Behind The Scenes

Чимин просыпается в постели один. С трудом продрав глаза, на ощупь ищет телефон на подоконнике. Смотрит время, слепо щурясь. Почти восемь. И со стоном падает обратно на подушку, укрываясь одеялом с головой. Он еще спит, но в голову уже лезут мысли. Тут же чередой ярких картинок вспыхивают воспоминания прошлой ночи, отзывающиеся легкой дрожью в теле и щекоткой внизу живота. Чимин ежится от бегущих по зацелованной и обласканной коже мурашек и глупо хихикает, уткнувшись лицом в подушку. Он безумно счастлив. Но ему все еще страшно поверить в то, что все этой ночью между ним и Чонгуком — правда. Вдруг это все-таки несбыточный сон? Тихий хлопок двери, приглушенные шаги и запах только сваренного крепкого кофе говорят Чимину, что не сон. Он выглядывает из-за края одеяла и видит Чонгука: одетого, но со знатным шухером на башке (творенье Чимина). В его руках большая белая кружка, от которой поднимается ароматный пар. Чонгук улыбается сонному Чимину так широко, что от одной этой сумасшедшей улыбки сердце Чимина распаляется, а его самого бросает в удушливый жар. Пора вылезать из-под одеяла. — Это мне? — сиплым ото сна голосом спрашивает он, когда Чонгук, пожелав ему доброго утра, присаживается в изножье постели. — Тебе. Все как ты любишь. Ядрено крепкий кофе без сахара, чтобы жизнь медом не казалась, — подтверждает Чонгук, протягивая Чимину сначала руку, чтобы помочь ему сесть, а потом отдавая чашку. Пока Чимин осторожно пьет, чтобы не обжечься, и не сводит с лица Чонгука глаз ни на секунду, Чонгук ласково пробует пригладить его взлохмаченные волосы. Хорошо, что Чимина сейчас никто не видит. По нему слишком видно, как именно он провел эту ночь… Если одним словом, то офигенно. — Теперь всегда так будет? — лукаво спрашивает Чимин, стреляя в Чонгука глазками наповал. — Боюсь быстро привыкнуть к хорошему. — Ты про кофе в постель по утрам или секс на регулярной основе? — приподнимает бровь Чонгук, оставив руку на макушке Чимина еще на пару секунд, а потом опустив ее на шею. Теперь он чувствует, как бешено пульсирует жилка, выдавая состояние кажущегося беззаботным Чимина, уже готового флиртовать с Чонгуком с утра пораньше. Чимин только смеется и не отвечает. Ставит кружку на подоконник и, схватив Чонгука за ворот футболки, игриво тянет на себя. Целует в улыбающиеся губы, давая слизать со своих терпко-кофейное послевкусие, и вздыхает шумно и довольно. — Ты чего вскочил так рано? — спрашивает он, сладко потягиваясь. Он абсолютно голый, в то время как Чонгук одет, но Чимина это нисколько не смущает. Даже при свете дня ему скрывать нечего. От Чонгука точно. — Ходил бегать, — отвечает Чонгук, смотря на губы Чимина, не моргая, как под гипнозом, забывая, что есть еще и глаза и неприлично так пялиться. — Нужно было проветриться и успокоиться. Даже не думал, что ко мне вернутся мои утренние стояки. Все ты. Но ты так сладко спал, не хотел тебя будить. Я тебе и так всю ночь спать не давал. Чимин хмыкает. Ему нравится, что Чонгук все меньше стесняется говорить о своих чувствах и желаниях, особенно если они касаются секса. Взрослеет. Чимина это успокаивает: он не хочет думать, что совращает ребенка. Хотя временами Чонгук дите дитем. Но такой хорошенький — сил нет. — Парни уже встали? — Чимин возвращается к своему кофе. Чонгук просовывает руку под одеяло и гладит Чимина по ноге, не поднимаясь выше колена. Массирует стопу уже обеими руками. Чимин, пользуясь случаем, подвигает и вторую ногу для сеанса утреннего массажа. Чонгук охотно подхватывает. Ему нравится делать Чимину приятно, а Чимину сейчас очень хорошо. — Не все. Юнги-хён готовит завтрак. И пойдет будить тех, кто плохо спрятался. Я им не завидую, если он все-таки их найдет. — Чонгук-а. — Когда Чимин зовет его с этой интонацией по имени и смотрит так пристально, у Чонгука всегда начинают шалить нервы и воспаленное воображение. Ему кажется, что Чимин сейчас скажет: “Это все было большой ошибкой. Давай расстанемся”. Чонгук очень боится это рано или поздно услышать. — Нам правда нужно быть еще более осторожными. И с парнями тоже. Хватает того, что нам приходится врать. Не хватает только того, что им тоже придется нас покрывать. Ты понимаешь? Чонгук понимает. Морщится, но кивает. Любит же Чимин портить момент. Чимин нежно гладит Чонгука по еще влажным после пробежки волосам, тепло ему улыбаясь. Чонгук недоволен, но быстро оттаивает. У него никакого иммунитета к очарованию Чимина. — Ты мое счастье, — говорит Чимин, и Чонгук его целует, потому что сил терпеть уже нет. Кто-то дергает ручку двери. Поняв, что она заперта — предусмотрительный Чонгук решил скрыть от чужих глаз кое-кого голого, все еще дрыхнущего в разворошенной постели, — начинает в нее ломиться с кулаками. — Эй, вы, голубки! — слышат они громкий, бодрый и хорошо поставленный голос Сокджина. — Подъем! Шуга вас на обед как рыбок зажарит, если вы не поднимите свои полуночничающие задницы и не сожрете его старческую стряпню, пока она не остыла. Слышьте? Просыпайтесь! Чимин успевает быстро поцеловать Чонгука, дернув его к себе. Тот стонет, страдая из-за предстоящей разлуки и вынужденного воздержания, но мужественно встает и идет открывать дверь, чтобы лично заверить Сокджина в том, что они обязуются прийти на завтрак в течение пяти минут. Сокджин ничего подозрительного и бросающегося в глаза в поведении или внешнем виде Чонгука не замечает. Чимина он не видит, но и не интересуется, где тот. В его задачу входило дойти до трейлера, побудить младших активнее шевелить булками и вернуться до того, как Хосок сожрет все самое вкусное, пользуясь привилегиями статуса лучшего друга шеф-повара. Сокджин свою миссию успешно завершает и с чувством выполненного долга удаляется. Чонгук запирает дверь на случай, если еще какие незваные гости нагрянут, и возвращается в закуток. Чимин все также сидит в кровати, подобрав под себя ноги, которые прикрывает одеяло, и допивает последние глотки кофе. Присев в изножье, Чонгук, не думая, протягивает руку и гладит ладонью набитые черные буквы на ребрах Чимина. Когда-то он уже спрашивал, так и не получив ответа, и решается снова: — Почему это слово и именно здесь? Чимин удивленно приподнимает брови, опуская чашку от лица. Ему казалось, Тэхён уже давно придумал миллион и одну версию, почему Чимин сделал себе татушку, и каждый мембер теперь удовлетворен в меру своих любознательности и испорченности. Чонгук первый в этой жизни человек, которому Чимин хочет рассказать правду. В ней ничего сакрального, сокровенного или особенного — это просто часть его жизни, как след, как напоминание, которое он захотел сохранить. Каждый раз, смотря на себя и видя эту татуировку, Чимин сосредотачивается на своей цели: прожить эту жизнь так, чтобы ни о чем не сожалеть. — Изначально это было слово “Neverland”, — говорит Чимин, позволяя Чонгуку гладить свой бок. Но смотрит Чонгук внимательно только Чимину в глаза, не следя за своей рукой. — Я хотел сбежать из взрослой жизни, не хотел сталкиваться с трудностями, заботами, проблемами — со всем, с чем вынужден был иметь дело, еще будучи ребенком. Мне всегда не хватало… детских легкости и беззаботности. Я хотел найти такое место, где мог бы чувствовать себя в безопасности, где я мог бы просто радоваться жизни. Мне нравился этот образ… Неверленд. Я верил, что когда-нибудь окажусь там. Чонгук молча берет Чимина за свободную от кружки руку. Переплетает их пальцы, уже так привычно и по-домашнему уютно, и Чимин невольно улыбается, смотря на их скрещенные руки. Их запястья так близко, и видя татуировки Чонгука, Чимин внезапно понимает, что на его собственной руке чего-то не хватает. Чонгук по-своему интерпретирует затянувшуюся паузу и остановившийся взгляд Чимина. — Если не хочешь продолжать… — Нет. — Чимин трясет головой, возвращаясь в момент. — Это не травматичные воспоминания, только появившееся осознание, что Неверленд не какое-то особое место, которое мне нужно найти, чтобы обрести свое счастье, а на самом деле мой внутренний мир. И он полностью зависит от меня. Я могу сделать его прекрасным местом, полным легкости и веры в волшебство, или превратить в кромешный ад, с этими бесконечными самобичеванием и ненавистью ко всем. Я долго думал, как именно мне это сделать, и в итоге пришел к тому, что я в принципе слишком много думаю. Гружусь из-за мелочей, упуская важное. Постоянно цепляюсь за прошлое, лишь бы не быть в настоящем и не смотреть в будущее. И… И вот так “Neverland” в итоге превратился в “Nevermind”. Я дал себе разрешение быть свободным и счастливым, делать то, что мне нравится, быть тем, кем я себя ощущаю. Мне важно было сохранить это осознание и установку. И я сделал эту татуировку. — Почему здесь? — едва слышно спрашивает очарованный историей Чимина Чонгук, снова кладя ладонь на его бок. Он двигается под рукой Чонгука в такт дыханию Чимина. — Это ведь очень больно. — Я хотел выжечь этой болью все, чтобы начать все заново, — честно отвечает Чимин, тоже взглянув на свою татуировку, выглядывающую из-за пальцев Чонгука. — Если бы это было просто и безболезненно, я бы не ценил то, что приобрел, я бы забыл данное самому себе обещание. Я уже говорил. Мне важно было каждый день, каждое утро и каждый вечер постоянно видеть это слово, чтобы не сбиться с пути и не сдаться раньше времени. Чонгук кладет руку на шею Чимина и тянет его к себе, чтобы поцеловать. Он бы рад продолжить, не только их разговор, но и этот мягкий поцелуй, но, увы… — Мне кажется, мы все-таки опоздали на завтрак, — бормочет он. — Пять минут точно прошли. — Иди, — отпускает его Чимин. — Я в душ и тоже приду. Не дай Тэ все сожрать, пусть оставит мне хоть что-нибудь. Я голодный, как зверь. Правду говорят, что секс сжигает больше калорий, чем самое жесткое кардио. Чимин сейчас готов съесть кого угодно. Лучше Чонгуку убираться поскорей, он и так чересчур аппетитный. — Я никому не позволю забрать твою еду, — самоотверженно вызывается охранять тарелку Чимина ценой своей жизни Чонгук, и Чимин тихо и счастливо смеется. Хочет найти в себе храбрость, чтобы прямо здесь и сейчас сказать, смотря Чонгуку в глаза: “я люблю тебя”, но почему-то не может. Что-то не дает. Все еще мешает. — Приводи себя в порядок, не спеши, я тебя подожду, — говорит Чонгук и встает с кровати. Чимин испытывает острое разочарование: в себе, в холоде, который пришел на место чужим горячим рукам, и в том, что упустил момент. — Когда вернемся домой, — говорит Чимин уже спине Чонгука, — я хочу сделать еще одну татуировку. Чонгук останавливается на полпути к выходу и удивленно оборачивается на Чимина. — Какую? — Узнаешь. — Интригуешь меня? — улыбается Чонгук. — Тэ с собой возьмем? Он хотел себе набить сердце-пики на левой ягодице. Чимин хохочет. — Только ради этого можно там и задержаться, хоть я и не планировал. Чонгук подхватывает, посмеиваясь. — Мы оба знаем, он никогда на это не решится. Его образ идеального от кончиков ногтей до кончиков волос парня будет тогда безвозвратно испорчен, — говорит он. Возможно, Чонгук общается с Тэхёном не так долго, как Чимин, но успел кое-что о своем лучшем друге понять. — Он восхищается моими татушками, но когда сам чернилами случайно испачкается, готов разреветься. Чимин с ним соглашается. — Он прекрасен и без этого, — говорит он мягко. — Только не понимает, что его все любят не за его внешность, а за внутреннее содержание, и тем, кто его знает, абсолютно плевать, как он выглядит. — Как думаешь, в этом году в фандоме он все-таки отожмет первое место у Джина? — интересуется Чонгук. Они с мемберами уже начинают делать ставки. — Они поделят вдвоем, — дает свой прогноз Чимин. И даже готов сделать внушительную ставку. — Но только второе. — Второе? — не понимает Чонгук. — А кто тогда возьмет первое? — Ты. Чонгук смотрит на Чимина так, словно правда не понимает, что Чимин сейчас не приукрашивает действительность и не льстит ему. Чонгук не замечает, как сильно изменился. Зато это не могли не заметить другие. Особенно те активные пользователи интернета, которые вывели его имя в тренды всех возможных поисковых систем. Всем хочется узнать, кто такой Чон Чонгук и насколько потрясающе он выглядит. Чимин переполнен гордостью, восхищением и любовью. Не знает, за какие такие добродетели его наградили возможностью быть рядом с Чонгуком, обладать им и принадлежать ему. Это так… до мурашек. — Ты знаешь, кто для меня всегда на первом месте, кто бы что ни говорил, — произносит Чонгук. Он свое мнение не переменил за два года. И уже точно ничто и никто не убедит его в обратном. Чимин всегда и во всем для Чонгука номер один. — А ты знаешь, что твое мнение единственное, которое имеет для меня значение, — нежно улыбается Чимин. Почему-то вспоминает фразу: “красота в глазах смотрящего”. Любовь Чонгука делает Чимина красивым — настолько, что все те страшные и плохие мысли, которые терзали Чимина годами, больше его не мучают. Прошлых переживаний и тревог больше нет. Чимин наконец чувствует, что такое быть по-настоящему свободным. И это состояние ему дарит его возлюбленный.