Behind The Scenes

Чем больше Чонгук узнает о Чимине, тем меньше он кажется ему сверхчеловеком, лишенным изъянов и слабостей. Отчего-то Чонгук переживал, что это повлияет на его отношение к Чимину, но… Напротив, Чонгук еще больше проникается восхищением и уважением, когда понимает, что Чимин вовсе не так пугающе и недостижимо идеален и безупречен. Это словно сближает их: Чонгука, все еще копошащегося на дне, и Чимина, почти достигшего высот саморазвития. Чимин, оказывается, тоже человек. Такой же, как Чонгук. Он устает. Срывается. Ошибается. Спотыкается. Падает. Но поднимается. Снова и снова. Чимин не сдается — никогда и ни в чем. И поэтому Чонгук так нервничает (читайте: сходит с ума). Он всем своим жалким и трясущимся естеством понимает: Чимин не оставит его в покое. Рано или поздно он заберется к нему не только в голову, но и под кожу, сломает последние преграды, которые Чонгук в отчаянии нагородил между ними, и доберется до самого нутра. И Чонгуку придется сдаться. Он проиграет эту войну, если не станет сильнее. Если не превзойдет своего врага. Чимин вовсе не его враг. Но Чонгук боится его до трясучки. Ему очень страшно. Страшно, что скажет Чимин, когда узнает, что нравится ему. Страшно, что начнут думать (и шептаться между собой) мемберы о нем. Страшно, как отреагируют родители. Руководство. Фанаты. И что вообще подумают все люди, которые теперь знают его в лицо. А их становится пугающе много. Чонгук не хочет рушить свою жизнь. Только из-за того, что его угораздило запасть на другого парня, мембера группы и — господи прости — Пак Чимина. Чонгук отчаянно надеется, у него это пройдет. Но с каждым днем становится только хуже. Прошло семь месяцев с их первого знакомства. Их первая встреча. Первый зрительный контакт. Сердце Чонгука пропускает удар — и больше уже не бьется нормально. Никогда не болевший и не знавший, что такое проблемы со здоровьем, Чонгук начинает страдать хронической тахикардией. И его состояние, как сказали бы врачи, остается стабильно тяжелым. Будь он действительно болен, ему бы потребовалась не одна реанимация. Но никто не может спасти Чонгука от него самого. И от Чимина. Потому что Чимин всюду. Потому что они живут, работают и проводят большую часть свободного времени вместе. Потому что этим злоебучим кремом для массажа пахнет теперь от всех вещей Чонгука. Потому что он не может спать по ночам, бесконечно слушая песни о трагической и безответной любви, от которых хочется выть и застрелиться пуще прежнего. Он ненавидит себя за это. Он пытается остановиться. Он обещает себе: "все, Чон Чонгук, с завтрашнего дня ты становишься нормальным". Но не получается. Потому что утром он снова видит Чимина, и его больное сердце шалит. И все начинается по новой. Чонгук так заколебался держать лицо. Задолбался контролировать каждый свой взгляд и жест, формулировать каждое слово, чтобы не проебаться окончательно. Он понятия не имеет, где и когда что-то сделал не так, но Юнги все знает. Чонгук в этом уверен. Может начаться война. Кто-то может умереть. — Расслабься, парень, — говорит ему Юнги, когда волей случая они остаются наедине после занятий по вокалу. Чонгук, как обычно, задерживается, чтобы спросить еще пару советов у тренера, а Юнги еще не обсудил со звукорежиссером аранжировку нового трека, который они готовят к выходу первого альбома. — Ты так смотришь на меня, словно у меня в кармане спрятан пистолет. — Вообще-то, — медленно произносит Чонгук, — я был бы рад, окажись он у тебя, хён, и воспользуйся ты им. Юнги выразительно приподнимает бровь. Это первый раз, когда они общаются без участия и вообще присутствия других мемберов. Почему-то, когда Юнги не с кем сравнивать, он уже не кажется таким внушительным и грозным. Или Чонгук просто привык. К чему он точно никогда привыкнуть не сможет, так это к тому, что на Юнги приходится смотреть сверху вниз. Почему-то Чонгуку от этого ужасно неловко: сразу хочется извиниться, присесть и еще раз извиниться. В Юнги есть что-то такое, что заставляет окружающих чувствовать себя ничтожествами. У Чонгука последние полгода — с тех пор, как он встретил (почти) идеального Чимина — это больная тема. — Не надо столько драмы, мы не в дораме. На ваше счастье, — тянет Юнги, и Чонгук сглатывает, потому что это “ваше” звучит слишком… прямо. Как пуля в лоб. — Меня не ебет вообще, если честно, что вокруг меня происходит, но… Мы типа как друзья с нашим персональным Монстром — по крайней мере, он так думает, а я не хочу его разочаровывать. И мой друг и по трагическому стечению обстоятельств наш с тобой лидер типа как переживает, что из-за вас двоих у нас всех могут быть проблемы. И он тонко намекнул — прошу прощения, прямым текстом заявил мне в лицо, — что, поскольку ты его в упор не воспринимаешь, мне надо с тобой поговорить. Я не знаю, о чем. Так что… если ты хочешь со мной поговорить, я могу тебя выслушать. И мы об этом забудем. Чонгук заторможенно моргает. Панически соображает. Вообще, ему есть что сказать (ему всегда есть что сказать. Язык его — враг его). Но все мысли после впечатляющей по уровню иронии и сарказма речи Юнги разбегаются в разные стороны, как крысы с тонущего корабля. — Я не уверен… — В чем не уверен? — тут же требует Юнги развернутого ответа. Он спокоен, стоит перед Чонгуком, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Расслабленно-флегматичный, как и всегда. Кажется, закрой он глаза, мог бы заснуть стоя, как конь. — В том, что у тебя проблемы? С этим неудержимым. Как его… Чимином. Или это у него с тобой проблемы? — Нет никаких проблем, — деревянным голосом чеканит Чонгук. Он чувствует себя маленьким и глупым ребенком, от которого чего-то хочет взрослый настырный дядька. А он своим крошечным недоразвитым мозгом даже понять не может, что именно от него хотят и за что на него взъелись. Что он опять не так сделал-то?! — Поэтому нас уже даже на интервью почти открытым текстом спрашивают, правда ли, что не все члены группы смогли найти общий язык? — продолжает иронизировать Юнги. У него это получается так же впечатляюще, как читать рэп. — Я понимаю, если бы наш душка Пак Чимин тебе бы не нравился… ну тут, как говорится, ничего не попишешь, придется терпеть, такова мужская незавидная доля. Но я прекрасно вижу, что он тебе нравится. В чем тогда проблема? В том, что он нравится тебе так сильно, что тебя это пугает? Чонгук вздрагивает, как от удара. Он оказывается совершенно не готов к этому разговору. Хоть и готовил себя морально не один день и даже придумывал достойные ответы и контраргументы, чтобы не проиграть этот бой без борьбы. Но в итоге сдается сразу, не предприняв ни единой попытки дать достойный отпор. Юнги качает головой. Чонгук молчит, но для хёна ответ и так очевиден. — Тебе не шесть лет, ладно? — тянет он. — Ты взрослый мужик, Чон Чонгук. Как мужик, посмотри правде в глаза. От того, что ты от нее бегаешь, она, знаешь ли, никуда не денется, потому что она все равно часть тебя. Если хочешь научиться ей управлять и контролировать ее, ты должен ее осознать и принять, сечешь, пацан? — Юнги вздыхает. Он не силен во всех этих речах, но старается. С Намджуна причитается. А Чимин ему уже и так по гроб жизни обязан. — Я это к тому что… Я не знаю, в курсе ты или нет, но я пансексуал. Я об этом говорил, и я этого не скрываю. Мне нравится человек. И мне плевать, какого он пола, как он выглядит и сколько ему лет. Я вижу только внутреннее содержание и могу любить только его, а тело — это второстепенно. Поэтому мне нравится наш шебутной. И поэтому, без обид, мне не шибко нравишься ты, но я делаю тебе поправку на возраст. Мой тебе дружеский совет, как твоего умудренного жизнью хёна. Если ты хочешь скрыть что-то, оставь это у всех на виду. Потому что все тайное, что очень хочется спрятать, завуалировать и оставить только себе, рано или поздно становится явным. И как показывает практика, достоянием общественности. Все, малой, это мой максимум умных изречений на сегодня. Могу предложить тебе только пойти выпить. Весь остальной монолог на тебе. Дерзай. Чонгук выдыхает. Голова немного идет кругом. Пока Юнги говорил, он успел испытать целый спектр противоречивых эмоций: начиная от злости, через страх и смятение, и заканчивая каким-то выстраданным облегчением. Чонгук не пытается отрицать. Даже если очень хочется из глупости так поступить. По-детски как-то. Когда учитель уже дал понять, что прекрасно понимает причину, по которой Чонгук издевается над одноклассницей, которая ему нравится. И сказал, что это нормально. Юнги не осуждает его. И даже попробовал поддержать. В несколько странной манере, но в этом он весь. Чонгук не может отказаться от возможности узнать Юнги ближе: ему боязно и в то же время любопытно. К тому же, какой еще хён позовет его так запросто побухать? Ясное дело, Чонгук соглашается. — Нашего блаженного позовем? — спрашивает Юнги, давая Чонгуку возможность выбора, пускай и мнимого. Учитывая все, что Юнги сказал ему, отказаться Чонгук не решается. Еще и потому, что ему хочется увидеть Чимина пьяным. Когда Чимин выпивает, он становится таким расслабленно-текучим, томно-вальяжным, мило хихикающим и таким грешно красивым, что дыхание перехватывает. Чонгук может легко рассмешить его, просто показав палец — и Чимин уже все, держась за живот, катается где-то под столом. Чонгук сам не знает, почему его так безумно прет, когда Чимин смеется до упаду над его глупыми шутками и выходками. Чонгук себя чувствует таким необъяснимо гордым и неправильно счастливым в эти моменты… Юнги сам набирает Чимину. Он не говорит ему, что Чонгук идет с ними. Просто предлагает выпить, и Чимин подозрительно легко и быстро соглашается. Юнги его даже уговаривать не приходится. Чонгук отмечает про себя, что явно чего-то еще о своем хёне не знает: Чимин продолжает его удивлять. И Чонгук рад возможности узнать Чимина лучше. Может быть, в приятной компании и за алкоголем Чонгук тоже сможет расслабиться и перестать вести себя, как мудак. Раз уж сам Юнги попросил его об этом… Он постарается. Часть его, детская, капризная и мерзкая, хочет послать мемберов с их заботой и сованием носа в чужие дела на три веселых буквы. Не лезьте ко мне. Не трогайте меня. Идите все лесом. Но Чонгук уже начинает эту свою часть осознавать и понемногу контролировать. Как Юнги и говорил. Поэтому Чонгук мужественно заталкивает раздражение и недовольство куда поглубже и решает хотя бы один вечер побыть нормальным и взрослым человеком. У него есть враг. И это он сам.