Behind The Scenes

Стратег Чонгук избирает ту же тактику, что и в прошлый раз. Чимин хочет думать, что не он его этому научил (надежда умирает последней). Чимин намеренно игнорировал Чонгука лишь раз (и, посмотрим правде в глаза, тот это заслужил) после их первой и последней драки. Чонгук же подобным образом поступает уже дважды (думает, прокатит?). Но больше Чимин вестись не намерен. Хоть опять и снова чувствует себя капельку, но виноватым. Его это злит, но он старательно этого не показывает. Чонгук хочет игнорировать его и проблему — пускай. Чимин не собирается делать первый шаг к примирению, не хочет ничего решать. Ему нужно время подумать — обо всем. Чимин берет паузу. Он совершенно не ждет, что Чонгук изменит свое решение, еще и так пугающе быстро. Обычно ему требуется куда больше времени, чтобы все переварить и успокоиться. Чонгук приходит к Чимину, когда он его совсем не ждет. Они празднуют день рождения Тэхёна, но Чимин не в настроении. У него выдалась паршивая неделя (сколько раз он лажал на работе?), и ссора с Чонгуком стала той самой вишенкой на торте, после которой безумно хочется послать всех на хер, сжечь мосты и свалить куда глаза глядят. — Изыди, — говорит Чимин Тэхёну, когда тот, не понимая вежливых намеков, продолжает к нему домогаться, и обиженный именинник демонстративно уходит всячески приставать к Чонгуку. Потому что тот безропотный и безотказный, покладистый и послушный — Тэхён в нем души не чает. Чонгук действительно терпит, когда поддавший Тэхён, в самый последний момент запутавшись в ногах, падает не на диван, а на Чонгука. Елозит по нему со словами “пардон моа”, но уже плохо свое тело контролирует, поэтому не сразу перемещается с колен Чонгука на сиденье рядом. Зато тут же закидывает руку на его плечи, притягивая к себе. Думает начать жаловаться на вредного Чимина, как обычно, но Чонгук затыкает его на полувдохе: — Мне неинтересно. Чонгуку впервые неитересно слушать болтовню Тэхёна о Чимине. Такое бывает?! — А что тебе интересно? Какое сегодня на мне белье? Или опять только на Чимине? — тянет Тэхён, жарко дыша Чонгуку в лицо. Тот угрюмый и мрачный, таращится все время в свой телефон, и это пугает даже больше, чем когда последние несколько месяцев единственным, на чем Чонгук был в состоянии сосредоточиться дольше пяти секунд, всегда оказывался Чимин. Без Чимина Чонгук, как робот без питания, будто не работает. А теперь они сидят, считай, друг напротив друга, и каждый делает вид, что другого не существует. Ну хоть существование Тэхёна никто не отрицает. Хотя бы сегодня — святой праздник, как никак. — Чего ты хочешь? — обреченно спрашивает Чонгук. Знает, что с живого с него не слезут. Тэхён смотрит на него внимательно. Его зрачки непривычно расширены, как у кота под валерьянкой. Поведение у него такое же девиантное. Но не страннее, чем себя который день ведут Чимин с Чонгуком — будто телами махнулись не глядя. Теперь очередь Чимина бросать на Чонгука взгляды украдкой, пока тот не видит, и зависать на нем эпизодически. А Чонгук в его сторону не смотрит вовсе. И все бы ничего, но у них финальная подготовка к концерту. И съемки за съемками. А у мемберов нет и возможности поговорить ни с Чимином, ни с Чонгуком: любое их внимание к проблеме раздует ее до размеров катастрофы. Они через это уже проходили. Так что им ничего не остается, как улыбаться и делать вид, что все прекрасно. И как только они закончили застолье и ви-лайв, посвященный успешному проведению концерта и юбилею Тэхёна, у них наконец появилась возможность поговорить. Но Юнги выбрал молчание: стоило выключиться камере, он невнимательно пожелал всем и никому в частности хорошей ночи, прихватил по дороге бутылку со стола и отвалил предаваться музыке в гордом одиночестве. У Намджуна, который весь день за всех раздавал интервью направо и налево, не осталось ни сил, ни желания издавать членораздельные звуки и шевелить мозгами, поэтому он впервые не потребовал вразумительных объяснений ни от Чимина, ни от Чонгука, оставив их на полное попечение Хосоку и Тэхёну. Хосок правда хочет помочь, но боится сделать хуже: воздух вокруг Чимина и Чонгука искрится от напряжения — того и гляди рванет. Так что когда Тэхён решительно взялся за дело, понятливый Хосок взял под руки поющего баллады Сокджина, не сильно стремящегося попадать в ноты и самостоятельно переставлять ноги, и увел укладывать его баиньки. Чимин, Тэхён и Чонгук остались в гостиной втроем. Чимин убирает со стола, чтобы не оставлять это все на утро, а Тэхён и Чонгук обжимаются на диване — никто не запрещает. Как и поговорить по душам. Как мужчина с мужчиной. Тэхён пользуется моментом, стоит Чимину отлучиться на кухню. — Слушай, Чонгук-а, — обращается к нему Тэхён. Чонгук в телефоне и неодобрительно косит на Тэхёна краем глаза, но все-таки слушает. — Не в претензию тебе, просто умозрительное заключение стороннего наблюдателя… Ты иногда капитально вылетаешь и на нашего Чим-Чима без передыха глазеешь. Мне в голову приходит только что-то типа: “Я не умею флиртовать, так что просто буду таращиться на тебя, пока ты не выйдешь за меня”. Ты об этом думаешь, когда на него смотришь? — Изыди, — повторяет слова Чимина не расположенный к “а поговорить?” Чонгук. — Сегодня это заклинание не работает, — разочаровывает его решительно настроенный Тэхён. — А какое работает? — Чонгук на грани отчаяния. Ему хреново. И хреново вдвойне, потому что он не знает, как к Чимину подступиться после всего, что ему наговорил… А Чимин ведет себя так, будто его не то чтобы все устраивает, но он готов принять новые правила игры. И бесит это даже больше, чем Тэхён, который все упорно лезет в лицо, старательно заглядывая в глаза, будто ищет там скрытые ответы. — Ненавижу, когда вы сретесь, — честно признается Тэхён. — Ненавижу даже больше, чем когда вы друг в друге и весь остальной мир перестает для вас существовать, включая меня. Можешь представить, как я вас обоих ненавижу в такие моменты? Вам меня не жалко так мучить? Что друг друга, ясное дело, не жалко. — Жалко только у пчелки. А ты становишься сентиментальным. Говорят, это первый признак старения, — заявляет все еще колючий Чонгук. Раньше он бы мямлил, смущался, отводил взгляд, пытался удрать или на худой конец спрятаться… Но жизнь с шестью непростыми парнями его многому научила. Бежать некуда. Хочешь выжить — стой до последнего. Тэхён снисходительно фыркает. Ему двадцать, и молодеет и хорошеет он день ото дня, становясь все краше назло своим завистливым врагам. — Хочешь, я его отшлепаю и в угол поставлю, если тебе от этого полегчает? — предлагает альтернативу находчивый Тэхён. У Чонгука сжимаются челюсти, стоит ему представить, как кто-то будет шлепать его Чимина… Чонгуку самому хочется его отшлепать, положа руку на сердце. Но что он дальше с ним делать после этого будет, Чонгук думать избегает. Что-то ему подсказывает, что поставит он его не в угол, а раком. Чонгук выдыхает и запрокидывает голову назад, наконец откладывая околдовавший его на целый день телефон в сторону. Тэхён молча празднует победу. Утешающе гладит Чонгука по волосам и неумело массирует напряженную шею. Не Чимин. Чимин точно знает, как надо и как Чонгуку нравится. Но маленький, вредный, зазнавшийся Пак Чимин знать его больше не хочет — будто специально нарывается! Чонгука осеняет внезапная мысль, как пронзительное осознание: а если и вправду этого и добивается? Чонгук вырос, возмужал, поумнел (он надеется), хорошо поработал над собой, пересмотрел свои приоритеты и цели, перетряхнул все содержимое черепной коробки, безжалостно избавившись от мусора, из-за которого сбоило. Он наконец понял, что значит быть мужчиной, и хоть временами все еще ведет себя, как будто с детского утренника сбежал с Тэхёном за ручку, в те моменты, когда нужно проявить осознанность, серьезность и взять на себя ответственность — он это делает, не задумываясь и не колеблясь. Но для Чимина он будто все еще донсен. Золотой макнэ, которому Чимин то ли хён, то ли мама, то ли хрен поймешь, из каких побуждений и соображений Чимин с ним сюсюкается. Говорит, что любит его. Но какой любовью? Чонгуку необходимо это выяснить. Прояснить ситуацию. Услышать от Чимина что-то более конкретное, чем “конечно же, я люблю Чонгук-и”, когда его об этом спрашивают на камеру. Чонгуку нужны уточнения. Любит как кого? Больше, чем своего друга? Значит, как своего лучшего друга? Или больше этого? Тогда как брата? С братом ты в любовные отношения вступать не будешь и целовать взасос, верно? Тогда какого хрена сейчас происходит? Если Чимин любить его передумал, Чонгук хочет услышать это от него лично — лицом к лицу, глаза в глаза. — Нам нужно поговорить, — говорит он, зайдя на кухню. На ней темно, включена только подсветка над плитой и раковиной. Чимин удивляется серьезности и напористости его тона, но соглашается. — Хорошо, только закончу… — Чимин думает вернуться к мытью посуды, но Чонгук его останавливает, ударив рукой по крану и перекрыв воду. Чимин застывает у раковины и вжимается в нее, когда Чонгук делает полшага вперед, вынуждая его отступить. — Ты закончил, — сообщает ему Чонгук. Чимин опешивает от такой неслыханной дерзости (этот парень перепил, что ли, или не допил?!) и набирает воздуха побольше, чтобы сказать Чонгуку в лицо все, что он думает о его манерах и воспитании, но Чонгук затыкает его поцелуем раньше. Чимин протестующе мычит в его рот, пытаясь уклониться, но у него руки в пене, и он почему-то беспокоится о таких глупостях, что испачкает ей чистую футболку Чонгука. — Ты совсем уже?! — шипит Чимин, когда Чонгук отстраняется. Чимин даже наорать на него не может: судя по шуршанию пакета из-под чипсов, покинутый всеми Тэхён все еще зависает в гостиной у телека, бездумно перещелкивая туда-сюда каналы. — А если кто увидит?! — Насрать. — Чонгук берется обеими руками за края раковины, отрезая для Чимина любые пути к бегству. — Ты поговорить пришел или позлить меня? — Чимин смотрит на Чонгука, не моргая, взгляд у него прямой и тяжелый. Чонгук глаза не отводит. — Какого черта ты творишь? — А ты? — задает встречный вопрос Чонгук, угрожающе наклоняясь ближе и опасно понижая голос. — Ты же хотел, чтобы я первый сдался. Так вот. Я сдаюсь. Что теперь? Я буду подходить к тебе только по команде? Оставаться тебя ждать по команде “место” и подавать голос, когда скажешь? Чтобы не мешал тебе обрабатывать потенциальных жертв? — Специально нарываешься? — недобро щурится Чимин. Перчатки скрипят, когда он сжимает кулаки. Раковина под стальными пальцами Чонгука еще стоически держится. — Чего ты добиваешься? — А ты? — снова задает тот же вопрос Чонгук. — Скажи прямо, чего ты хочешь от меня. И я это сделаю. Я уже сказал. Мне надоело в это играть. Давай сделаем все, как ты хочешь, и покончим с этим. Чимин молчит. Смотрит на Чонгука. Пробует злиться, но не может. Только хмурится. — Отойди, — говорит он. Они тут в двусмысленной позе, потому что Чонгук и буквально, и фигурально его зажал, и в любой момент может нагрянуть кто угодно из парней. Они все подбухнувшие, но явно недостаточно для такой сцены. — Нет. — Чонгук упрямый, как баран. Чимин начинает нервничать, но еще этого не показывает. Чонгук успел принять достаточно алкоголя, чтобы тот придал ему героической храбрости и самоубийственной безрассудности. Будь он трезв, точно никогда бы не осмелился себя вести так напористо и вызывающе. Верно говорят, детям пить нельзя. Чимин раздраженно выдыхает. — Ладно, — соглашается он. — Давай оставим все как есть. — Как есть? — У Чонгука дергается бровь. — Вот так? — И он взглядом указывает на их позу. Чимин трясет головой, еле сдерживаясь от того, чтобы ударить Чонгука лбом в лицо, отправив в нокаут, и, перешагнув через него, уйти с кухни и из этой ситуации. Но они оба знают, что он так никогда не сделает. — Как было, — выдавливает из себя Чимин. Почему слова даются ему так тяжело? — Ты прав. Я иногда веду себя так, будто все знаю, но это не так. Я не знаю, сколько мы сможем вот так… Он не договаривает. Чонгук наконец убирает руки и выпрямляется, перестав давить. Чимину становится легче дышать. И больше не нужно трястись от страха, что на кухню завалится Тэхён и увидит, как они тут втихаря обжимаются. И попробуй убеди его потом на утро, что ему это все приснилось. Чонгук снимает с руки Чимина мыльную перчатку и переплетает их пальцы. — Не могу без тебя заснуть. Не могу без тебя утром встать. Не хочу так больше, — говорит он. — Если тебя напрягает, что я постоянно к тебе… — Не напрягает, — быстро перебивает его Чимин, сильнее сжимая их пальцы. — Мне нравится. Нравится, что ты всегда рядом. Мне нужно, чтобы ты был рядом. Мне нужен только ты. Чимин хочет Чонгука поцеловать — и плевать, что их могут застукать. Он подается ему навстречу, видя, как взгляд Чонгука тут же опускается к его губам, и в этот момент на кухне резко включается верхний свет. Он режет по глазам, и Чимин невольно отворачивается, зажмуриваясь. — Что-то вы слишком подозрительно тихо крушите тут все и бьете посуду об деревянные бошки друг друга, — тянет Тэхён с порога. Делает вид, что ничего особенного не увидел. Ну и что, что Чимин и Чонгук в полумраке стояли так близко? Тэхён их и в более двусмысленных позах видел после куда более продолжительных попоек. Вообще их давно не удивишь одним голым мембером, лежащим на другом. Потом все просто тактично делают вид, что ничего не было. — Вам помочь? — Мы почти закончили, — говорит Чимин, возвращая вторую перчатку на руку, чтобы домыть посуду. — С каких пор ты такая отчаянная домохозяйка, друг мой? На нашего Чонгук-и впечатление произвести пытаешься? — Тэхён, потеряв всякий интерес к Чонгуку и Чимину, которые не пробуют набить друг другу морды, изучает ассортимент холодильника и шкафчика с фастфудом. Гулять так по полной. Двадцать лет, в конце концов, один раз в жизни. А Тэхён человек принципиальный. Он родился поздней ночью или ранним утром, смотря, пессимист время оценивает или оптимист (в Тэхёне уживаются оба), и намерен досидеть до конкретной цифры на циферблате, с друзьями или без них. — Оставь ты эту утварь. Завтра отдраишь ее до девственной белизны и хруста. Занялся бы более полезными вещами. — Напомнить тебе, друг мой, как в общаге ты завел себе маленьких рыжих друзей, следуя тому же принципу “а давай завтра, лишь бы не сегодня? И лучше не сейчас, а вообще никогда”? — едко спрашивает Чимин. Без команды Чонгук помогает ему с мытьем посуды. И во “взрослый” разговор не лезет. — Ты им даже имена дал! А потом рыдал, когда, задержавшись допоздна в клубе, нашел их лапками кверху. Даже тараканы сдохли от того дерьма, которое ты жрал и щедро им везде оставлял. Чимин бьет по больному. Реакция не заставляет себя долго ждать. — Наглая ложь! — Тэхён задыхается от негодования, а потом сразу с головой ныряет в эту трагически-лирическую сцену. Кому-то все-таки стоило пойти на актера, а не в айдолы. Тэхён бывает настолько убедителен, что невольно задумываешься о его психическом здоровье. — Нет в тебе жалости, не человек ты! Устроил им газовую камеру, пока меня дома не было, и оставил умирать в муках. Мои лучшие друзья, Гарри, Рон и Гермиона… Я так любил их, они были единственными, кто понимал и принимал меня таким, какой я есть, а ты забрал их у меня... Я тебе этого никогда не прощу! Хладнокровный убийца. — Тэхён обличительно тычет длинным пальцем в сторону Чимина, у которого только скептически дергается бровь в ответ на все эти обвинения. — Знай, Чонгук-а, с кем ты имеешь дело. Не дай обмануть себя этим милым личиком. Чонгук отчаянно старается не заржать в голос, чтобы не испортить атмосферу, и кашляет в кулак. — Не ругайтесь только опять, — просит он. Чимин немного не в себе сейчас, а у Тэхёна и без градуса язык без костей. — Давайте уберемся и спать пойдем. — Да идите вы уже, спите или чем вы там обычно ночами напролет занимаетесь, — прогоняет их Тэхён, помахав рукой. Не обижен, а раздражен (все еще горюет по своим усатым друзьям). Он закрывает шкафчик и поворачивается к Чимину и Чонгуку лицом, окидывая их долгим, испытующим взглядом. — Ну? Все, отпустило? Что это было вообще? Не стыдно так своих хёнов изводить? — Он решает их отчитать, как строгий папочка, пока Намджун не видит. А то решит еще, что Тэхён на его место метит. Он вообще ни разу — и в мыслях нет, нафиг ему эта нервотрепка? За нее даже премию не доплачивают, не то что моральную компенсацию. — Чимин сказал, что больше меня не любит, — внезапно отвечает Чонгук, который вроде как собирался помалкивать. — Я этого не говорил! — тут же возмущается Чимин. — Видишь, он этого не говорил, — встает на его сторону всезнающий и всепонимающий отец Тэхён, с хлопком открывая упаковку с сушеными водорослями. — Я тоже ничего никому не скажу. И, затолкав водорослей в рот, на этой прозвучавшей настораживающе двусмысленно фразе Тэхён вальяжно удаляется в гостиную, оставив Чонгука и Чимина в полном замешательстве. Они переглядываются между собой, задаваясь одним и тем же вопросом: Тэхён догадался? Он что-то видел? Он все знает? Но спрашивать Тэхёна об этом прямо бесполезно: все равно ничего не скажет, как партизан, который своих никогда не сдаст. Это дело чести, а честь и достоинство те качества, которые в Тэхёне непостижимым образом сочетаются с другими его, назовем их, особенностями. — Нам нужно быть осторожнее, — шепчет Чимин. Он просит, заглядывая в глаза. И Чонгук, наступая себе на горло, через “не хочу” снова с этим соглашается. Даже если на самом деле ему хочется схватить Чимина за руку, выволочь его силой в гостиную, включить свет, чтобы все всё хорошо видели, потребовать всех мемберов вернуться обратно и заявить им в лицо, что они с Чимином вместе. Что Чимин его. И Чонгук имеет право обнимать его. Держать за руку. Целовать. И он не обязан себя останавливать, тормозить, ломать, лишь бы быть социально приемлемым и удобным. Почему он должен ранить Чимина, раниться сам, лишь бы не ранить других? Что такого ужасного, отвратительного, предосудительного в том, что они любят друг друга? А самое страшное, видимо, то, что это еще и взаимно! — Как скажешь, — выдыхает Чонгук и наклоняется, чтобы целомудренно поцеловать Чимина в щеку. Так достаточно осторожно? Чимин тоже не рад этому решению, но если выбирать между безопасностью и свободой, он выбирает первое. И ему важно удержать Чонгука от неправильного выбора и защитить его, пускай даже ценой тех вещей, которые они не могут себе позволить или вынуждены скрывать. Это больно, но не смертельно. Чимин на это надеется. Что еще ему остается? — Не будем торопиться, — тихо просит он и, чтобы сгладить ситуацию, ведь он прекрасно чувствует состояние Чонгука, сам целует его в губы, увлеченно и долго, словно забыв о том, что еще несколько минут назад боялся попасться на глаза даже пьяному Тэхёну. Чонгук тут же Чимина властно обнимает, положив обе руки на талию, и тянет ближе к себе. Ему многое хочется сказать и сделать, но он уговаривает себя потерпеть и подождать. Еще. Еще чуть-чуть. Может быть, когда он станет старше на еще два года, он поймет, чего Чимин так боится. А пока все, что Чонгук может, это принять чужое решение. Потому что неважно, каким именно путем Чонгук получит то что хочет: быстрым и легким или долгим и тернистым. Чонгук хочет быть с Чимином. И это то, что на самом деле важно — иметь возможность быть рядом, поддерживать, заботиться, оберегать, любить. Пусть другие считают это аморальным и недопустимым, тем, что можно проявлять только за закрытыми дверьми и нельзя показывать детям — Чонгуку их остается только пожалеть. Но о чем он не жалеет точно, так это о том, что выбрал Чимина. А Чимин выбрал его.