Behind The Scenes

Когда Чимин и Чонгук решают сделать заявление — фактически каминг-аут в кругу их семьи, сразу по возвращении домой, — никто не ждет, что эта новость будет воспринята настолько остро. Юнги, Хосок и Тэхён уже в курсе. Сокджину даже официального подтверждения не нужно — он весело ухмыляется, потому что оказался прав изначально. Когда остальные мемберы говорили: “да-а-а не-е-е, не может быть. Чимин и Чонгук? Не-е-е, фигня-я-я”, что говорил Сокджин? Правильно: “эти двое для нас театральное шоу устраивают, что друг друга терпеть не могут, а сами лобызаются страстно вовсю, пока мы не видим, я вам говорю”. Он им говорил. Фактически, не в курсе происходящего оставался до этого момента только их лидер, который подозревал младших, ясное дело, но надеялся на лучшее, не готовясь к худшему. И его перекошенное лицо говорит, что он бы хотел и дальше пребывать в счастливом неведении. Чимин неосознанно льнет ближе к боку Чонгука — и чувствует его напряжение. Чонгук готов вцепиться в глотку Намджуну, если придется защищать Чимина или их отношения. Ссоры или драки между мемберами Чимин хочет в последнюю очередь. Он обнимает Чонгука под руку, несмотря на сразу последовавший бешеный взгляд от Намджуна. Ему нужна возможность затормозить Чонгука, если потребуется. И все же он надеется, что до этого не дойдет. Хорошо, что они решили собрать всех вместе, а не сказать об этом каждому по отдельности — Чимин рассчитывает на старших и Тэхёна, если вдруг что-то пойдет не так. Повисшее в гостиной напряжение можно пощупать руками — настолько оно осязаемо-густое и давящее. — Вы встречаетесь, — медленно повторяет Намджун то, что только что услышал, нарушая зловещую тишину. — Да, — подтверждает Чонгук напряженно и прямо спрашивает: — Хён, в чем проблема? Реакция Намджуна ему непонятна. Конечно, Чимин и Чонгук не ждали, что их лидер будет прыгать от радости до потолка или осыпать их отцовскими благословениями. Но поведение Намджуна… не такое. Даже хёны выглядят озадаченно-встревоженными. — В чем проблема? — медленно повторяет Намджун и также медленно, но уверенно заводится: — В том, что когда вы разосретесь, если у вас не склеится, вы не сможете находиться в одной группе. А группа без любого из вас существовать не сможет, — жестко произносит он, смотря прямо на сидящих на соседнем диване Чимина и Чонгука. — Вы не можете дать гарантии даже самим себе, что не разлюбите друг друга через полгода или год. И что тогда мы все будем делать? Каков шанс, что после всего этого дерьма вы сможете остаться друзьями и продолжать работать вместе? — Не хочу спорить, — тянет Юнги из своего отдельного кресла, не дав никому ничего сказать раньше. Юнги уже никто не перебивает, даже если им тоже хочется высказаться. — Но прикол в том, что любой из нас может разосраться в хлам с кем-то другим по причинам куда более банальным, чем разбитое сердце. Потому что люди дерьмо друг на друга выливают не из-за задетых чувств, а из-за ущемленной гордости. Для того, чтобы другого человека возненавидеть, не обязательно с ним перед этим трахаться. — Не хочу спорить, хён, — раздраженно произносит Намджун, но, кажется, именно это и делает. Он остро смотрит на Юнги, который остается все таким же индифферентным, — но все же вероятность, что спустя два года, что мы вместе, кто-то из нас вдруг разосрется, очень мала. Если бы мы были не в состоянии ужиться друг с другом, очевидно, группа бы распалась давным-давно. — Эти двое, — Юнги кивает в сторону Чонгука с Чимином, но не смотрит на них, не сводя пристального взгляда с Намджуна. Он полностью включен в происходящее, что на него совсем непохоже, — вместе уже два года. Что за лицо? Только сейчас понял, Джун? Вот и отлично. Считаю, проверку временем их отношения прошли, как и наши. Мы не те люди, которые могут разрешить им любить друг друга или запретить это делать. — Не передергивай, хён. — У Намджуна лицо еще больше каменеет. — Я никому ничего не запрещаю. Я лишь говорю, что эти отношения могут разрушить все, что мы с тобой создали. — Ну, знаешь, — недобро щурится Юнги. Он выглядит пугающе, когда злится — его ярость холодная и колкая, как лед. — Они тоже успели приложить к этому не одну руку — к тому, что мы все вместе создали. Этой группы без них не было бы, сам сказал. Ничего этого не было бы, если бы не мы все — каждый из нас. — Юнги прав, — неожиданно встает на его сторону Сокджин, который все это время задумчиво молчал. Намджун бросает на него гневный взгляд — удара в спину от своего лучшего друга он не ждал. — Мы не можем ставить группу или работу выше их отношений. Это как-то… аморально? Это их дело, встречаться или нет, и пока это не мешает работе, меня это вообще не колышет. И даже если чисто гипотетически у них не сложится, я не думаю, что они могут все разрушить. Ты сгущаешь краски, Джун-и. Если они до сих пор ничего не разрушили, хотя, поверь мне, они пытались, и не раз, вряд ли это произойдет из-за того, что они решат расстаться. — Хорошо, допустим, это так. Они будут встречаться. Тайно. Но все тайное рано или поздно становится явным. Что ты будешь делать, хён, когда весь мир узнает об их отношениях? — с вызовом спрашивает у Сокджина Намджун. — Слушай, это ведь ты всем говоришь постоянно, что за свободную любовь, которая не привязана к полу? — Сокджин недоволен. Он тоже слегка на взводе, но пока держит себя в руках. — Ты лицемер, Намджун? Или просто боишься? — Я все еще говорю о группе, — рычит Намджун, которого слова Сокджина ожидаемо задевают, потому что он вовсе не лицемер. И Сокджину прекрасно об этом известно. Для Намджуна проблема не в том, что Чимин и Чонгук — парни, которые в отношениях. А в том, что они мемберы BTS. И это резко все меняет. — Это коснется не только нас, ясно? Помимо нас есть еще десятки людей, которые убивались все это время точно так же, как и мы. У нас есть контракт. У нас есть репутация. Мы не можем делать все, что захотим, потому что это уже не только мы, понятно? — Группа все равно не будет вечной, — неожиданно произносит Юнги. Все умолкают — это пугающее и тревожное осознание проникает в их умы и сердца. Они никогда не говорят об этом ни между собой, ни про себя. И когда Юнги озвучивает это вслух, их всех будто обдает ледяной водой с головы до ног. Юнги методично продолжает: — Рано или поздно BTS закончатся. Всем придется идти своим путем. Но пока мы вместе, пока мы все еще BTS… Мы должны быть теми, кем мы хотим быть. Потому что мы уже гребаных два года пытаемся убедить всех в том, что это возможно: быть собой, невзирая ни на что, быть верными и честными по отношению к себе. Эти двое, — Юнги в этот раз все-таки смотрит на мрачно тихих Чимина с Чонгуком, которые не вмешиваются в разговор хёнов, даже если он касается непосредственно их, — лучший для нас всех пример. И если тебя так волнует, Намджун, что тебе придется краснеть за них перед камерами, я возьму микрофон, о'кей? Я буду говорить со СМИ и руководством, если потребуется вступиться за этих двух — да я нахер порву любого, кто посмеет рот открыть или посмотреть косо. Так что давай закончим на этом. Если ты не согласен, тогда, вероятно, мы свернули куда-то не туда на своем пути к свободе и счастью. И создали не то, что хотели. После речи Юнги воцаряется гробовая тишина. Слышно, как ходят стрелки часов. Намджун смотрит на свои сцепленные замком руки, не поднимая головы. Резко выдыхает и растирает лицо руками, зарывается пальцами во встрепанные волосы и снова вздыхает. Юнги и Сокджин молча за ним наблюдают, давая ему время. — Ты прав, хён, — наконец выдыхает Намджун и смотрит на Чимина и Чонгука. — Простите, ребята. Я не должен был всего этого говорить… Я поддался страху. Говорить это все... это было неправильно и некрасиво с моей стороны. Простите меня. — Хён… — Чимин встает, пересаживается на диван к Намджуну и крепко обнимает его. Сокджин улыбается, прикрыв рот рукой, потому что у Намджуна, когда он вцепляется в Чимина, лицо такое, будто он вот-вот разревется, как малыш. Малыш ростом под метр восемьдесят с кепкой и весом уже под кило восемьдесят минимум (Чонгук все-таки переманил РэпМона на свою темную сторону — теперь они вдвоем тащатся по железу). — Хён! — Чонгук не остается в стороне и, прыгнув на диван позади Намджуна, тоже обнимает его — и Чимина заодно. — Хён! — Хосок оживает, принимая правила игры. Пришло время для бурных групповых обнимашек, которые он так любит — и наваливается сверху, пытаясь обхватить своими загребущими руками всех разом. — И мы тоже? — дергается нервно бровь у Тэхёна, который все это время тихо сидел в сторонке и не отсвечивал. Он хотел бы избежать этого неловкого момента, но... — И мы тоже, — скалится Сокджин. Они с Тэхёном лезут обниматься к остальным, хотя со стороны это выглядит так, будто они всей группой пытаются удушить их лидера. В конце концов, даже Юнги подходит, встав со своего кресла, чтобы дружески и ободряюще похлопать Намджуна по плечу. Чимин резко хватает Юнги за руку и дергает на себя. Чонгук молниеносно раскрывает свои объятия, Хосок не упускает такой редкой возможности — и Юнги уже где-то в центре этого хаоса из тел и рук. Он хрипит и стонет, требуя отпустить его немедленно, и все только смеются над его жалкими попытками высвободиться и утрированными угрозами. Юнги и Намджун затихают, пока остальные мемберы все еще не думают их отпускать. — Спасибо, — тихо выдыхает Чимин куда-то в плечо Намджуну, уже мокрому от его слез. — Я так люблю вас, ребята… Вы самые лучшие. Я так рад, что встретил вас… так рад быть с вами. И даже если все закончится… вы навсегда останетесь моей семьей. И Намджун сквозь слезы смеется, а Сокджин утешающе гладит его по волосам. Юнги прячет свое лицо — и все позволяют ему сохранить его. А Хосок тихо, пока все делают вид, что не видят, вытирает его мокрые щеки длинным рукавом своего свитшота. Кто-то сегодня будет нервно курить всю ночь. Хосок заварит себе полный термос чая, чтобы составить компанию своему другу. И, наверное, три года спустя стрельнет у него сигаретку.