозначились скулы, а лёгкий румянец на них говорил о том, что лихорадка была далека от своего конца. Еврейка крепко держала его запястье в своей руке, и даже этого лёгкого, ни к чему не обязывающего прикосновения было достаточно для того, чтоб его кровь быстрее побежала по жилам. Меж тем, лицо ее стало серьезным и немного печальным. - Сэр рыцарь, мне хотелось бы знать, были ли в вашем роду болезни сердца? - Да, пожалуй, что и были - после недолгого раздумья согласился Бриан, - припоминаю, будто матушка моя перед смертью жаловалась на боли в груди. Но это было двадцать пять лет тому назад, возможно, что я забыл причину или же путаю. - Ваше сердце бьётся сейчас неровно, оно нуждается в отдыхе и успокоении. - О, вот этого я не могу ему дать - порывисто произнес храмовник, пытаясь приподняться с кровати, без особого, впрочем, успеха. - когда я гляжу на тебя, мое сердце бьётся в два раза быстрее, а при мысли о твоих поцелуях у меня кружится голова и горит в груди! Против своей воли, Ревекка густо покраснела. - Сэр рыцарь! Вы преувеличиваете! Это были не поцелуи, но попытка спасти вашу, не слишком-то ценимую вами, жизнь!!! И вообще, частично воздух в вас вдыхал ваш верный оруженосец. Тут уж покраснел Болдуин, присутствовавший в комнате. Он в общих чертах рассказал рыцарю о произошедшем, но о некоторых моментах предпочел умолчать. - Милая Ревекка,- продолжал Буагильбер с прежней горячностью, - знай, что я обязан тебе жизнью и отблагодарю тебя при первом же удобном случае. - Давайте тогда начнем с того, что вы нас отпустите. - Кого это нас? - удивлённо приподнял левую бровь рыцарь (правой не давал подняться шрам). - Эээээ, господин - попытался вмешаться в разговор оруженосец, но хозяин жестом заставил его замолчать. - Ах вот как, благородный Болдуин де Ойлей! - воскликнула еврейка. - вы ни словом не обмолвились о том, как подло вы поступили, привезя сюда и удерживая силой, меня и малолетних невинных детей. - Каких детей? - ещё больше изумился Буагильбер. Болдуин начал мямлить, что дескать, он вообще не знал, что делать…. в какой-то момент ему пришлось рассказать рыцарю все, до последней минуты. Тот долго молчал, собираясь с силами, а потом... улыбнулся оруженосцу. Ревекка видела и слышала смех храмовника, его крики и ругательства, выражение похоти на его лице, стыда, раскаяния, злобы и ненависти. Но она ни разу не видела его улыбки. Человек жёсткий и суровый, ставший ещё упрямее и мрачнее из-за постигших его тяжких испытаний, он вообще улыбался редко, благо, и поводов особенно не было. А тут все его лицо словно осветилось на миг. Это выглядело так, как будто крохотная искорка, притаившаяся в уголке его рта, вдруг озарила его губы, глаза и щеки - мелькнула, просияла - и пропала, как не было. - Болдуин, я благодарен тебе. Как только у меня появится возможность, я произведу тебя в рыцари. Ты сделал все, что было нужно, спас мне жизнь и не дал мне сгинуть в тоске и безнадежности. - Господин, спасибо! - оруженосец встал на колени у кровати рыцаря, целуя (за неимением одежды на господине), край его одеяла. Еврейка была возмущена, хоть и не удивлена. - Хорошее же воспитание у рыцарей храма, как я погляжу! Похищение беззащитных женщины и детей считаются у вас достойным и благородным поступком. Интересно, так же ретиво вы защищали тот самый гроб господень, который, по слухам, так и не смогли отбить? - Не богохульствуй, Ревекка, тебе это не идёт. - устало произнес храмовник. - Я благодарен своему оруженосцу за заботу о моем здоровье, не за методы, к которому ему пришлось - пришлось, о моя прелестная еврейка - прибегнуть. В конечном итоге он оказался прав. Что до детей - я отпущу их при первой же возможности, не причинив им никакого вреда, обещаю тебе. Ты ведь знаешь, что моим обещаниям можно верить? - Так же, как защитил моего отца, хотя клялся в этом мне на стенах Торкилстона? - ядовито откликнулась девушка. - ты ни в чем не помог ему, а как громко сообщал о том, что уж слову-то своему никогда не изменял! Буагильбер словно смутился, во всяком случае, он опустил свои лихорадочно блестевшие глаза. Но тут же поднял их и пристально посмотрел в глаза Ревекке. - Ты права, дорогая моя пери, но в тот момент я должен был выбирать между твоим отцом и тобой. Как видишь, я сделал правильный выбор. Возможно, использовал при этом неудачные слова. Но в любом случае, я прошу простить меня сейчас. - Так искренне, как жертва может простить своего палача? - еврейка повторила же свои слова, сказанные перед судом, всего несколько дней - ах, дней ли? Или лет? -назад. - Просто прости. Сейчас я слаб, как новорожденный, и мне нужна твоя помощь. Но это не все. Мне хотелось бы, чтоб ты осталась со мной в роли моей возлюбленной, а не только преданного медика. В любом случае, я сейчас не могу отпустить тебя. Мои люди позаботятся о том, чтоб тебе было так хорошо, как только возможно. Подумай о моих словах, Ревекка. Господи, как же приятно произносить твое имя. Оно, точно сахар, придает сладость устам. Или это твой поцелуй жизни? - он немного насмешливо поглядел на девушку, пряча за ухмылкой слабость. - Скорее уж, это сладость уст вашего оруженосца. Или вообще этого кота, - девушка не очень уместно нервно хихикнула. Вышеозначенный кот давно устроился на стуле, нагло вылизывая заднюю лапу и обращая на разговор гораздо меньше внимания, чем на неё. - Кстати, а кот-то откуда? - рыцарь казался страшно утомлённым, долгая беседа явно не пошла ему на пользу, но он цеплялся ускользающим сознанием за любой повод для разговора. - Не знаю, сэр храмовник. Но сейчас я хочу, чтоб вы выпили лекарство - Ревекка влила ему в рот настой на листьях наперстянки. - И отдыхайте пока. Он пробормотал что-то ещё про кота, про детство, потом послал Ревекке воздушный поцелуй одними губами, и задремал, попытавшись удержать ее руку своим подбородком. Ей вдруг стало смешно. Столь грозный рыцарь, подобно дитю, слаб, но кричит и командует громче всех. Она вышла, оставив Буагильбера на попечении Болдуина. Остаток дня Ревекка провела внизу, в большой зале, с детьми и сарацинами. Абдалла приготовил большой котелок наваристого мясного бульона. По крайней мере, их предпочтения в еде примерно совпадали и евреям не приходилось тревожиться, чтоб не нарушить кашрут. Дети наелись и теперь сонно хлопали глазами, глядя на огонь и слушая, как Амет рассказывает им сказку о джинне и незадачливом сыне сапожника - Ревекка и сама заслушалась. Они с Абдаллой перебрали и пополнили запасы лекарств и чудесных бальзамов. Девушка умудрилась отыскать свою сумку и радовалась, что чудесный бальзам ее блаженной наставницы Мариам не попал в чужие руки. Буагильбер оказался прав - сарацины оказались отличными помощниками - спокойными, сметливыми и неприхотливыми. Они не испытывали к евреям презрения, несмотря на то, что говорил Буагильбер ещё в Ротервуде. Наоборот, они с лёгкостью нашли общий язык с детьми и беспрекословно слушались Ревекку - во всяком случае, во всем, что касалось медицины. Звание табибы было для них очень серьёзной причиной для уважения. Болдуин же провел все время с господином, как верный пёс, оберегая его покой. Он несколько раз будил господина, поил и кормил, даже обмывал его и менял простыни, благо это не требовало специальных знаний. Больной спал довольно спокойно, хотя небольшой жар ещё чувствовался при прикосновении к его коже. Уложив детей и оставив их под присмотром сарацина, еврейка взяла факел и решилась пройти по соседним залам, в надежде найти там хоть какие-нибудь книги, могущие скрасить ее пребывание здесь. Вообще, книги в те времена были огромным богатством - большие и тяжёлые, в кожаных переплётах с железными уголками, переписанные от руки аккуратным почерком монахов, они стоили больших денег и были редки. Тем не менее, в одной из комнат девушке повезло - она обнаружила там целых три книги – «Житие Святых» с прекрасными иллюстрациями, «Молитвенник» и, к своей вящей радости, «Список лекарственных трав». С трудом дотащив свою находку в большой зал, она устроилась у ярко горящего очага, пытаясь разобрать написанное в книге. Внезапно ей вспомнилось, как отец запрещал ей читать при свете очага или факелов, опасаясь, что она испортит себе зрение. Тоска по дому вспыхнула с новой силой. Вдобавок ко всему, спавший в соседней комнате мальчишка во сне вскрикнул, пробормотал что-то и залился слезами. Ей пришлось отложить книгу и успокоить сперва его, потом младшую. Напомнить им, что она не даст их в обиду и в сто пятый раз пообещать, что они вернутся домой. Возня с детьми приглушила её печаль, хоть и не совсем изгнав ее из сердца. Она решила захватить книгу и подняться наверх, в комнату рыцаря. Бессознательно она искала его общества, понимая, что это в высшей степени странно. Там было тепло, горел огонь, Болдуин лежал на полу у кровати рыцаря, завернувшись в одеяло. Кот, с видом превосходства, устроился на его спине. Погода за окном наконец-то прояснилась, и редкие звёзды холодно блестели вдали. Ревекка подумала о том, как же далеко они сейчас и желая также оказаться подальше отсюда. «Я как призрак», - пришло ей в голову. - «Брожу по старому замку, слежу за спящими, не в этом и ни в другом мире, застряла где-то посредине. Может, я уже и вправду бесплотна? Улететь бы отсюда, скорее, духом, тенью, тучкой. Домой, где нет запаха смерти, где ничто не напоминает о стыде, о бесчестии, бесправии ее народа». Она подсела к очагу, надеясь заглушить тревогу чтением. Как хорошо было ненадолго отключится от мыслей, скачущих по кругу, словно конь Айвенго на ристалище в Ашби. Вспомнив о молодом рыцаре, Ревекка невольно улыбнулась, представив себе его лицо. - Помнишь, Ревекка, я обещал тебе столько книг, сколько ты захочешь? Голос храмовника, хриплый и тихий со сна, заставил ее вздрогнуть от неожиданности. - Прости, я не хотел напугать тебя. Ты такая красивая - с книгой в руках. Я бы хотел вечно лежать так и смотреть, как ты морщишь лоб, как касается своими тонкими пальчиками страницы. Как хмуришься, не соглашаясь с прочитанным. Как задумываешься и прикусываешь конец своей черной косы. - Как вы себя чувствуете, сэр рыцарь? - она оставила книгу и повернулась на голос. - Лучше, хотя всё тело у меня ноет и сердце стучит. - Хм, гораздо хуже было бы, если б оно не стучало, - возможно усталость была причиной того, что ее голос прозвучал необычайно мягко. - Пожалуй да – он тихо усмехнулся. Ревекка прикоснулась рукой к его лбу и щеке - так проще было оценить, насколько силен жар. Храмовник замер, явно наслаждаясь моментом. - Что ж, сэр рыцарь, судя по всему, вы стали на путь выздоровления. Опасность не миновала до конца, и важно, чтоб вы это понимали. Однако ж выполняя мои наставления, вы скоро почувствуете улучшение. - Обещаю быть послушной девицей и с величайшей радостью исполнять все ваши желания, мой восхитительный лекарь! – Буагильбер прямо-таки являл собою образец смирения. Ревекка покачала головой. Его бесконечная лесть скорее забавляла ее, но в то же время заставляла насторожиться. Ясно было, чего ему от нее надо и его беспомощность ни в коей мере не может служить ему оправданием. - Если тебя не затруднит, разбуди моего оруженосца, добрая девушка. - Радует, что его общество вы предпочитаете моему, - «Праотец Аарон, что я говорю? Зачем участвую в его игре?» - Нет, не предпочитаю, но если он не поможет мне хотя бы встать, я не ручаюсь, что ему не придется опять менять постель! - смущённо пробурчал рыцарь. Девушка разбудила Болдуина и вышла, кусая себя за губы, чтоб не захихикать, хотя для веселья, казалось бы, не было повода.