Behind The Scenes

Вокруг суета. Вокруг так много людей, движения, звуков, света, что Чимин зажмуривается. Слышит недовольный выдох визажистки, которой приходится заново рисовать идеально ровную подводку, и машинально извиняется. Он не хочет никому усложнять работу. Но не знает, как выполнить свою, будучи сбитым с толку и полностью дезориентированным. Они готовились к этому дню не три месяца, а несколько лет, как начали стажировку. Им казалось, они готовились к этому дню всю жизнь. И оказались по факту не готовы. Даже Юнги нервно щелкает суставами на пальцах и то и дело с волнением смотрит на экраны, куда выводится изображение со сцены. Сейчас там выступают ведущие артисты. Выход их группы последний. Их первое дебютное выступление. У Намджуна, давно привыкшего к публике, даже далеко не доброжелательно настроенной, тоже мандраж. Он старается этого не показывать, держать лицо лидера группы, подавать остальным пример, но когда Сокджин кладет руку ему на плечо, по лицу Намджуна сразу становится ясно: как и другим, ему приходится преодолевать себя. Свои страхи. Сомнения. Комплексы. Убеждать, что они готовы. Что они справятся. Что все сделают как надо. Что это станет началом их блистательной карьеры, а не ее позорным концом. Что когда-нибудь, пережив этот день, по прошествии лет они будут вспоминать его с ностальгией, улыбкой и благодарностью. Сейчас же им хочется бросить все, даже не попытавшись, и трусливо сбежать. И только присутствие Хитмана и его воодушевляющая речь перед тем, как организаторы объявляют пятиминутную готовность, заставляют мемберов собраться с мыслями и силами. Чимин в полузабытье. Он не помнит путь от гримерок до закулис — запоминает его урывками и мутными картинками. Все как во сне. Отчетливо, как никогда, Чимин видит перед собой Чонгука. Они неожиданно оказываются рядом друг с другом, подталкиваемые стаффом со всех сторон — занимают нужные места перед выходом на сцену. На идеально затонированном лице Чонгука блестят крошечные бисеринки пота — у висков и вдоль линии волос на шее. Чонгука мелко трясет — как от холода. Когда Чимин инстинктивно берет его руку в свою, она как лед. Чимин сильнее сжимает ее в своих пальцах, не только стараясь согреть, сколько пытаясь Чонгука поддержать и передать ему эту силу. Чонгук не пробует забрать руку. И наконец смотрит на Чимина, вынырнув из беспроглядного омута своих зацикленных мыслей. В этом взгляде все: и отчаяние, и мольба, и страх, и сомнения. Но в то же время решимость, и пыл, и готовность. — Я с тобой, — успевает сказать Чимин прежде, чем вынужден отпустить Чонгука. Объявляют их выход, и стафф открывает для них проход на сцену. Чимин делает шаг в неизвестность. В другой мир, который изменит его и его жизнь навсегда. Он этого еще не осознает до конца. Честно, он вообще ничего не понимает. Просто делает то, что отштудировано месяцами упорных повторений и намертво отпечатано на подкорке. Чимин не ловит кайф. И он не может расслабиться. Он сосредоточен только на том, чтобы не налажать. Удивительно, но никто из них не ошибается, даже если не получается справиться с волнением. Три с половиной минуты — и все заканчивается. Месяцы, недели, дни, часы подготовок, тренировок, репетиций, всего, что осталось за кадром: труда, пота, слез, стрессов, травм, — все это только ради этих нескольких минут. Минут, которые предопределят их судьбу. Минут, которые решат все. Никто никогда не узнает и не оценит тот объем работы, что был проделан. Их будут оценивать только по первому впечатлению и этому выступлению. Чимин уходит последним со сцены. Специально замедляет шаг, чтобы пропустить еле переставляющего ноги Чонгука вперед. Теперь к дрожи Чонгука добавляется еще и усталость. Чимин приобнимает его за талию уже за сценой. Чонгук опирается на него с благодарностью, которую не в состоянии озвучить вслух: язык не слушается, как и все тело. Их начинает отпускать только четверть часа спустя. Когда они смотрят свое выступление на повторе. Когда наконец понимают, что сделали это — сделали даже лучше, чем рассчитывали. Они это сделали. Дебютировали.