Behind The Scenes

Чимин просыпается от звукового уведомления на телефоне: после приятной короткой трели роботизированный женский голос любезно сообщает о начале прямой трансляции. Чимин со стоном тянется к тумбочке, силясь разлепить глаза, на ощупь находит телефон, включает экран и, щурясь и морщась от яркого света, фокусирует расплывающийся взгляд. Кто-то начал трансляцию в первом часу ночи (время в верхнем углу первое, на что Чимин смотрит). Даже не до конца проснувшись, Чимин почему-то сразу думает на Тэхёна — это он любитель потрепаться с кем-нибудь полночи. Второй злостный нарушитель режима, кого Чимин бы стал подозревать, это вечно полуночничающий и потому недосыпающий Юнги. Но в итоге Чимин, наконец попав в личный кабинет и эфир, видит Чонгука. И, мягко говоря, охреневает от увиденного. Он резко садится в кровати. Мышцы пресса тут же дают о себе знать — надо было вчера меньше усердствовать на тренировке по укреплению кора и не ржать сегодня до упаду весь вечер. Они с парнями разошлись по комнатам всего каких-то полтора часа назад. И Чимин был уверен, что Чонгук тоже отправился на боковую. Но нет. Чонгука после двух бутылок пива, трех стопок соджу и полбокала шампанского, которое в Чимина уже не входило, поэтому мужественно допивать его пришлось Чонгуку (не выливать же — дорогое!, а иначе выветрится), Чонгука потянуло не только поболтать с фанатами и спеть для них пару песен, но еще и потанцевать. И это, блин, парень, которого обычно хрен вытянешь из угла под объективы камер и кто больше года отказывался проводить ви-лайвы в одиночку, всегда пристраиваясь вторым или третьим к кому-нибудь из хёнов. Чаще всего к себе (из жалости, не бросать же сирого и убогого?) его брал Чимин. На Чонгука то, что происходит, совершенно не похоже. Чимин, проснувшись, все еще не верит, что тот стримит добровольно и, что еще более невероятно, ловит от этого кайф. Чимин пристально вглядывается в экран. Пытается в полумраке разобрать, во что Чонгук одет, потому что на первый взгляд отчего-то кажется, что он больше раздет. На нем полупрозрачная пижама, которую ему отдал щедрый Сокджин — он ее купил у какого-то крутого модельера — дизайнерская, жутко дорогая шмотка, которая Сокджину не зашла, а Чонгуку оказалась в самый раз. Чимин не знает, что хуже: Чонгук на ночной незапланированной трансляции в своей эротичной просвечивающей пижаме или вообще нафиг голый. Чимин открывает общий чат группы в Какао (в нем уведомления предусмотрительно отключены) — он уже разрывается от сообщений, текстовых и голосовых. Не один Чимин очнулся среди ночи от сигнала. Другие парни тоже не поленились взяться за телефоны, чтобы выяснить, кто из шести оставшихся претендентов на звание главного мудака года их разбудил. “ты что ему блять налил” — Юнги. “в следующий раз шипучку за чим-чимом чур допиваю я” — Тэхён. “нам нужно его пойти остановить... или... пускай?” — Хосок. “у ребенка должно быть детство” — Сокджин. “Я УБЬЮ ЕГО.” — Намджун. Чимин перестает успевать читать сообщения, которые взбудораженные ночным пробуждением мемберы строчат со скоростью пулеметной очереди — звуковые он даже не слушает, уши могут завянуть от мат-перемата. Вместо этого Чимин возвращается к трансляции, обеспокоившись тем же вопросом, что и Хосок. Чонгук ведь ничего не натворит в прямом эфире, что молниеносно разлетится по всему интернету и останется там навсегда? Количество подключенных пользователей стремительно близится к отметке в полмиллиона, хотя прошло всего ничего от начала эфира. Разница во времени с другими странами делает свое дело. Отчего-то Чимину кажется, что Чонгук своей выходкой перебудил не только их, мемберов, но еще и половину Кореи. С глухим стоном Чимин падает обратно на подушки. Включает прикроватный свет и бездумно смотрит в потолок. Не хочет принимать во всем этом участие — наивно думает сохранить нервные клетки живыми. Но не выдерживает и снова подносит телефон к лицу — хочет увидеть зажигающего Чонгука. Делает звук громче, когда тот начинает петь. У Чимина сразу бегут мурашки по коже. Чонгук несколькими этажами ниже, в звукозаписывающей студии, и Чимина так и подмывает присоединиться к его пижамной вечеринке. Но. Если он это сделает, Намджун точно не поленится встать с кровати и убить их обоих уже не фигурально, а буквально. Мало того, что трансляция может затянуться на несколько часов, как обычно бывает, так еще бухие Чимин с Чонгуком могут отчебучить что-нибудь такое, за что их выгонят нахрен. Чимин решает: лучше не рисковать. Он возвращается в чат. “джин-а, а джин-а” — Тэхёна, как и Чимина, не оставляет в покое приятно неожиданный прикид Чонгука. — “мне мое зрение изменяет или память уже не та но разве это не твоя элегантно дырявая тряпка???” “поди моя” — Сокджин. “я начинаю путаться кто с кем спит” — делает Тэхён жирный намек, каким именно образом пижама Сокджина оказалась на Чонгуке и засветилась полмиллиону фанатов — упс, уже миллиону — в первом часу ночи. “главное не запутайся с кем спишь ты” Чимин читает обмен любезностями между Сокджином и Тэхёном вперемешку с вполне себе красноречивыми стикерами и все-таки решает подать голос, хотя знает, что об этом пожалеет: “с ним сплю я. и спасибо за тряпку, хён. теперь я точно не усну” “ВЫ МЕНЯ БЛЯТЬ С УМА СВЕДЕТЕ” — тут же ожидаемо реагирует на все это безобразие Намджун, и это подливает еще больше масла в огонь. Тэхён и Сокджин расходятся не на шутку, начиная обсуждать не только модную пижаму Чонгука, безбашенно отжигающего в прямом эфире посреди ночи, но и то, как обстоят дела у Чимина и Чонгука на личном фронте — как часто, как долго и меняются ли они местами. Конечно, очень интересно обсуждать взахлеб чужую личную жизнь, когда своей нет. “ИДИТЕ СПАТЬ” — Намджун все еще тщетно пытается остановить сходящую лавину своей мужественной грудью, самоотверженно раскинув руки в стороны. Плачевный итог всем понятен. “мы не можем пропустить халявный соло концерт ДжейКея — это ж событие века” — тут же отвечает Сокджин. — “тебя как отца гордость не распирает?” “меня распирает от желания кого-нибудь отодрать ремнем.” — Намджун непримирим. “он здорово поет, мне нравится...” — робко влезает под раздачу Хосок. “и трахается наверное тоже только посмотрите на эти резвые движения и эти бедра что за белье на нем???” — Тэхёна остановит, наверное, только смерть. Но даже тогда он, скорее всего, будет являться им в виде крайне разговорчивого и озабоченного полтергейста. “белье, которое я не успел с него снять.” — Чимин знает, что фееричное появление Чонгука на трансляции еще не скоро отпустит не только фанатов, но и мемберов, а потому не питает ложных надежд, что если притворится спящим, все как-нибудь само собой рассосется. — “Тэ, не забудь подчистить всю переписку, потому что лайв рано или поздно кончится, а Гукки не поленится это все прочитать” “пусть читает и наслаждается” — Сокджин. Чимин без труда представляет, как он сейчас гиенится в своей комнате, предвкушая бурную реакцию младшего. Ножками аж дрыгает. “я все еще хочу узнать кто и что с ним сделал??? у него приход или подселение???” — Тэхён озвучивает мысль, которая крутится в головах всех мемберов. Чонгук последний, от кого можно было ожидать подобного экспромта. Что еще более странно, в данном конкретном случае Чимин не имеет к произошедшим с Чонгуком метаморфозам никакого отношения. Они с Чонгуком целомудренно поцеловались на прощание на пороге комнаты Чимина, пожелали друг другу спокойной ночи, и Чонгук ушел к себе, пьяный, растрепанный, босой и счастливый. Сказал, что в душ и сразу спать. Чимин ему поверил. А зря. Что теперь делать с Чонгуком, ушедшим в отрыв, Чимин понятия не имеет. Ему остается только быть наблюдателем и, как и остальным, смотреть лайв и охреневать все больше по мере развития событий. Чонгук забывает свои партии и хореографию, но его это не смущает — ему чертовски весело. Он охотно отвечает на вопросы в чате, треплет свои мокрые после душа волосы и увлеченно выискивает новую песню, чтобы затмить своим импровизированным кавером оригинал. Ничего предосудительного Чонгук не делает. Но ему и не нужно. Хватает того, какие у него скулы розовые — и это не от бешеных плясок, шампанское точно было лишним, — и во что он, сука, одет. Чимин еще ни разу не видел Чонгука в этой пижаме. Обычно Чонгук занашивает старую до дыр, прежде чем с неохотой расстаться с застиранной, растянутой и потертой любимой шмоткой и напялить на себя что-то новое и приличное. В данном случае, крайне неприличное. Чимин не может остановить себя, когда представляет, как пощупает эту пижаму — ощутит под ладонями, как холод и гладкость легкой ткани сменяются участками теплой, бархатной кожи. Чимин точно засунет свои шаловливые пальчики в эти дизайнерские дырки — и никто его не остановит, даже Намджун с косой. Не будь это прямой эфир, Чимин бы так и сделал. Чимин невольно улыбается, глядя на Чонгука. Тот выглядит таким счастливым — ему нравится то, что он делает, даже если выступать приходится перед воображаемой аудиторией. И без сценического образа, продуманного выступления, освещения, сцены, профессионального звукового оборудования — Чонгук великолепен. Сердце Чимина ускоряется с каждым ударом, и он выпадает из реальности на оставшиеся полчаса, пока Чонгук не решает (раз уже третий или четвертый, но в этот наверняка!) закончить эфир. Чимин подрывается с постели. На ходу чудом успевает найти сандалии и уже выбегает в коридор. Ему нужно успеть до студии раньше, чем туда придет озверевший Намджун, а то еще и Юнги решит проверить, не накосячил ли что Чонгук в настройках его рабочего компа. Чимин должен успеть спасти Чонгука любой ценой. Дверь в студию не заперта: Чимин влетает без стука, и Чонгук от неожиданности вздрагивает, резко обернувшись. И тут же улыбается от уха до уха, поняв, что перед ним Чимин. — Я почти закончил, — говорит он. — Ты закончил, — сообщает ему Чимин и хватает Чонгука за руку, крепко взяв за горячее запястье. Он тянет его со стула, и растерявшийся Чонгук ему уступает, давая поднять себя на ноги. — Но я еще не загрузил… — пытается объяснить он, что ему еще нужно время, чтобы выйти из системы и выключить комп, но как раз времени у них нет. Если столкнутся с кем-нибудь из разбуженных и заведенных мемберов в дверях, случится апокалипсис. — Потом. Быстрее. — Чимин тащит Чонгука за собой с такой поспешностью, словно в здании пожар и объявлена срочная эвакуация. Они сворачивают не к лифтам, а к лестницам, и как раз вовремя: из лифта выходит Намджун в длинном махровом халате и мягких тапочках. — Эй, вы! — кричит он им, угрожающе показывая пальцем в их сторону, а другой рукой придерживая расходящиеся края халата — в привычном хаосе в своей спальне не сумел отыскать пояс, пришлось идти так. — А ну стоять! — Бежим, — выдыхает Чимин, и они с Чонгуком, хохоча и держась за руки, улепетывают к лестницам. В дверях им приходится друг друга отпустить, чтобы вписаться в узкий проем, и им в спины летят витиеватые угрозы от Намджуна, который пытается их догнать. Он пострашнее любой толпы фанатов в аэропорту будет: настигнет — кранты, и охрана не спасет. От быстрого подъема вверх по лестницам на два пролета у Чимина сбивается дыхание — или, возможно, потому, что рука Чонгука в какой-то момент оказывается у него на талии и крепко обнимает. Он увлекает Чимина за собой в другую сторону от их спален, в одной из которых можно было бы забаррикадироваться и спрятаться, избежав расправы. Чимин не сопротивляется: всего одного касания достаточно, чтобы лишить его воли и разума. Голова отключается моментально, и Чимин даже не удивляется тому, что Чонгук решает завести его в темную гардеробную — видимо, из расчета на то, что здесь их точно искать не станут. Чонгук запирает дверь, но не включает свет. Не успевает, потому что руки Чимина уже оказываются у него на груди, скользят по невесомой, шелковой ткани к плечам, ложатся на них, обвивают шею Чонгука, и Чимин тянет его к себе. Рефлекторно руки Чонгука тут же ложатся ему на талию — точно знают, где им нужно быть — и притягивают Чимина ближе. Чимин льнет к разгоряченному после целого часа плясок Чонгуку всем телом, вдавливая его своим весом в дверь, и Чонгук тихо и пьяно смеется ему в лицо. — Я разбудил тебя, извини… — бормочет он, не спеша Чимина целовать, как и тот не набрасывается на Чонгука, как голодный хищник на кусок мяса. Оба хотят нагулять аппетит и сполна насладиться незапланированным ночным десертом. А ведь, между прочим, они клятвенно обещали, что лягут спать сразу после попойки, не будут зависать в телефоны и уж точно друг с другом, потому что тогда они не лягут спать до утра, пока не наболтаются, не нацелуются, не наобнимаются и не насытятся. И где они оба в итоге? — Это было… неожиданно приятное пробуждение, — шепчет Чимин в ответ. Он едва различает в темноте черты лица Чонгука, но отчетливо видит его бездонные черные глаза — и снова тонет в них, как несколько часов назад. — Но будь я в полиции нравов, мне пришлось бы тебя арестовать и вынести серьезное наказание... Бедные наши фанатки, как уснуть после такого? Чонгук снова тихо смеется, польщенный и довольный собой. — Это была импровизация, — честно признается он. — Я в студию вернулся вообще за флешкой своей… Сам не знаю, зачем я вдруг решил врубить лайв. Что-то внезапно пошло не так. — Все так. Ты всех завел… Особенно меня. Чимин вплетает пальцы во влажные волосы Чонгука, наконец реализуя потребность, которую испытывал с самого начала прямого эфира, увидев Чонгука с распущенными волосами. Чимин такая тряпка… Вообще не в состоянии контролировать себя. Что еще хуже, он даже не пытается. Он вроде как дал слово, что они эту ночь проведут порознь, а сам уже целует Чонгука, горячо и влажно. Краем сознания оценивает, до чьей комнаты ближе, но не проходит и минуты, как он отчетливо понимает, что уже ни до какой кровати не дойдет — и даже будет против, если Чонгук вдруг вызовется взять его на руки и отнести. Чимин не хочет терять время и запал. Он не знает, как утром сможет, не краснея и не сгорая со стыда, смотреть невыспавшимся мемберам в глаза после того, как оботрет голой задницей все шкафы в общей гардеробной и в итоге финиширует уже целиком голым на тумбе для обуви — и сам откинется, ложась на нее спиной и утягивая податливого Чонгука за собой. Хоть тот и говорил на лайве, что устал плясать, сейчас, как это обычно бывает, у него внезапно открывается второе дыхание. Чонгук такой голодный, словно это не они только сегодня утром в душе задержались на полчаса дольше, чем было бы прилично, запершись там вдвоем. А когда вышли, ни у кого из мемберов даже вопросов не возникло, чем именно они занимались. Последняя связная мысль, которая Чимина посещает, — это как можно аккуратней снять с Чонгука его дорогие шмотки. До этого дня у Чимина не было никаких фетишей на одежду. Что ж, теперь есть. И задача одна: успеть купить пару запасных пижам до того, как все скупят фанаты — на всякий случай, если вдруг случайно порвется. Чимин не знает, волшебная эта ажурная тряпка или нет, но он уже на нее молится. Она творит с Чонгуком чудеса, а Чимина лишает воли, стыда и совести. Чимину и Чонгуку обоим хорошо как никогда.