Behind The Scenes

— Твой парень меня заманал. Вот так прямо и честно. Чимин смотрит на Юнги, поймавшего его в дверях студии поздно ночью, во все глаза. Юнги последний, от кого Чимин ждет услышать подобное. — Мой парень? — переспрашивает он тупо, забыв выключить свет. Нет, он понимает, о ком идет речь, потому что их отношения с Чонгуком давно вышли за рамки тайны и приличий. Но решительно не догоняет, чем Чонгук мог достать Юнги настолько, что тот решил поговорить об этом с ним. Чимин мог ждать этого разговора от Тэхёна, которого Чонгук пытает подробностями жизни Чимина до группы с завидной регулярностью, или от Сокджина, вечно с Чонгуком дурачащегося, словно они оба неуправляемые малолетки. И Джин, язык без костей, вполне мог ляпнуть “твой парень”. Но не Мин Юнги. — Серьезно? — Юнги смотрит на Чимина с сочувствием, как на умственно отсталого. — Ты прикидываешься или правда дурак, Пак Чимин? Чимину не обидно, потому что рядом с Юнги он всегда чувствует себя дураком и его это никогда не расстраивало. Он умеет признавать чужое превосходство. С Юнги ему это почему-то дается особенно легко. Чимин виновато улыбается его недовольному лицу и спрашивает осторожно: — Что он сделал? — Что он делает постоянно, ты имеешь в виду? Отпихивает меня. — Юнги разряжается флегматичным возмущением, скрещивая руки на груди. — И не только меня. Не принимаю это лично на свой счет, но поскольку из-за того, что нас с тобой обычно ставят рядом, достается мне. Заколебал меня твой Отелло недоделанный. — О… — Чимин переваривает услышанное. Он смущенно трет нос, не придумав с ходу что сказать. — Я не замечал. — Точно дурак. Обычно Юнги этим не занимается — в отличие от других мемберов он в соцсетях не зависает и видосы всякие не пересматривает. Но ему пришлось заморочиться, чтобы найти для Чимина доказательства и убедить его в том, что пора принимать меры. Раз никто из хёнов с Чонгуком справиться не может и тот все равно ненавязчиво, но решительно гнет свое каждый раз, пусть Чимин сам решает, что с оборзевшим мелким делать. Чимин смотрит видео с экрана телефона Юнги и стремительно краснеет, наконец наблюдая то, что происходит за его спиной, когда он очень занят работой лицом на камеру. Юнги с мрачным удовлетворением следит за его реакцией. Доходит до Чимина очень быстро. Не дурак все-таки. — И он… все время так делает? — спрашивает Чимин, возвращая Юнги его телефон. — Именно. Остальные не жалуются, а эта зараза, Сокджин, еще и хихикает, находя это милым и забавным, но меня достало, — честно отвечает Юнги. — Никто на твои телеса, кроме этого заморыша, не претендует, донеси это до него, будь добр. Сколько можно. Каждый раз цирк какой-то. Чимину ужасно неловко. Он даже не знает, за что больше: за поведение Чонгука или за то, что не замечал его. Хотя должен был догадаться, что не просто так мемберы загадочным образом все время Чонгуку уступают свое место рядом с ним, нарушая установленный ранее порядок. И почему в такие моменты у Намджуна начинает дергаться глаз. — Я поговорю с ним. — Чимин не знает, что еще Юнги сказать. Но тот почему-то его ответом не удовлетворен. Он смотрит на него очень пристально, будто ждет продолжения, и Чимин сконфуженно улыбается — на всякий случай, может, Юнги это задобрит? Стоять в дверях студии как-то неловко, ни туда, ни сюда, но Юнги с места не двигается, и Чимину выйти тоже не дает. — У вас все серьезно? — спрашивает Юнги, будто его это волнует. — Ну… — Чимин, спроси его кто другой, отвечать бы не стал. Но у них с Юнги изначально сложились… необъяснимо близкие и оттого пугающие своей спонтанностью отношения. И хотя в основном своими повседневными переживаниями Чимин делится с Хосоком, только Юнги он может рассказать о чем-то сокровенном и глубоко личном. — Наверное, да... Я надеюсь. Не знаю. — Почему? — хмурится Юнги. — Этот мелкий опять не знает, чего он хочет? — Просто… — Чимин обрывает себя на полувздохе и запускает обе руки в мокрые волосы, собираясь с мыслями. — Это сложно. Постоянно скрывать свои чувства и контролировать выражение лица… — Ну, справляетесь вы с этим явно хреново, — подтверждает Юнги худшие опасения Чимина. — Раз все равно не получается, зачем стараться? — Услышь тебя Намджун-хён… — Чимин выразительно играет бровями, намекая, что их лидер сделал бы с Юнги-бунтарем за его предложение осквернить светлый лик их группы обнародованием гомосексуальных отношений. — Мы хотим, чтобы это осталось между нами. Поэтому приходится… тормозить друг друга. Юнги дергает бровью. Лицо у него… человека, искреннее сочувствующего неизлечимому недугу другого. Чимин готов снова краснеть под этим взглядом. — Ясно, вы оба дураки, — припечатывает Юнги, кивая своим неутешительным выводам. — Знаешь, почему вы так палитесь постоянно? — спрашивает он и отвечает, не дожидаясь ответа. Даже если Чимин не хочет этого слышать, Юнги ему все равно скажет: — Потому что не даете выход своим чувствам и копите их в себе, пока те сами наружу вылезать не начинают. Я не лезу, не мое дело, но просто предупреждаю: кончится это плохо. Чимин не считает, что Юнги лезет в его личную жизнь. По большей части, только благодаря Юнги эта личная жизнь у Чимина и есть: если бы не его вмешательство в критический момент, их отношения с Чонгуком могли сложиться совершенно по-другому. — Это как… — Юнги думает, какой привести яркий пример, чтобы донести до Чимина непреложную истину. — Когда ты хочешь целоваться с кем-то, но не целуешься — ждешь, терпишь, страдаешь. И поэтому, видя этого человека, постоянно думаешь о том, как его поцеловать — и уже вообще ни о чем другом не думаешь, потому что вы не целуетесь. А если бы насосались где-нибудь, пока никто не видит, глядишь, мозги бы на место встали. Отпустило, как говорится. — Если я буду целоваться с Чонгуком каждый раз, когда никто не видит, с большей степенью вероятности я буду думать только о том, что хочу еще, и вообще не контролировать свою дурацкую улыбку и раздевающие взгляды, — честно отвечает Чимин. — Ты не пробовал, — с уверенностью заявляет Юнги. — А ты откуда знаешь, что нет? — Чимин бросает Юнги вызов. Даже смотрит на него прямо, вызывающе улыбаясь. — По тебе все видно, — отвечает Юнги невозмутимо. И хотя он ничего не говорит, не делает и смотрит все так же, Чимину становится ужасно неловко. Он вспоминает тот разговор с Хосоком, когда Хоби по пьяни признался ему, что у Юнги к Чимину какие-то совершенно Юнги несвойственные теплые чувства и иногда Хосоку кажется, что Юнги втрескался в Чимина по уши. Юнги вообще никогда не скрывает, что следит за Чимином. И Чимин очень часто ловит на себе его взгляд. И вся эта недосказанность между ними… Чимина сильно выводит из состояния равновесия в такие моменты как сейчас. Юнги постоянно анализирует его — и читает как открытую книгу. И это в равной степени и льстит, и пугает. — Видно только тебе, — тихо говорит Чимин, внимательно смотря на Юнги. Он не ждет от него какого-то внезапного признания, хотя и надеется на то, что ему не придется поднимать эту тему первым. — Ты мне интересен, — говорит Юнги то, что Чимин и так знает. — Все видят тебя одним, я вижу тебя другим. И мне нравится то, что я вижу. Чимин не знает, можно это воспринимать как признание или нет, поэтому осторожно решается уточнить: — Хён… Я нравлюсь тебе? Это очень необдуманный, глупый и опасный шаг. Но, возможно, это тот самый момент, когда его пора сделать. Чимин не хочет, чтобы его отношения с Чонгуком сказались на его отношениях с другими мемберами. И если он Юнги нравится, обниматься с Чонгуком перед ним будет вдвойне неправильно. — А для тебя это новость? — усмехается Юнги, склоняя голову на бок и насмешливо щурясь. — Кажется, я этого и не скрывал никогда. — Нет, я имею в виду… — Чимин запинается. У него не хватает смелости произнести вслух подобное, смотря при этом своему хёну в глаза. — А, — понимающе тянет Юнги и тонко улыбается. — Не переживай из-за этого. Моя любовь к тебе сугубо платоническая, как к человеку и моей музе. Я не собираюсь претендовать на твое бренное тело — я уже говорил это? — или как-то мешать вам с мелким. Я рад за вас. И вы старика порадуйте. Идите пососитесь и потрахайтесь уже, что ли, а то сил терпеть даже у меня нет. — Мин Юнги! — Чимин возмущен и смущен в равной степени. Настолько прямо к интимным отношениям его еще никто не склонял. — Если не хочешь быть третьим, тогда мы сами как-нибудь без тебя разберемся, когда нам сосаться и трахаться. — О, как заговорил! — смеется Юнги. В его глазах — чистый восторг. Он обожает провоцировать Чимина, заставляя его выходить из своей безупречной роли идеального парня. — Ловлю тебя на слове, Пак Чимин. Разберитесь уже, ладно? Если твой парень снова начнет меня теснить, я, серьезно, возьму микрофон и скажу всему миру, что вы двое встречаетесь. И пусть потом как хотят, так и вырезают это из прямого эфира. — Ты страшный человек, хён, — ужасается Чимин, но в его глазах — веселье. Потому что никогда Юнги так не сделает. Блеф и провокация чистой воды. У Юнги к Чимину особое отношение. Дразнить Чимина и смущать, пока никто не видит, — это одно. А компрометировать его или хотеть навредить — совсем другое. Чимин уверен: если кто в любой ситуации всегда станет на его сторону, какими бы серьезными последствиями это ни было чревато и какую бы херню Чимин ни натворил, это Мин Юнги. Иногда Чимину кажется, что он в Юнги немного влюблен. Такой… наивно-детской, школьно-безответной любовью, в которой никогда объекту симпатии не признается. Но Юнги видит его насквозь.