Behind The Scenes

Чонгук нервничает. Еще бы он не нервничал! Ночь. Трейлер. Чимин. В коротких шортах и футболке, в постели. В которую Чонгуку предстоит лечь. Со всеми левыми мыслями, не желающими выходить из его головы. Чонгук кажется самому себе озабоченным. У него непредвиденный гормональный всплеск? Или хронический спермотоксикоз? Попробуй находиться рядом с милым и сексуальным Чимином двадцать четыре часа в сутки и не стать импотентом. Чонгук старается относиться к своему положению с юмором. Но именно сегодня ночью ему не до шуток. Камеры в помещениях на ночь выключаются, но Чонгук все равно “случайно” оставляет открытой дверь в уборную, тем самым закрывая обзор наверняка. Не хочет рисковать. Что бы ни случилось, остальным это видеть не стоит. Чимин занят тем, что сооружает себе уютное гнездышко на тесной кровати в закутке, и торопится поскорее лечь спать. Они все устали за сегодняшний день — больше, конечно, угорать, как ненормальные, — так что Чонгук Чимина понимает. Съемки на природе выглядят очень романтично, особенно если погода располагает, но по многим причинам затягиваются куда дольше, чем в павильоне или закрытом помещении — за время аренды платить-то не нужно. И, казалось бы, валяйся себе в тенечке на травке и ни о чем не думай, но не тут-то было. В свободное от съемок клипа время их снимали для блога, а потом еще дважды наряжали для фотосессий. В итоге в общей сложности за двенадцать часов мемберы смогли отдохнуть максимум минут десять, когда отлучались по нужде. Чонгук думал, что привык к напряжению под постоянным прицелом десятков камер, но нет. Чимин тоже выглядит так, что краше в гроб кладут. И Чонгук очень хочет дать ему возможность отдохнуть и выспаться. Но. Хочет он Чимина больше. Потому что они наконец одни. И вторая такая возможность предвидится нескоро. Как только жеребьевка решила, что они останутся с Чимином спать в трейлере, Чонгук для себя тоже все решил. Но все равно нервничает. Капец как волнуется, если честно. Делает вид, что все еще возится с волосами, собирая их в хвост — руки холодные и не слушаются, — а сам краем глаза следит за тем, как Чимин заворачивается в одеяло, словно в кокон. Он сопит от усердия, подталкивая одеяло под себя, чтобы нигде не дуло, а потом с довольным вздохом высовывает наружу одну ногу. От широкой улыбки, невольно тут же появившейся на лице, у Чонгука сводит скулы. Надо было меньше ржать целый день напролет. Но Чимин такой очаровательный, с этой его маленькой ножкой, торчащей из одеяла-кокона, что сердце Чонгука сбивается — тысячный раз за день. Чонгук тушит основное освещение, ждет, пока глаза привыкнут к полумраку, рассеиваемому лишь светом с улицы, и доходит до кровати, ни обо что по дороге не споткнувшись и не ударившись. Постепенно он возвращает контроль над своими эмоциями. Годы практики наконец реально пригодились. Обошлось даже без веревки. Чимин постарался занять минимум места: он лежит, почти уткнувшись лицом в стенку, оставив Чонгуку половину кровати у окна. Потому что там дует. Чимин любит тепло, даже духоту. Чонгук больше любит холод — и не может спать без приоткрытого окна или на худой конец кондиционера. Они уже давно не спрашивают друг друга, кто где спит — знают, куда ляжет другой. В который раз Чонгук думает о том, как ему с Чимином повезло. Он не помнит, чтобы хоть с одним другим человеком ему было так удобно и комфортно. Даже если они ссорятся, Чимин каким-то волшебным образом умеет гасить пыл Чонгука. А еще умеет разжигать в нем огонь одним только взглядом. Чонгук понятия не имеет, как протянул так долго: четыре месяца, что они уже встречаются, — ни разу не попытавшись Чимина зажать с конкретными намерениями. Чонгук дико волнуется, ведь ему нужно перейти от теории к практике. И он не уверен, что решится, а если решится, то справится ли? В реакции Чимина он тоже сомневается. Но не может представить ничего страшнее того, что тот скажет, что не готов или устал; после чего оденется и уйдет спать в дом к парням или в палатку к Юнги, наплевав на жеребьевку — лишь бы не оставаться с Чонгуком в трейлере. Утром они поговорят, что-то решат, и Чонгук примет любой ответ Чимина. А пока… Пока надо перестать дрейфить и топтаться на месте. Чон Чонгук, будь мужиком. Хочешь ты или не хочешь? Решай и действуй. Или бездействуй и сожалей об этом еще четыре месяца. Если столько протянешь. Нет, теперь уже наверняка. Терпеть не осталось сил. Чонгуку надо. Очень надо наконец оказаться к Чимину так близко, чтобы их отделяла друг от друга только обнаженная, тонкая кожа. Мысленно выдохнув и отпустив ситуацию, перестав крутить в голове возможные сценарии развития дальнейших событий, Чонгук ложится на свою половину тесной трейлерной кровати. Увы, Чимин прижался к стенке настолько близко, что даже случайно не получается его коснуться — если только специально придвинуться ближе. Чонгук все еще колеблется, хотя уже раз пять минимум за последние пару минут принял окончательное и бесповоротное решение, убедив себя, что отступать некуда, а бояться нечего. Чонгук лежит на спине, без одеяла, сложив руки на животе, и бездумно пялится в потолок. Чимин тихо сопит в уголке. Он еще не спит — Чонгук знает это по частоте и громкости его дыхания. Они столько раз засыпали вместе… и столько раз просыпались. И хоть Чимин тогда на интервью подшутил над ним, заявив, что для него самое прекрасное по утрам — это просыпаться и видеть лицо Чонгука, для Чонгука это действительно так. Обычно Чимин смелый. Иногда даже чересчур. Но по какой-то причине не с Чонгуком. Возможно, Чонгук своим поведением часто задевает его, отталкивает, заставляет сомневаться и чувствовать себя неуверенно. Или все дело в том, что Чонгук мастерски умеет Чимина смущать? Куда профессиональнее, чем другие мемберы. Потому что знает и чувствует его очень хорошо. Но сейчас Чонгук совершенно точно не хочет, чтобы Чимин испытывал смущение или дискомфорт. Он боится облажаться. — Тебе не холодно? — спрашивает Чонгук едва слышно, нарушив царящую тишину. — М-м… — отвечает Чимин невнятно стене. Думает пару секунд и вздыхает: — Немного. Чонгук садится, слезает с кровати, идет за пледом, который валяется на диване, возвращается с ним и кутает Чимина. Он этого не видит за одеялом, закрывающим лицо Чимина, но чувствует, как тот улыбается. Чимин никогда не скрывает, насколько ему приятна забота Чонгука. Будь он кошкой, конечно же, трехцветной, точно заурчал бы. Чонгук ложится позади, найдя подходящий повод, чтобы крепко Чимина обнять и прижаться к его спине. Он не ощущает его тела под объемным одеялом, еще и пледом, но зато теперь голова Чонгука лежит на той же подушке, что и Чимина, и он может осторожно, не мешая, вдыхать запах чужих волос и теплой кожи. Когда Чимин уходит по утрам на раннюю пробежку без него, Чонгук забирает его подушку, утыкается в нее лицом и долго лежит так. Ему уже ничего не поможет, да? Давно за полночь, но они оба все никак не заснут. Лежат с закрытыми глазами, слушая чужое дыхание и громкие трели цикад на улице. Чимин боится пошевелиться. Он понятия не имеет, что произойдет, но предчувствует что-то и волнуется. Сам не зная почему. Чонгук ведет себя, как обычно. Быть может, он немного более задумчивый и растерянный, но Чимин списывает это на усталость — беситься надо меньше, постоянно срывая съемки, не так ли? Чимин не думает о том, что Чонгук может что-то сделать… А что именно, в общем-то? Почему у Чимина в голове такие странные мысли? Ладно, левые мысли преследуют Чимина уже давно, но почему именно сейчас не получается от них избавиться? Рука Чонгука давит приятной тяжестью на живот — она лежит неподвижно и свободно, давая Чимину так необходимое ощущение защищенности. Теплое и легкое чужое дыхание касается чувствительной шеи — и Чимин рад темноте, потому что по коже уже толпами бегут непрерывный марафон мурашки. Чимин не решается пошевелиться, чтобы хоть как-то прикрыть свою оголенную шею или отстраниться от Чонгука — если бы было куда. Нос и так утыкается почти в стенку. А нос Чонгука — этот его большой, выдающийся нос — в какой-то момент все-таки тычется ему в затылок. Чимин перестает дышать. Сердце колотится в груди — нет, во всем теле, — как бешеное, словно вот-вот выпрыгнет наружу. Стучит так яростно, будто Чимин на одном дыхании отпахал шестичасовой концерт и пал на лифтовой платформе, лишившись остатков кислорода в крови. Он уговаривает себя сохранять спокойствие и лежать тихо. Чонгук просто подвинулся, ища более удобную позу для сна. В этом нет ничего такого, Чимин и сам частенько засыпает, уткнувшись носом ему в шею, плечо или спину. Им нравится спать вместе — так теплее и уютнее. Но именно сегодня… Что-то не так. Чимин не может этого объяснить. Он просто это чувствует. Дыхание Чонгука замедляется: он глубоко вдыхает и медленно выдыхает, опаляя кожу Чимина горячим дыханием. Жадно вдыхает его запах и не может им насытиться. Просто не может. Ему хочется еще. Больше. Хочется не только слышать аромат нагретой кожи, но и наконец узнать ее вкус. Прижаться к ней губами, ощутив ее упругую мягкость и пленительную нежность. Поцеловать. В эту сводящую его с ума днями и ночами родинку — так соблазнительно симметрично расположенную на шее сзади, как точка мишени — специально для Чонгука. Поцеловать сначала невинно, прижавшись только губами. Потом — с языком. Рука Чонгука напрягается, и он куда ощутимее обнимает Чимина, в порыве придвигая его ближе к себе. Чимин нервничает. Он понимает, что Чонгук не спит — он наверняка так же бодр, как и Чимин сейчас. Бодр как никогда. Чонгук действует совершенно осознанно. И поэтому… страшно. Чимину нужно решить: продолжать делать вид, что он ничего не понимает и не замечает, или дать Чонгуку понять, что ему нужно остановиться. Сейчас, пока еще ничего не произошло. — Жарко… — Чимин пробует отстраниться, но Чонгук удерживает его, не давая этого сделать. Чимин жалеет, что попытался, потому что его робкая попытка освободиться придает Чонгуку лишь еще больше решимости. — Мне всегда жарко рядом с тобой… — выдыхает он ему в затылок, и жизнь Чимина прерывается. Он открывает глаза, уставившись на светлую стенку перед собой. Ему с трудом удается сдерживать нарастающую панику. Он не знает, как ему правильно отреагировать, чтобы и Чонгука не обидеть, и не натворить еще худших глупостей. — Гукки… — Чимин нервничает так сильно, что с трудом может собраться с мыслями. Тело не слушается. — Мне правда жарко. Пожалуйста… — Пожалуйста… — повторяет Чонгук, не дав ему закончить. — Не отталкивай меня. Не отталкивай меня сейчас, Мин-а... И он это делает. Просто берет и делает, наплевав на то, что произойдет дальше — у Чонгука никаких сил не осталось бороться со своими желаниями и потребностями. Он нежно целует Чимина в шею сзади — в его маленькую миленькую родинку. Рука Чимина, вынырнув из-под одеяла, стремительно взвивается вверх, к голове Чонгука, и Чимин хватает его за волосы, судорожно сжимая. Так сильно, что это неприятно, почти больно, но Чонгук не обращает на это внимания. Потому что Чимин не пытается его оттянуть от своей шеи за волосы — это больше похоже на испуганный, интуитивный жест, который он не сумел проконтролировать. Если честно, Чимин уже очень давно ничего не контролирует. — Чонгук… — выдыхает он. Его лихорадит. Мысли разбегаются. Чимин судорожно решает для себя: хочет он или нет, готов он или нет перейти на следующую ступень их отношений? Если нет, то ему нужно сказать об этом Чонгуку сейчас. Но что, если да?.. Чимин весь трепещет и резко выдыхает, когда Чонгук продолжает уверенно целовать его в шею — медленно и вдумчиво ласкает кожу своими мягкими губами, подбираясь к уху, и пальцы Чимина только сильнее сжимаются на его волосах — до побелевших костяшек. Ему физически больно — от того, насколько неправильно хорошо. Внутри из вязкого и ледяного узла, в который свернулись все внутренности, выползают бабочки. Чимин чувствует, как они щекочут его изнутри, расправляя крылья и готовясь взлететь. Чонгук так увлечен поцелуями, а Чимин способен только думать о том, что ему этого мало. Теперь, когда, наконец, они могут дотронуться друг до друга так, как им это нужно и всегда хотелось… То, что сейчас происходит, настолько нереально, что Чимину кажется, будто он спит... А во сне возможно все. Во сне можно делать все, что угодно. Чимин поворачивает голову, вынуждая Чонгука прерваться. Долго смотрит на него. Чонгук напрягается и хмурится: потому что, если честно, из-за того, как Чимин сильно дрожал в его руках все это время, он думает, тот сейчас разозлится и спросит, какого черта он творит. Но вместо этого Чимин жадно его целует. У губ Чимина клубничный вкус — его детской зубной пасты. И это так мило и возбуждающе одновременно, что Чонгук не замечает, как его рука с шеи Чимина перемещается вниз по его спине и занимает место на одеяле там, где находится, очевидно, его задница. Чонгук решительно и властно притягивает его бедра ближе к своим, усиливая давление, и Чимин тут же льнет к нему, отзываясь на это прикосновение. Чонгука бросает в дикий жар, когда нога Чимина оказывается на его бедре, обнимает так крепко и правильно. Чертово одеяло мешает. Одежда мешает. Все мешает Чонгуку добраться до обнаженной кожи Чимина. Но когда ему это все-таки удается, Чимин не может сдержать очень тихого, но постыдно-трепетного стона, от которого у Чонгука отрывает последние тормозные шланги. Он жадно впивается в его губы, уже почти кусая их, желая услышать еще, еще! И когда его рука в очередной раз с нажимом проходится по спине Чимина, неминуемо спустившись к его упругой заднице, которую Чонгук наконец может на всех правах и основаниях помять, Чимин едва ли не скулит ему в рот. — Господи, Гукки… — стонет он, задыхаясь. Он так возбужден от всех этих страстных поцелуев и незатейливых ласк, что готов взорваться. Он не знает, как Чонгук еще держится. Одному Богу известно, как Чонгуку было тяжело эти два года. Особенно последние месяцы, когда Чимин в открытую флиртовал с ним, кокетливо дразнился, провокационно заигрывал, ложился спать к нему в кровать или лез с ним в один душ. Не говоря уже о том, как на Чонгука действуют любые прикосновения и поцелуи Чимина... Одному дьяволу известно, что Чонгука сдерживало. Наверное, его страхи, неуверенность и отсутствие опыта. Но он сразу же забывает об этих глупостях. Сейчас он весь в Чимине — его запахе, тепле его тела, вкусе его губ и взволнованном дыхании… — Я хочу тебя, — произносит он. Очень спокойно. Но им обоим очевидно, что спокойствием от Чонгука и не пахнет последние четверть часа. — Как ты… — Чимин закусывает губу. Он пытается прикрыть лицо, но Чонгук ему не позволяет, перехватив руку и крепко сжав тонкое запястье. Чимин неуверенно продолжает, смотря в сосредоточенное и немного пугающее своей решимостью лицо Чонгука напротив. — Как ты себе это представляешь? — Я хочу целовать и трогать тебя везде, — отвечает Чонгук, даже не запнувшись. Он не стыдится своих слов и желаний. Удивительно, но Чимин становится тем, кто отводит взгляд первым. Он ужасно смущен и обескуражен. — Я хочу… сделать тебе приятно. Позволь мне, — тише произносит Чонгук. Он хочет, чтобы Чимин ему доверился. — Ты и так делаешь мне приятно, — бормочет Чимин. Пытается слиться. — Чего ты боишься? — тихо спрашивает Чонгук, пытаясь заглянуть ему в глаза, которые Чимин от него все еще прячет. — Ты ведь знаешь, что я не сделаю тебе ничего плохого. — Дело не в этом, — судорожно выдыхает Чимин и наконец смотрит на него. — Просто… — Что? — Чонгук хочет услышать ответ. Он хочет его знать. Даже если его придется из Чимина выпытывать. Как иначе он сможет решить проблему, если даже не знает, в чем она заключается? — Я боюсь того, что произойдет дальше, — едва слышно отвечает Чимин. — Если мы станем еще ближе… Мы рано или поздно проколемся. Как скоро о наших отношениях станет всем известно? Чонгук хмурится. Понимает, о чем Чимин беспокоится. — Мне кажется, мы уже зашли слишком далеко, чтобы повернуть назад и сделать вид, что ничего не было... Или это то, чего ты хочешь? Чимин молчит. Чонгук знает ответ на свой вопрос. Конечно же, Чимин, как и он, хочет продолжения — не только сегодняшней ночи, но и в целом развития их отношений. Они оба чувствуют, что готовы к этому — готовы открыться друг другу и стать еще ближе. Но они не просто двое влюбленных друг в друга людей. Они члены группы. Публичные персоны. Вся их жизнь проходит под объективами фотоаппаратов и камер. Это будет очень непросто — скрывать то, что между ними теперь точно есть, а не является чьими бы то ни было догадками и домыслами. Но разве возможно продолжать жить так, как они жили эти два года, теперь, когда они оба узнали, что все может быть по-другому? Так, как они этого хотят — хотят так сильно и так давно? — Я не могу сейчас думать, — почти хнычет Чимин, взволнованный и совершенно дезориентированный. — Не могу... Чонгук морально готовится к тому, что Чимин вот сейчас вырвется, сядет, откинет одеяло, встанет с постели, оденется и уйдет — подальше от трейлера, Чонгука и всего, что между ними происходит. Чонгук не будет пытаться удержать его силой — это тупой жест отчаяния, который ни к чему хорошему не приведет. Если Чимин так захочет… Чонгук его отпустит. Сдохнет, но позволит себя бросить. — Возможно, нам действительно не стоит этого делать, — продолжает Чимин, нервно облизав губы и опустив свой взгляд к губам Чонгука, — но мне плевать. Просто поцелуй меня — и можешь делать со мной, что хочешь. Другого разрешения Чонгуку и не требуется. Хоть запал немного прошел, учитывая не совсем приятный разговор, который последовал за всеми этими желанными ласками, Чонгук не сомневается, что близость Чимина моментально подействует на него. Он понятия не имеет, что будет делать, если у Чимина не встанет. Хорошо, хоть знает, что делать, если встанет. На свой счет у Чонгука сомнений нет — у него на Чимина стоит всегда. И даже тогда, когда лучше бы не стоял. Отключив голову и действуя интуитивно, слушая свои желания и реализуя потребности, Чонгук ведет себя очень… по-мужски? Он ничего такого от себя не ожидал. Как и Чимин, который только охнуть успевает, как его решительно переворачивают на спину, и Чонгук уже оказывается на нем сверху. Никакого сопротивления не следует. Чимин совершенно естественно, будто они занимаются этим не первый раз, обвивает руками его шею. Улыбается и целует — не просто Чонгуку доверят, а получает удовольствие от того, что тот делает. Чонгук надеется не умереть от разрыва сердца: близость Чимина творит с ним что-то страшное. Он действует совершенно бездумно: делает то, что давно и навязчиво крутится в голове. Избавляется наконец от пледа и пышного одеяла и забирается горячей и жадной ладонью под футболку Чимина снова. С нажимом проходится по его напрягшемуся прессу к груди, лаская бархатистую кожу, и прикусывает за губу, когда Чимин не сдерживает очередного приглушенного стона, стоит Чонгуку добраться до его чувствительных сосков. Чимин зачем-то старается контролировать свою реакцию и не показывать ее слишком очевидно. Но тем самым лишь больше раззадоривает Чонгука, задавшегося целью лишить Пак Чимина его хваленого самоконтроля — сделать все для того, чтобы тот под ним метался и стонал в голос, распаляясь от его ласк и прикосновений. Чонгуку адски жарко. Он садится и сдергивает с себя майку. Чимин скользит по его обнаженному телу голодным, потемневшим взглядом — Чонгука от него пробирает жаром до костей. Поняв просьбу без слов, он стягивает футболку с поднявшего руки над головой Чимина. Смотрит ему в глаза, не отрываясь и не опуская взгляд ниже, словно его совсем не волнует не прикрытое одеждой сексуальное тело своего возлюбленного, и медленно к нему наклоняется. Целует приподнявшегося навстречу Чимина неспешно и вдумчиво, закрывая глаза и чувствуя, как чужие нежные руки проскальзывают по его бокам на спину. Несколько секунд, легкие колебания, словно вот она, та самая точка невозврата — и Чонгук плавно опускается вниз. Когда их обнаженные, разгоряченные тела соприкасаются, они оба трепещут от волнительных ощущений, и в этот раз Чимин стонет по-настоящему, когда жар и тяжесть тела Чонгука окончательно лишают его рассудка. Они оба очень возбуждены. Но каким-то невероятным образом у них получается делать все очень медленно, не торопясь. Чонгук пока еще не решается проводить рукой ближе к паху Чимина, хоть и чувствует своим бедром твердость его члена. Он много раз видел Чимина голым, но никогда — возбужденным. И это его волнует и немного смущает, если честно. Но приятно больше: какие еще Чонгуку нужны доказательства, что Чимин его действительно хочет? Чонгук точно знает, что все делает правильно, и становится увереннее и напористее, вырывая у Чимина все новые несдержанные стоны. И стонет сам от жарких поцелуев Чимина и его ласк, от его мягких рук, блуждающих по напряженной спине. Чимин крепко обнимает его ногой за бедра, прижимая еще теснее, и Чонгука ведет. Отзывчивость и порывистость Чимина, уже залезшего языком ему в рот, чертовски заводят. Чонгук готов позорно кончить вот прямо сейчас. Чимин сам берет его руку и, не встречая сопротивления, плавно перемещает к своему паху. Сжимает пальцы Чонгука на своем члене через ткань шорт и трусов. Приободряет его и поощряет продолжать, наградив еще одним сладким стоном, который Чонгук жадно проглатывает в поцелуе. И Чонгук, перестав быть смущенным подростком и вспомнив, что он все-таки мужик и сейчас сверху, забирается под резинку трусов Чимина и накрывает ладонью его член. Обхватывает аккуратно и медленно гладит. Ощущения очень странные, но в какой-то степени привычные. Чонгук знает, что делать, и член в руке для него не проблема — все они, мемберы, выживали же как-то эти годы? Проблема в том, что это не его член, и Чонгуку приходится контролировать силу нажатия и интенсивность движений. Он очень волнуется. И сосредоточенно подстраивается, боясь сделать Чимину неприятно или больно. — О Боже… — Чимин запрокидывает голову назад, и Чонгук моментально пользуется этим, снова напав на его соблазнительно беззащитную шею. Кусает, не сдержавшись, и лишь чудом вспоминает, что не должен оставлять следы. Нежно засасывает в рот складку кожи чуть ниже уха, и Чимин трепещет под ним, выгибаясь, прижимаясь еще плотнее животом к животу Чонгука и мешая ему двигать рукой. Чонгук чувствует себя так хорошо, как никогда в своей жизни — это даже не радость. Эйфория. Ему кажется, он может все. Может делать с Чимином все, что пожелает. И он это делает. Его губы почти сразу перемещаются с шеи на острые ключицы. Он ласкает губами еще одну свою любимую родинку с левой стороны и сразу переходит на быстро вздымающуюся грудь. Чонгук много раз щипал соски Чимина через одежду, но еще ни разу не сосал и не кусал их. Если он это сделает, Чимину будет приятно? Надо проверить. Чимин судорожно вцепляется в плечи Чонгука, но не делает ни единой попытки оттолкнуть. Все происходит так быстро и в то же время медленно. Чимин словно тонет, опускаясь на самое дно — и взлетает все выше и выше. Теряется в своих ощущениях и уже не понимает, кто он и где. Его пальцы давно запутались в растрепавшихся длинных волосах Чонгука, резинка с которых слетела вместе с майкой. Как и самоконтроль Чимина, когда он увидел раздетого по пояс Чонгука и его темный, жаждущий взгляд. Чимин понимает, что не дотягивается. Ловит ладонями лицо увлекшегося Чонгука. Преодолевая ожидаемое сопротивление, все же притягивает его обратно к себе. Не только чтобы жадно и страстно поцеловать, совершенно забыв о своем целомудрии, но и чтобы добраться наконец до его штанов. — Сними их… быстрее… — сипло требует он, выдыхая в перерывах между поцелуями. Стягивать с себя штаны из положения лежа крайне неудобно, но Чимин не собирается Чонгука отпускать. В итоге Чонгуку приходится целиком лечь на него. Чимин стонет так сладко, что у Чонгука мелкие волоски встают дыбом по всему телу. Как только Чонгук торопливо и неловко избавляет от остатков одежды их обоих, Чимин решительно берет в руку его член. Обводит ладонью головку, размазывая выделяющуюся смазку, и плавно и невыносимо приятно начинает двигать сжатым кулаком по стволу. Так тягуче и жарко. Чонгук стонет — глухо и почти надрывно. Он прячет свое пылающее лицо в изгибе шеи Чимина, целиком и полностью поглощенный тем, что происходит сейчас внизу его живота. Все его мысли там. И ощущения тоже. С трудом вспомнив, что он не один, кому должно быть приятно, Чонгук возвращается к своему прерванному занятию. Приходится лечь на бок, чтобы им обоим было удобно, но даже на боку они тут же льнут друг к другу, ища максимальный контакт. Нога Чимина крепко удерживает бедра Чонгука — иногда Чонгук, обманываясь мнимой хрупкостью, забывает, насколько Чимин на самом деле сильный. Но Чимин ощущается под ним таким, каким он привык его видеть: маленьким, хорошеньким и очень горячим. Только наконец вся сексуальная энергия, бьющая из Чимина через край, направлена целиком и полностью на одного Чонгука. Господи, выдержать бы... Чонгук с трудом отстраняется от зацелованных, потемневших и опухших губ Чимина только для того, чтобы увидеть его лицо — огромная жертва, но она того стоит. По участившемуся дыханию и тому, как напрягается его тело, Чонгук интуитивно понимает, что Чимин близок к разрядке. Чонгук двигает рукой быстрее, подстегивая его. И невольно задерживает дыхание сам, когда Чимин срывается. — Да, да-да, Гукки… Ах, да! — почти скулит Чимин и утыкается лицом в плечо Чонгука, порывисто обхватив его дрожащими руками. Его тело сотрясает крупная дрожь, а член все пульсирует, дергаясь, в кулаке Чонгука, которым тот продолжает двигать по стволу, выдаивая Чимина до последней капли. Чонгук улыбается, как безумный, еще не до конца осознавая, что подарил Чимину первый оргазм, от которого тот все еще не может отойти. Ощущение, словно выиграл Грэмми — за гранью реальности. Чонгуку приходится заканчивать самому. Пальцы липкие и влажные от чужой спермы, и он обхватывает ими собственный пульсирующий член. Отстраняется — хочет видеть лицо мокрого, разгоряченного Чимина, все еще тщетно пытающегося перевести дыхание и сфокусироваться. Чимин, не отрываясь, смотрит Чонгуку в глаза. Тянет его обратно к себе и засасывает его ухо — жадно, жарко и влажно. Чонгук, дрогнув, кончает. От оглушительного оргазма мозги выключает окончательно — он валится обессиленно на Чимина, подмяв его под себя. Тот обнимает его все еще плохо слушающимися руками и нежно целует в мокрый висок, безмолвно благодаря за подаренное удовольствие. Чонгук никак не может прийти в себя — он и не пытается. Ему так хорошо. Он не думает о том, что Чимину тяжело. А тот не жалуется: ему слишком хорошо, чтобы обращать внимание на дискомфорт. Чимин бессовестно наслаждается тяжестью тела Чонгука и тем, как теперь расслаблены все его мышцы. Лениво скользит руками по его мокрой от пота спине, зарывается пальцами во влажные волосы и бездумно улыбается вяло текущим мыслям. Может быть, банально и слащаво, но все они так или иначе касаются того, какой его Чонгук-и прекрасный и как сильно Чимин его любит. И насколько он счастлив быть любимым Чонгуком в ответ. Это их эйфория. Их затягивает друг в друга неотвратимо и безвозвратно.