В полшаге

В душе теплее стали вдруг Все те, кого сразил недуг И в странном приступе тепла, Творят лишь добрые дела. Mad show boys, "Эпидемия добра" Дни бежали спокойно и размеренно. Ревекка вдруг поняла, что, несмотря на то, что ей приходилось все время что-то делать, именно теперь ее дни наполнялись смыслом. Она учила детей готовить и шить, читала список трав, добавляя на полях свои пометки (уж в чём - в чём, а в писчих принадлежностях недостатка не было), проводила ревизию продуктов, продолжала лечить храмовника - тот потихоньку начал ходить сам, да и вообще выглядел бодрее. Ей по-прежнему хотелось увидеть отца и вернуться домой, но теперь это желание немного притупилось, смазанное новыми впечатлениями. Амет и Абдалла от скуки обучали Мика драться - сначала легким мечом, выструганным Аметом, потом тренировочными, из тяжёлого дерева. Заставляли мальчишку стрелять из лука и арбалета, пользоваться щитом. Даже Болдуин, проходя по двору, нет-нет, да и показывал прием-другой. Самого же Болдуина гонял до седьмого пота его хозяин. Рыцарю не было нужды самому становиться против оруженосца - он заставлял того надевать полный доспех и бегать, прыгать, крутиться на плитах двора, размахивая мечом и обливаясь потом. Притом в прецептории имелись несколько манекенов, при помощи которых Болдуин искусно поражал воображаемого недруга, вместо головы у которого был капустный кочан. Сарацины, конечно, по мере сил помогали оруженосцу, да и самому рыцарю не слишком ослабеть в вынужденном безделье. Из деревянных чурочек Амет вырезал для Элии роскошные игрушки - кирпичики для замков, рыцарей, принцесс и лошадок. Девочка часами проводила с ними время, постоянно что-то напевая. Даже надменный храмовник неоднократно был пойман на том, что мурлыкает про себя её мелодии, слишком сложные для того, чтоб быть детскими. Вечерами они с Ревеккой говорили, иногда по нескольку часов кряду. Спорили до хрипоты о политике - "Ревекка! Ты так прекрасна, может ли столь возвышенное существо касаться своими устами чего-то настолько низменного и грязного?! - Сэр рыцарь только что крайне витиевато и вежливо назвал меня красивой дурочкой, благодарю!". О религии - "Но боже милостивый, сэр Бриан, вы не можете требовать от меня, чтоб я поменяла веру с той же лёгкостью, с которой я меняю платье! - Да все религии одинаково подчиняются жадности и властолюбию, Ревекка, очнись!". О науке - "Сэр рыцарь! Вы не признаете того, что медицина Европы весьма далека от умений и знаний Востока! - О да, поистине, тут ты права, дочь Иудеи, но сколь многими знаниям здесь не дают взрасти и распуститься, подобно цветку". И даже о традициях - "У евреев между ирусин (обручением) и нисуин (свадьбой) может пройти год, во время которого невеста должна жить в доме своих родителей. - Ооо, да за этот год жених уже десять раз сбежит. Зачем такие сложности?!". Буагильбер медленно, но все же выздоравливал. Как для любого ещё не старого и полного сил и здоровья человека, для него стал неприятным сюрпризом тот факт, что его собственное тело уязвимо и может предать его. Ревекка считала, что причиной его недуга стала нервная горячка, но при этом продолжала следить за его состоянием и поить его различными отварами, а также составлять составлять целебные мази и бальзамы на основе книги о лекарственных травах и ее собственных наблюдений за больным. Абдалла с огромным интересом помогал ей в этом. По ночам рыцарь засыпал, держа ее за руку и спал более чутко, чем она. Он просыпался, если она ворочалась или стонала и ласково утешал её. Как-то раз Ревекка проснулась утром, чувствуя, что кровать непривычно узка. Спросонья не сообразив, что именно произошло, она попыталась приподняться и вскочила, как ошпаренная - она спала в кровати храмовника! Разбуженный ее возмущенный вскриком Буагильбер с бесстыдной ухмылкой уверял, что она сама пришла к нему, желая тепла и покоя. Девушка не находила себе места, пытаясь понять, как она вообще относится к своему пленителю. Он давно не пугал её, напротив, в последнее время она ловила себя на мало свойственных ей мыслях. О том, как он нежен с ней. Как касается ее лица своей загрубелой рукой, и ведёт пальцем вниз, от виска к шее. Как ей иногда хочется, подобно рыцарю в первые дни болезни, задержать его руку меж своими подбородком и плечом. Как он улыбается, и неуловимые искорки проскальзывают вокруг уголков его рта. Как двигается - это оказывается, очень приятно, следить за тем, как несёт свое тело человек, всю жизнь проведший в сражениях. Величавая поступь рыцаря и его осанка дополнялись мощью человека, большую часть жизни таскающего на себе сорок пять фунтов железа, и вынужденного с таким весом бежать, падать, взбираться на лошадь и виртуозно владеть оружием. Она была поражена тем, как быстро потускнел образ Уилфреда Айвенго в ее памяти. То, что она сама считала греховным чувством, оказалось не более чем красивой пустышкой, пушинкой, отвлекшей ее от главного. Ревекке сложно и стыдно было признаться в своих чувствах даже самой себе. В общем, жизнь в прецептории шла своим чередом Ревекка несколько раз просила позволения передать своему отцу хотя бы весточку о себе. Храмовнику совершенно не хотелось ей в этом помогать, но стыдно признаться, в этом его решимость уже готова была дрогнуть. Впрочем, пока он не хотел раньше времени раскрывать правду о том, что жив, и на это у него имелись свои, весьма веские причины . Несколько раз Болдуин выезжал на вылазки в соседние деревни, на поиски свежих сплетен. Переодетый до неузнаваемости, он пешим гулял по деревням, иногда заходил в придорожные трактиры. Частенько он брал с собой Мика и тот, будучи незаметным, но внимательным и осторожным, был чрезвычайно полезен в разведке. Поначалу новостей особых не было - они узнали, что храмовники из Темплстоу уплыли во Францию. Что Мальвуазены, оба были казнены, а их богатства перешли во владение короля Ричарда. Что Ательстан из Конингсбурга развязал настоящую войну со своим духовенством. Приятной для Буагильбера, как не странно, оказалась новость о том, что Уилфред Айвенго женился, наконец, на леди Ровене. «По крайней мере», - думал он,- «моя прекрасная еврейка не станет больше думать о голубых глазах и светлых кудрях рыцаря, который мизинца ее не стоит». Кроме этого, из Йорка дошли мрачные, хотя и не особо удивительные вести. Вальдемар Фиц-Урс, надеявшийся стать канцлером при принце Джоне, отделался изгнанием. Морис Де Браси, по слухам, сбежал во Францию и поступил там на службу к королю Филиппу. Теперь-то уж храмовник знал, кем был тот Черный Лентяй, взявший Мориса в плен. Одним словом, вся пирамида, на которую Джон Безземельный так рассчитывал, рассыпалась в пыль, едва только послышалась поступь истинного короля. Это означало только одно - ничто и никто больше не держал тамплиера в Англии, и при первой же возможности ему и его слугам надлежало отправиться в Святую Землю. Лето близилось к концу, постепенно холодало и рыцарю совершенно не хотелось торчать в сыром и промозглом климате больше, чем нужно. Однако нужно было решать, что делать с евреями. Болдуин вернулся из очередной вылазки в деревню. Дождавшись, пока опустят мост и заехав внутрь, он бросил поводья Мику и прошел в зал, в поисках господина. Тот сидел у огня, наслаждаясь ощущением усталости мышц. Буагильбер уже несколько дней как возобновил свое ежеутренние тренировки, и тело слушалось его, хотя и с трудом. - Господин, ситуация серьезная. - прошептал де Ойлей, указывая взглядом на Ревекку. - В чем дело? - встрепенулся храмовник. - Судя по всему, у местных сельчан новый виток суеверия. Опять исчезнувшие дети, задолжавшие норманны, тайные знаки и подобная чепуха. - И что же нам делать? Слух у Ревекки был хороший, а умственные способности - ещё лучше. Она мигом поняла, куда клонит оруженосец. - Гордый храмовник, - обратилась она к Буагильберу, - ты ведь можешь защитить их! - Ревекка, не болтай глупостей. Ты когда-нибудь видела еврейский погром? Это же стадо, оно идёт и убивает. - Да, в самом деле, - вторил господину Болдуин. - что мы можем предпринять в этом случае? Вы в безопасности здесь. - А наши родственники? А мой отец? А опекун детей? Вы хотите обречь на смерть сотни ни в чем не повинных людей?! Да вы кто вообще?! Люди или дикие звери?! - Милая Ревекка, ты права, но пойми, у нас сейчас нет никакой возможности противостоять им. Они дикие, невежественные, суеверные люди. Нам нечего обратить против них. Даже если мы оба, вместе с сарацинами, сядем на коней и попытаемся остановить толпу, эта же толпа мигом сотрёт нас в порошок. Нас просто сомнут и завалят. - Ага, и сожрут! - не удержался оруженосец. - Господин, дозвольте мне промолвить слово. - Говори, Амет. - Доблестный господин тут говорил, что эти люди очень суеверны. А не мог бы он велеть господину оруженосцу перечислить все те истории, которые рассказывают возле трактиров. Возможно, мы сможем использовать их суеверие против них. - Это интересная мысль, Амет, dispardieux! Болдуин, ты слышал. Выкладывай все их нелепые россказни. Оруженосец задумался, а потом, прикрыв глаза и как будто припоминая подробности, начал перечислять. - Таааак… ну, бешеная лиса, мор цыплят, эпидемия пятнистой лихорадки, которой евреи, конечно же, не болели. - Естественно, ведь они в день моют руки чаще, чем иной назареянин за всю жизнь! - Помолчи, Ревекка, - Буагильбер обнял обиженную и встревоженную девушку. - Болдуин, продолжай. - Эгхм. А ещё местный представитель захудалой и разорившейся фамилии Монпелье должен евреям кругленькую сумму денег, что-то около пятиста крон серебром... ну тут ещё разные пропавшие свиньи....- - Свиньи? Храмовник, ты здоров? Зачем евреям похищать свиней? - Верю, дорогая, что совершенно незачем, но, если ты не успокоишься, то мы больше ничего толкового не услышим. - Знамения в небе, какие-то непонятные истории о колдовстве… - Болдуин выдохся и замолчал. - Ясно, - произнес рыцарь разочарованно. - много тут не придумаешь. Проклятье, украденные свиньи! Какая чушь! Почему бы эти невежественным обленившимся трутням не сказать сразу, что дескать, пришел дух убитого магистра, вломился в трактир, выпил там все вино, перепугал музыкантов, обесчестил девицу и улетел под музыку, не заплатив? Болдуин угодливо усмехнулся. Амет же, подошёл к Буагильберу, поклонился и поцеловал ему руку. - Господин, сам того не зная, подал превосходную идею. Его мысль настолько хороша, что мне сложно облечь ее в слова. - Так, Амет, оставь свою велеречивость и лесть и говори толком. Что ты имеешь в виду? - Мы можем устроить нашим будущим погромщикам свидание с мертвым магистром, - загадочно произнес сарацин.