Behind The Scenes

Чимину очень страшно. И он неосознанно крепче сжимает руку Чонгука. Они сидят в фойе и ждут, когда их пригласят в кабинет продюсера. Чонгук тоже нервничает, хотя мужественно старается этого не показывать. Он хочет придать Чимину уверенности, но не уверен, что справляется. Они оба как на иголках. И понятия не имеют, что ждет их за закрытыми дверьми. У них даже не было времени обсудить, что они будут говорить, а о чем им обоим следует молчать. И будут ли они в итоге все отрицать. Их забрали сразу из аэропорта, в машине с ними ехали их менеджеры, но еще и посторонние люди из стаффа, которых захватили с собой в головной офис Компании. Чимин и Чонгук перекинулись только парой сообщений в чате. Попробовали осторожно уточнить у менеджеров причину визита, но те сами не знают, зачем Хитман вызвал именно их двоих. Чимин и Чонгук знают — где-то на уровне потревоженной происходящим интуиции. Они прекрасно понимали с самого начала, что рано или поздно руководство обратит внимание на них и их неподобающее поведение и примет соответствующие меры. Чонгук гладит большим пальцем тыльную сторону ладони Чимина. Обычно руки у Чимина горячие, но сейчас холоднее, чем у Чонгука. Они не смотрят друг на друга — вокруг слишком много посторонних — и пользуются тем, что у них на коленях лежат их куртки, а под ними не видно, что они держатся за руки. Чимин собирается с мыслями. Решает для себя, что ему важнее: Чонгук или группа. И речь идет даже не о группе, как о работе, а о группе, как о его друзьях. Чонгук или мемберы. Чимину предстоит сделать этот выбор буквально сейчас. Он не может. Не хочет. Бросает быстрый взгляд на Чонгука. Тот мрачный, хмурый и слишком часто резко дергает шеей. Но его прикосновения к руке Чимина мягкие и плавные. Чимину легче дышать, когда он чувствует Чонгука рядом — его твердое плечо, к которому прижимается. Он думает о том, какой выбор сделает Чонгук: Чимин или группа? Возможно, их история закончится, когда они выйдут из дверей этого кабинета. Чимин держит эмоции при себе. Пока справляется. Наконец, секретарь приглашает их в кабинет. Чонгук подрывается очень быстро, а Чимин медлит. Берет свои вещи, перекидывая сумку через плечо, и идет за Чонгуком, который уже стоит и держит дверь, чтобы первым пропустить его внутрь. Чимин делает последний глубокий и судорожный вдох перед прыжком в неизвестность и переступает порог. — Привет, ребята! — радостно приветствует их Хитман, по очереди жмет им руки и обнимает. Они всегда рады видеть Хитмана. Но не сегодня. Они садятся за кофейный столик у окна, а не в кресла напротив рабочего стола. И это первый знак, что разговор будет идти неофициально — на темы, не касающиеся работы. Чимина успокаивает только то, что Хитман выглядит не злым или расстроенным проблемами, связанными с Чимином, Чонгуком и их взаимодействием, а вполне довольным и доброжелательно настроенным. Возможно, они рано себя накрутили. И на самом деле ничего страшного не случилось и не произойдет. Но Чимин всегда верит своей интуиции. Он точно знает, почему и зачем продюсер вызвал их в срочном порядке и захотел поговорить в неформальной обстановке. Чайник уже вскипел, и Хитман предлагает им чай. Чимин берется помогать: разливает заварку по трем чашкам, а Чонгук шуршит упаковкой коробки конфет, открывая ее. — Устали сегодня? — спрашивает Хитман ласково, благодаря Чимина за чай. Он сидит на диване напротив и с мягкой улыбкой смотрит на Чимина и Чонгука перед собой. — Немного. Спасибо, хён, — отвечает Чимин, отвечая короткой улыбкой. Он греет ледяные руки о стоящую на столе горячую чашку, сгорбившись. Чонгук сидит, откинувшись на спинку дивана — ждет, когда чай остынет. Он не любит горячий. — Простите, что вас вот так выдернул после прилета, еще и отнимаю время отдыха, но нам нужно поговорить, — произносит Хитман и отпивает глоток чая. Чонгук тянется к коробке шоколадных конфет, берет сразу две и сует в рот. Сразу видно: говорить он не хочет. Чимин примерно чего-то такого и ожидал, поэтому берет разговор на себя. — О чем, хён? — тихо спрашивает он, внимательно смотря на Хитмана. Чимин не соврет, если скажет, что этот человек успел им всем стать вторым отцом. А Чимину, возможно, первым. И он знает, что Хитману совершенно не хочется обсуждать их личную жизнь, но ему приходится, как и им. Отношения отношениями, а работа работой. — Мы все взрослые люди, — говорит Хитман, и дружелюбная улыбка сходит с его лица. Теперь оно серьезное. Но не отталкивающее. — И я хочу поговорить с вами как со взрослыми и осознанными людьми, честно и открыто. И я хочу, чтобы вы были честны и открыты со мной в ответ. Хорошо? Чимин кивает. Чонгук шипит, обжегшись чаем, и закидывается следующей порцией конфет. Обычно неплохой антидепрессант, но сегодня он не работает. Чимин даже не пытается. Его тошнит. — Я знаю, что у вас особые отношения, — продолжает Хитман. — Что вы сильно сблизились за эти годы. И я очень рад этому. Но есть момент, который нам необходимо обсудить. Скажу прямо. Я не собираюсь использовать ваши отношения в коммерческих целях, не думайте обо мне так плохо. Но я хочу, чтобы все, что вы делаете на камеру, оставалось в рамках фансервиса и не выходило за эти рамки. Вы понимаете, о чем я? — Да, хён, — слабо отвечает Чимин, опуская взгляд и смотря на свои дрожащие руки. Боясь что-нибудь пролить, он отпускает чашку и зажимает ладони между бедер, не справляясь с нервным тремором. Внезапно чужая рука ложится на его открытую шею сзади, и горячие пальцы гладят и мнут кожу. Чимин вздрагивает и удивленно смотрит на Чонгука. На самом деле, он в ужасе от того, что Чонгук его трогает на глазах у Хитмана. Потому что это совершенно точно не выглядит как фансервис. Чонгук смотрит Чимину в глаза и руки не убирает. — Я хочу вас защитить, — уверенно произносит Хитман, совершенно не смущенный жестом Чонгука. — Я не хочу, чтобы вы пострадали из-за глупых и злых людей, которых очень много и которые постоянно жужжат вокруг нас, как пчелы вокруг улья с медом. Неправильно вас просить об этом, но я должен, как ваш продюсер. Я ни в коем случае не запрещаю вам ничего, но я очень прошу вас быть осторожными. — Мы будем, — наконец подает голос Чонгук, и он звучит спокойно и твердо. Он убирает руку с шеи Чимина, когда скованные спазмом мышцы под его пальцами расслабляются. — Мы не доставим вам проблем. Мы все понимаем. — Я знаю, как сложно скрывать чувства, — после паузы медленно проговаривает Хитман. — Что-то все равно будет попадать на камеру. Повторю, я не делаю это в коммерческих целях. Но мы будем использовать это в рамках фансервиса. Так будет проще для вас. И безопасней, если начнут появляться вопросы. Мы будем говорить, что это все поставлено и спланировано с нашего обоюдного согласия, чтобы привлечь и увлечь зрителей. Между вами, ребята, правда невероятная химия. Люди это чувствуют. И когда это искренне, это прекрасно. Чимин в легком ступоре. Потому что он, если честно, про себя уже прощался и с мемберами, и с группой, и с Хитманом, и со своей карьерой, и с мечтой… Он хочет остаться с Чонгуком, даже если это означает конец всему остальному. И поэтому до него не сразу доходит, о чем вообще Хитман так спокойно и уверенно говорит. До Чонгука доходит быстрей. Он хмурится и смотрит на их продюсера исподлобья. — То есть, мы будем играть на камеру, что между нами типа как что-то есть, а вы всем будете говорить, что это фансервис? — спрашивает он. Без вызова или претензии, просто чтобы убедиться, что понял верно. Хитман кивает. — Я долго думал, как поступить лучше. Я не могу вам запретить быть вместе или как-то повлиять на ваши чувства друг к другу. И не собираюсь этого делать. Но вы мои подопечные. Я должен думать не только о Компании, но и о том, как будет лучше для вас. И в данном случае это для меня в приоритете. Поэтому я предлагаю вам это решение. Хочу, чтобы вы дали мне свое официальное согласие. Если вы против, я пойму. И мы будем тогда решать все по мере возникновения проблем. Чимин выдыхает. Закрывает глаза рукой, опершись локтем о колено, и ловит разбегающиеся во все стороны, как крысы с тонущего корабля, мысли. — И как будет выглядеть этот фансервис, хён? — спрашивает он, снова посмотрев на Хитмана. — Мы не будем просить Чонгука целовать тебя в ухо. — Они видят, как у Хитмана подергиваются уголки губ. Он не хочет обидеть их своим весельем, но выходка Чонгука, очевидно, пришлась ему по душе. — Или заставлять делать что-то такое, что поставит вас в неудобное положение или скомпрометирует. Но в те моменты, когда это будет уместно, мы вас попросим показать, что вы в близких отношениях. Чонгук после упоминания того безумного поцелуя на закрытии концерта только тихо фыркает и утыкается в чашку. Он ни о чем не жалеет, но смущен. Еще бы! Чимин до сих пор на него немного зол. Потому что… Блять, что у Чонгука в тот момент вообще в башке его бедовой происходило? Хотя, возможно, оно и к лучшему, что это произошло. Всем, кто знает, что никакого фансервиса не было изначально, все сразу стало понятно, и Хитману в их числе. Чимину это не нравится. Он ненавидит это слово — “фансервис”. Но головой понимает, что это наименьшее зло. Другого выхода у них попросту нет. Они постоянно прокалываются на камеру, потому что не в состоянии контролировать себя постоянно — ни один человек этого не может, каким бы гениальным актером он ни был. А теперь, когда между ним и Чонгуком все серьезно и в перспективе надолго, они будут ошибаться все чаще и глобальней. И пострадают не только сами, но и станут причиной проблем у мемберов и Компании. Чимин в ужасе от того, что ему придется специально “играть” с Чонгуком в любовь на камеру. Но сколько он ни ищет другие варианты, не находит. Хитман прав. Для них это самый оптимальный вариант сохранить и работу, и отношения. — Так что? — спрашивает Хитман, дав им время все обдумать. — Как Чимин-ши скажет, — отвечает Чонгук. Он не перекладывает на Чимина ответственность. Просто по его лицу и взгляду сразу было видно, что он на этот вариант согласен. И только Чимин колеблется с принятием неизбежного решения. — Это точно безопасно? И ни у кого не будет из-за нас проблем? — еще раз уточняет Чимин. — Мы обо всем позаботимся, даже не думай об этом. Это наша работа, а не ваша, — отвечает Хитман. — Мы никогда не дадим вас в обиду. Он мягко улыбается Чимину. Чимин не помнит, чтобы его отец хоть раз смотрел на него так: с гордостью, теплотой и обожанием. С принятием. Принятием Чимина таким, как он есть — со всеми его недостатками и его любовью к Чонгуку. Сердце Чимина сбивается и, словно спохватившись, начинает бешено стучать, все стремительней ускоряясь. Чонгук, чувствуя его состояние, тут же берет его за руку, но поздно: слезы уже чертят влажные дорожки по щекам. Чимин прячет лицо на плече Чонгука, стыдясь своих слез, но остановить их не может. Он истощен не только физически, но и морально. Он варится в этом нескончаемом стрессе уже два года. Он сам не знает, как протянул так долго. И все вдруг закончилось. Не верится. Здесь и сейчас, в этом кабинете, Чимин наконец может расслабиться и ни о чем больше не беспокоиться. И понимает: он не помнит, как это — просто радоваться жизни и наслаждаться каждым днем, проведенным с семьей и любимым. — Вы мои хорошие... — Хитман тронут и не может остаться в стороне. Он встает, обходит стол и обнимает их обоих. Его объятия по-мужски крепкие, горячие и надежные. Он гладит Чимина по волосам и улыбается Чонгуку, похлопывая его по плечу. — Все будет хорошо. Вы отлично справляетесь и справитесь еще лучше. Я желаю вам только всего самого лучшего, только счастья. Я так горжусь вами. Вами всеми, мои мальчики. Чимин вцепляется в рубашку Хитмана и прижимается к нему, пряча лицо у него на плече. Чонгук отстраняется, и Хитман обнимает уже одного Чимина обеими руками. Чонгук трет нос, потому что ему самому хочется пореветь. Не из-за разговора на откровенные темы. А из-за Чимина, который наконец дал волю своим чувствам и отпустил все свои переживания. Чонгук чувствует это сердцем: как сильно Чимин нуждался в том, чтобы взрослый мужчина, считай, их второй отец, поддержал его и сказал, что все в порядке. Что Чимин молодец. Что нет ничего ужасного и предосудительного в том, что он любит Чонгука. И все будет хорошо. Теперь они оба уверены: так оно и будет.