Behind The Scenes

Их жизнь такова, что жить они успевают только в уборных: отдышаться, притормозить, подумать, ни о чем не думать, ничего не контролировать, с кем-то поговорить. Обычно, когда они возвращаются в общагу, сил хватает только на то, чтобы помыться и лечь спать. На первое, правда, и то не всегда. Поэтому Чимин решительно идет за Чонгуком в туалет, как только тот отпрашивается у менеджеров. Чимину тоже приспичило. Почему нет? Они с Чонгуком на одной волне, "ты это я, я это ты". И не просто же так мемберы и стафф постоянно путают их имена, хотя в них нет ничего созвучного? Чонгук видит, что Чимин следует за ним, но реагирует, только когда дверь за ними захлопывается перед камерой оператора и Чимин закрывает ее на замок. Чонгук поворачивается к Чимину и улыбается — думает, Чимин соскучился и хочет пообниматься. Но лицо у Чимина решительное и лишенное эмоций, и улыбка медленно сползает с лица Чонгука. Чимин еще ничего не произносит, а Чонгук уже знает, что ничего хорошего не услышит. — Есть проблема, — говорит Чимин, и судя по его настрою — большая. Чонгук сразу забывает о том, что пришел сюда, чтобы справиться со своими физиологическими потребностями. — И поскольку у нас впереди еще целый день съемок, мы должны обсудить ее сейчас. — Я слушаю, — кивает Чонгук. — Мы уже говорили об этом… — Чимин вздыхает (предыдущий разговор, очевидно, был нелегкий), но продолжает: — Пожалуйста, давай будем стараться не показывать другим то, что им видеть не положено. Чонгук хмурится. Уже понимает, к чему Чимин клонит, и спрашивает угрюмо, но пока не в штыки: — Что я опять сделал не так? — Я не знаю, делаешь ты это осознанно или нет, но ты постоянно стремишься быть рядом со мной. Даже во время интервью и съемок. — Чимину не хочется, чтобы его слова звучали, как обвинение, и он старается осторожно их подбирать. — Это очень мило. И мне нравится, когда я чувствую тебя рядом. Но со стороны это выглядит… ты сам знаешь как. И хёны от этого уже устали. Пожалуйста, давай работа останется для нас работой. Если тебе очень сложно контролировать себя… — Мне сложно контролировать себя? — У Чонгука меняется лицо. Он смотрит на Чимина так, словно еле сдерживается от того, чтобы его убить. — А как насчет тебя? — Что ты имеешь в виду? — напрягается Чимин, но только внутренне. Он знал, этот разговор будет не из простых. Потому что Чонгук немного Чимином одержим — и с тех пор, как Чимин ответил ему взаимностью, это не очень здоровое душевное состояние только прогрессирует. Когда-то Чонгук старался выдерживать между ними дистанцию, а теперь даже метр вынужденного пространственного разделения с ума его сводит. Будь воля Чонгука, он бы с Чимином слился, как сиамский близнец. — Как ты ведешь себя, — отвечает Чонгук прямо. — Как всех пускаешь в свое интимное пространство, даешь себя трогать, будто у тебя вообще границ нет, стреляешь глазками направо и налево и хихикаешь призывно… И так постоянно. Окей, я могу не обращать на тебя внимания, только если ты перестанешь вести себя столь вызывающе. Чимин обалдевает. Такого поворота он не ожидал. — Тебя задевает то, что я делаю на камеру? — уточняет он, чтобы убедиться, что понял все правильно. — Если бы ты это только на камеру делал, — раздражается Чонгук. — Но ты так всегда и со всеми, всем хочешь понравиться и из кожи вон ради этого лезешь. И дома продолжаешь быть весь такой милый и безотказный, лишь бы хёны тебя лишний раз похвалили, потискали и сказали, какой ты замечательный. И тебя удивляет, что у меня из-за тебя проблемы с самоконтролем? — Не надо только перекладывать с больной головы на здоровую, — говорит Чимин, пока еще сохраняя хладнокровие. — У меня все в порядке с головой! — рявкает Чонгук. — А у тебя, очевидно, какие-то проблемы, и если не с головой, то с самооценкой. А если не с ней, то, видимо, с восприятием! Почему ты не можешь контролировать себя? Хотя бы иногда думать о том, как твое поведение выглядит со стороны. Как все это выглядит для меня. Потому что я, твою мать, живой, а не робот, я не могу стать бесчувственной машиной и показывать исключительно то, что должен! Если тебя не устраивает мое поведение, начни с себя! Чимин скрещивает руки на груди. Они в туалете явно дольше, чем необходимо, чтобы не вызвать законных подозрений, особенно у мемберов, которые явно думают, что они тут быстренько друг другу дрочат. Как бы не так! — Сколько можно говорить об одном и том же? Я и я перед камерами — это разные люди, Чонгук, и это касается всех нас. Я не знаю, как еще объяснить это тебе. — Ты вообще не хочешь идти мне навстречу. Только постоянно упрекаешь в чем-то и делаешь замечания, — продолжает заводиться Чонгук еще сильнее. — Я так о многом прошу? Перестать вешаться на всех без разбора и зазывать каждого своими провокационными взглядами и улыбками? Неужели для тебя это так сложно — просто не делать этого?! Чимина это злит. Потому что он ненавидит в Чонгуке эту его эгоистичную, капризную черту: когда все должно быть только так, как он хочет. Когда его должно быть только его. Чимин должен принадлежать ему одному без остатка — не смотреть ни на кого, не думать ни о ком. Чимин чувствует себя в такие моменты частной собственностью, которую Чонгук, как он считает, законным образом приобрел и может распоряжаться ей, как вздумается. — Извини, что доставляю тебе неудобства! — Чимин повышает голос — не потому, что не справляется со своими эмоциями, а чтобы Чонгук его услышал наконец. — Я такой же человек, как и ты. Меня тоже многое не устраивает в других людях. Но это не значит, что они должны меняться, чтобы мне стало хорошо. Если бы я делал что-то предосудительное или неправильное — окей, я бы согласился, что был неправ, и пообещал, что больше так не буду. Но ты хочешь, чтобы я перестал быть собой — ради тебя? А ты этого заслуживаешь? Ноздри Чонгука гневно раздуваются. Он сжимает кулаки, но вместо Чимина ударяет стену, давая выход накипевшей злости. Чимин внутренне вздрагивает, но внешне остается спокойным. Он не боится того, что Чонгук кинется на него с кулаками — он стопроцентно уверен, что тот этого не сделает, как бы сильно ни был зол. Эта глава их отношений закрыта раз и навсегда. Но он переживает из-за того, что Чонгук может причинить вред самому себе. Благо, стенка гладкая, как стекло, и татуированная рука Чонгука попросту с нее соскальзывает. — Ты вообще не хочешь меня понять, да? — рычит Чонгук. — Говоришь, что я эгоист и чего-то от тебя хочу и требую, а ты сам? Разве ты сам не думаешь только о себе, Чимин? Я ради тебя готов на все. А ты банально не можешь не распылять на всех свои феромоны и держать свои руки при себе! — Знаешь что, Отелло недоделанный, — Чимин цитирует Юнги. Он пытается в этот момент представить себя им — и отреагировать соответствующе, холодно и цинично, чтобы не дать Чонгуку по-настоящему вовлечь себя в этот конфликт. Потому что тогда велика вероятность, что кулаками первым начнет махать Чимин. — Я тебе ни единого повода не дал думать, что мне интересен кто-то, кроме тебя. То, что я мил с другими, не означает, что… — Мил с другими?! — грохочет Чонгук. — Да ты себя со стороны видел хоть раз, когда ты, сука, “мил с другими”?! Ты готов с каждым заигрывать, всем строишь глазки и улыбаешься многообещающе, потому что тебе это нравится, Чимин. Признай это уже наконец. Ты просто одержим чужим восхищением, и то, что тебя все хотят, ласкает твое чертово эго! Тебе всегда мало — тебе нужно, чтобы по тебе все с ума сходили. Тебе мало того, что ты меня с ума сводишь. Но только меня тебе никогда не будет достаточно, не так ли? — горько заканчивает Чонгук, выдохнувшись кричать. Чимин стоит молча. У него в голове — хоровод мыслей. Но из-за растерянности он едва ли может связать и два слова и дать достойный ответ. Потому что он такой человек, который постоянно ставит себя на место других, пытается их понять и поддержать. Это его проклятье. Будь он эгоистом, как Чонгук думает, ему бы жилось легко и прекрасно, ведь не надо было бы париться из-за чужих чувств и ожиданий. По факту, Чимин живет в аду. Он своей жизнью жить не успевает, когда ему постоянно приходится влезать в чужие тапки и помогать другим людям разруливать их жизненные ситуации. Он, конечно же, искренне рад, если у него получается человеку помочь, но это отнимает так чертовски много сил и энергии. И вот он опять наступает на те же грабли. Смотрит на себя глазами Чонгука и лезет в его шкуру. Принимает, как факт, то, что он особым образом влияет на других людей, чтобы вызвать у них к себе расположение — Чимин этого не отрицает, ведь он делает это осознанно. Это не его природа, у него от рождения максимум обаяние, при его-то страшной морде, и над харизмой он долго и упорно работал. Он научился быть ярким и привлекательным — это в какой-то степени механизм выживания и манипулирования, который приносит ему выгоду и помогает в работе. Он не считает это чем-то плохим, вроде лицемерия, ведь это лишь часть его сценического образа. И если этот образ и имеет к Чимину какое-то отношение, то исключительно как его социальная роль. Он не может вести себя, как и любой адекватный человек, одинаково во всех социальных ролях, будь то сын, друг, возлюбленный, ученик, учитель… Но с айдолом все сложнее. Потому что это не только роль, но еще и его работа. А Чимин любую работу любит доводить до совершенства. И методом проб и ошибок он создал это — уникальный образ, который хотят и который продается. Не более того. Чимин вспоминает про то, как родители не раз обсуждали: “личные отношения на работе обречены на провал”. Начинается конфликт интересов, социальных ролей… Встречаться со своим коллегой — изначально хреновая идея, какой бы соблазнительной она ни казалась: общая работа, общие интересы, общий круг общения, постоянно вместе, и на работе, и дома, двадцать четыре на семь… Чимин наконец начинает на своем опыте познавать эту житейскую мудрость. Чимин ставит себя на место Чонгука. Как все это выглядит для него, лица заинтересованного и неравнодушного. Ну, на самом деле, реально хреново. И Чимина, наверное, это бы тоже злило и расстраивало. Но он точно не стал бы выяснять из-за этого отношения. Это его личное восприятие. Ни один человек не может нести ответственность за чувства другого — только за свои. — Я люблю наших мемберов, — наконец произносит Чимин, тихо и ровно. — Так же, как и ты. И то, что я обнимаю Тэ или дурачусь с Хоби, вовсе не значит, что я с ними заигрываю или у меня в этот момент какие-то левые мысли в голове. Это исключительно твое искаженное восприятие — а то, что у тебя в голове, это твои проблемы, Чонгук, а не окружающих тебя людей. И, пожалуйста, давай не будем мешать личную жизнь и работу в одну кучу, ладно? Если я сейчас начну вспоминать все те случаи, когда ты играл лицом на публику, говорил вещи, которые не должен, делал то, что не следовало, и как-то не так смотрел на кого-либо, наша с тобой история закончится здесь и сейчас. Повторю. Я не стану вести себя как-то иначе только из-за того, что для тебя это неприемлемо. Если ты не можешь доверять мне, если ты меня в измене подозреваешь на каждом шагу, а от ревности не можешь нормально соображать, то проблема не во мне, а в тебе. Просто прими это как данность, Чонгук, и повзрослей уже. Последнее говорить точно не стоило. У Чонгука лицо стало, словно Чимин его ударил — и намного больнее, чем если бы избил ногами. — Отлично. Мы друг друга услышали, — произносит он резко, и его голос полон не яда, а едкой боли. — И поняли, мы ведь такие понимающие и идущие навстречу друг другу взрослые и осознанные люди, да, Чимин? Просто замечательно. Давай на этом закончим. Он говорит это то ли о разговоре, то ли ставит точку в их отношениях. Чимин не успевает спросить: он только открывает рот, как Чонгук уже пулей вылетает за дверь, едва не вырвав щеколду, и с грохотом захлопывает ее за собой. Чимин остается в уборной в полной растерянности наедине со своими панически роящимися мыслями. Снова и снова, без остановки, прокручивает в голове их разговор. Ему хреново вдвойне: потому что он не только свои эмоции сейчас переживает, но и эмоции Чонгука — его боль, ярость и обиду. И, черт возьми, Чимин прекрасно понимает, что виноват — ведь это его поведение заставляет Чонгука страдать. Но какой в их случае может быть компромисс? Чимин мысленно перебирает только негативные исходы. Что Чонгук не сможет смириться с его образом айдола, который Чимин не собирается менять, ведь иначе попросту не сможет стоять под камерами, чувствуя себя хоть в какой-то фантомной безопасности. Если Чонгук не сможет принять то, что у Чимина могут быть теплые чувства к другим людям, его друзьям и близким, и то, что Чимин хочет их этим людям показывать... Если для Чонгука быть с ним и любить его — слишком тяжело и больно… Им придется расстаться. Чимин не видит других вариантов.