Behind The Scenes

Намджун человек слова и дела. Намджун сказал — Намджун сделал. Обещал им разбор полетов? Думали, забудет? Надеялись, пронесет? Расслабились? Сейчас все будет. Намджун устраивает Чонгуку допрос с пристрастием сразу после ужина. Он ждал этого момента три дня — момента, когда они останутся без камер и посторонних людей. Намджун не стал затевать этот разговор во время еды, потому что не хотел портить настроение другим мемберам. Им всем проще сделать вид, что они слепые — и поэтому в тот раз не смогли увидеть гематомы. — Я знаю, что это все ты, — с ходу заявляет Намджун, как только они с Чонгуком остаются наедине. Другие мемберы разошлись по своим комнатам, а Чонгук, как младший, прибирает со стола. — Ты ничего не знаешь, хён, — отвечает как можно вежливее и спокойнее Чонгук. Его голос звучит устало. Он правда устал. Устал не из-за их работы. К этому он уже привык. К чему он не сможет привыкнуть никогда, это к молчанию Чимина и его равнодушным взглядам. Чонгук не любит, когда ему лезут в душу — особенно те, с кем он не слишком близок. Терпеть такое пока получается только от Тэхёна. Но тот и не лезет вообще-то. Его чужие души не интересуют. Хотя странно, потому что похож он на демона. Но вот Намджуна в свое личное пространство Чонгук пустить не готов. Он уважает его, как человека и лидера их группы. И только поэтому не посылает его сразу, а пробует отвечать максимально дипломатично. Зря, что ли, с ними столько времени бьются их коучи и репетиторы по сценической речи? — Вот поэтому я уверен, что это был ты. — Намджун сказал как отрезал. — Даже если Чимин довел тебя, хотя я не представляю, как он мог это сделать, о чем ты думал, когда устроил драку? — Мы ни о чем в тот момент не думали. — Чонгук избегает смотреть на Намджуна, сосредоточенный на том, чтобы сложить все тарелки в стопку и за раз унести как можно больше посуды на кухню и не ходить туда-сюда. Чонгук не собирается признаваться, что Чимин ударил его первым. Физически — да. Но намного больнее Чонгук сделал ему перед этим. И Намджун прав. Это он виноват. — Хён, мы уже все решили. Все в порядке. — Да, я вижу, в каком вы оба порядке, — раздраженно произносит Намджун. — У Чимина будто траур, а ты постоянно где-то, но не здесь. Я повторю. Я не собираюсь влезать в ваши отношения. Но если это начнет сказываться на группе и нашей работе… — Мы стараемся. — Чонгук наконец смотрит на Намджуна. Он понимает, что тот беспокоится о них как лидер, на котором лежит ответственность за всех участников. Намджун их друг. Он старше и может говорить то, чего не может позволить себе Чонгук. Он бывает борзым — иногда даже слишком, — но не хочет портить отношения еще и с другими мемберами. Хоть ему и есть, что сказать Намджуну, Чонгук все проглатывает. — Что вы не поделили? — упрямо допытывается Намджун. Он должен знать причину, чтобы быть готовым к тому, что Чонгук и Чимин снова могут сцепиться. Не дай бог, на глазах у посторонних. Чонгук качает головой. — Просто устали друг от друга, — отвечает он. — Мы правда стараемся, хён… Наладить наши отношения. Так что… можешь дать нам время? Намджун хмурится. Размышляет пару секунд, после чего мрачно кивает. — У нас много работы, — напоминает он, если Чонгук вдруг забыл. Будто об этом возможно забыть, когда варишься в этом двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. — Не время расслабляться и раскисать. Соберитесь. Вы оба. Я хочу, чтобы вы были в лучшем виде на фансайне после концерта, ясно? Организаторы разрешили съемку. Фанаты будут сливать видео и фото в сеть. И если все увидят ваши кислые мины, посыпятся вопросы. Мы еще спасибо должны вам сказать, что вы догадались морды друг другу не бить. — Я все понимаю. — Чонгук честно старается не закипать. Он в полном раздрае. И последнее, чего он хочет, это нравоучений от кого-либо. — Мы вас не подведем. — Я на вас рассчитываю, — говорит Намджун и указывает на него пальцем — это и предупреждение, что он следит за Чонгуком, и угроза, если тот надумает снова вести себя неподобающе. Намджун уходит. Чонгук продолжает собирать тарелки и приборы. Он весь в своих мыслях — полностью погружен в безрадостные думы о том, что ему делать и как быть дальше. Он хочет поговорить с Чимином, но о чем? Что он может сказать ему после того, что натворил? Чимин попросил его дать ему время. И это меньшее, что Чонгук может для него сделать. — Тебе помочь? Чонгук вздрагивает. Ему кажется, он слышит голос Чимина. Подняв голову, он действительно видит его: Чимин стоит в дверях и, наверное, уже с минуту наблюдает за тем, как Чонгук заторможенно и бездумно передвигается вдоль стола, как зомби. Чонгук открывает было рот, собираясь сказать привычное “я сам”, но, остановив себя, произносит: — Если тебе не сложно. Спасибо, хён. Он не может упустить ни единой возможности хоть немного побыть с Чимином. Даже если они не будут разговаривать и смотреть друг на друга. Чонгук так скучает по нему... Чимин так близко и так далеко. Невыносимо. Чимин кивает и, закатав длинные рукава безразмерной толстовки, чтобы их не испачкать, начинает методично стряхивать остатки еды в общую миску, а пустые тарелки складывать друг на друга. В четыре руки работа идет куда быстрей. Чонгук, не выдержав, поглядывает на Чимина украдкой. Оба молчат, словно им нечего друг другу сказать. Такое с ними впервые. Паршивое чувство. Чонгук кусает губу изнутри, не решаясь начать разговор. Мысли предательски разбегаются, внутри тянет холодом от волнения. — Намджун-хён… — начинает он. — Я знаю, — говорит Чимин и наконец смотрит на него. Чонгук справляется, выдерживая его пристальный взгляд. Ровно три секунды, после чего тут же опускает голову. — Я поговорил с ним. Объяснил ситуацию, и он успокоился. Так что не переживай из-за этого. — Я переживаю, — Чонгук набирается смелости снова посмотреть на Чимина, стоящего по другую сторону стола. — Из-за нас. Чимин приподнимает бровь, ожидая продолжения. — Ты избегаешь меня, — говорит Чонгук как есть. Это слишком очевидно. Чимин даже не отрицает: — Мне нужно время подумать. — Я хочу все исправить, — упрямо произносит Чонгук. — Но я не могу сделать этого, когда ты бегаешь от меня. — А если я не хочу, чтобы ты что-то исправлял? — спрашивает его Чимин прямо, и Чонгук вздрагивает. Это оказывается больнее, чем выдерживать его отточенные годами тренировок удары. Когда кулак Чимина первый раз прилетел в живот, Чонгук, если честно, подумал, что умрет от внутренних травм, несовместимых с жизнью. Но теперь хуже. Чимин хоронит его заживо. — Если меня устраивает то, как все сейчас между нами? Или все должно быть как ты хочешь? Он не злится и говорит спокойно. Но Чонгуку не по себе от его безэмоционального тона. Он не привык видеть Чимина таким безжизненным. Чонгук не знает, что сказать. Он вынужденно молчит и складывает палочки. — Ничего не изменится, пока ты сам не изменишься, — вздыхает Чимин, не дождавшись ответа. — Это так не работает. — Скажи мне, чего ты хочешь, и я это сделаю, — спокойно говорит Чонгук, снова встретив его взгляд. — Я сделаю, как хочешь ты, даже если мне это не понравится. Чимин внимательно смотрит на него долгие пять секунд. — Если я скажу тебе, что я гей, — внезапно произносит он. — Что ты скажешь? Чонгук хмурится. Этот разговор вновь возвращает его в ту злополучную дождливую ночь в танцевальной студии. По прошествии трех дней Чонгук все еще мыслями там. У него было много времени подумать обо всем, что произошло. — Мне все равно, гей ты или нет, — негромко отвечает он, но его голос звучит ровно и осознанно. — Я не гомофоб. Я уже говорил, что сказал это… просто чтобы задеть тебя. — Почему ты хотел задеть меня? — продолжает задавать вопросы Чимин. И Чонгуку приходится отвечать на них максимально честно. Возможно, это его последний шанс, который Чимин великодушно дает ему по своей душевной доброте. — Потому что… — Чонгук резко выдыхает и вцепляется в спинку стула, нуждаясь в точке опоры. Он боится сказать то, что собирается, но… Как иначе он сможет все исправить, если не научится доверять Чимину и делиться с ним чем-то личным? — Ты смущаешь меня. — Почему я смущаю тебя? — Чимин склоняет голову набок, внимательно смотря на Чонгука. Он не издевается над ним. Но Чонгуку от этого не легче. Все эти вопросы… Чимин словно хочет выпытать из него признание. Он действительно этого хочет? — Потому что… — Чонгуку приходится собрать всю силу воли в кулак. Спинка деревянного стула жалобно трещит под пальцами. — Ты мне нравишься. Чимин удивленно приподнимает брови и округляет рот. Явно не такой ответ он ожидал услышать от Чонгука, который первые полгода шарахался от него, как от огня. — Страшно представить, что ты делаешь с людьми, которые тебе не нравятся, если ты так ведешь себя с теми, кто тебе нравится, — говорит он. Чонгук смотрит на него укоризненно. Чимин отвечает ему одной из своих трогательно-невинных улыбок — издевательски-милой. Но она не находит отражения в его глазах — лишь условный рефлекс, отрепетированная до автоматизма реакция на чужое недовольство. Чонгук выдыхает. Хорошо, он даст себя ударить. И подставит другую щеку. Он стерпит все, если Чимину нужно на нем сорваться, чтобы почувствовать себя лучше. — Я не знаю, как мне реагировать, когда ты так ведешь себя, — пытается объяснить Чонгук свое стремное поведение, чтобы это не звучало, как жалкое оправдание. Хотя он в самом деле жалок. И его поведение и поступки ничто не оправдает. — Я понимаю, что это несерьезно, в шутку, и… И это расстраивает меня. Я словно игрушка для тебя, которую ты можешь тискать на камеру, чтобы фанатам было что обсудить. Я не хочу быть частью твоего фансервиса или что это… — Позавчера это тоже было по-твоему частью фансервиса? — спрашивает Чимин. Он очень спокоен. Чонгук понемногу тоже успокаивается. Его радует, что они говорят — первый раз за последние дни. — Я не знаю, что это было, — неловко отвечает Чонгук. — Это было проявлением любви и заботы, Чонгук, — проговаривает Чимин тихо. — Но ты оттолкнул меня. Почему? Тебе неприятно, когда я забочусь о тебе? Чонгук смущенно трет нос. Хорошо, что не краснеет, иначе Чимин бы сразу все понял. — Я не привык к этому, — бурчит он, отворачиваясь. — Я спросил тебя не об этом, — замечает Чимин, не спуская взгляда с Чонгука. — Вы, голубки! — очень некстати на пороге нарисовывается Сокджин. — Ну, долго еще ворковать собираетесь? Или чем вы тут заняты? Мы собираемся пойти на ночной сеанс. Вы с нами? Чонгук смотрит на Чимина, ожидая его решения. Он ведь уже сказал ему, что будет делать то, что тот хочет. Чимин несколько секунд изучает его решительное и нездорово бледное лицо, после чего поворачивается к Сокджину и говорит, улыбаясь: — Конечно. — Тогда давайте быстрее! — торопит он их с уборкой. — Мы справимся быстрее, если ты нам поможешь, хён, — еще милее улыбается Чимин, и это работает. Сокджин не может отказать его ангельской улыбке. Знал бы Сокджин, каким Чимин может быть страшным демоном, если его разозлить… Чонгук не хочет второй раз сталкиваться с тем человеком, который предстал перед ним в ту ночь в студии. Он начинает понимать, почему Тэхён иногда ведет себя так непонятно с Чимином, словно немного, но опасается его. Они познакомились, когда Чимин еще был “ужасным человеком”. Тэхён мог не раз видеть Чимина… не в самом хорошем расположении духа. Сложно такое развидеть и забыть. В какой-то момент Чонгук действительно испугался: Чимин еще ничего не сделал, но смотрел на него так, что Чонгук поверил: он может его покалечить. И даже убить. Но Чонгук все равно Чимина не боится. Если тот снова захочет его ударить — пускай. Чонгук больше никогда не посмеет ударить его в ответ. Никогда. Взбудораженный предстоящим походом в кино Сокджин, треща без умолку, помогает младшим донести грязную посуду до кухни. Чонгук и Чимин ненадолго забегают к себе — взять личные вещи и теплые куртки. На улице к вечеру ощутимо холодает. Из-за дождей как-то совсем промозгло. Хоть бы снег пошел… Уже январь, а они не видели еще ни снежинки. Мемберы ждут их у выхода из общежития, весело переговариваясь и дурачась. Сытые и довольные жизнью. Чимину нравится видеть их такими. Даже Чонгук немного оживает: неуверенно улыбается, когда к нему лезут Хосок и Тэхён, и терпит коварные нападения Сокджина, никогда не отказывающего себе в удовольствии его по-дружески помутузить. Чонгук не столько капризный, сколько убежденный в том, что если он чего-то не хочет делать, то никто его не заставит. И по этой причине очень сложно договориться с ним, какой фильм они будут смотреть — вкусы у мемберов катастрофически не совпадают. Но впервые Чонгук не говорит ни слова. Он стоит позади парней, изучающих электронную афишу, и не может оторвать глаз от Чимина, увлеченного пролистыванием красочных постеров на экране. Чонгук скучает. Скучает по его взглядам и улыбкам, по их ночным посиделкам, даже по утренним пробежкам… Как ему вернуться назад? Как ему все исправить? — Ты согласен? — Намджун хочет услышать мнение Чонгука, обернувшись на него. Тот неопределенно пожимает плечами. — И даже не скажешь, что не будешь его смотреть? — пораженно восклицает Сокджин. — Не заболел случаем? Чонгук зыркает на него и боится пересекаться взглядами с Чимином, который, как и другие, с интересом за ним наблюдает. Чонгук чувствует себя занимательной зверушкой в контактном зоопарке. Он с трудом выдавливает из себя одно короткое: — Пойдет. — Ура, аджосси одобрил наш выбор! — торжественно возвещает Сокджин и хлопает в ладони. — Задний ряд. Я хочу на задний ряд. С его длинными ногами иначе никак. Намджун обязан его поддержать — без вариантов. — Поближе к динамикам, чтобы оглохнуть наверняка? — флегматично-недовольно спрашивает Юнги. Он понятия не имеет, что здесь забыл. У них с самого дебюта действует негласное правило: или они идут все вместе, или не идет никто. Сработал рефлекс следовать за остальными, а когда Юнги очнулся, было уже поздно оказывать сопротивление. Но он рассчитывает на то, что сможет эти два часа провести с пользой: доделает кое-какую работу на телефоне. Главное не оглохнуть от беспрерывного ржача мемберов. — Ты же еще не оглох, когда на каждом концерте филигранно вынимаешь свой ушной монитор, чтобы услышать вопли фанаток, — замечает Тэхён. — Экстремал. — Мы можем сесть на разные ряды, — предлагает Чимин. — Так неинтересно. — Тэхён отстраняет его от электронной кассы и быстро тыкает семь мест подряд на последнем ряду. После чего уступает место Намджуну, который производит оплату с общей карты. Они сразу же направляются в кинобар: взять себе много вредностей и вкусностей. В кинотеатре ночью почему-то естся с особым аппетитом. Чимин отвечает за напитки, и Чонгук вызывается ему помочь донести бутылки. В зале, кроме них, нет других зрителей. Поэтому они так любят ночные сеансы. Можно расслабиться и отдохнуть, не переживая о том, что кто-то может тайком снять их и слить видео не лучшего качества, но зато вызывающего содержания в сеть. Чонгук не собирается садиться рядом с Чимином, но поднимается последним. Ему нужно или идти по ногам уже развалившихся в креслах мемберов, или занять место с краю. Чонгук опускается в свое кресло рядом с Чимином, как на электрический стул. Все разбирают напитки, попкорн и чипсы. Чимин и Чонгук делят одно ведерко с соленым попкорном на двоих. Периодически их руки оказываются в нем одновременно. Чимин не обращает на это никакого внимания, увлеченный происходящим на экране и обсуждением неожиданных поворотов сюжета с другими мемберами. А Чонгук никак не может перестать пялиться на Чимина — боковым зрением, не поворачивая головы. Ему плевать на то, что происходит на экране. И не плевать только на то, что происходит между ним и Чимином. Это не первый раз, когда они всей группой приходят на ночной сеанс. И Чонгук и раньше всегда сидел рядом с Чимином — потому что Чимин всегда садился рядом с ним, сгоняя мемберов, если они занимали “его” место. Обычно Чимин закидывал руку Чонгуку на плечи или на спинку кресла, хлопал его по бедру, держал за коленку и вообще совершал много телодвижений, от которых у Чонгука шалили пульс и воображение. Но теперь Чимин почти всем корпусом поворачивается к Тэхёну, наклонившись к нему, и приглушенно ржет с ним над чем-то или кем-то. Чонгук не хочет этого признавать, но... Окей, он ревнует. Очень сильно. Ему очень сильно хочется сделать что-то, чтобы вернуть обратно внимание Чимина. Так что он берет ведерко и зажимает его между своих коленей, нагло приватизировав. Рука Чимина машинально тянется туда, где был последний раз попкорн, слепо шарит по подлокотнику и не находит. Чимин удивленно поворачивается к Чонгуку. С самым невозмутимым видом, внутренне ликуя, Чонгук смотрит на экран, медленно отправляя в рот по кукурузинке. Чимин изучает бесстрастное лицо Чонгука долгих пять секунд, а потом, нисколько не колеблясь, сует руку в ведро — где-то в опасной близости от ширинки Чонгука, уже пожалевшего, что он решил Чимина спровоцировать. — Я думал, ты научился делиться, — говорит ему Чимин, наклонившись к его уху, чтобы Чонгук услышал его за гомоном и хохотом мемберов. Они явно пришли в кино не затем, чтобы насладиться высокохудожественной кинокартиной. Что же еще по ночам показывают? — Тобой я делиться не хочу, — заявляет ему Чонгук, осмелев в темноте. Он в каком-то тупом отчаянии. Чимин застывает. Чонгук моментально жалеет о том, что брякнул. Но вместо того, чтобы разозлиться, Чимин как-то странно улыбается — или это отсвет от экрана? — и наклоняется еще ближе. Чонгуку стоит огромного труда заставить себя сидеть неподвижно и не отклониться в другую сторону, не дав Чимину сократить дистанцию. От него пахнет сладкой содовой. Чонгук старается не дышать. И не думать о том, что они сидят на заднем ряду, который обычно выбирают влюбленные парочки, чтобы самозабвенно пососаться в темноте. — Какой плохой мальчик, — выдыхает Чимин, и Чонгука от его слов бросает в жар — особенно от того, с какой томной интонацией Чимин их произносит, вкладывая двойной подтекст. Он издевается над ним, а Чонгук ведется, как глупая и наивная школьница. — Хочешь, чтобы я еще раз тебя отшлепал? — Это предложение, от которого нельзя отказаться. — Чонгук все-таки справляется со своими бешеными эмоциями и, повернув голову, прямо смотрит на Чимина. Это очень сильно напоминает ему тот памятный момент на домашнем концерте, когда Чонгук таки отважился впервые посмотреть Чимину в глаза. Он сам не поверил в свою храбрость, а Чимин был удивлен. И рад. И это стало их игрой — кто кого переглядит и смутит первым. Прошло не так много времени, и Чонгук осмелел настолько, что уже отваживается бросать Чимину открытый вызов. Если бы не другие мемберы, Чонгук точно не чувствовал бы себя так уверенно сейчас. Но он не собирается проигрывать Чимину в гляделки. Он хочет победить его и показать, что он не боится. Если только самого себя и непреодолимого желания опустить глаза ниже — на ухмыляющиеся губы Чимина, влажно поблескивающие в полумраке. — Ты смелеешь на глазах, — говорит Чимин и кладет руку на шею Чонгука, словно проверяя, как далеко тот готов зайти. Раньше это вызвало бы у Чонгука мгновенную реакцию — сжаться, напрячься и попытаться ускользнуть, а если не получится, то начать яростно бороться за свою жизнь до последнего вздоха. Но в этот раз он даже не моргает. Чимин не может скрыть своего удивления. Чонгук самодовольно ухмыляется и резко подается ему навстречу, так что отпрянывает Чимин — иначе они столкнулись бы носами. Или все-таки поцеловались. — То ли еще будет, хён, — выдыхает Чонгук ему в лицо, садится ровно и невозмутимо продолжает трескать попкорн и смотреть фильм. Чимину ничего не остается, как сунуть руку в ведерко у него между ног. Пить из одной бутылки их давно не смущает. В какой-то момент Чимин прислонятся к плечу Чонгука, потому что так удобнее дотягиваться до попкорна, и Чонгука это целиком и полностью устраивает. Когда Чимина отвлекает Тэхён, Чонгук сразу же убирает или бутылку, или попкорн на соседнее пустое кресло, и в итоге Чимин вынужден сидеть весь сеанс, намертво приклеившись к Чонгуку. Конечно же, только из-за содовой и попкорна. Чимин фильм давно не смотрит. Он жутко волнуется. Испытывает беспокойство. И страх. И, возможно, немного радости. Чуточку надежды. Нежности. И воодушевления. Потому что, из-за чего бы ни случилась та драка, она совершенно точно стала тем толчком, который заставил Чонгука и Чимина переосмыслить их отношения. И постараться все наладить. Они не хотели потерять друг друга. Не хотели, чтобы их общение прекратилось. Чимину так хорошо — когда Чонгук рядом. Когда он может сидеть, прижавшись к нему. Чимину тепло и спокойно, и глаза закрываются сами собой. Чонгук не двигается, позволяя голове Чимина лежать на своем плече. Чимин слышит, как Чонгук усиленно хрустит, жуя попкорн, и улыбается счастливо и бездумно — хорошо, что в темноте этого не видно. Это не свидание. И не что-то личное и только для них. Но Чимин все равно ощущает себя так, словно они с Чонгуком сидят одни, вдвоем на заднем ряду кинотеатра. Чимин никогда не думал, что скатится до такого, но… ему нравится. Нравится чувствовать себя глупым и влюбленным. Возможно, ему стоило чуть дольше демонстрировать Чонгуку свою спину, но Чимин не хочет терять время на глупую показуху. Она не была глупой и показухой, конечно же, хоть и воспринималась так другими. Чимин ждал. И дождался. Чонгук дал ему понять, что он все осознал и понял. А именно это Чимину и нужно было. Он не хотел сводить на нет их общение — напротив, он ждал и жаждал развития и углубления их связи. Хорошо, если они смогут создать что-то более осмысленное, доверительное и наполненное взаимными любовью и уважением. Это не только облегчит им жизнь, но и привнесет в нее краски, которых им так не хватает. Их отсутствие особенно ощущалось последние дни, когда они выдерживали дистанцию. Чимину было чертовски тоскливо без смешных улыбок Чонгука и его заразительного смеха, этих его дурацких морд, которые он все время корчит, передразнивая мемберов и Чимина в их числе, и позитивной, ребяческой суматохи, без которой все стало таким пресным и унылым. Сокджин, конечно, старался всех веселить при каждом удобном случае, Хосок тоже не отставал, прогрессируя в мастерстве клоунады, но без Чонгука все было не то. Они уже так сильно привыкли и привязались друг к другу… Они могли это все потерять. Но все-таки решили сохранить. На обратном пути до общежития Чимин остается рядом с Чонгуком. Они отстают, пропустив вперед шумных мемберов. Идут рядом, почти соприкасаясь плечами. Молчат. Чимин чувствует себя спокойно. Даже умиротворенно. Чонгук едва заметно улыбается каким-то своим мыслям. Его легкая улыбка греет Чимину душу. Впервые за последнее время он ни о чем не думает — просто наслаждается моментом.