Behind The Scenes

Чимин впервые дарит Чонгуку подарок с тайным умыслом. Покупает для него самую мягкую-премягкую толстовку из плюша. Долго выбирает, мечется между цветными и черной (чтобы Чонгуку наверняка понравилась) и в итоге останавливается на лиловой. Не удержался. Теперь Чимин от своего подарка не отлипает: попросту не может ни разжать рук, ни оторваться щекой от пушистого Чонгука — такого мягкого, уютного, теплого. Зарывается лицом в его плечо и гладит, гладит, постоянно гладит, и нервы первым сдают у Тэхёна: — Чихёна ради, хватит его надрачивать, — молится он. Тэхён может и в своей комнате валяться, но предпочитает делать это в общей гостиной. — Не завидуй. — Сразу понимает причину его недовольства Чонгук. Он-то как раз всем доволен. И даже не жалуется на то, что от не сходящей с лица весь день улыбки уже сводит скулы. Они с Чимином тоже могут обниматься в комнате, но торчат в гостиной, досматривая матч. — Как тут не завидовать, — сетует Тэхён. — Мне Чим-Чим такие классные штуки никогда не дарит. А я, может, тоже хочу себя чувствовать мишкой Тедди, чтобы меня все тискали и обожали. Чонгук насмешливо смотрит на страдающего Тэхёна, развалившегося с ногами на соседнем диване. Чимин сопит Чонгуку в шею, уже целиком забравшись к нему на колени и запустив пальцы в густой искусственный мех на спине. Господи, соскочить бы вовремя… Хотя зачем? — Тебя и так все обожают. Хочешь, чтобы я тебя потискал? — предлагает Чонгук. — Нет, — наотрез отказывается Тэхён. Помнит еще, как Чонгук его последний раз тискал — так сжал, что синяки на ребрах на следующий день проступили. Чонгук не хотел, но увлекся. Потому что Тэхён одновременно такой милый и такой бесячий, что хочется его затискать до смерти. — Ну что, еще раз пить за твое здоровье мы не будем? Давайте выпьем тогда за здоровье молодоженов. — Тебе бы только бухнуть, — вступает в диалог Чимин. — А что еще мне остается? — тянет Тэхён. — Все приличные парни уже заняты. — Уверен, с приличным тебе было бы скучно. Выбирай самого неприличного, чтобы наверняка. — Ты тоже уже занят. — Засранец, — смеется Чимин, и Чонгук тоже. — Хочу шампанского. — У меня в комнате есть бутылка, — говорит Чонгук. — Пикапер уровня бог, — подъебывает его Тэхён, и ему в голову сразу прилетает подушка — у Чонгука отменная реакция. — Ммм… большая? Полная? — мурчит Чимин, который, конечно же, ведется на непристойное предложение. Чонгук, его комната, бутылка шампанского… что еще Чимину для счастья надо? — Переполненная до краев и уже готовая взорваться, — насмешливо отвечает Чонгук, уловив игривые нотки в голосе Чимина, и тот довольно хихикает в ответ. Вот любит же все эти пошлые намеки. Тэхёна аж коробит: — Фу, вы отвратительны. Оба. — Не завидуй, — в один голос говорят ему Чимин и Чонгук и начинают ржать. Тэхён глядит на них крайне осуждающе. — Ты ж все третьим к нам набивался, — весело замечает Чимин, лукаво глядя на недовольного Тэхёна. — Все, уже передумал? — Я с извращенцами не вожусь, — заявляет Тэхён, скрещивая руки на груди. Помнит еще угрозу двойного проникновения. — Только посмотрите на себя. Я уже не помню, когда вас хоть раз видел порознь. Вы в принципе друг от друга отлипнуть на пять секунд хоть можете? — Зачем? — не понимает Чимин, трясь щекой о мягкую шерстку толстовки на твердой груди Чонгука. — Вы и в туалет вместе ходите? — начинает подозревать неладное Тэхён. Чимин сначала прыскает, а потом палевно краснеет, вспоминая номер для молодоженов. Чонгук думает о том же. И о том, что уже давно хочет предложить Чимину купить апартаменты или дом, переехать и жить вместе, но никак не решается. Ему кажется, он торопит события. Что этим решением еще больше усложнит им жизнь. И на работу ездить будет вообще нереально — это же придется каждое утро вылезать из кровати, где есть Чимин. Чонгук к такому ежедневному подвигу вообще не готов. Если получит Чимина, всего и только для себя, он ж конкретно забьет на все. И Чимина из дома выпускать не будет. Из постели — может быть. — Все, я от тебя отлипаю, — мужественно принимает самое непростое решение в своей жизни Чимин и действительно хочет от Чонгука отстраниться (а так не хочется!), но тот реагирует раньше. Подхватывает Чимина под спину и колени и встает вместе с ним с дивана. Подбрасывает его, перехватывая удобнее, и Чимин обнимает его за шею — уже так привычно, само собой получается. — Даже шафером на свадьбу не позвали, — бурчит Тэхён, наблюдая за ними исподлобья. — Так свадьбы еще не было, — не понимает Чонгук. — А вы планируете? — тут же интересуется Тэхён, нездорово оживившись. Чонгук быстро смотрит на Чимина. Может, конечно, Тэхёну ответить, но эта тема, над которой лучше при Чимине не шутить. — Ты будешь первым, кто о ней узнает, — обещает Чимин Тэхёну, беззаботно болтая босыми ногами. Уже давно не переживает, что Чонгуку тяжело. Чонгуку вообще лучше всех. Тэхён, получив ответ, который его полностью устраивает, сменяет гнев на милость: — Ладно, идите уже, смотреть на вас тошно, такие все сюси-пуси. Слышь, Чонгук-а. Сделай одолжение, отшлепай его там за меня, посильней только, от души, чтоб смачный такой красный след остался. С обеих сторон. — Эй! — Если бы Чимин не сидел у Чонгука на руках, точно бы Тэхёну за такое накостылял. — Не нарывайся, если не хочешь, чтобы я сам тебя в порыве страсти отшлепал. — А у тебя сил-то хватит? И Чонгука всю ночь ублажать, и меня потом. — Так, все, мы пошли, — говорит Чонгук, который чувствует, что Чимин вот-вот сорвется и вырвется, а допускать этого категорически нельзя. Он поворачивается лицом к выходу и спиной к Тэхёну, и Чимин поверх его плеча продолжает испепелять ухмыляющегося Тэхёна убийственным взглядом. — Он такая заноза в заднице! — восклицает Чимин, когда Чонгук, покинув гостиную, идет вместе с ним по коридору к своей комнате. — Как под кожу залезет — хрен вытащишь. — Да он шутит… — Да он издевается! — Не кипятись, — примирительно произносит Чонгук и быстро целует Чимина в щеку. — Лучше помоги мне открыть дверь. Проще Чимина опустить на ноги и сделать все самому, но Чонгук не ищет легких путей. Чимин идет у него на поводу. Неохотно вытаскивает одну руку из волос Чонгука, которые уже во всю наглаживает, и опускает ручку. А потом даже включает свет и закрывает дверь на замок. Чонгук относит Чимина на кровать. Кладет его на подушки — Чимин довольно улыбается — и идет искать припрятанную в шкафу бутылку шампанского. Она осталась с позавчерашней попойки в честь его дэрэ, а поскольку, как обычно, срач за всеми убирал Чонгук, почетный именинник, он нашел её, закатившейся под стол. Не стал оставлять на общей кухне, а отнес к себе. Думал, когда опять соберутся, ее выставит, но раз уж Чимину хочется… Они ее нагло освоят на двоих и никому не скажут. — За бокалами сходить? — спрашивает Чонгук. — Так пойдет. — Чимин не хочет, чтобы Чонгук куда-то уходил. А то еще опять с Тэ языками зацепится или на кухне встретит кого из парней, а Чимину тут лежать и изнывать от желания поскорее расправиться и с бутылкой, и с Чонгуком. — Гукки. — А? — Чонгук занят тем, что открывает им бутылку. Чимин томно наблюдает за ним, играясь с сережками в ухе, с королевским видом возлегая на чужой кровати. — Может быть, ты что-нибудь хочешь? — мягко спрашивает Чимин, склонив голову на бок и кокетливо рассматривая Чонгука. — Чтобы я что-нибудь сделал? Для тебя? С тобой? Чонгук замирает. Судорожно соображает. День рождения был позавчера — и Чонгук уже получил все, что хотел (и даже больше). Не считая, конечно, того, что Чимин под ним ничего не кричал, потому что они капец как устали после концерта и тупо отрубились каждый в своей комнате, отправив в свой чат по сердечку. Даже на то, чтобы нормально спокойной ночи пожелать, сил уже не осталось. Вчера же были вечерние съемки, они поздно вернулись, и, может, у них мелькала мысль, что неплохо бы переночевать в одной комнате, но в итоге оба выбрали сон — Чимин так и вовсе до обеда. Понятно, почему ему теперь спать не хочется, и вместо этого тянет на поиски приключений на одно место. И Чонгук, в общем-то, совсем не против ему эти приключения организовать. Только, пожалуйста, без шлепков по заднице — до красных следов точно. Последнее время Чимин все чаще нарывается, но Чонгук пока не ведется. Ему не нравится делать Чимину больно, даже если тот этого по каким-то причинам хочет. Чонгук может быть с ним несдержан, но никогда жесток или груб. Чимина легкая боль от укусов (за соски особенно) или от проникновения без тщательной подготовки заводят, но злоупотреблять таким не хочется. В Чонгуке нет ни намека на желание сделать с Чимином что-нибудь плохое. Он все еще хочет делать ему только приятно — и еще приятней по возможности. — Хочешь, чтобы я тебе озвучил какое-нибудь безумное желание? — спрашивает Чонгук. Тянет пробку, и она выходит из бутылки с громким хлопком, с легким дымком и без пены — Чонгук совершенствует свое мастерство. Чимин тут же ведет носом по воздуху, учуяв кисловатый аромат, и облизывается. — Если оно у тебя есть, — хищно улыбается он и протягивает руку. Конечно же, за шампанским, а не к Чонгуку. Чонгук подходит и отдает Чимину бутылку. Сам выпьет, наверное, пару глотков за компанию, но не больше. Шампанское совсем не его тема — от этих пузырьков внутри мерзко щекотно и в носу щиплет. А Чимина с этого прет. Он тот еще извращенец. И Чонгуку это, господи прости, нравится. — Раздевайся, — говорит Чонгук. — Так сразу? — тихо смеется Чимин, успев сделать глоток, но послушно отставляет бутылку на прикроватную тумбу и садится. Поднимает руки над головой и просит: — Помоги мне. Чонгук укоризненно цокает языком — даже это сам сделать не может, — но стягивает с Чимина через голову его футболку. Чимин встряхивает растрепанными волосами и развязывает шнуровку на домашних бриджах. С ними он справляется сам: ложится обратно и, приподняв бедра, стягивает бриджи вместе с трусами — а чего тянуть? Чонгук помогает ему, сняв одежду со щиколоток, и бросает на компьютерное кресло. — Что дальше? — игриво интересуется Чимин, лежа перед Чонгуком абсолютно голым, но совершенно этого не стесняясь. Чонгук скользит задумчивым взглядом по его телу, обводя каждый изгиб и выступающий рельеф мышц, и думает, сразу к десерту приступить, пропустив основное блюдо, или все-таки подождать и нагулять аппетит. — Я придумал, что хочу с тобой сделать, — говорит Чонгук, и от его коварно-предвкушающей улыбки у Чимина тут же тяжелеют и поджимаются яички. Ох, иногда он рискует, играя с огнем, но оно всегда того стоит. — Но давай для начала выпьем. Чонгук хочет Чимина немного помучить и чуточку подразнить. Присаживается рядом на кровать. Чонгук такой большой, лиловый и пушистый, Чимин тут же садится и снова его обнимает. Кайф. Чистый кайф: прижаться обнаженной кожей к этому бархатному меху, который так быстро нагревается от контакта с его телом. Чимин льнет к Чонгуку еще ближе и уже целует его в шею — в любимую родинку слева, которая всегда его ждет. — Тогда я первым сделаю с тобой то, что хочу, — жарко выдыхает он в ухо Чонгука и толкает его в грудь. Чонгук падает спиной на кровать и привстает, чтобы видеть, как голый Чимин уверенно перекидывает ногу через его бедра и садится сверху. Чонгук, порабощенный и безвольный, падает обратно и резко выдыхает. Он даже не пил, но его уже ведет. Чонгук кладет руки на бедра Чимина — восхитительные — гладит и мнет их, упиваясь ощущением упругой плоти и шелковистой кожи. Чимин дает ему время насладиться и смещается дальше вниз. Задирает толстовку, но не снимает ее (у кого-то очередной фетиш на одежду). Широко гладит напряженный живот Чонгука, делая ему массаж — водит большими пальцами по четким очертаниям идеального пресса, спускаясь к косым мышцам. И наконец развязывает завязки на спортивных штанах. У Чонгука уже стоит, и Чимину это приятно льстит, потому что его хотят всегда, что бы он ни делал и как бы ни выглядел. Чимин бросает на Чонгука хитрющий взгляд и полностью избавляет его от нижней части одежды. Чонгук хочет и толстовку снять, потому что в ней уже жарко, но Чимин грозит ему пальцем, говоря “нельзя”. Чонгук послушный и хороший мальчик, поэтому подчиняется. Он понятия не имеет, что Чимин задумал и что будет дальше. Но даже богатое воображение Чонгука, разыгравшееся на полную катушку, не смогло представить то, что Чимин на самом деле собрался сделать. Чимин прогибается в пояснице и тянется обратно за шампанским. Чонгук успевает почувствовать легкий укол разочарования, что его снова предпочли алкоголю. Но Чимин к бутылке не прикладывается. Слезает с Чонгука и ложится рядом, оставаясь ниже его пояса. Делает глоток шампанского — из горла. Но не проглатывает. Смотрит на Чонгука шаловливо, растягивая пухлые и влажные губы в загадочной улыбке, и медленно наклоняется вниз. Прижимается ртом к головке члена Чонгука. Это секунды, а у Чонгука уже останавливается дыхание. Он глядит на Чимина во все глаза, не веря, что тот… Чонгук забывает, о чем только что думал. Чимин проталкивает головку между своих плотно сомкнутых губ, и пузырьки газа тут же соприкасаются с чувствительной слизистой. Чонгука бросает в жар, в дрожь, его лихорадит, он задыхается, не справляясь со своими ощущениями, а Чимин уверенно продолжает. Насаживается на его член плотней и глубже, не давая игристой жидкости сразу вытечь. Обводит головку языком, еще немного ждет, пока пузырение не стихнет, и проглатывает шампанское. Выпускает пульсирующий, покрасневший и налитый кровью член и слизывает подтеки игристого вина со ствола, спускаясь к яичкам… Чонгук громко стонет, комкая в пальцах покрывало — он похерен для этого мира навсегда. Чимин не оставил ему ни единого шанса вернуться обратно. У Чимина в руках полная бутылка, и Чонгук уже представляет, сколько будет длиться эта пытка, пока Чимин полностью не насытится. Лишь бы подольше… Чимин повторяет этот фокус с шампанским несколько раз. Где он, черт возьми, это подсмотрел? Когда он, господи спасибо, этому научился? Чимин пробует разные варианты: и брать за щеку, и одновременно сосать, создавая волны, и заглатывать член вместе с шампанским. Чонгука, конечно же, надолго не хватает, и Чимин его больше не мучает. Не глядя ставит бутылку на тумбочку, а сам возвращается к призывно ждущему его члену. Он уже точно знает, что ему делать. Чонгук в принципе такой чувствительный, что и стараться особо не нужно, но Чимин выкладывается на совесть — он во всем такой. И в сексе тоже. — Мин-а… — стонет Чонгук его имя, судорожно хватая за волосы и больно дергая за пряди, но Чимин ему это прощает. Не видит лица Чонгука: его дугой выгибает на кровати, но слышит его сорванные стоны, когда он кончает и изливается ему в рот. Чимин проглатывает все и тщательно вылизывает член, чувствуя кисловатый привкус шампанского. Пьяно улыбается абсолютно ошалевшему лицу Чонгука и его расфокусированному взгляду и перебирается к нему обратно на грудь, ложась сверху. Какая же классная толстовка. Как жаль, что на Чонгуке такая же волшебная сиреневая шерсть не растет… Окей, Чимин признает: он пьяный. Но не из-за шампанского, которое выпил всего ничего, а из-за Чонгука. Чимин ни дня не просыхает уже больше двух с половиной лет. — Ты что-то хотел со мной сделать? — бормочет Чимин в подбородок Чонгука — его грудь под Чимином ходит ходуном. Бедный Чонгук, никак в себя не придет и не отдышится. Чимин ему не помогает, притираясь всем телом. Чонгук чувствует его эрекцию своим бедром, и это единственное, что его сейчас волнует. С этим точно нужно что-то делать. — Завязать тебе глаза, связать руки и привязать к кровати, — хрипло выдыхает Чонгук. — И любить тебя до тех пор, пока ты не начнешь молить о пощаде. Чимин тут же предвкушающе облизывается: — Кляп вставлять не будешь? — Конечно нет, я хочу слышать все твои стоны. Вставлю только член. Чимин ответить не успевает: Чонгук уже переворачивается и подминает его под себя. Все-таки снимает с себя толстовку, но Чимин совсем не против: он жадно проводит глазами по его телу, а следом за взглядом уже скользят руки. Чонгук целует Чимина так, словно хочет или наказать, или задушить. Еще ничего не происходит, а Чимин уже стонет. Хорошо, что ему завтра не петь. Он уверен, что к утру точно осипнет — Чонгук постарается. Он настроен отыграться решительно как никогда. Наконец Чимин нашел ту игру, которая Чонгука увлекает и заводит больше, чем эти дурацкие виртуальные игрушки. Чимин к ним ревновал, но больше нет. Он обнимает Чонгука за шею — тот полностью в его власти. Но Чонгук думает иначе. Это Чимин сейчас в его власти, только этого еще не осознает. Чонгук перехватывает его руки, заводит их за голову и, скрестив запястья, прижимает к кровати. Крепко держит, хоть Чимин и не думает вырываться, и коленом раздвигает его ноги. Удобно устраивается между ними, и Чимина уже всего ломает от того, как медленно все происходит. Но умолять Чонгука быстрее насадить его по самые яйца он не пробует: еще помнит, что обещал не сдаваться до последнего. Чимину интересно, кого из них дольше хватит: чьи же моральные принципы и яйца окажутся крепче? И Чимин даже почти не злится, когда опять приходится тормозить из-за того, что нужна смазка, а за ней нужно тянуться к тумбочке. Чимин взращивает в себе ангельское терпение и целует Чонгука, куда дотягивается. — Хочу сразу, — выдыхает Чимин, как только Чонгук открывает флакон. — Мин-а… Они уже много раз это обсуждали. И Чонгук (тщетно) пытался убедить Чимина, что так не делается. Он, блин, не хочет его порвать. Но Чимин до сих пор не принимает до конца тот факт, что в их случае подготовка необходима — хочет Чимин этого или нет, на это придется тратить время каждый раз, как им приспичит, пускай даже по-быстренькому. — Трахни меня. Сейчас, Гукки. Чонгук ненавидит это слово. Потому что оно на него действует. Как и все последующие слова, когда Чимин ему рассказывает, как сильно он хочет член Чонгука внутрь и что произойдет дальше. Чонгук будет себя утром презирать за то, что он такой подкаблучник (весь в папу, так что даже не стыдно), но переворачивает борзого Чимина на живот и рывком ставит на четвереньки. Не удерживается и все-таки шлепает его по бесстыжей заднице. Чимин охает, а потом смеется — ему это нравится, мелкому негоднику. Тэхён — вот кто знает Чимина пугающе хорошо. Поэтому, наверное, Тэ единственный, кто Чимина из себя выводит играючи и легко, как по щелчку пальцев. — Не плачь мне завтра, что не можешь встать с кровати, — хрипит Чонгук и, щедро вылив смазки и на копчик Чимина, и на свой член, приставляет головку к непроработанному и совершенно точно не готовому принять его входу. Смех Чимина превращается в долгий, протяжный стон. Чонгук крепко держит его обеими руками за талию — пальцы давят сильно, до белых следов на коже — и методично насаживает на свой член миллиметр за миллиметром. Помогает бедрами, подаваясь навстречу, и преодолевает сопротивление тугих мышц. Проскальзывает внутрь до конца, и Чимин еще дышит, но даже не стонет. Его ноги дрожат, как и он весь. Чонгук тоже дрожит, хоть этого не замечает: он целиком и полностью поглощен тем, как сильно узко и жарко внутри Чимина. Пробирает насквозь. Чонгук, выдохнув, наклоняется к Чимину. Прижимается к спине, обнимая снизу под живот, и берет скользкими от смазки пальцами за член, проверяя его твердость. Не обмяк, но Чимину точно больно, и Чонгук компенсирует ему это поцелуями и ласками. Чимин отвечает приглушенными стонами, которые становятся выше, стоит Чонгуку усилить давление пальцев на члене и увеличить темп. Он сам начинает двигаться, только когда сведенные от напряжения мышцы на спине Чимина расслабляются. Чонгук все еще не спешит его отпускать и толкается максимально глубоко с минимальной амплитудой. Чимин трепещет. — Все еще хочешь, чтобы я тебя трахнул? — шепчет Чонгук ему на ухо и берет его в рот. Для Чимина это его предел — его разрывают на части ощущения, эмоции и чувства, накаляющиеся внутри. Он вот-вот взорвется. И эти слова, и этот влажный поцелуй в ухо, так хорошо Чимину знакомый, срывают его и так протекающие тормозные шланги. — Да, дада, — выдыхает он, подтверждая свое желание. Чимину плевать на последствия. Он хочет этого. Хочет Чонгука здесь и сейчас — так безумно, как тот готов его взять. Чонгук выпрямляется, чтобы видеть, что происходит внизу. Если появится кровь, он сразу остановится. Он Чимину подыграл, но контроль над собой не терял ни на секунду. Чонгук чувствует ответственность — как ни странно, большую, чем Чимин по отношению к самому себе. Может быть, как раз поэтому, зная, что у Чимина есть с этим проблемы, Чонгук думает в первую очередь о нем. Даже когда думать не просто сложно, а физически больно. Чимин же вообще ни о чем не думает. Особенно о том, чтобы подавлять свои стоны. Ему хорошо, и он не стесняется это показывать. Он под Чонгуком еще не кричит, но уже очень близок к этому. Спасибо, что они переехали в новую общагу, с отличным евроремонтом в комнатах на принадлежащим им целиком этаже (никаких посторонних), и с качественной звукоизоляцией. В комнате Чонгука она особенно плотная. Будто Хитман заранее предполагал, что упражняющийся в пении Чонгук может мешать своим соседям спать. Чимин надеется, Хитман не думал, чем они тут могут на самом деле заниматься по ночам. Чимин хватается за изголовье, проскальзывая под бешеным напором Чонгука и ища какую угодно точку опоры. Чонгук обороты не сбавляет, потому что уже один раз кончил, а чтобы сделать это во второй, ему требуется больше времени и усилий. Чимину же нужно всего ничего — и он успевает кончить трижды, прежде чем Чонгук заканчивает. Он спускает часть внутрь, а потом выходит из едва живого Чимина и, додрочив себе рукой, забрызгивает спермой его поясницу и копчик — просто потому, что хочет, а Чимин сейчас в том состоянии, когда на все согласен. Чимин поворачивает голову, чтобы видеть лицо Чонгука, а не только слышать его стоны. Он чувствует странное удовлетворение от того, что все-таки его заездил: Чонгук растрепанный, вспотевший (весь блестит, как натертый маслом, и вены восхитительно выступили под кожей) и выглядит уставшим больше, чем обычно. Тем лучше будет спать. — Пометил меня? — спрашивает он, сильнее прогибаясь в пояснице — прекрасно представляя, какой вид открывается Чонгуку. И как сильно Чонгуку нравится то, что он видит. — Хочешь, чтобы я тебе оставил след своих зубов на попе? — Чонгук действительно поглощен любованием тем, что натворил. И совесть почему-то молчит — охрипла кричать, наверное, как и Чимин. — Или отпечаток ладони? Чимин хмыкает и, перестав дразнить Чонгука, наконец заваливается на кровать. Вытягивает дрожащие ноги и убирает с лица мокрые волосы. Пропотел он знатно: будто марафон пробежал на время. Чонгук снова роется в тумбочке — в этот раз в поисках влажных салфеток. Вытирает сначала себя, давая Чимину время отдохнуть, после чего ухаживает за ним. Чимин позволяет ему это делать и только тихо постанывает от все еще слишком большой чувствительности. — Ляг со мной, — просит он, когда Чонгук заканчивает приводить их обоих в порядок. Чонгук слушается. Ложится на бок, прижимается к спине Чимина и крепко обнимает его поперек груди. Просовывает ногу между его бедер, чтобы быть еще ближе, и у Чимина впервые мелькает мысль, лишь бы у Чонгука опять не встал. Чимин закончил на сегодня с экспериментами над собой — он успел ощутить, что близок к грани где-то после третьего оргазма. Но это его, ясное дело, не остановило. Какое-то время они лежат молча. Чимин вяло размышляет о том, сколько времени прошло и отвалили ли все парни спать, чтобы спокойно воспользоваться ванной. Но потом понимает, что у него на это тупо нет сил, и влажных салфеток вполне достаточно, чтобы чувствовать себя достойно и комфортно. Встать все равно придется, конечно, чтобы сбросить покрывало. У них теперь есть собственная прачечная на цокольном этаже, в которой Чонгук частый гость — это его святая святых. Никто уже давно не удивляется Чонгуковскому бзику на чистоте, поэтому даже вопросов не задают, зачем Чонгуку так часто стирать вещи и постельное белье. Чонгук нарушает тишину первым: — Хочу смотаться завтра в Пусан туда и обратно одним днем… Я хочу, чтобы ты поехал со мной. Найдешь время? Он спрашивает только ради приличия. Он знает, что у Чимина всегда найдется на него время. Как и у Чонгука всегда есть время на Чимина. Другой вопрос, хочет ли Чимин поехать. — Чонгук-а… Это твоя семья, — осторожно начинает Чимин, но Чонгук его нетерпеливо перебивает: — Мы теперь одна семья. А если ты переживаешь из-за нас… Они знают. Я им сказал. Чимин замирает. Потом резко поворачивается в руках Чонгука и смотрит на него. Словно вмиг забыл родной язык, не понимает (или очень хорошо понимает), о чем тот говорит. И с Чимином этот ступор случился не потому, что его трахали без остановки двадцать минут подряд. — Ты им сказал? — переспрашивает Чимин, и голос не слушается. Но это от глубокого минета, конечно же, и беспрерывных стонов. — Я сказал им, что люблю тебя. И что мы вместе, — спокойно произносит Чонгук, и это звучит так дико из его уст, что у Чимина начинает кружиться голова. Но это, ясное дело, из-за шампанского и трех крышесносных оргазмов. — А ты не подумал меня спросить? — Чимин выбирается из объятий и садится. Чонгук напряженно на него смотрит. Понимает, что что-то не так, но причины пока понять не может. — О чем спросить? — Хочу ли я, чтобы ты рассказывал о нас своим родителям? — Почему я должен от них это скрывать? — хмурится Чонгук. — Они мои родители, а не посторонние люди. Парням мы сказали. Даже Шихёк-хён знает. Почему я не мог сказать маме с папой? Ты думаешь, им нельзя доверять, или что? — Господи… — Чимин хватается за голову. Начинает осознавать весь масштаб катастрофы. Хочется умереть сразу, чтобы не переживать эти стыд и позор. — Как я им теперь в глаза смотреть буду… — Чимин! — Чонгук начинает сердиться уже по-настоящему. Резко садится и крепко берет Чимина за плечи. Пока еще сдерживает желание его встряхнуть. — Я им все сказал еще в тот раз, когда мы поехали в Пусан. Они давно знают. И ты уже смотрел им в глаза, а они смотрели на тебя. И как ты помнишь, они были рады тебя видеть и пригласили снова к нам домой. Ничего не изменилось с тех пор. Чимин глядит на Чонгука широко распахнутыми глазами, пребывая в глубоком шоке. Выходит, родители Чонгука уже как полтора года знают об их отношениях?.. И в тот раз, когда Чимин гостил у них дома, они были в курсе, что Чимин не просто друг их сына? — И они… не против? — голос совсем сипит, и Чимин сглатывает. — Конечно, они не против, — еще больше хмурится Чонгук. Когда между его бровей залегает эта глубокая складка, у Чимина сладко екает внизу живота. Ему нельзя видеть Чонгука таким: сразу хочется лечь и раздвинуть для него ноги… Чимину категорически нельзя пить — столько глупых мыслей в голове, когда они обсуждают такую серьезную тему! И словно еще не натрахался. Ему когда-нибудь будет Чонгука достаточно? Бесполезно отвечать на риторические вопросы. — Они понимают, что мы это не афишируем, поэтому не задают никаких вопросов, только тактично каждый раз интересуются, как у тебя дела, как ты себя чувствуешь и не нужна ли тебе помощь, — признается Чонгук и все-таки спрашивает: — И почему они в принципе должны быть против? — Можешь представить лицо моего отца, когда я ему скажу, что мы встречаемся? — Чимин начинает нервно смеяться — лучше бы не представлял. — Он в прошлый раз подумал именно об этом, — напоминает Чонгук. Он прекрасно помнит тот вечер и ссору на веранде. И то, каким уничижительно-пронзительным был взгляд отца Чимина, когда Чонгук заступился за его сына — все было кричаще очевидно, хоть Чонгук и промолчал в итоге. — И, тем не менее, он разрешил нам ночевать в одной комнате, а утром извинился. Прошло уже сколько… два года? Уверен, твой папа пересмотрел свое отношение за это время. Чимин стонет, запрокидывая голову назад. Чонгук не отпускает его плечи, не позволяя повалиться на спину. — Ты меня с ума сведешь… — Ты меня уже. И раз тысячный только за сегодняшний день. Чонгук привлекает Чимина к себе и обнимает, зарываясь лицом в его шею. Чимин гладит Чонгука по спине, бесцельно рассматривая фигурки на полках над его кроватью. Как в Чонгуке уживаются такие разные личности? Наивный, добрый и стеснительный ребенок, который коллекционирует модельки супергероев и любимых персонажей игр и аниме, и уверенный в себе и своих силах, чертовски сексуальный молодой мужчина, который может поставить на колени одним взглядом? — Даже если весь мир будет против, — бормочет Чонгук Чимину в плечо, стискивая в своих объятиях, — я все равно от тебя не откажусь. Что бы ни произошло… я выберу тебя. Всегда. Только ты. Чимин жмурится от этих слов и мурашек по всему телу. Этот парень… нельзя таким быть! Чимин когда-нибудь обязательно поклонится в пол маме и папе Чонгука за то, что они родили и воспитали такого невероятного сына. И это когда-нибудь случится завтра. Чимин готов сделать еще один шаг.