Behind The Scenes

Временами это очень непросто: справиться со своими желаниями, готовыми вот-вот перерасти в физиологические потребности, без которых попросту невозможно выжить. Чимин не может жить без прикосновений к Чонгуку. Ему это необходимо. Без хотя бы мимолетного физического контакта стремление оказаться к Чонгуку как можно ближе становится настолько невыносимым, что Чимин наконец понимает: что это за чувство, когда хочется лезть на стены. Чимину приходится себя обрывать, не давая развиться фантазии. Приходится себя контролировать, потому что он дал слово. И попросту потому, что с ним происходит что-то непонятное и странное и лучше Чонгука во все это не впутывать. Головой Чимин все прекрасно понимает, хоть Юнги и утверждает, что как раз с головой Чимин не дружит. Но рука уже сама собой тянется к чужим растрепанным волосам — хочет провести по ним, нежно-нежно, переместиться с затылка на шею и остаться там навсегда. Когда Чонгук корчит свои ехидные рожицы, так и хочется потискать его за очаровательные щечки. Когда Чимин видит его руки, сухие, жилистые, с этими длинными и ровными пальцами, он выпадает бесповоротно и окончательно. Чимин хочет трогать Чонгука всюду. Обхватить его всеми конечностями, повиснув на нем, как обезьянка, и не слезать с него до конца жизни. А если его расстройство и сдвиг по фазе начнут еще быстрее прогрессировать, то жить Чимину останется недолго. Если не Чонгук его прикончит, когда Чимин в очередной раз к нему полезет и начнет хватать за руки, Чимин сам с собой что-нибудь сделает. Ему тошно с самого себя. Его мутит и ведет от того, как Чонгук близко и как нестерпимо хочется сделать хоть что-нибудь. Чонгук валяется на диване. Лежит на животе, подложив под грудь подушку, и уже больше четверти часа режется в какую-то телефонную игрушку. Чимин сидит в кресле (пока Юнги дома нет) и делает вид, что читает. Он честно старается отвлечь себя новой и захватывающей, как ему обещали отзывы на литературном портале, электронной книгой. Но терпит полное фиаско. Проходит уже семнадцать минут, а он все еще зависает на первой странице — и даже не помнит, прочел он ее или нет. Символы не хотят складываться в слова, а слова — в строки. Чимин не в состоянии сосредоточиться. Только на Чонгуке, от которого так сложно отвести взгляд. Не выдержав, Чимин представляет, как встает, подходит к дивану и нагло заваливается на Чонгука сверху. Тот кряхтит, пихается, ворчит, требует, чтобы с него слезли, но Чимин, ясное дело, не слушается. Зарывается носом в волосы, где-нибудь за ухом, ближе к горячей и вкусно пахнущей коже, и прикидывается мертвым грузом. В воображении Чимина Чонгук ему уступает: смиряется, признает свое поражение и покорно лежит, разрешая Чимину жарко дышать себе на ухо. Чонгук краснеет, смущенно утыкаясь горящим лицом в сиденье, и оба затихают. Чимин уверен: он смог бы так заснуть, покачиваясь на поднимающейся в такт взволнованному дыханию спине Чонгука. Чимин бы не хотел просыпаться. Он словно в забытье. А Чонгук крайне увлечен и поглощен тем, что происходит на экране его телефона. Они сидят тут уже больше получаса в ожидании, когда вернутся Юнги с Намджуном и можно будет садиться ужинать. Чимин давно погасил экран телефона: он понял всю тщетность попыток вникнуть в мега интересную книгу, которая обещает перевернуть его мир. Но весь мир Чимина сконцентрирован на спине Чонгука. Чимин продолжает бороться с желанием сделать то, что хочется, потому что знает: в реальности Чонгук если и даст ему завалиться на себя, то через пару секунд Чимин точно окажется на полу. Они могут и подраться, если Чимин будет настойчиво пытаться получить свое: терпеть Чонгук точно не станет. И Чимину стремно. Хочется, но колется. Хочется сделать все так, чтобы не одному ему было хорошо и приятно, но Чонгук ясно дал понять, что в близости Чимина не нуждается. И Чимин ему пообещал держать себя в руках. Как бы еще это сделать? Чимин откладывает телефон на полку шкафа. Решает: да гори оно все синим пламенем. Он уже сорок минут во всех деталях представляет, как ляжет сверху на Чонгука и обнимет его, и если не сделает это сейчас, снова начнет маниакально домогаться к нему перед камерами, пользуясь тем, что Чонгук ужасно стесняется и не может дать ему достойный отпор. Чимин ужасный человек. Едва Чимин решается, как открывается дверь спальни Намджуна и оттуда выползает Тэхён: он полночи не спал, переписываясь со своими бесчисленными друзьями, которых с каждым днем, кажется, становится все больше и больше (Чимин даже половину не знает), и его капитально срубило после сегодняшних съемок. Тэхён отвалил спать сразу, как они вернулись в общагу. Чтобы ему не мешать, Чонгук перебрался в гостиную. Сонный, помятый и еще не полноценно функционирующий Тэхён, как зомби, только отчаянно зевающий и почесывающий живот, шлепает босыми ногами к дивану. Видит растянувшегося на нем Чонгука, занявшего все место, и, нисколько не колеблясь, от души шлепает его по округлой заднице, обтянутой домашними штанами. — Двинься, — велит он. — Отвали, — дежурно огрызается Чонгук, который вздрагивает от громкого шлепка, но оторваться от телефона не может, иначе проиграет. А он уже почти час стремится во что бы то ни стало одержать победу. — Слышь, мелкий. — Тэхён широко зевает, как голодный тигр, трясет своей лохматой башкой и награждает Чонгука еще одним смачным шлепком по крепкой заднице. — Брысь с моего дивана, давай, двигай. — Твой диван остался в Тэгу. Тэхён на миг опешивает от такой вопиющей наглости: видимо, еще не до конца проснулся и как-то позабыл, что Чонгуком теперь так просто не покрутишь, как тебе хочется. Чонгук был очень удобным и послушным мальчиком, пока прощупывал почву. А как понял, что хёны ему ничего сделать не могут, сразу показал свои мелкие кроличьи зубки. И ковыляют хёны теперь, потирая покусанное причинное место. — Ну ладно. — Тэхён разворачивается и самым бесцеремонным образом падает спиной на Чонгука сверху. Чимин почти слышит глухой стук удара двух пустых черепных коробок друг о друга. Чонгук стонет, придавленный чужой тушей, и пытается Тэхёна с себя спихнуть, но Тэхён одной рукой держится за спинку дивана, а другой ногой надежно упирается в пол. Сопротивляется всем попыткам себя сдвинуть и еще усерднее елозит на Чонгуке сверху, устраиваясь на его костях с максимальным удобством. — Да блин! — Чонгук устает удерживать и свой, и чужой вес на локтях и вынужденно распластывается по подушке. Ему уже не до игры. — Ким Тэхён, слезь с меня! — Чимин-а, — тянет Тэхён, будто не слышит, — мне кажется, у нас мыши завелись. Ты писк не слышишь? Мне что-то такое показалось. Чимина разрывают на части противоречивые чувства. Ему одинаково сильно хочется схватить Тэхёна за волосы и стащить с Чонгука, может, даже пнуть Тэ пару раз для профилактики борзости. И в то же время не вмешиваться, оставив все, как есть, чтобы вредный Чонгук еще немного помучился у него на глазах. Чимин хочет испытать хотя бы моральное удовлетворение, но не может. Хоть Чонгук сам напросился, Чимину его отчего-то жаль. Они, хёны, бедному ребенку не дают ни личного пространства, ни покоя, постоянно его шпыняют и что-то от него хотят и требуют. Чимин тоже привязался: все время лезет со своими обнимашками и поцелуями, а Чонгуку, может, хочется посидеть тихо в уголочке и чтобы его никто не трогал. — Насчет мышей ничего не знаю, а вот постельные клопы у нас точно есть. На всю квартиру завоняло. — Чонгук, передохнув, предпринимает еще одну попытку сбросить с себя Тэхёна. Тот смеется, потому что ему весело, пока Чонгук сердито пыхтит и надрывается. Чимин решительно подходит к дивану. Но вместо того, чтобы вмешаться и избавиться от Тэхёна, как от досадной преграды, он забирается на него сверху, и Чонгук уже реально стонет в голос: — Да вы издеваетесь! — Мой маленький вонючий клоп, — лезет Чимин с сюсюканьем к Тэхёну, и тот аж хрюкает от восторга, пока его тискают. И начинает ржать еще громче, задыхаясь и вскрикивая, потому что Чимин одними обнимашками не ограничивается и щиплет Тэхёна за ребра. — Уединитесь, мать вашу! — Чонгук пытается все равно кому заехать локтем, да побольней, но промахивается. Тэхён вынужден отпустить спинку дивана и схватить Чимина за руки, пока тот его инвалидом не сделал в порыве своей неудержимой страсти. Чонгук тут же этим пользуется: упирается рукой и коленом в спинку дивана, давит, сдвигаясь к его краю, но не рассчитывает силу. В итоге на пол кубарем падают все трое. Тэхён стонет сквозь смех, потирая ушибленный локоть и ноющие от безмерной любви Чимина ребра. Чонгук с трудом садится, привстав на трясущихся от перенапряжения руках, а Чимин распластывается по ковру, не собираясь двигаться. Хочется Чонгука схватить и завалить обратно, обездвижить боевым захватом, чтобы не рыпался, и наконец к нему прижаться. Спрятать лицо в изгибе его шеи, горячей и так сладко пахнущей, зарыться пальцами в прохладные, мягкие волосы, закрыть глаза и скончаться — от счастья. Чонгук встает на ноги, отряхивается и смеряет своих хёнов зверским взглядом. — Я вас ненавижу, — выдыхает он, хватая свой телефон. Чимин видит: Чонгук расстроен. Проиграл. Для него каждый проигрыш — как маленький конец света. Чимину становится грустно, хоть он продолжает дежурно улыбаться. — Мы тебя тоже очень любим, — мурчит в ответ Тэхён. — Правда, Чимин-а? Чимин молчит. Чонгук бросает на него быстрый взгляд и тут же отводит его в сторону. Чимин продолжает на него смотреть в упор. Лучше так, чем поддаться своей слабости и натворить бед. Смотреть Чонгук же ему не запрещал, верно? — Придурки. Задолбали, — бурчит Чонгук и уходит в комнату, хлопнув дверью. — Зачем ребенка обидел? — тянет Чимин. Тэхён сидит на полу рядом, прислонившись спиной к дивану, но тот ему уже нифига не нужен, ведь Чонгук его освободил. — Меня прикалывает, как он бесится, — весело отвечает Тэхён. — Такой забавный. — Вот вырастет он… и припомнит тебе все, — пророчит Чимин, садясь и приглаживая растрепанные в потасовке волосы. — Будешь от него каждое утро на орехи получать, помяни мое слово. — Он вырастет? — снисходительно фыркает Тэхён. — Да ладно! Ты глянь на него, что из него вырасти может? Одни кожа да кости. И вообще, и у меня есть ты. С тобой мне ничего не страшно. Будешь меня защищать, если что. — Взамен на что? — спрашивает Чимин насмешливо. — На то, что я мелкому не скажу, что у тебя в телефоне куча его фоток, где он спит или спиной стоит, — заявляет Тэхён, и у Чимина тут же вспыхивает лицо. Оно и так горит, потому что, пока они с Тэхёном возились сверху на Чонгуке, Чимин таки его потрогал. Чуть-чуть, незаметно, но это было так… Черт, его точно посадят по статье. Если он, конечно, переживет этот разговор с Тэхёном. — Ты реально придурок. — Чимин встает с пола. Тэхён хватает его за запястье, не давая уйти и слиться. — Чимин-а. — Тэхён пугающе серьезен и внимателен. — Я не буду спрашивать, зачем ты его фоткаешь, пока он не видит. Но больше всего меня озадачивает и напрягает то, что у него фоток и видосов с тобой еще больше. Вы оба прям реально стремные. Втюрились, что ли? Чимин не знает, как ему правильно реагировать — как повести себя так, как повел бы себя другой нормальный человек. Потому что Чимин не в порядке. Он человек вообще? — Ты любовь всей моей жизни, Тэ, — выдыхает Чимин, ухмыляясь. — Ты еще не знаешь, сколько у меня твоих фоток и что я с ними делаю… — Ой, не продолжай! — Тэхён тут же отпускает его и машет руками, словно невидимых мух отгоняет, а не пытается избавиться от слов Чимина, уже залетевших в пустую голову. — Все, не хочу ничего знать. — Правильно. Меньше знаешь, крепче спишь, — смеется Чимин. — Вот доведешь Чонгук-и, он тебя точно во сне прикончит. Тэхён вздрагивает: видимо, об этом он не подумал, постоянно нарываясь и до Чонгука доебываясь. Чимин улыбается шире, довольный его реакцией — именно этого он и добивался. Чимин хочет дать Чонгуку немного воздуха и свободы, надеется, что это поможет ему перестать быть в постоянном напряжении. Он будет следить за тем, чтобы к Чонгуку никто из хёнов не лез — и Тэхён с Сокджином особенно. Себя самого Чимин сажает на ментальную цепь. Но с каждым порывом добраться до Чонгука он слышит, как звенья надрывно-жалобно звенят, готовые вот-вот разомкнуться. Чимину страшно представить, что случится, когда он сорвется.