Behind The Scenes

У Чонгука паника. На репетиции в домашней студии он еще в состоянии задрать майку. Но когда представляет, что делать это придется на сцене, неумолимо подступает паническая атака. Чонгук до сих пор с мемберами не может в общий душ зайти помыться, а хореограф и руководство хотят, чтобы он засветил свой голый живот для тысяч зрителей, которые еще много лет вперед будут просматривать запись. И стремается не один Чонгук. Никто не рвется в бой. Только Чимин вздыхает и говорит: — Я сделаю это. И он делает. Остальные конкретно забивают на диету и упражнения — не только из лени, но из убеждения, что специально позорить их руководство не станет. Нет идеального, как шоколадная плитка, пресса — нечем соблазнять и хвастать. Для Чимина поддержание формы каждодневная рутина. И в контемпорари многие мужчины, как и в балете, выступают обнаженными по пояс. Есть эстетика тела, и помимо танца людям нравится смотреть, как работают мышцы. Все так делают, и Чимин тоже делал. У него были выступления, когда он выступал в одних облегчающих шортах — минимум одежды и максимум обнаженной кожи. И ничего, нормально, выжил. По итогу во время выступления майку задирает один Чимин. И это приводит к неожиданному эффекту. Если бы это сделали все мемберы, возможно, такого ажиотажа не последовало бы. Но поскольку это делает только один, пресс Чимина и его татушка на ребрах теперь никому не дают покоя. Даже ему самому. — Это подстава, — говорит он мемберам, как только они возвращаются в гримерку. Смотрит на них укоризненно, взывая к их совести. — Молодцы такие, слились в последний момент, а мне отдуваться за всех приходится. — Чего ты ворчишь? — тут же выступает Тэхён. Он развалился на диване, переводя дух после выступления. — Сам же любишь перед камерами топлесс щеголять. — Я щеголял один. А нас тут семеро. И по изначальной задумке это должны были сделать все, — стоит на своем Чимин. — Парни, блин, что за фигня? Мужики вы или нет? — Не у всех мужиков есть такое тело, как у тебя, — заявляет Намджун, которому категорически не охота убиваться в спортзале, чтобы достичь такого же результата, как у Чимина. Он хочет потратить это время с большей пользой — напишет пару новых песен, посмотрит интересное кино или во что-нибудь поиграет. Спорт не его. Он вообще танцевать не планировал, когда в группу вступал. — Что тебя смущает? Все очень довольны. Видел бурные обсуждения в фанкафе? — Вот как раз это меня и смущает, — говорит Чимин. — Значит, членами меряться нормально. Языками тоже. А прессом никто меряться не хочет, да? — Мы ж это не на камеру делали. Ты чего вдруг завелся? — насмешливо спрашивает Сокджин, подключаясь к обсуждению. — У тебя комплексы проснулись внезапно, Чимин-а? — А у вас совесть не проснулась случайно? — парирует Чимин. — Это нечестно. Чего я один за грехи наших имиджмейкеров расплачиваюсь? — Брось, тебе же нравится, — лениво отмахивается Тэхён. — Все фертильные девчонки теперь навечно твои фанатки. Мы им неинтересны — так, где-то фоном на подтанцовке прыгали. А вот ты и твои отдельные выдающиеся части тела... Чимин закатывает глаза. — Ладно, я вам это припомню, — обещает он. — Да кто ж сможет забыть? — ржет Сокджин. — Я даже на заставку телефона поставил. И он показывает Чимину свой экран, на котором красуется уже выложенное кем-то из фанатов фото (сука, в 4HD). На обоях Чимин с задранной кверху майкой — с блядским взглядом, идеально симметричными кубиками пресса и рельефными косыми мышцами живота. Чимин видит свой живот каждый день, но даже он на этом фото почему-то подвисает. — Ой, я тоже такую хочу! — тут же говорит Хосок, оценив красоту картины, и великодушный Сокджин сливает фотку в общий Какао-чат. Теперь Чимин видит свой живот не только во всех соцсетях, на всевозможных фото, видеонарезках и гифках. Но и на телефонах мемберов, не устающих его троллить. Завидуют, что ли? У одного только Чонгука на заставке стандартный размытый пейзаж. Фото с прессом Чимина он ставить опасается. Может залипнуть, не заметив, и спалиться. Лучше не рисковать. Чимин воспринимает поступок Чонгука по-своему. Садится рядом с ним на диван и говорит, что один только Гукки его любит и уважает. А сам вытирает потное лицо подолом рубашки, забыв где-то свое полотенце. Чонгук не хочет смотреть, но смотрит. Таращится на его голый живот. Почему-то представляет, как все эти мышцы ощущаются под пальцами... Чонгук быстро отводит взгляд в сторону. Проверяет краем глаза, не заметил ли кто его прокола. Выдыхает, убедившись, что опасность миновала. И ладно бы фото... Ни одно фото с реальностью не сравнится. А Чонгуку предстоит с этим жить.