Behind The Scenes

Чонгук не может встать с кровати до обеда, и с ним такая фигня впервые. Голова как чугунная, и все тело болит. Хотя он не ходил в зал и откровенно забил на танцы, потому что не в состоянии скоординировать свои действия и собраться. Он то просыпается, то засыпает вновь, находясь в полубредовом состоянии, варясь в круговороте ставших привычными за последние полторы недели мыслей. Спасения Чонгук уже не ждет. Сквозь накинутое на голову одеяло, спасающее от настойчиво пробивающегося в комнату солнца, он слышит звук уведомления в Какао-чате. Тут же выбирается из душного кокона и хватает с тумбочки телефон. Сердце едва не выпрыгивает из груди. Чимин! Пока Чонгук непослушными пальцами тычет в заблокированный экран, спеша открыть чат, Чимин успевает прислать несколько сообщений подряд:       “привет, cutie"       "извини, что долго не отвечал, только проснулся. заболел :("       "скоро буду дома” Резко сев в кровати (аж в глазах потемнело), Чонгук тут же строчит в ответ: “ты выпил лекарства?! чем заболел?! простыл?!" "когда ты прилетаешь?! я встречу тебя из аэропорта” Чонгук не дышит, пока Чимин пишет, а он только видит на экране, как бегают три точки.       “обычная простуда, пока еще чувствую слабость, температуры уже нет"       "самолет завтра утром"       "не волнуйся, за мной приедет менеджер-ним. встретимся дома” "Не волнуйся"?.. Не волнуйся?! Как Чонгук может не волноваться, когда Чимин черт знает где, хрен знает с кем, еще и болеет?! И стопроцентно лекарства пить не стал, потому что какой-то "умный" человек ему сказал, что лучше переболеть самому, а Чимин, дурак такой, решил его послушать! Ащ! Чонгук перечитывает его ответы в третий раз. И только на четвертый наконец понимает, что его на самом деле пугает и все больше тревожит: Чимин отвечает не так, как обычно. Не так, как он ответил бы, если бы они неделю не молчали в контрах. Чимин ответил из вежливости, без тепла, дежурно сообщил необходимую информацию — и ноль эмоций даже в привычном обращении “милашка”, которым он ласкает и дразнит Чонгука исключительно за закрытой дверью их спальни. Чимин все еще злится? Обижен? Или на самом деле чувствует себя так хреново, что ему сейчас не до Чонгука и его нежных чувств, которые он может задеть? Чонгук набирает Чимину. Хочет услышать его голос и понять, насколько все плохо. Не только в физическом состоянии Чимина, но и в нынешнем положении дел между ними. Чимин не берет трубку, а на второй раз сбрасывает звонок. “не могу сейчас говорить, перезвоню” — приходит от него сообщение. Чимин не перезванивает ни через час, ни через два, ни к вечеру. Чонгук не выпускает телефон из рук весь день, напряженно всматриваясь в экран в ожидании увидеть если не звонок, то хотя бы новое сообщение. Чимин забыл? Чимин снова спит? Чимин не хочет с ним говорить? Чонгука начинает тошнить. Чимин прилетает уже завтра утром, Чонгук проверил, его самолет приземляется в десять сорок пять. Значит, ближе к двенадцати, может, даже раньше, он уже будет дома. Но Чонгуку от этого не легче. Вряд ли они смогут поговорить. В двенадцать у них уже съемки, здесь, в общаге. Руководство решило вывезти их в последние три дня отпуска на природу и отснять контент для нового релиза. И Чонгук радовался этому до того, как узнал, что Чимин болен. И от съемок его, конечно же, никто не освободит. А это значит, что вместо отдыха Чимин будет работать. Болезнь затянется, и восстановление после займет больше времени. Чонгук чувствует себя снова на грани истерики. Но все равно ничего со сложившейся ситуацией сделать не может. Он с Чимином даже нормально поговорить не может, не то что помочь ему. Чонгук не ложится в кровать — все равно сна ни в одном глазу. Он не пробует больше Чимину писать или звонить. Не столько потому, что не хочет его лишний раз беспокоить, сколько из парализующего страха, что ему снова не ответят. Это ведь не конец, да? Чимин ведь не скажет ему завтра, глядя в глаза, что между ними все кончено? Что он отлично провел это время без Чонгука, поразмышлял над их отношениями и пришел к выводу, что им лучше расстаться? Что Чимин устал и продолжать не хочет, что Чонгук ему больше не интересен, что без Чонгука Чимину “намного удобней и проще”? Чимин готовится порвать с ним, просто не хочет этого делать в переписке или по телефону? Чонгук не выдерживает и идет будить Хосока, хоть на часах уже первый час ночи. Он долбит кулаком в дверь, пока мятый, сонный и лохматый хён ему не открывает. — Чонгук-а, что такое? — подслеповато щурясь от яркого света в коридоре, сипло спрашивает Хосок. Одного взгляда на решительно-мрачное лицо Чонгука ему достаточно, чтобы молча впустить его в комнату, сделав шаг в сторону. Чонгук заходит. — Я слышал, ты вечером говорил с Чимином, — сразу начинает он, не став извиняться за то, что поднял Хосока из постели. Ему будет стыдно, но потом. — Что он сказал тебе? — Да ничего, просто поболтали, — удивляется Хосок и присаживается в изножье кровати, наблюдая за тем, как Чонгук мечется по его комнате из угла в угол, не находя себе места. — Ты выглядишь хреново. Что случилось? — Я не знаю, — огрызается Чонгук, резко остановившись и уставившись на Хосока таким взглядом, будто тот виноват в том, что Чимин не хочет с ним разговаривать. — Если бы знал, не пришел бы к тебе. — Чем я могу помочь? — осторожно спрашивает Хосок. Смотрит на Чонгука с обычным беспокойством. Чонгук ненавидит злоупотребять чужой добротой, но он уже в том состоянии, когда ему плевать, кто и что про него подумает. — Можешь набрать ему сейчас? — Он спит уже, наверное, — сомневается Хосок, но все равно встает и идет за своим телефоном, лежащим на прикроватной тумбочке. — Вы поругались? — Нет, но, чувствуется, поругаемся. — Тогда, может, не стоит на ночь глядя это делать? — Хосок все еще надеется Чонгука образумить, но взгляд у того настолько невменяемый, что, очевидно, любые слова сейчас бесполезны. — Просто набери ему, — с нажимом просит Чонгук, почти теряя остатки терпения. — Ладно, — уступает Хосок и звонит Чимину, поставив вызов на громкую связь. Чонгук напряженно смотрит на отсчет времени, слушая каждый гудок, за которым следует еще один. И еще. Трубку никто не берет. — Спит, видимо, — виновато произносит Хосок и сбрасывает вызов через полминуты. — Чонгук-а, пожалуйста, расскажи мне, что происходит? Я хочу помочь. Чонгук оседает на кровать и хватается руками за голову. Треплет свои волосы и дергает их, намеренно делая себе больно. Наказывая себя еще больше. Разве не он виноват в том, что Чимина оттолкнул? Что сделал ему больно? Хосок робко присаживается рядом, сначала кладет руку на напряженное плечо Чонгука, а потом начинает поглаживать его по сгорбленной спине, стараясь приласкать и успокоить. И это сработало бы, не будь Чонгук на взводе столько часов подряд и которую ночь без сна. — Я знаю, что повел себя, как эгоистичный мудак, — Чонгук вырывает из себя каждое слово. — И продолжал так вести себя все это время. Я не знаю, зачем так делал… Я такой идиот, хён. Я правда его не достоин. Может быть, мне действительно стоит его отпустить?.. — Что ты такое говоришь? — пугается Хосок и, схватив Чонгука за плечи, разворачивает к себе, заставив на себя посмотреть. — Вы любите друг друга. Ссоры — это нормально, все мы живые люди, мы не можем контролировать каждую свою эмоцию. Все ошибаются. Это нормально, Гукки. — Тогда почему он не отвечает мне? — выдыхает Чонгук в отчаянии. — Я извинился. Хотел с ним поговорить и извиниться еще раз. Но он так и не перезвонил. — Когда мы говорили, у него голос был совсем слабый, — неуверенно произносит Хосок, не зная, стоит Чонгуку озвучивать эту информацию или нет: на нем и так лица нет из-за беспокойства. — Сказал, что приболел, думаю, дорога ему дается тяжело в таком состоянии. Уверен, он не специально тебе не звонит. Пожалуйста, не делай поспешных выводов. Чимин-и завтра приедет уже, и вы поговорите. Не надо так изводить себя. Слова Хосока Чонгука чуть успокаивают, но все равно не убеждают. Он не хочет себя накручивать на пустом месте, но чувствует, что что-то не так. Да почему что-то! Все не так. Чимин ведет себя не так. Всегда — всегда! — когда Чимин неважно себя чувствует или болеет, он не отлипает от Чонгука ни на секунду — говорит, так ему легче. Чимин тянется к Чонгуку, когда ему плохо. А что сейчас? Чимину плохо. Чимин не написал: “я тоже скучаю”, “я тоже хочу тебя увидеть”, “я тоже люблю тебя”. Это значит, что он не скучает. Что он не хочет Чонгука видеть. Что он больше его не любит. Когда это произошло? Когда?! Как Чонгук это допустил?! Почему он ничего не почувствовал, никаких изменений, появившегося между ними холода?! Почему, Чимин?! Чонгук возвращается к себе, извинившись перед Хосоком за беспокойство, чем вызвал у него еще большее беспокойство. Хосок уговаривал его лечь спать с ним, но Чонгук, еще раз пожелав ему спокойной ночи и в который раз попросив прощения, все равно ушел, тихо закрыв за собой дверь. Засев в пустой и полутемной гостиной, Чонгук лезет в телефон читать их с Чимином переписку до его отъезда. Вчитывается в каждый букву и анализирует каждый смайлик, ищет двойные смыслы и тайные подтексты. Но не находит ничего, сколько ни пытается зацепиться хоть за что-то. Видит, что Тэхён еще в сети, и переключается на их чат. “тебе Чимин звонил?” Тэхён отвечает практически сразу:       “нет чтобы спросить как у меня дела"       "опять Чимин все время один Чимин"       "у тебя ЧимЧим головного мозга?” “уже давно.” — Чонгук начинает жалеть, что Тэхёну написал. Внезапно Тэхён Чонгуку набирает. Чонгук морщится, не желая участвовать еще и в устной перепалке, но на звонок через “не хочу” отвечает. Папино воспитание, как всегда, срабатывает без осечек. Чонгука так заебало быть “хорошим” мальчиком — хочется весь мир послать нахуй, и Тэхёна в том числе. — Он мне в час дня писал, — спокойно и ровно сообщает Тэхён, перестав ершиться. — Сказал, у него все в порядке, завтра приедет к полудню, и сразу с корабля на бал. Ты рад? — Рад. — Хоть постарался бы соврать убедительней, — вздыхает Тэхён. — Я сразу понял, когда он один уехал без тебя, что все плохо, просто спрашивать не решался, учитывая, как ты психанул, когда Хоби об этом заикнулся. Ну давай, выкладывай, что у вас случилось? — Я не знаю, — Чонгук устало ведет свободной рукой по лицу, закрыв воспаленные глаза. — Я не захотел ехать с его друзьями, и он уехал без меня. Вот и все. Мы и не ругались, чтобы прямо ругаться… Но с тех пор… Я не знаю, что происходит, но знаю, что без причины Чимин бы никогда не стал себя так вести. И эта причина я. Я думаю, он передумал. — Ты думаешь, он думает, — недовольно тянет Тэхён. — Вам обоим бы меньше думать. О чем он мог передумать? Жениться на тебе, плодиться, любить тебя, пока смерть не разлучит вас? Не смеши меня. Это же смысл его жизни. Он с тобой никогда не расстанется — у него же зависимость. — Или мы говорим с тобой о разных людях, или он вылечился от своей зависимости, — устало произносит Чонгук. — Если он правда хочет расстаться и скажет мне об этом… я не знаю, как мне это пережить. Господи, Тэ, что мне делать… — Черт, как знал, надо было вылетать в Сеул сегодня, — сокрушается Тэхён. — Так, давай я сейчас гляну, какие есть рейсы ближайшие, обменяю билеты… — Не нужно, — отказывается Чонгук. Уже Хосока на уши поставил, не хватает только Тэхёна заставлять проводить ночь в дороге. — Все равно завтра уже все станет ясно, когда он вернется. Еще одну ночь я как-нибудь переживу. — Не нравится мне это твое “как-нибудь”. Давай ты как-нибудь сейчас пойдешь и ляжешь в кровать. И перестанешь думать. Сам сказал: завтра все разрешится. Вот и нечего раньше времени петлю готовить. Если надо, я тебя сам прикончу, нежно и быстро, чтобы не мучился. — Спасибо, — благодарно вздыхает Чонгук, на что Тэхён весело хмыкает. — Влюбленные люди чудные такие, — философски замечает он. — Один раз кто-то кому-то не написал “спокойной ночи” — все, прошла любовь, завяли помидоры, конец света наступил. Смешно даже. Хотя тебе, ясное дело, не смешно. Но я серьезно. Иди ложись, Гукки. Завтра утром, как приеду, поговорим. — Ладно, — соглашается Чонгук и снова благодарит Тэхёна за поддержку и дружеское участие, которых ему так сильно не хватало. — Прекрати, а то я сам сейчас расчувствуюсь, — просит Тэхён. — Не будь размазней, соберись, ты же мужик. Завтра твой мужик приедет, и снова будете скакать вдвоем на розовых единорогах по радуге. Потерпи, осталось всего ничего. Страдания закаляют бойцовский дух. А ты ж у нас боец. Я заценил твой позавчерашний видос, где ты грушу безжалостно, жестко лупишь. Кого представлял на ее месте? — Себя. — Полегчало? — Нет. — Хочешь, разбужу Чимина и заставлю его тебе позвонить? Чонгуку отчаянно хочется согласиться. Но он отвечает: — Не нужно, он плохо себя чувствует, пусть спит спокойно. — Плохо себя чувствует? — напрягается Тэхён. — А мне заливал, что у него все зашибись. Вот жучка! Горбатого могила исправит. Завтра получит от меня по жопе. Ладно, все, харе болтать. Спать иди. Жди меня утром, дверь не закрывай, приду тебя реанимировать. Если потребуется, сделаю искусственное дыхание рот в рот. Не жалуйся потом — я тебя предупредил. Чонгук, закончив разговор с Тэхёном и вернувшись к себе в комнату, действительно оставляет дверь открытой. Он знает, что Чимин прилетит поздно, но все равно не может совладать с отчаянным желанием, чтобы тот оказался дома как можно раньше и сразу пришел к нему. Чонгук боится пропустить его приезд. Похоже, ему опять всю ночь не спать. Чонгук ложится в холодную постель и гасит свет. Закрывает глаза, зная, что не заснет, даже если вымотал свой организм настолько, что только чудом с ног не валится. Это грозит ему серьезными проблемами на работе и с руководством (и еще со здоровьем), но Чонгуку насрать. Он не может взять себя в руки — у него буквально все из рук валится. Все пытаются убедить его, что волноваться не о чем, что он придумал проблему на ровном месте. Но они не знают Чимина так, как его знает Чонгук. Они не знают, какие между ними отношения; не знают, как Чимин ведет себя, когда они остаются вдвоем. Они ничего не знают и поэтому ничего не понимают. Чонгук тянется к телефону и зажигает экран. В приложении непрочитанное сообщение от Тэхёна с угрозой-пожеланием, чтобы Чонгук хорошенько выспался. От Чимина — ничего. Чонгук вздыхает, роняет руку с телефоном на живот и снова бездумно пялится в темный потолок. В одном Тэхён прав: завтра все разрешится. Чонгук посмотрит Чимину в глаза и все поймет, даже если тот ничего не скажет. Но зрительного контакта не происходит. Чимин прячет лицо в тени глубокого капюшона, а руки — в карманах штанов. Он держит голову низко опущенной, сутулится и сторонится других мемберов, чтобы “никого не заразить”. Чонгук наблюдает за ним лишь краем глаза, стоит ему самому исчезнуть из поля зрения камеры. Чимин появился, когда оставшиеся мемберы уже все собрались в гостиной, обсуждая, что нужно с собой взять, чтобы быть уверенными в том, что никто ничего не забыл. Наличие паспорта Намджуна проверяют трижды. Зато Тэхён не спускает с Чимина глаз ни на секунду, будто пытает его без слов и рукоприкладства. Избегая этого постоянного давления, Чимин прячется за Намджуном, который очень занят сборами, поэтому не обращает внимания на напряженную атмосферу. Хосок старается лучезарно улыбаться и делать вид, что все прекрасно, но в его отстойную игру не верит даже Сокджин. Не будь здесь посторонних и камер, мемберы бы давно прижали и Чимина, и Чонгука и устроили им допрос с пристрастием, заставив расколоться и признаться. Хотя одного взгляда на обоих достаточно, чтобы понять: пальцем тронь — рассыпятся по частям. Поэтому Чимина и Чонгука никто не трогает. Даже флегматичный Юнги против правил живо включается в интервью в машине, пока они едут, но оператору все равно важно доебаться до каждого мембера, особенно тех, кто молчит (работа у него такая). Поэтому приходит очередь Чимина рассказывать, как он провел свой отпуск, сколько бы он ни оттягивал этот момент до последнего. — Я был в путешествии. — Чимин заученно улыбается на камеру. Он говорит тише, чем обычно, чтобы не зайтись кашлем. — Побывал в разных городах, где никогда еще не был, но очень хотел. Посетил много красивых мест. Повидался с друзьями. Было здорово. — Круто! — тут же с энтузиазмом поддерживает его Хосок. Немного переигрывает. — Я тоже хочу в следующий раз поехать по стране. — Я тоже успел много где побывать, — опять переключает на себя внимание Намджун, но настойчивый оператор, следуя сценарию, все равно возвращается в итоге к Чонгуку, который единственный не признался, чем был занят все это время. — Я играл в компьютерные игры, — отвечает Чонгук, который включил комп всего раз. И то только для того, чтобы еще раз прослушать записанную Юнги песню и порыдать. Но все знают о его любви к компьютерным играм, так что сойдет за алиби. — Тоже неплохо, — хмыкает Сокджин, который-то в курсе, что ни в какие игры Чонгук не играл и вообще онлайн не появлялся. — Я тоже целыми днями валялся и ничего не делал, только в игры играл и вкусно ел. Ой, я такое новое прикольное блюдо попробовал! Надо нам тоже как-нибудь его приготовить. Сокджина, начавшего вещать, остановить уже не может даже оператор. Благодарный Чонгук, который чувствует неочевидную, но очень эффективную поддержку мемберов, тихонько забивается ближе к окну, пользуясь тем, что про него, как и про Чимина, забыли, и смотрит на проносящиеся за окном городские пейзажи. Очень скоро их сменяет природа. Даже воздух словно меняется. Но не состояние Чонгука, остающееся стабильно тяжелым. Его тревога лишь усиливается. На камеры приходится притворяться, но и без них, даже если бы Чимин с Чонгуком не разговаривал вообще, Чонгук бы предложил ему помочь донести вещи. Чимин принимает его помощь с благодарной, вымученной улыбкой и идет следом, отставая, пока Чонгук катит его чемодан, перекинув за спину свою сумку с вещами. Он взял с собой только самое необходимое, а у Чимина не было времени и возможности зайти в свою комнату, разобрать чемодан и собраться. Он взял с собой то же, что и в путешествие. Руководству, очевидно, наскучила жеребьевка, так что они придумывают другую игру, как разместить мемберов по комнатам, которых три, а ребят семеро, так что все равно им спать вдвоем или втроем. Честно, они уже отвыкли друг от друга, как только после переезда в новое здание Компании стали жить каждый отдельно. Еще одна плохая новость заключается в том, что в номере только две кровати. А это значит, что кому-то из мемберов придется делить одну кровать на двоих. Они идут выбирать комнаты по старшинству. Последним на второй этаж, где располагаются спальни, поднимается Чонгук. Он пытается угадать, какую дверь выбрал Чимин. Ему очень, очень нужно оказаться с ним в одной комнате, потому что из-за съемок им иначе будет не поговорить. Чонгук мечется между трех одинаковых дверей в разных концах коридора. Оператор, как дышащая в затылок смерть с косой, следует за ним по пятам. Чонгук останавливается, понимая, что не может сделать правильный выбор. Ему ничего не остается, как положиться на удачу. Чонгук опускает ручку и толкает дверь. Видит Хосока, который уже раскладывает вещи на тумбочке, и испытывает острое разочарование. Не та дверь. — О, Чонгук-а, прикольно, ты с нами! Притащишь сюда чемодан Чимин-и? Он внизу остался, — просит его Хосок. Чонгук замирает, так и не выпустив дверную ручку. — Чимин-ши здесь? — Да, в ванную отошел. Так что, принесешь, или тебе помочь? — Я принесу, — выдыхает Чонгук, не веря своему счастью, и мчится за чемоданом Чимина. Когда он с ним возвращается, Чимин уже в комнате. И оператор ушел. Чимин сидит на своей кровати, ближе к двери, и держит в руках, на которые натянул длинные рукава лонгслива, термос с пахнущим цитрусами горячим напитком. Видимо, от простуды. Чонгук ставит его чемодан в угол, и Чимин тихо говорит ему “спасибо”. — Прямо как в старые, добрые времена, да? — широко улыбается Хосок. — Снова мы трое. Только в этот раз без дивана. Хочешь со мной лечь? — сразу предлагает он Чонгуку половину своей кровати. Чонгук бросает быстрый взгляд на Чимина. Тот сильно заторможенный из-за недомогания, но все прекрасно понимает. Он смотрит на Чонгука, и между ними повисает молчание, которое по ощущениям Чонгука, тихонько сходящего с ума от ожидания, тянется вечность. Наконец Чимин тускло улыбается и говорит мягко: — Ложись со мной, Гукки. — Я не буду вам мешать? — шутливо спрашивает Хосок, лукаво стреляя в них глазами. Но Чимин и Чонгук давно уже перестали реагировать на грязные намеки. Всем мемберам прекрасно известно, в каких они состоят отношениях и чем друг с другом занимаются — ничего нового. Странно, что парням еще не надоело их подкалывать и дразнить. Зависть покоя не дает? — Мы тебе точно мешать не будем. Спасибо, хён, — горячо заверяет его Чонгук, ощутив прилив сил. Может, он действительно себе все придумал? И Чимин просто болеет, поэтому не идет на контакт? Если бы он правда Чонгука видеть не хотел, не стал бы ему предлагать спать вместе. Им придется спать в обнимку, иначе будет неудобно. И Чимин на это согласился, хотя мог оставить все как есть, и Чонгук лег бы спать с Хосоком. — Пойду гляну, как там остальные. Вот умора будет, если окажется, что Юнги-хён спит с Джин-хёном, а Джун-хён — с Тэхён-и. Попахивает вселенским сговором, — посмеиваясь, веселый Хосок очень тактично сваливает. Всем очевидно: он нашел предлог, чтобы дать Чимину и Чонгуку возможность поговорить наедине, за закрытой дверью, без посторонних. Когда Хосок уходит, Чонгук запирает дверь на щеколду, чтобы никто случайно не явился в самый неподходящий момент. Его жест заставляет Чимина еще больше сжаться. Думает, Чонгук его бить будет? Это у него на лице написано? Чонгук подходит и останавливается напротив, сунув сжатые в кулаки руки в карманы штанов. Смотрит сверху вниз на макушку опустившего голову Чимина и ждет. Хрен знает чего. Что Чимин заговорит первым? Он хочет потребовать от него объяснений, но давит в себе этот порыв. Он не имеет права что-то от Чимина требовать после того, как повел себя с ним. Хорошо, если Чимин ему вообще хоть что-то скажет, а не пошлет его сразу на хрен. — Ты лекарства принимаешь? — Чонгук все-таки не выдерживает и первым нарушает повисшую тишину. — Да, менеджер-ним мне купил, утром выпил, — тихо отвечает Чимин, подняв взгляд на Чонгука всего на секунду, а потом снова опустив глаза в пол. — А сам раньше купить не мог? — Чонгук честно старается не злиться. Но, сука, злится! Почему Чимин такой безответственный?! Почему о других он всегда заботится лучше, чем о себе?! — Прости… Последнее, что Чонгук от Чимина хочет слышать, — это извинения. Чонгук резко вздыхает и присаживается перед Чимином на корточки, вынуждая наконец посмотреть на себя. Чимин глядит на него неуверенно. Не похоже, что следующее, что Чонгук от него услышит, будет “давай расстанемся, между нами все кончено”. Чонгук кладет руки на колени Чимина, выглядывающие сквозь прорези в джинсах, и ощутимо сжимает пальцы, усиливая контакт кожи с кожей. Чимин чуть вздрагивает, но не отстраняется и сбежать не пробует. — Нельзя тебя без присмотра на пару дней оставить, — бурчит Чонгук, все еще зачем-то желая выглядеть недовольным, когда при виде страдающего Чимина сердце кровью обливается и рвется выпрыгнуть из груди — прямо в его маленькие, теплые ладошки, которые тот прячет в рукавах. — Уже не ребенок, а заботиться о себе так и не научился. — Прости, Чонгук-ши. Видишь, вот мы с тобой и поменялись местами. Теперь тебе придется заботиться обо мне. А Тэ говорил, старость еще нескоро, — слабо улыбается Чимин. Отшучиваться пробует? В этот раз не прокатит. — Чимин. Тон Чонгука тут же стирает улыбку с лица Чимина. Его взгляд становится затравленным. Да что такое?.. — Скажи мне, что случилось, — тихо просит Чонгук, отчаянно всматриваясь в глаза Чимина. — Я чувствую, что что-то произошло, но не могу понять, что именно. Пожалуйста, скажи мне, Мин-а. Чимин делает глубокий вдох, как перед прыжком в воду, задерживая дыхание. А потом медленно выдыхает и прикрывает на миг глаза, собираясь с мыслями и силами. — Я… — Он все никак не решается заговорить. Чонгук терпеливо ждет. Он надеется, у них еще есть время, но чувствует, что его осталось очень мало. И если Чимин сейчас ничего не скажет, они смогут продолжить этот разговор только ночью, когда лягут спать. Еще один день превратится в хождение по кругам Ада. Чонгук больше не может жить в вымораживающей неопределенности и в этом сводящем с ума беспокойстве. — Прости меня, — говорит Чонгук. — Я повел себя отвратно; я успел уже тысячу раз пожалеть, что не поехал с тобой. Я тебе клянусь, что больше так никогда не сделаю. Мне было так плохо без тебя. Чонгук накрывает своими руками руки Чимина. Хочет вытащить его пальцы из рукавов, но Чимин мешкается и смущается, не выпуская термос. — Мне тоже было очень плохо без тебя, — шепчет он, смотря из-за спавшей челки на Чонгука перед собой. — Эта поездка не принесла мне никакой радости. Все было таким тусклым и бессмысленным… Мне так тебя не хватало. Я тысячу раз пожалел, что не остался дома с тобой. Еще и заболел так не вовремя… Сердце заходится все быстрее с каждым произнесенным Чимином словом. Чонгук все-таки добивается своего: Чимин зажимает термос между колен, позволив Чонгуку взять себя за руки и крепко сжать свои пальцы. Они холодные — всегда, когда Чимин болеет. А Чонгук не мог его согревать, потому что, придурок малолетний, встал в позу и натворил дел. Попробуй теперь все исправить. Но Чонгук свои ошибки исправит, чего бы ему это ни стоило. — Почему тогда ты словно избегаешь меня? — осторожно спрашивает он. Голос не слушается. Чонгук так боится услышать ответ, но ему нужно его услышать. Чимин стыдливо отводит взгляд в сторону и кусает нижнюю губу. Опять колеблется. Но все-таки находит в себе смелость посмотреть Чонгуку в глаза и признаться: — Я потерял кольцо… Чонгук не сразу понимает, о каком кольце идет речь. До него доходит, но с запозданием. Он смотрит на левую руку Чимина и в самом деле не видит на безымянном пальце обручального кольца. Так вот почему с самого приезда Чимин прятал свои руки… — Я не помню, где обронил его. Как это вообще произошло, наверное, когда снимал перчатки… Я возвращался на побережье несколько дней подряд, думал, что найду его, но не нашел, — продолжает Чимин, уже чуть ли не плача. — Я все обыскал. Не хотел без него уезжать, всю ночь перед вылетом провел на пляже. Наверное, тогда и продуло… Я все время плачу, не могу успокоиться. Я не знал, как тебе в глаза посмотрю… Так боялся тебе сказать… — Мин-а, господи… — У Чонгука как гора с плеч свалилась. Он тут же встает, обхватывает Чимина обеими руками и крепко сжимает. Сердце гулко бьется в груди от осознания, что между ними ничего не изменилось. Как и Чимин — все такой же дурак. — Почему ты у меня такой глупый? Это же просто кольцо. — Неправда, — приглушенно всхлипывает Чимин, уткнувшись лицом в его грудь. — Ты надел мне его на палец, это было не просто кольцо… — Это было просто кольцо, — мягко возражает Чонгук, целуя Чимина в макушку. — Пожалуйста, Мин-а, не плачь. Я сделаю тебе предложение снова. И надену на твой палец самое красивое кольцо. Пожалуйста, только не плачь. Что мне сделать, чтобы ты перестал плакать? Я сделаю все, что угодно. Из-за его слов Чимин начинает уже рыдать, вцепившись в футболку Чонгука на спине, и Чонгук изо всех сил его гладит и целует, стараясь успокоить. Чимин в ужасном состоянии: и физическом, и эмоциональном. И это Чонгук его довел. Это он во всем виноват. — Ты правда... не злишься? — слышит Чонгук сквозь судорожные всхлипы. — Как я могу злиться из-за такого? — выдыхает Чонгук. — Ты ведь не специально снял его, а потерял, такое случается, в этом нет ничего страшного. — Я не снимал его. Я бы никогда не снял его… — Чимин жмется к нему еще сильней, словно боится, что Чонгук ему не поверит. — Я знаю, — мягко произносит он и, осторожно отстранившись, обнимает ладонями зареванное лицо Чимина, не отпустившего все равно его футболку. Чонгук вытирает большими пальцами его мокрые скулы, любуясь покрасневшими, опухшими глазами и шмыгающим, текущим носом. Чимин такой прекрасный, такой нежный и ранимый, такой преданный и самоотверженный… Как Чонгук смог отпустить его от себя? Как захотел расстаться с ним так надолго? Что на него нашло в тот момент? Он точно был не в себе. Но сейчас, когда Чимин рядом, в его руках, все наконец становится на свои места. Чонгук снова может дышать. Он плыл, как под водой, все эти бесконечные дни, полные тоски от вынужденной разлуки. Он мог бы всего этого избежать, но будет ему урок. Только Чимина заставил страдать ни за что. — Я люблю тебя, — говорит Чонгук то, что не имел возможности говорить Чимину каждый день, хотя должен был. — Я тоже люблю тебя, — надрывно отвечает Чимин, и Чонгук его целует. Поцелуй мокрый и соленый, но Чонгуку все равно. Чимин еще робко пробует отстраниться первые несколько секунд, бормоча: “Гукки, я же болею…”, но потом затихает и потихоньку расслабляется. Чонгук продолжает успокаивающе поглаживать его лицо, целуя легко и нежно, давая Чимину возможность свободно дышать, когда нос заложен. — Я больше никогда тебя не отпущу, — тихо, но очень серьезно произносит Чонгук. — Куда бы ты ни отправился, я последую за тобой, даже если ты будешь против. — Разве я могу быть против? Я так хотел, чтобы ты поехал со мной… — Чимин, кажется, готов снова начать плакать. Чонгук быстро целует его, отвлекая. — У нас впереди еще много времени и возможностей. А это все уже в прошлом. Я рядом. Все хорошо, Мин-а, — шепчет он, и Чимин кивает. Отпускает футболку Чонгука и обнимает его за шею, притягивая к себе. Чонгук обхватывает его обеими руками, покачивает и мягко гладит по волосам. Чимин справляется со своими эмоциями и постепенно успокаивается. Жмется к Чонгуку сильней, но его руки уже дрожат от перенапряжения в неудобной позе, и Чонгук садится рядом на кровать. Чимин моментально перебирается к нему на колени, не отпуская его шеи, и утыкается в нее лицом. Кто-то деликатно стучится в дверь — Хосок, — догадываясь, что она заперта. Не проверяет, подергав ручку. Чонгук извинится перед Хосоком — еще раз за все, только уже опустившись на колени и коснувшись лбом пола, но чуть позже. Он хочет побыть с Чимином вот так еще немного, еще чуть-чуть, обнимая его, чувствуя его в своих объятиях, вдыхая легкий аромат его парфюма и запах теплой кожи, от которого приятно пустеет голова. — Хочу увидеть этот мир с тобой, — шепчет Чонгук, прижавшись щекой к прохладным и мягким волосам Чимина. — Хочу узнавать и пробовать что-то новое вместе. Хочу, чтобы ты улыбался и был счастлив. Потому что это делает счастливым меня. — Я тоже… — Чимин стискивает руки сильней и несколько раз кивает, трясь носом о плечо Чонгука. Оно сухое. Чимин больше не плачет. Чонгук отпускает его, но только чтобы дотянуться до своего уха и раскрыть сережку, достав из нее кольцо. Чимин отстраняется и удивленно за ним наблюдает. Чонгук берет его левую руку и надевает кольцо на безымянный палец. Оно оказывается чуть велико. — Я же его потеряю, — растерянно произносит Чимин, смотря на до боли знакомое кольцо. — Пускай. Хочу, чтобы оно было у тебя, — говорит Чонгук, — пока я не куплю нам новые кольца. Хочешь выбрать их вместе? Лицо Чимина тут же озаряет улыбка. — Хочу, — выдыхает он смущенно и снова обнимает Чонгука за шею. — Боже, как же сильно я люблю тебя. Я такой идиот… Почему я не вернулся раньше? В следующий раз… Чонгук с улыбкой его перебивает, пока Чимин опять не пустился во все тяжкие: — В следующий раз поедем вместе. — Да, — соглашается Чимин и Чонгука целует. Не отпускает его, пока в дверь не начинают грозно ломиться. — Работа сама себя работать не будет! — слышат они озвученную Сокджином претензию. — Мелкие, давайте двигайте резче, пока вас Джун не хватился. Он еще не ел, голодный и злой. Не буди лихо, пока оно тихо. Угроза сурового выговора и прилюдного наказания быстро отрезвляет обоих. Чимин слезает с Чонгука, и Чонгук вынужденно отпускает его, даже если ему не хочется. Чимин трогает кольцо на своем пальце и безотчетно улыбается, идя к двери. Чонгук успевает увидеть его улыбку, и сердце сладко екает в груди. Все хорошо. Чонгук в последний раз успевает поцеловать Чимина перед тем, как тот открывает дверь.