Behind The Scenes

Эта поездка... В нее было заложено столько ожиданий, но она не оправдала и половину. Зато многое прояснила в голове Чимина. Он узнал о себе вещи, о которых раньше едва ли задумывался, и окончательно поставил точки в тех вопросах, где до отъезда стояли вопросительные знаки. Чимин все для себя понял. Сделал выводы. И дает себе клятву. В день отлета Чимин просыпает три будильника и просыпается от звонка таксиста. Он не спал всю ночь, отрубившись лишь под утро: ворочался, крутился, вставал за водой, думал, думал, думал. Хотел принять решение на холодную голову, но в итоге принимает на скорую руку и горячее сердце. Оно все еще болит после того, как вчера вечером Чонгук вспылил и заявил, что никуда с Чимином не поедет. Чимин не хочет обижаться, но банально не может справиться со своими эмоциями. Он зол, расстроен, разочарован. Вчера он захотел сделать все Чонгуку назло и на утро не передумывает: быстро хватает свои вещи, не собравшись заранее, потому что все еще не был уверен до конца, в итоге забывает половину, запрыгивает в такси, которое ждет его уже полчаса, и в последний момент успевает на свой рейс буквально перед закрытием дверей на посадку, судорожно пройдя регистрацию по дороге в аэропорт. Все проходит так сумбурно, неудобно, неловко — он будто сбегает без оглядки, не беспокоясь ни о чем, кроме желания как можно скорее уехать и оказаться как можно дальше отсюда. Оставляя позади то, с чем при других обстоятельствах никогда бы не захотел добровольно расстаться. И, тем не менее, он это делает. Уезжает без Чонгука, так с ним и не поговорив и не попытавшись убедить его передумать. Чимин на него дико злится. Собственническая черта Чонгука была и остается тем триггером, который разрывает в клочья хваленый самоконтроль Чимина. Как только он чувствует давление, взрывается раньше, чем его успевают раздавить и сломать. Чимин всегда действует на опережение. И он сбегает по сути не от Чонгука, а от очередного конфликта, который неминуемо бы возник. Чимин не захотел снова через это проходить — проще показалось промолчать и уйти. Чимин правда не понимает. Неужели так плохо хотеть, чтобы дорогой для тебя человек стал полноценной частью всей твоей жизни, был во всех ее сферах, без исключения? Желание познакомить Чонгука со своими друзьями и весело провести вместе время было искренним — Чимин хотел показать Чонгуку еще одну сторону себя, впустить его в свое прошлое и познакомить с ним. Чимин даже не думал, что Чонгук так остро отреагирует. Потому что ему казалось, что они уже прошли этот этап: когда Чонгук согласился с тем, что у Чимина могут быть важные дела и интересы, никак с Чонгуком не связанные; что Чимин имеет право общаться и проводить время с другими людьми, что ему не нужно для этого спрашивать у Чонгука разрешение; что с кем бы Чимин ни находился и что бы ни делал, он все равно будет принадлежать Чонгуку, но не как его вещь, не как купленная им собственность, не имеющая воли и права голоса. Чонгук со всем согласился. И снова повел себя так, что Чимин попросту ни физически, ни морально не смог совладать с этой ситуацией. Он тупо из нее сбежал. Сожалеет ли он об этом? Первые несколько дней однозначно нет. Чимин дышит свободой, не только от Чонгука, а в принципе от той жизни, которую вел последние несколько лет. Он наконец может быть собой, самым обычным парнем, ничем не примечательным, который гостит в доме своих родителей, собираясь вместе с друзьями рвануть в другой город. В эти дни Чимин даже не заходит в Какао, ответив только на несколько звонков от менеджера, Тэхёна и Хосока, оставив без ответа все остальные сообщения от мемберов и руководства. Чимин хочет выключиться, обстрагиваться, наконец вернуться к себе. Эйфория длится недолго. Неизбежно приходит сожаление. Оно острое, ноющее, как хроническая боль в подреберье, которая может застать врасплох в любой момент: за рулем, за едой, разбудить во сне. Чимин не спит уже несколько дней подряд. Не из-за сбитого режима и долгих поездок, а из-за этого вязкого, мерзкого чувства, которое его не отпускает ни днем, ни ночью. Чимин никогда ни по кому не тосковал. А теперь так безумно скучает по Чонгуку. Чимин никогда столько не плакал — он постоянно балансирует на острой грани нервного срыва. Не получается сосредоточиться на приключениях, друзьях, прекрасных видах и новых местах — ему попросту не до них. Чем яростнее Чимин запрещает себе думать и вспоминать, тем настойчивее каждый высокий парень в берцах и кепке, запах кукбапа из местной забегаловки, яркие упаковки молочных коктейлей в уличных автоматах, даже голуби, которых они прикармливали когда-то у старой танцевальной студии, и чем-то похожая кошка на ту, что жила там, — все возвращает Чимина к Чонгуку и мыслям о нем. Чимин не может дышать. Он задыхается. Друзья уже в один голос уговаривают его притормозить и все-таки сходить в местную больницу. Чимин наотрез отказывается. Он прекрасно понимает причину своего недомогания. И точно знает, что никакие врачи ему не помогут. Ему может помочь только один человек, но он далеко, а Чимин до сих пор так не отважился ему ни написать, ни позвонить. Он боится, что Чонгук все еще злится на него за то, что Чимин “предал” не просто его ожидания, а его самого — так получается? Чимину следовало заранее сказать Чонгуку, что он хочет пригласить в эту поездку своих друзей, объяснить ему, почему для него это так важно, попросить Чонгука попытаться это понять и пойти Чимину навстречу. Но Чимин все сделал через другое место и теперь огребает за это по полной программе. И, посмотрим правде в глаза, он это заслужил. Потому что Чимин сделал Чонгуку больно, потому что он жалкий трус, который даже спустя почти неделю все еще не может собрать яйца в кулак и хотя бы отправить смс. Вместо этого Чимин донимает Тэхёна, но Тэхён в Тэгу и понятия не имеет, как и Чимин, чем занят Чонгук, оставшийся в Сеуле. Тогда Чимин переключается на Юнги: он пишет и звонит ему каждый день, Юнги отвечает неохотно, но отвечает, каждый раз не забывая ткнуть Чимина в то, что он мешает ему работать. Совершая над собой невероятные моральные усилия (практически насилие), Юнги флегматично отчитывается Чимину, как озабоченной мамочке, где Чонгук, чем занят, как проводит время. От этой информации немного, но стихает боль в груди, спазмированные легкие расправляются. Чимин дышит. И уже начинает потихоньку, пока еще робко, подходить к решению с Чонгуком связаться самому. Ну накричит он на него снова. Ну бросит трубку. Или вообще не возьмет. Что в этом такого ужасного? Им все равно через неделю придется встретиться и поговорить, хочет Чонгук этого или нет. А если он правда не хочет? Если он не пишет и не звонит, потому что Чимин его так задолбал, что он радуется каждой секунде, что его наконец никто не трогает? У них отпуск, это время, когда им нужно максимально отдохнуть и восстановиться перед следующим этапом работы. У них гастроли в конце месяца, это тяжелые, долгие перелеты, смена часовых поясов, акклиматизация, привыкание к чужеземной еде, преодоление языковых барьеров, бесконечные совещания, планерки, тренировки, занятия, интервью, примерки, съемки, прогоны, концерты. Чимин не хочет возвращаться. Он так от всего этого устал. И даже воспоминания о полных залах, о радостных и ясных лицах фанатов, их тянущихся вверх руках и мелькающих огнях, о той бешеной атмосфере на каждом живом выступлении — ничто не может помочь Чимину в том состоянии, в каком он находится сейчас. И это он сделал с собой сам. Ему кажется, что хуже быть уже не может. Но кто-то наверху решает добить его окончательно: заколотить последний гвоздь в крышку гроба, куда он лег в надежде забыться и наконец отдохнуть. Но у друзей на него другие планы. Вечером они тащат Чимина на организованную на побережье праздничную ярмарку. Чимин тонет и теряется в хаотично перемещающейся толпе, в сотнях зажженных на деревьях, фонарях и палатках огней, в громкой музыке и какофонии голосов, перемешивающихся с детскими криками и смехом. Втроем они садятся за свободный столик у уличного кафе и ждут заказ. Чимин смотрит на двух своих друзей, весело болтающих между собой. Чимин вспоминает. Сколько они знакомы? Чимин не может посчитать. Наверное, скоро уже будет пятнадцать лет. Они выросли вместе, вместе ходили в одну школу, хулиганили, прогуливали уроки, устраивали сходки, дрались, мирились и даже влюблялись в одних и тех же девчонок. Сколько они не виделись? Уже почти пять лет. И за эти пять лет они так сильно изменились, что едва ли узнали друг друга, встретившись в Пусане. Чимину достаточно было одной секунды, одного взгляда, чтобы радость от долгожданной встречи сменилась в одно мгновение страшным, болезненным осознанием: они чужие друг другу люди. И здесь, в кафе, за этим столиком, Чимин в который раз убеждается в том, что друзья его детства остались в его детстве, которое уже ушло. Они нормально общаются между собой, у них есть общие темы, которые можно обсудить, но они больше не понимают друг друга. Чимин несколько раз пробовал пошутить — шуток, ясное дело, никто не догнал. Чимин осознал всю бессмысленность попыток восстановить и заставить жить то, что давно умерло. Они все еще друзья, но пройдет еще пять лет, и максимум общения, который у них будет, это поздравления с Новым годом, Рождеством и днем рождения. А потом уйдет и это. И останутся лишь имена, нечеткие образы и все более далекие воспоминания. Чимин смотрит на украшенную цветами и огнями набережную: за ярким свечением не видно ни звездного неба, ни темных морских вод. Чимину хочется уйти отсюда, туда, во тьму, в тишину, побыть наедине с собой, ветром, шуршанием песка и шумом прибоя. Он сразу вспоминает пляж Пусана, по которому они с Чонгуком гуляли перед отлетом обратно в Сеул. Чимин тогда так и не решился признаться ему в любви — сколько бы времени, сил и нервов это сэкономило, не будь он таким ссыклом. Чимин снова наступает на те же грабли, но получить от них по морде ему не так страшно, больно и обидно, как позвонить человеку, которого он любит, извиниться перед ним и просто поговорить. Между ними тысячи километров, но Чонгук кажется ближе, чем друзья, которые сидят напротив, увлеченно спорят и жадно поглощают вкусный поздний ужин. Чимин скучает, так сильно скучает по своему Чонгуку... Он уходит один. Идет по набережной, пока ярмарка, ее свет и шум, не остается далеко позади. Спускается по лестнице на пляж и подходит к воде, утопая в остывшем к ночи песке. Смотрит на небо над своей головой, остановившись у влажной полосы прибоя, и задается вопросом, видит ли сейчас Чонгук те же звезды, что и он? Нет, вряд ли. В Сеуле их не разглядеть, сколько ни всматривайся. Чимин достает из кармана ветровки еще одну бутылку пива, которое взял с собой. Он не любит его, но пьет, потому что это еще одно напоминание о Чонгуке: от запаха солода щиплет в глазах. Чимин садится там же, где стоит, и теперь вода омывает подошвы его кроссовок, все глубже погружая их в мокрый песок. Друзья вспоминают о нем только час спустя. Звонят, и Чимин вынужден вернуться. Утром, уже в отеле, с трудом встав с кровати после жестокого похмелья (пиво было не единственным, что Чимин влил в себя, лишь бы забыться хоть ненадолго) и зайдя в ванную, Чимин собирается умыться и замирает с опущенными под кран руками. На левой не хватает кольца на безымянном пальце. У Чимина по спине сходит холодный пот. А дальше начинается Ад. Чимин ворошит весь номер, смотрит всюду, идет будить друзей и дотошно проверяет их номер, где они бухали перед тем, как разойтись спать. Кольца нигде нет. Чимин едет обратно на побережье — последнее место, где он последний раз его видел. Чимин точно помнит, как водил рукой по морской воде, и кольцо было на месте. Друзья едут с ним, терпеливо помогают с поисками, а потом зовут дальше с собой на запланированные экскурсии. Чимин вынужденно соглашается, но вечером снова возвращается к морю. Ищет, но безрезультатно. Находит в интернете магазин на другом конце города и едет туда, чтобы купить металлоискатель. Он возвращается с ним на следующий день, на рассвете, пока друзья еще спят. Им выезжать завтра утром, сегодня особых планов у них нет, разве только куда-нибудь прошвырнуться и вкусно поесть напоследок местной кухни. Чимин планирует весь день провести в поисках. Но он так ничего и не находит. Ветер давно смел его следы, сравняв песок. Здесь были и другие люди. Кольцо могло унести прибоем. Или его кто-то подобрал. Или Чимин вовсе обронил его не здесь, а где-то еще, в том же кафе или общественном туалете, да даже в такси, где снимал перчатки, чтобы расплатиться с водителем. Это становится последней каплей. Чимин больше не может удерживать лавину — она сходит, снося все под чистую. Он ревет без остановки, не контролируя выход дикого напряжения, стресса и эмоций, которые копились в нем все эти бесконечные дни. Он уверен, что сейчас умрет. Ему так плохо, что он на весь день запирается в номере и никуда не выходит, отказавшись от еды. Друзья за него искренне переживают, но помочь ничем не могут — они даже не знают, что произошло. Как и сам Чимин. Что же случилось? Как так вышло, что они с Чонгуком столь нелепо поругались на ровном месте? Почему ни один из них, несмотря на имевшиеся время и возможности, не сделал шага навстречу, откинув свои гордость и обиды? Какое затмение нашло на них обоих в тот вечер и не отпускает так долго? Зачем нужно было проходить через все эти круги Ада, чтобы в итоге вернуться к тому, что было понятно изначально? Чимин, наверное, хотел наказать Чонгука, но по факту наказал самого себя. И после всего, что он по глупости своей сделал, как ему теперь посмотреть ему в глаза? Что случится, когда Чонгук узнает, что кольца больше нет? Он может подумать, что Чимин его выкинул, что он больше не хочет его носить, что в тот вечер они поставили точку в их отношениях, иначе как объяснить это гнетущее молчание с обеих сторон все эти дни? Чимин бьется в истерике. Он снова едет на побережье и проводит там весь вечер и всю ночь. Под конец уже ничего не ищет, тупо лежит на песке и бездумно смотрит в небо. Не ощущает холода, не ощущает ровным счетом ничего, кроме сосущей пустоты внутри — он буквально видит у себя в груди черную дыру, которая постепенно распространяется, неумолимо пожирая его всего. Чимин не в состоянии пошевелить даже пальцем. В последний момент дальнейший маршрут меняется: друг, с которым они должны были встретиться в Чиндо, и его семья заболевают, и поездка туда отменяется. Друзья предлагают Чимину вместе вернуться в Пусан и провести там оставшееся время, потусить, погулять по старым местам, повспоминать былые времена, но Чимин отказывается. Он чувствует себя отвратительно, ему сейчас не до общения и веселья. Чимин не сразу понимает, что заболевает, и пропускает тот момент, когда еще можно избежать катастрофических последствий. Болезнь становится той подлой подножкой, которая валит Чимина с ног навзничь. И он уже не может подняться. Даже не пытается. Впервые в своей жизни Чимин сдается. Он устал бороться. Он просто устал. Той ночью, когда Чимин варится в жаре и бреду, ему пишет Чонгук. Чимин точно знает, что он: у него включены другие уведомления на их чат. Чонгук не писал и не звонил ему девять дней… Чимину страшно взять в руки телефон и прочитать: “привет. я думаю, нам нужно расстаться. давай закончим на этом. спасибо за все”. Чимин смотрит на зажегшийся экран, и его всего лихорадит. Руки трясутся и не слушаются. Чимин несколько раз почти уговаривает себя разблокировать экран и зайти в чат, но так и не решается. Лучше он узнает обо всем завтра. Он откладывает телефон обратно на тумбочку. Снова плачет — не может остановить текущие по щекам жгучие слезы. И неизбежно засыпает, окончательно выбившись из сил. Утром Чимин несколько часов не решается взять в руки телефон. Мечется по комнате, не зная, что ему делать, но потом понимает, что сделать все равно ничего не может. Что бы Чонгук ни написал, Чимину нужно это принять. А дальше он уже поймет, есть ли шанс заставить Чонгука передумать, даже если он все решил. Чимин упадет ему в ноги и будет молить о прощении — он сделает все, лишь бы Чонгук простил его и дал ему второй шанс. Чимин идиот, он правда ужасный болван. Он все испортил — сам, своими руками, своими словами, поступками и действиями. Если бы они поговорили и помирились сразу, если бы Чимин не поставил тогда точку в разговоре, сказав “хорошо” (ничего не “хорошо”!!!) и демонстративно уйдя, если бы пришел к Чонгуку ночью или утром перед вылетом, если бы уговорил поехать вместе или сам передумал уезжать без него… Ничего этого не случилось бы. Зачем Чимину это было нужно? Зачем?! Желая причинить себе боль, которую он заслужил, и даже больше, Чимин все-таки заходит в Какао-чат. Читает несколько сообщений от Чонгука. Перечитывает их много раз. Нет, он понял их смысл с первого, но с каждым повторением ощущает, как уже готовое остановиться сердце начинает биться все быстрей и уверенней. Чимин чувствует, что снова живет. Но предстоящая поездка до Пусана на поезде, откуда он уже сможет вылететь самолетом в Сеул, дается Чимину очень тяжело. И друзей рядом нет, чтобы ему помочь. Он чувствует себя одиноким, разбитым, обессиленным. И отрубается в родительском доме, едва дойдя до спальни. Где-то на крае бьющегося в агонии от вновь поднявшегося жара сознания мелькает тревожное чувство, что он забыл сделать что-то очень важное. Чимин не находит в себе сил попытаться это вспомнить. Он не перезванивает Чонгуку, как обещал, и понимает это только на следующее утро. Еще одна фатальная ошибка. Чонгук тоже больше ничего не пишет. Блядство… Что же это за проклятье такое?! Возвращение в Сеул похоже на последний путь до места казни. Все цвета тошнотворно яркие, мелкие детали невыносимо четкие, звуки пугающе резкие, и солнце на высоте тысяч метров от земли такое красивое… Чимину кажется, он видит его в последний раз, поэтому смотрит, пока глаза не начинают болеть и слезиться. Но даже тогда не прекращает. Чимина постоянно тошнит, голова кружится, во всем теле предательская слабость. Думать тяжело и почти больно. Он не знает, как ему в таком состоянии поговорить с Чонгуком, объясняться с ним так, чтобы он все понял, попросить у него прощения за всю ту боль, которую Чимин ему причинил. Какой же он мудак, зачем он это сделал? Чимин пытается выстроить в своей голове диалог. Подбирает слова и предугадывает ответные реплики. Но все это оказывается ни к чему, потому что по приезду Чонгук его избегает. И это понятно. Это было ожидаемо. Но все равно чертовски больно. Если это продолжится еще три дня, Чимин их точно не переживет. Ему нужен Чонгук. Он так сильно, черт возьми, ему нужен. И Чонгук приходит к нему сам. Говорит с ним, обнимает, прощает. И Чимин снова ревет и не может остановиться, вцепившись в него изо всех сил — он так боится, что Чонгук передумает, что уйдет, что вдруг исчезнет. Что Чимин будет делать, если это вправду произойдет? Если Чонгук навсегда исчезнет из его жизни? С Чонгуком весело. У него отличное чувство юмора, он понимает шутки, не боится самоиронии и не устает смешить Чимина своими приколами и перевоплощениями в других людей и персонажей — никогда не знаешь, что этот парень может выкинуть. Чонгук такой забавный, когда дурачится и даже когда спит, открыв рот и выставив на показ свои “кроличьи” зубки, что Чимину никогда не грозит дефицит эндорфина. С Чонгуком тепло. Он горячий, как печка, и обнимать его одинаково приятно, когда он одет в свои оверсайз шмотки, делающие его большим и мягким, и когда он раздет — одно сплетение твердых, как сталь, мускулов и пульсирующих, выступающих вен. Когда Чимину плохо и грустно, ему достаточно прийти к Чонгуку и забраться к нему под бок или на колени. В объятиях Чонгука тепло и спокойно. С Чонгуком комфортно. И говорить на серьезные темы, и ржать ни о чем, и болтать о ерунде, и молчать, когда хочется отдохнуть и перестать думать. Нежелание говорить никогда не воспринимается Чонгуком предвзято, они не ругаются, если у Чимина плохое настроение и хочется на ком-то сорваться или чтобы никто не трогал. Они уважают личное пространство друг друга, и Чимину не нужно объяснять или отстаивать свои границы. Ему не нужно даже ничего объяснять: Чонгуку достаточно одного взгляда, чтобы понять все без слов, и сделать так, что Чимин сам захочет к нему прийти. Напроситься на внимание и ласку — и получить все и даже больше. С Чонгуком легко. У него легкий характер и тараканов в голове меньше раза в три, чем у Чимина. Чонгук для Чимина как постоянное напоминание о существовании непосредственности, беззаботности, безбашенности и молодости. Рядом с Чонгуком Чимину легче дышать и думать. Все тревоги, думы, загоны, сомнения, страхи — все отступает на второй план. Чонгук учит Чимина быть здесь и сейчас, быть самим собой. Он дарит ему ощущение безопасности — той самой базовой потребности, которая не позволяла раньше расправить Чимину крылья и наконец взлететь. С Чонгуком приятно. Чимину нравится смотреть на него, слушать его, наблюдать за ним, прикасаться к нему, чувствовать его прикосновения. Секс в отношениях не главное, но особенно приятно, когда вы совпадаете на уровне физиологии тоже. Впустить Чонгука в свое тело означало буквально слиться с ним воедино, прорасти друг в друга сосудами и нервными окончаниями, контролировать чужие дыхание и сердцебиение, слышать потребности чужого тела и знать его так же хорошо, как свое собственное. Чимин соврет, если скажет, что это совсем неважно. Для него секс не просто способ получить удовольствие и разрядку в физическом и психологическом планах, это больше про контакт и обмен энергией — то, что делает любые отношения крепче. С Чонгуком хорошо. Между ними больше нет барьеров — Чонгук давно стал частью его самого, естественной и неотъемлемой, и сложно представить, что может быть по-другому. Чимину всегда говорили, что пускать людей так близко — неправильно, опасно и больно; что чем вы ближе, тем сложнее сохранить отношения, ведь любой неверный шаг, любая малейшая ошибка — и ты уже истекаешь кровью, ты из себя больше ничего не представляешь. Но симбиоз бывает разным, и это не всегда паразитизм. В их случае это действительно взаимовыгодные отношения, основанные на доверии, уважении, принятии, заботе и любви. Благодаря этой поддержке они оба двигаются дальше, развиваются и обогащаются внутренне. Это правда приятное чувство — разливающегося мягкого тепла где-то за грудиной, — которое возникает каждый раз, когда Чимин видит Чонгука или просто думает о нем. Порой Чимин размышляет о принципе комплементарности, без которого не существовало бы ничего, ведь исключительно благодаря ему строятся молекулы ДНК — основа любой жизни. Если перейти от молекул к организмам, этот принцип тоже сохраняется. Если вы не подходите друг другу, вы не сможете удержаться вместе — не возникнет прочных связей и гармоничного взаимодействия. Единственное, что Чимин не может для себя решить окончательно: так заложено с самого начала и с этим ничего нельзя сделать, как невозможно изменить свою ДНК, или все же именно способность меняться, подстраиваться и оказывать влияние друг на друга приводит к естественному и экологичному слиянию двух абсолютно разных людей? Может ли быть достаточно одного маленького электрического импульса, одной крошечной искры, чтобы заставить перестроиться уже сформировавшиеся, сложные, многогранные человеческие структуры — так, как это происходит на уровне молекул и атомов? Чимин и Чонгук были предназначены друг другу изначально? Или их работа над собой и беспрерывные попытки наладить и усилить контакт привели к тому, что они имеют сейчас? Это их судьба, или они создали ее сами? Чимин не привык перекладывать ответственность на кого-то другого, тем более, на высшие силы, в которые не верит. Но он ищет сюрреалистичные объяснения, потому что его пугает осознание силы и глубины той связи, которая, как питательная и жизненно необходимая пуповина, соединяет его и Чонгука. Насколько она прочная? Подвластна ли она времени и старению? Что случится, если она вдруг порвется? Обычно Чимин этого избегает, но в некоторые моменты, как, например, случилось в этой поездке по Корее, он невольно задумывается, какой станет его жизнь, если по какой-то причине Чонгука в ней больше не будет. Чимин проектирует свое состояние и окружение, моделирует череду повседневных действий и событий, простраивает связи и границы. Он детально визуализирует свою жизнь без Чонгука. И она есть. Чимин живет. Вся проблема лишь в том, что Чимин себя не узнает: он уже другой человек, совершенно чуждый. Чимин даже допускает, что когда-нибудь этому человеку на его пути встретится другой, с которым ему снова будет весело, тепло, комфортно, легко, приятно и хорошо. Но Чимин с ним все равно не останется. После Чонгука будет другая жизнь, но Чимина таким, каким он есть сейчас, в ней тоже не будет. А значит, что его это никоим образом не касается, тогда зачем думать и переживать об этом? Пережить можно все. Жить тоже можно по-разному. Чимин выбрал свой путь — с Чонгуком — и сворачивать не намерен, куда бы ни уходила дорога. Если надо, он пойдет напролом, через буреломы и болота. Если нужно, он будет плыть или карабкаться в горы. Чимин сделает все, что от него зависит, чтобы не потерять то что имеет. Чтобы не потерять Чонгука. Чимин себе в этом клянется.